Sacrifice

– Никлас, – только и смогла я произнести, чувствуя, что губы немеют от ужаса. А альфа, тем временем, заинтересованно приподнял бровь, будто он не знал собственного имени до этого момента... Вся моя уверенность прошла, испарилась, будто ее и не было вовсе. Холодная улица уже не манила так, как минутой ранее, краски потеряли свою яркость, все вокруг будто окутала серая дымка, припорошило не снегом, а пеплом. Я прикусила губу, отводя взгляд. Не могу, не могу смотреть в эти глаза, полные колючей злобы, меня того и гляди пронзит стрелой, пущенной из его зрачка. Альфа уже сердился на меня прежде, но никогда ещё он не был зол так сильно. «Дела плохи», – услужливо подсказала омега внутри меня. Она не радовалась, нечего тут улыбаться. Какая-то ее часть любила наказания, но сейчас чувствуя, каким будет предстоящий разговор, даже она не испытывала удовольствия. Никлас ждал, в его почти чёрных от гнева глазах не было ни капли жалости, ни единой крупицы любви... Меня действительно ждёт что-то страшное, что-то серьезное. Прядь белых волос выскользнула из-за уха и припала к моей щеке, будто погладила. Последняя ласка, доставшаяся мне в тот день. Холодок прошелся по позвоночнику вверх, заставил меня поежиться. Не знаю, что именно дало команду: первобытный дикий инстинкт или разум, взращенный нашим гнилым обществом, но я поспешила подняться по ступенькам вверх, скрыться с глаз Никласа как можно скорее. Я развернулась к альфе спиной и побежала наверх, что было сил. Конечно же, я знала, что не смогу сбежать, просто что-то внутри отчаянно желало оттянуть горький момент расплаты. Позади послышался весьма довольный смешок, альфа этого и ждал, на это надеялся, покидая город. Взбираясь по винтовой лестнице, я пару раз споткнулась, испачкала дорогое платье, упав на пыльные ступени… Никлас хотел, чтобы так и было, да? Послушание, мой дорогой альфа хотел, чтобы я выполняла все его приказы. Вряд ли весь его поход был одной большой проверкой, но все же эту мысль я не могла отмести. Никлас вполне мог устроить что-то подобное ради того, чтобы потешить свое эго. Не знаю, что я ожидала увидеть, вернувшись в спальню. Спасение? Тайный ход, которого здесь никогда не было раньше? Рыцаря из отцовского отряда? Я прекрасно знала, что ничего здесь нет, кроме кровати, кроме четырех стен, держащих меня взаперти, и все же жалобно заскулила, в очередной раз в этом убедившись. Альфа произнёс что-то в ответ на мой несчастный тихий плач, но мне не удалось услышать, пульс слишком громко стучал у моих висков. Никакой разницы. – Ты даже не можешь представить, Джун, золотце, как это жестоко с твоей стороны. Я вернулся не с прогулки, я был на войне, видел, как умирают мои и чужие люди, – альфа поднимался по ступеням медленно, но не потому, что устал, нет. – Мои руки в крови, – он сделал паузу, и на долю секунды мне показалось, будто в воздухе стоит металлический запах смерти. – А ты встречаешь меня вот так. – Я ведь не сделала ничего плохого, – шепнула я самой себе, потому что знала, Никлас не поймёт. – Я ведь просто... Вышла из спальни. – Ты ослушалась меня! Никлас крикнул, и голос его эхом пронёсся под потолком каждой комнатки этого холодного замка. Он не в гневе, нет… В бешенстве. Обернувшись, я снова взглянула в его глаза, два ледяных мшистых болота. Человеку, не знавшему моего альфу так тесно, могло бы показаться, будто тот совершенно спокоен. В его глазах не пылало ни единой искорки, в фигуре не было напряжения, даже движения его были плавными и тихими, слишком осторожными для таких крепких мышц. Но меня ему не обмануть. Раньше я уже была дурочкой, считая, что дураком являлся Никлас. Я всегда смотрела на него свысока, не замечая за ним ни единого проблеска