Sacrifice

Сердце колотилось быстро, оно гоняло по венам кровь, заставляло меня мелко дрожать. Я дышала часто и глубоко, мне все казалось, что воздуха мало. Развязав пояс, я швырнула его в угол небольшой комнатки, оставленной в полное мое распоряжение. Когда талию не стягивало так сильно, стало чуть легче. Хотелось скинуть и платье, но что-то останавливало меня. Никлас ушел, все ушли, оставили меня одну, мягко толкнув в темную комнату. Глаза не сразу привыкли к полумраку. Здесь было тепло. Тепло и… И сразу же холодно. Я зябко поежилась, погладив себя по острым плечам. Казалось, что меняется температура, но я точно не могла понять: вокруг или внутри меня. Течка. Я так мало знала о ней. Почему Никлас не решил заняться просвещением? Все вокруг пахло так странно. Остро. Мне казалось, что я нахожусь не в теплой пустой комнатке, принадлежащей мне одной, но в подвале. Таком подвале, что лишен сырости, таком подвале, что вмещает в себя тюки дорогих специй. Пряных, тяжелых… Мне то и дело чудился запах корицы, кардамона, гвоздики. Казалось, что кто-то только-только растолок перец в ступке и поднес к моему лицу. Глаза слезились, я поворачивала голову то в одну сторону, то в другую. Инстинктивно. Я плохо понимала, что делаю, действовала по наитию. Тело знало куда лучше меня. Пальцы дрожали, руки тряслись, меня бил озноб. Что-то внутри перестраивалось. Все покинули меня, оставили, бросили, и маленькая омега, прятавшаяся за ребрами все это время, начинала плакать. Она просила чего-то, но я не могла разобрать слов. Разум подсказывал: течка вот-вот наберет силу, инстинкты окончательно победят, и я начну делать то, для чего была рождена. Строить гнездо. Это – странное чувство. Похоже на зуд, навязчивый зуд, от которого никак не избавиться. На задворках сознания возникает призрачный шепот, шепот этот становится все сильнее, сильнее, сильнее, и сил к сопротивлению больше не остается. Это – как призыв к танцу, как тот странный гул, нарастающий в груди, едва я слышу ритмичную музыку. Только сейчас никто не бил в барабаны, нет. Сдавшись, я почувствовала, как руки мои задвигались сами. Пальцы судорожно сжимали подушки, перетаскивая их в самый дальний угол, к стене. Не знаю, всегда ли здесь была эта комната, но запах дома я в ней не чувствовала. Никлас, отец, брат, вся их свита поместили меня в небольшое помещение, размерами напоминавшее скорее шкаф, чем комнату. Вокруг лежали подушки, набитые гусиным пухом, теплые зимние одеяла, несколько пушистых медвежьих шкур. Все строительные материалы, что могут мне потребоваться. Омеги строят гнездо, это омеги гнездятся, чтобы потом укрыть здесь свое потомство. Альфы же только приносят еду и защищают дом, защищают семью. Что-то давило на меня, инстинкты говорили все громче и громче, и мне начинало казаться, будто я схожу с ума. Серые каменные стены казались такими далекими, теперь я думала, что комната слишком широка, что места слишком много. «Гнездо должно быть хорошим, Джун, оно должно быть прочным, теплым, уютным. Сделай хорошее гнездо, не расстрой своего альфу». И я подчинилась голосу омеги. Сегодня победила она. Прикусив губу на короткое мгновенье, я принялась за работу. В полутьме, ведь свет проникал лишь сквозь щель между полом и дверью, сквозь плотно занавешенное окно, замершее у самого потолка. Я складывала вместе подушки, превращая их в стену, стелила одеяла и шкуры, надеясь, что пол будет достаточно утеплен. Я представляла, как буду лежать здесь, поглаживая округлившийся живот, как будет мурлыкать мой альфа рядом… И мне было так хорошо. Нельзя описать словами это блаженство, нельзя передать его кому-то, нет. Лоб мой медленно покрывался испариной, бусинки пота оборачивались каплями, стекали по лицу. Я чуть распахнула платье, понимая, что меня все равно никто не увидит. Не знаю, сколько прошло времени, но мне показалось, что целая вечность, что династии успели оборваться, царства – рухнуть, что Буян давно высох, и на месте его теперь лежала мертвая впадина, а Никласа и меня успели позабыть все вокруг. Я улыбнулась, чуть отойдя от гнезда, чтобы осмотреть его. – Как красиво, – этот шепот заставил меня вздрогнуть. Не я одна любовалась проделанной работой. Я не знала, как и когда мой альфа зашел. Я не чувствовала этого запаха раньше, но сейчас, взглянув на Никласа, поняла, что альфа-феромоны заполнили маленькую комнату удивительно быстро. Кожаный запах заставил меня попятиться назад, к стене, но нельзя было уйти от этого влечения. Меня разрывало на части. – Ты такая умница, Джун, – ласково шептал мой вождь, мой хозяин, тот, для кого и было возведено это жалкое подобие гнезда. – Можно мне посмотреть? «Нет, убирайся», – хотела сказать я. Но омега только кивнула, используя мое тело, она позволила альфе войти, осмотреться, похвалить меня за проделанную работу. Никлас улыбнулся своей пугающей хищной улыбкой. Он прошел вперед. Неспешно, словно был здесь хозяином, и не собирался торопить события, зная, что все равно получит все, чего жаждет. Я неуклюже жалась к стене, продолжая бороться с самой собой, с тем жалким, ничтожным существом, что внутри меня молило о касании альфы. Пальцами я сжала вместе полы платья-кимоно, что игриво приоткрывались на груди. – Как мило, – он указал в сторону небольшого скопления подушек, омега внутри меня знала, что это – ложе для щенка. – Ты будешь такой замечательной мамой, – ворковал Никлас, осматривая сложенное из подушек гнездо. – А это, побольше, – лежбище для нас, верно? – Да, – закивала я, снова поддавшись. – Мне так страшно. Последняя фраза принадлежала не омеге, нет. Она сорвалась с моих дрожащих губ, всплыла в моем разуме, должна была получить ответ. Я потупила взор, чувствуя себя виноватой. Эта мысль душила меня, и она нашла выход в тихой мольбе. Никлас обернулся. Он двигался медленно, будто понимал, какие чувства одолевают меня сейчас, будто действительно не хотел напугать меня еще сильнее. Я закусила губу, плотнее вжимаясь в теплую каменную стену, когда мой альфа приблизился. – В первый раз всегда немного страшно, – шепнул мой альфа, и улыбка на его лице показалась мне не веселой, а понимающей. – Омеги боятся нового. Иди ко мне, я знаю, что нужно делать. – Не надо, – шепнула я. – Мне нужно… Нужно… – Тебе нужен альфа, Джун, – продолжал улыбаться вождь. – Давай, иди ко мне. Мы вместе разберемся, что к чему. Он протянул руки для объятий. Какая-то часть меня подалась вперед, заставила тело сдвинуться с места, но другая, более рациональная, более холодная, напомнила о том, кем является человек напротив. Убийца, насильник, верящий в нелепые древние сказки садист. Я вжалась в стену, и альфе не понравилась моя нерешительность. Он скрыл недовольство за притворной улыбкой, как всегда пытался ввести меня в заблуждение. Никлас подался вперед снова, снова медленно, как подбирающийся к своей жертве хищник. Я отскочила в другой угол, словно лань, увидевшая на водопое рысь. Он пришел сюда не за водой, нет. Я знала, что хищнику нужно мясо, что ему нужна я. Моя душа. В конце концов, Никлас уже получил мое тело, и он получит его еще много раз, он ведь сильнее меня, больше. Если у нас появится общий ребенок, я знала, что что-то перестроится в моем разуме, что-то заставит меня тянуться к альфе сильнее. – Хорошо, – шепнул альфа, скрывая раздражение вновь. – Хорошо, Джун, я подожду. Альфа мягко мне улыбнулся. В его темно-зеленых глазах промелькнуло веселье, и оно