разума, равняя ко всем другим альфам, не умеющим держать себя в руках, подверженным одной только эмоции – гневу, но сейчас... Я видела, чего он стоил на самом деле. Нет, он вовсе не был еще одним тупым альфой. Никлас медленно повел плечами, нервно оглянулся, словно оценивая, смогу ли я проскочить мимо него, если решусь броситься вниз. Он уже снял латный доспех, остался лишь в кожаном нагруднике, спасавшем от стрел и копий, я могла видеть бледную кожу его мускулистых рук, незащищенную шею. Альфа пытался утихомирить бурю в своей душе, и сквозь нашу связь до меня доносились её отголоски, слабые сигналы бедствия. По лёгкому подрагиванию пальцев, по склоненной вбок голове, по тону его голоса можно было понять, что что-то неладно, Никлас не давал себе волю, он держался из последних сил, и в моих интересах было обеспечить ему покой. – Прости, – ответила я, понимая, что дерзить сейчас не стоит, он ещё никогда прежде не был таким разъяренным, и не ясно, что ждет дальше. – Я не хотела тебя расстроить. «Я боюсь тебя», – шепнула Никласу омега внутри меня. Но ее никто не услышал. Мой альфа вовсе не был сентиментальным, сейчас он не был расположен даже к самому примитивному сочувствию, но, все же, заметно смягчился. Поток эмоций, проходящих сквозь брачную метку, утих, злость отдавалась слабой пульсацией. Никлас закрыл за собой дверь, когда я прижалась к холодной стене спиной, когда осталась у противоположного края комнаты. В камине еще тлели старые угли, но тепла от них почти не было. Никлас запрещал топить здесь, но, если бы я слушалась, я бы замерзла и заболела… Может, он понял, сколь нелепы иногда его требования? Нет. Едва взглянув в потемневшие от гнева глаза Никласа, я поняла, что ошиблась. Сейчас он не так рационален, как обычно. Должно быть, это – искренность подействовала. Я ведь действительно не хотела, чтобы он на меня злился. В первую очередь потому, что это мне же и выйдет боком, не потому, что желала Никласу только добра. – Ты прекрасно знала, что это меня разозлит, Джун, – говорил он до дрожи спокойно, лучше бы альфа кричал, выражал гнев в привычной его племени манере. – Знала, но все равно делала. – Откуда же я могла это знать? Ты ведь сказал, что хочешь, чтобы я чувствовала себя хорошо, и... – Не пытайся изображать дурочку, Джун, – огрызнулся Никлас, и выдержка на мгновение покинула его, эмоции победили. – Если бы ты была той, кем пытаешься прикинуться сейчас, я бы никогда не выбрал тебя в жены. – О, мне бы могло повезти, – ответила я. Вот черт. Это высказывание соскользнуло с губ само собой, я не успела ни оценить риски, ни продумать слова более тщательно. Что-то столкнуло их, выбросило в лицо альфе и затаилось, ожидая его реакции. Голова закружилась на мгновение, волнение накрыло волной, прокатилось по телу нервной дрожью. Я плотнее вжалась в каменную стену. Оказаться бы сейчас где-то далеко отсюда, забиться в угол и не вылезать оттуда никогда. – Считаешь меня своей неудачей? – в голосе Никласа не было ни гнева, ни волнения в этот раз. В нем было что-то иное, темное и холодное. – Думаешь, я даю тебе мало свободы, тебе нужно больше, да? Впрочем, чему я удивлён. Попади ты в лапы любого другого альфы, встала бы у руля, назло всем привычным укладам. – Моё удобство выбивается из приличного уклада? – Я не позволю тебе говорить со мной в таком тоне, – шикнул Никлас, голос его снова был спокойным и тихим, и это заставляло меня дрожать. Я должна была плакать. По всем законам природы, правилам всемогущего мироздания – я, маленькая слабая омега, должна была залиться слезами под тяжестью страха и сожаления именно сейчас, в это мгновение. Может, тогда Никлас не поступил бы со мной так жестоко, может тогда наказание, ждавшее меня в будущем, было