не было наигранным. Ничего хорошего меня не ждало. Никлас сделал несколько шагов назад, после принялся расстегивать пуговицы своей рубахи. Медленно, одну за другой. Пуговички покидали вышитые традиционным узором Катров петли, и мне казалось, будто я слышу, как громко шуршит ткань, будто у самого моего уха. Альфа знал, знал об этом, он не мог не… Это невыносимо. По его чуть тронутой загаром коже скатилась капелька пота, и я проследила ее путь. Никлас остался передо мной оголенным до пояса. Даже в полумраке я могла разглядеть рельеф его тела. Слюна скопилась под языком, я отвернулась, чувствуя, что запах феромонов накрывает меня волной. Зазвенела пряжка пояса. Металлическая, выкованная из кинжала, закаленного в последнем бою его близкого друга. – Здесь жарко, правда? – спросил мой альфа, но я не рискнула взглянуть в его глаза, не рискнула подтвердить его слова. – Так и хочется раздеться. Вижу, ты тоже не прочь скинуть платье. – Замолчи, – шепнула я, но Никлас услышал. – Ты ничего не знаешь о моих желаниях. – Почему же, Джун? Я вижу, чего ты хочешь, вижу, как сильно. Ты стесняешься этого? Стесняешься своих желаний? – спрашивал он игриво. – Ты несчастна. Несчастна, он прав, сейчас Никлас не врал мне. Я – несчастна, несчастна потому, что мне никогда от него не избавиться, потому, что мы с моим альфой навсегда были связаны. Но сейчас я не чувствовала его эмоций, концентрируясь лишь на своих. Никлас ходил вдоль теплой каменной стены, медленно стягивая бриджи, а я чувствовала, как жар кипит внутри меня. – Несчастна потому, что не можешь принять себя, смириться с тем, кто ты есть и чего ждешь от жизни. – Я – не животное, – ответила я с надрывом, голос дрожал. – Я – гораздо больше, чем мои инстинкты, чем природа, породившая наш вид. – Ты – омега, – сказал вождь, сбросив бриджи на пол. – Маленькая, запутавшаяся омега, Джун, – чуть холоднее сказал он. – Я помогу тебе найти себя, обрести цель в жизни. Ты увидишь, как прекрасно… Злость заставила меня расхрабриться. – Это не определяет меня! – закричала я, и звук моего голоса, отраженный стенами, многократно усилился, его должны были услышать стражи в другом конце коридора, две беты, которых я могла учуять отсюда. – Даже если я и омега, это вовсе не значит, что все, что меня интересует – это удовольствие альфы! – Но ведь сейчас речь идет не только о моем удовольствии, – он улыбался, рассказывая об этом. – Ты хочешь меня. Я и хотела бы ему возразить, но не могла. Что-то там, глубоко внутри, тянуло меня к альфе, готовому к спариванию. Я чувствовала его запах все острее и острее, жар рос во мне, росло и желание прижаться к его широкой груди. Омега просила меня опуститься перед Никласом на колени, молить его о близости, но я не могла подчиниться ей, даже если сгорю. Неужели во мне не останется гордости к концу этого долгого дня? Никлас ухмылялся, я видела его улыбку в полумраке помещения. Пальцы мои разжались сами собой, сами собой ладони вновь превратились в кулаки. Я больше не пыталась запахнуть платье. Красная ткань разошлась, приоткрывая взору мое нижнее белье: расшитый жемчугом лиф, белые чулки на подвязках, панталоны, не выглядящие целомудренно. Никласу, очевидно, нравились кружевные вставки, раз в одежде, что ждала меня в шкафу, их было так много. – Ты такая красивая, Джун. Я так… Горд, – говорил он, и я слышала в голосе альфы желание. – Я и мечтать не мог о такой красивой жене, когда был сопливым мальчишкой, знаешь. Ты мечтала о таком муже, как я? – Н… Нет, – ответила я нехотя. – Я… Я… В горле пересохло. Я не могла ответить альфе. Заметив это, Никлас ухмыльнулся шире, будто вождь знал, что это означает. Я взглянула на него моляще, вопрошающе, я понятия не имела, чего ждать. По телу моему волной прошла дрожь, альфа все еще мог проникать в мое сознание, и сейчас Никлас пытался успокоить меня. – Подойди ко мне, – сказал мой альфа тихо. Он снова использовал этот командирский голос, правда? Потому что ноги мои задрожали, я почувствовала острое желание подчиниться, сделать то, о чем меня просили. Ведь как иначе я могу доставить ему удовольствие, которое задолжала, связав себя узами брака? Кусая губу, я продолжала прижиматься к стенке, смотря за тем, как Никлас оттягивает резинку собственных трусов, показывая мне дорожку волос, спускающихся вниз. Никогда раньше это не казалось мне…Ни красивым, ни призывным, ни хотя бы приятным. Никлас недовольно вздохнул, он сам шагнул мне навстречу, не дождавшись ответа. Я прикусила язык, но не нашла в себе сил, чтобы уйти, попытаться скрыться от его прожигающего взгляда. Жар внутри меня рос, и я чувствовала, как… Как становится мокро. Стыдясь собственного тела, я опустила глаза к полу, заметив на нем небольшое пятно. Смазка стекала по моим ногам. Как давно? «Ты хочешь меня», – я снова вспомнила его слова. Альфа наверняка знал ответ. Когда я вновь подняла голову, Никлас уже стоял передо мною, смотрел мне в глаза, ухмылялся своей привычной самодовольной улыбкой. Я вскрикнула, когда он прижал меня к стенке, когда навис надо мной, наклонился к уху и задел его краешком своих мокрых губ. Страх все еще теплился в душе, но что-то изменилось в этом холодном неприветливом чувстве. Будто я не боялась самого Никласа, но боялась расстроить его, отпугнуть. Не хочу чувствовать это больше. Его запах никогда прежде не казался мне таким приятным, таким ярким, пьянящим, словно нектар. Я словно пробовала вкуснейшее из всех опробованных мною блюд, словно вновь обнимала маму, словно отняла у вселенной всю ту любовь, что она задолжала мне за долгие годы игнорирования. Взгляд альфы изменился, и только сейчас я поняла, насколько ему тяжело сдерживаться рядом с течной омегой. Он делает мне одолжение, он – такой благородный, такой… Красивый. Мой. – Опустись на четвереньки, – произнес Никлас тихо и твердо, и я не стала спорить. Мы с омегой поменялись местами, теперь я была заперта внутри нее, а мое природное «я» отвечало за тело. На этот раз пришла ее очередь игнорировать мой зов, мой плач, каждую мою просьбу. Жар все рос, и избавление приносил только запах Никласа, только его присутствие рядом, его взгляд, его мягкий голос. Исполнив команду, опустившись перед ним на четвереньки, я ощутила себя лучше, мне стало чуть холоднее, но ясность не вернулась, нет. Я все еще не понимала своих чувств. – Моя хорошая девочка, – проворковал альфа, проведя пальцами по моей спине. – Такая послушная. Это же не сложно, правда? – Правда, – ответила не я, а омега. Он развернул меня лицом к гнезду, подсунул под коленки не то плед, не то шкуру убитого зверя, я не обратила внимания. Когда я попыталась взять его за руку, альфа недовольно рыкнул, запретил мне двигаться, нарушать хрупкую гармонию такого естественного процесса. Я прикусила губу, вернув ладонь на место, ожидая нового приказа. – Вот так, как хорошая девочка. Стой смирно, Джун, и тебе не будет так больно. – Больно? – только и успела спросить я. Никлас не разрывал платье на этот раз. Должно быть, ему так сильно хотелось ощутить мое тело, что не было нужды в этих играх. Кусая губу, я продолжала исполнять его приказ, оставалась на месте, не двигалась, пока руки альфы неласково ощупывали мой все еще не округлившийся в сытости живот, грудь, едва-едва налившуюся. Я знала, что похожу скорее на голодающего подростка, чем на взрослую женщину, принадлежащую к благородному сословию, и сейчас впервые в жизни ощутила за это