бы гораздо более мягким? Может. Только я не могла заплакать. О, нет, страх оставлял меня ни секунды, просто привычных слез он с собой не приносил. – У тебя не должно быть своего взгляда на удобство, – улыбнулся Никлас, медленно сокращая расстояние между нами. – Ты должна находить удобным и приятным то, чего я от тебя требую. Я открыла рот, чтобы ответить, но тут же откинула эту идею. Лучше промолчать, я и без того сделала много. Омега, жившая глубоко внутри, ударила меня под ребра, заставляя смолчать, проглотить обиду. Альфа и без того зол на нас, если доводить его и дальше – кончится плохо. Во власти Никласа вся моя жизнь, и он может превратить её в сущий ад, дав всего пару приказов. – На кровать, – скомандовал он тихо. На остатках его кожаного доспеха кое-где виднелась запекшаяся кровь. На оголенных сейчас руках виднелись новые царапины, свежие, все еще красные. Он вернулся с битвы, с хорошей битвы, а я должна была послушно ждать дома. Тело отреагировало быстрее разума, я невольно сделала шаг к кровати, но, вернув власть над собой, тут же остановилась. Я взглянула в зелёные глаза Никласа, надеясь отыскать в них хоть каплю сомнения, но альфа выдержал мой взгляд твёрдо. Пришлось с позором отвернуться, виновато потупить взгляд. Он полностью уверен в том, что поступает правильно, а меня одолевали сомнения. – На кровать, – повторил мой вождь более властно, используя одну из своих альфа-уловок. «Давай же, не тяни, все равно придется послушаться», – шепнула омега мне. Я поджала губы, чувствуя, как страх затапливает мышцы свинцом, как движения мои сковывают темные чары. На кровать. Кровать оказалась мягкой и тёплой, когда я опустилась на неё, Никлас довольно хмыкнул. Гнев его чуть поутих, и по нашей связи до меня добралась только похоть. Он соскучился, пока был в походе, он хотел скорее приступить к делу, а я больше не могла тянуть. Альфа никогда не обидит свою омегу. Я не так много знала о своей и его природе, но эту истину хорошо заучила. Что бы ни случилось, альфа никогда не накажет меня... Фатально. Он даже не должен бить меня, хотя случаи и бывали. Наверное, поэтому я не так сильно испугалась в следующее мгновение. Я лежала на кровати, опустив лицо к остывшему матрасу, а Никлас, подобравшийся сзади, сжал мою шею. Он сдавил её сильно, так сильно, что у меня не было сил дышать. Я не пыталась вырваться, покорно ждала, пыталась понять, что будет дальше. Пульс шумел у висков все громче и громче, страх поднимался по позвоночнику вверх, пальцы покалывало. Сердце колотилось в груди, но страх уже не имел надо мной той абсолютной власти. Я оставалась в здравом рассудке, с ума сходила лишь часть меня, та маленькая никчемная часть, отвечающая за инстинкты. Я хотела ответить что-то колкое, я могла бы, ослабь Никлас хватку... Он, несомненно, понимал, чувствовал сквозь нашу связь. Слышался звон пряжек, одной рукой альфа держал меня, другой скидывал с себя одежду. В комнате теперь пахло потом и альфа-феромонами, неприятный коктейль. Я слабо завозила ногами, но оказалась вжатой в кровать чуть сильнее, так Никлас велел мне успокоиться. На какое-то мгновение мне показалось, что альфа приложил слишком много силы, что он повредит мой позвоночник следующим таким касанием, что он слишком резок... Но мой страх ничего не дал. – Где же твоя смелость сейчас, золотце? – спрашивал он спокойно. В голосе альфы не было веселья, за ним пряталось что-то темное, что-то горькое. Я хотела, хотела ответить, клянусь, что хотела сказать ему все, что думала... Но губы не подчинялись. Моим телом управлял кто-то другой, не страх взял бразды правления, не ужас, нет. На мгновение мне показалось, что каждым мускулом моим сейчас управляет альфа, что он решает, что я буду