стыд. – Расслабься, Джун, все хорошо. На этот раз я все прощу, и даже не заставлю тебя просить меня об этом одолжении, – говорил он, бегло задирая платье. – Но я солгу, если скажу, что не думал об этом, испытывая трепет желания. Я бы и хотела ответить ему что-то, но на языке осталось лишь «Да, хозяин». Лучше промолчать. Никлас хотел поиграть, подразнить меня, но не мог больше терпеть. Когда он взял меня, когда вошел до самого конца, я снова вскрикнула, громко и протяжно. На этот раз от боли. Никлас зажал мой рот ладонью, он не желал испытывать жалость в этот момент. Или не мог? – Да, – шепнул альфа мне на ухо. – Хотел бы я послушать, как ты умоляешь меня взять тебя, посмотреть, как ты катаешься у меня в ногах, как выгибаешь спину, лишь бы я вставил в тебя, милая. «Милая». Я проскулила, когда Никлас назвал меня так тепло. Омега радовалась, по ногам моим все еще стекала смазка, и боль медленно сменялась наслаждением. Я забыла о том, как ненавижу альфу в это мгновение. – Не стесняйся себя, Джун, – прорычал альфа в мое ухо, начиная двигаться. Он не был осторожен, и мое тело радовалось этому. Оно хотело одного – поскорее получить свою порцию семени, поскорее зачать, воспроизвести на свет потомство, маленького вождя для большого и жестокого племени. Меня тошнило от самой себя, от этих желаний, от тихого писка, слетавшего с моих губ. От этого постыдного удовольствия... – Вот так, вот так, тебе нравится, – продолжал Никлас. Он знал, что я чувствую, и это делало вещи хуже. Я чувствовала, как жар пылает в груди, чувствовала, как во рту пересохло, как альфа вжимает меня в пол, как пространство заполняет запах его пота. Звук двух мокрых тел, касавшихся друг друга, отражался стенами помещения. Мне нравилось, мне так нравилось происходящее. Я хотела остаться здесь на всю жизнь. Его сильные руки остановились по обе стороны от моей головы, Никлас шептал что-то мне на ухо, но я не могла разобрать его слов, да и сам альфа прерывался, удовольствие накрывало его. Маленькая комнатка заполнилась запахами наших тел, омеги и альфы, и этот безумный коктейль казался чистейшим веществом на земле, самым правильным, самым желанным. – Пожалуйста, – шепнула я, не зная, о чем прошу и кого. – Пожалуйста… – Сейчас, моя девочка, – ответил альфа, прижавшись ко мне сильнее. В последний раз он двинулся особенно резко. Особенно больно, но я не чувствовала ничего, кроме удовольствия, накрывшего меня волной. Я растворилась в ощущениях, исчезла, впервые в жизни мы с омегой, жившей внутри меня, стали единым целым, мы хотели одного. Я была ею, она – мной, и все встало на свои места, все шло так, как должно было. Голову мою заполнили мысли о потомстве, о щенках, которых я скоро рожу, о том, как Никлас будет приходить к нам вечерами, о том, какая я счастливая. Больше мне ничего не нужно. Я плохо помню, как альфа перенес меня в гнездо, как укрыл сначала своим телом, а после тяжелым зимним одеялом, набитым плотным гусиным пухом. Я плохо помню, как он снова взял меня, спустя несколько мгновений, могу сказать лишь, что умоляла его об этом, мои губы все еще помнят высказанное желание. – Я люблю тебя, – шепнула я, но не помню, в какое мгновение. – Ох, Джун, ты такая лапочка, – ответил Никлас, и я чувствовала его счастье, настоящее счастье, теснившее грудь. – Да. Я люблю тебя. Это все, о чем я просил, все, чего хотел. Никлас прижимал меня ближе, и я чувствовала запах его тела, чувствовала, как оно вновь наполняется похотью. Мои желания перестали быть такими важными в это мгновенье, его удовольствие встало на первый план, и тихий шепот разума, призрачный вопрос «так и должно быть?» не нашел ответа. – Да, – произнес в тишине альфа, лишив меня необходимости думать.