делать, что буду говорить, а что – слышать. – Мне нужно всегда быть с тобой рядом, чтобы ты вела себя прилично? – спрашивал он, и голос Никласа становился громче, с каждой секундой все громче и громче. – Ты даже на расстоянии не даёшь мне никакой... Свободы, – вымолвила я с большим усилием, воздуха не хватало. – Я не могу и шагу ступить! В тишине, воцарившейся после моих слов, будто слышался тонкий хруст разлетевшегося на осколки стекла. Что-то надтреснуло, и спустя мгновение я поняла: это терпение моего альфы разлетелось на мелкие кусочки, больше не осталось ничего, стена, сдерживающая его гнев, рухнула. Никлас сдерживался из последних сил, но моя болтливость уничтожила ту преграду, что отделяла его от бешенства. – О, так ты считаешь, что все это время была несвободной? – спросил альфа, но я не ответила. – Думаешь, я был жесток раньше? Он убрал руку, помолчал, стоя надо мной ещё несколько минут, а после удалился. Никлас вышел из спальни, громко хлопнув дверью, что-то упало с одной из полок, что-то громко задребезжало, опасно близко придвигаясь к краю. Для меня, испуганной и растерянной, все происходило быстро, на деле же Никлас ждал несколько минут, прежде, чем покинуть спальню. Может, он хотел, чтобы я продолжала говорить? Жаль, с губ не слетело ничего путного. По связи мне передавался его гнев, он больше не накатывал волнами, теперь тот стелился сплошным ковром. На долю секунды меня захватила паника, разум погряз в тумане, предвкушая беду. Не знаю, как долго я лежала там, на кровати, как долго смотрела в распахнутое передо мною окно, но, когда Никлас вновь появился на пороге, я поджала губы. В руках у моего альфы были веревки. Огромные их мотки. Я не смогла сдержать испуганного вздоха, смутно осознавая, что к чему. Никлас, несомненно, услышал его, он улыбнулся, в глазах вождя загорелось удовольствие. Вот оно. Вот его истинная натура. Никлас рад был наказать меня, рад выпустить гнев, копившийся в его теле слишком долго. Да, в начале он пытался сдержаться, но теперь, когда тормоз отпущен, альфа по-настоящему счастлив. У него появился повод поставить меня на место со всей жестокостью. – Иди сюда, – притворно-ласково сказал он. Вдруг он ударит меня? Несмотря на осознание, пришедшее ко мне, я все же не смогла воспротивиться инстинкту. Альфа использовал свою власть, использовал гормоны, запахи, он знал об этом больше меня. Я не успела осознать случившееся, а Никлас сократил расстояние между нами, когда я успела сделать первый шажок. Дверь вновь оказалась заперта, я – прижата к кровати, и платье, что не особенно сильно мне нравилось, полетело на пол, превратившись в рваные тряпки. Его руки оказались жесткими и горячими, Никлас трогал меня неаккуратно, даже не пытаясь принести удовольствие. Он поворачивал меня, будто игрушку, игнорируя тихие стоны, срывавшиеся с моих губ. От него действительно пахло кровью, кровью и потом… Первым делом он пришел ко мне, а не в душ, не к слугам, готовым встретить его с большим радушием. Раздев меня, Никлас отшагнул назад, он смотрел на меня вот так, голый по пояс... А я должна была наблюдать, должна была смотреть и не отворачиваться, когда он избавлялся от оставшейся одежды сам. – Ты еще соскучишься по старым устоям, – шепнул он, когда я увидела, как альфа возбужден, когда на Никласе не осталось ни клочка ткани. Заметив, как испуганно я взглянула на его член, альфа широко улыбнулся. Ненавижу. Ненавижу это. Он взял меня за лодыжку, горячие ладони обжигали больнее раскаленного железа. Альфа потянул мою ногу на себя, а я не успела и пикнуть, как оказалась связанной. Никлас привязал одну мою ногу к правому древку кровати, другую – к левому, чтобы они оставались максимально разведенными для него. Я заерзала, чувствуя всю глубину унижения. Быть обездвиженной, лишенной базовой возможности… Страшно. – Мне больно, – шепнула я, когда альфа взял меня за руку, сжал запястье. – Как жаль. Ты потерпишь, Джун, я в тебе не сомневаюсь, ты на многое способна, если захочешь, – ответил он холодно. – Ты сама во всем виновата. – Никлас, я… – слезы прорезались в моем дрогнувшем голосе, они покатились по щекам крупными каплями, нос защипало. – Сама виновата, – настойчивее повторил Никлас, даже не взглянув в мое лицо. – Руки, золотце. Он подтолкнул вверх мои локти, но руки на весу я держала сама, держала их по его требованию и плакала. Некрасиво, почти истерично, так, что лицо раскраснелось под тяжестью эмоций. Громкие всхлипы то и дело срывались с губ и растворялись в пространстве, я хныкала, ища утешения, но альфа оставался неприступным. Он связал вместе мои запястья, а после потянул веревку вверх, выше и выше. Только тогда я заметила крюк над нашей кроватью. Его вбили в каменный потолок, но для чего именно – не знаю, и при мысли о том, что Никлас готовил это наказание заранее, я заплакала еще громче. Закрепив веревку, альфа мягко потрепал меня по спутавшимся волосам, будто похвалил собаку, не пытающуюся взобраться на стол в течение всего хозяйского обеда. – Тебе же лучше, если ты больше не скажешь ни слова, Джун, – произнес он, сжав мои щеки так, что слезы мои теперь текли по его пальцам. – Ясно? Мне ясно. В подтверждение я кивнула, и Никлас довольно ухмыльнулся мне в лицо. Он разжал пальцы, а после взял кусочек шелковой ткани, неизвестно откуда взявшийся на простыне. Он… Он принес его с собой? Кажется, так. Никлас убрал назад мои волосы, мягко погладил меня по щеке, на секунду задумавшись. Не знаю, решал он, необходимо ли вся эта жестокость, не знаю, запоминал ли он момент… Помню только горькую усмешку на этом бледном после похода лице. – Почти идеально, – произнес он. Никлас завязал мне глаза. Это – худшее, хуже, чем лишить меня возможности двигаться. Я бы предпочла не дышать, если бы мне предоставили хоть какой-то выбор. Холодная скользкая ткань щекотала кожу, не пропускала свет, но впитывала мои слезы. Я заерзала, понимая, что тону в захватившей мой мир темноте, по рукам прошлась мелкая дрожь, и Никлас раскатисто рассмеялся. Его веселил обуявший меня ужас. Раньше я никогда не боялась темноты, просто знала, что ничего в ней нет. Теперь же, понимая, что по ту сторону непроглядного мрака стоит мой альфа, что он отрезал меня от мира, что он – единственный из всех может распоряжаться моей жизнью... Меня захватила паника. Я не смогла ничего сказать, ведь Никлас положил свою тёплую ладонь на мои искусанные губы. Вторую руку он уместил на моем затылке, в его широких ладонях моё лицо казалось невероятно маленьким, как у ребёнка. Страх встал в горле комом, я не могла дышать полной грудью. Альфа не пытался принести мне удовольствие, он не готовил меня к своему приходу. Всё произошло быстро, я не успела намокнуть. Никлас одним рывком вошёл в меня, и ему пришлось приложить усилие, чтобы выполнить задуманное. Должно быть, альфе тоже было больно, ведь едва действие завершилось, тот издал тихий стон, не до конца наполненный удовольствием. Я закричала в его ладонь. – Ты ещё поймёшь, Джун, что это такое. Быть несвободной, быть запертой по-настоящему, – говорил он, двигаясь быстро. – Ты еще… Ты все поймешь, ты будешь моей маленькой послушной омегой. Никлас сразу же задал свой любимый темп, тот, что заставлял кровать трястись, будто карета на ухабах. Он был слишком большим для меня даже в редкие моменты желания, сейчас же, когда нутро мое было сухо… Внизу моего живота росла боль, кожа альфы была горячей и липкой. Он входил до самого конца, своим впалым животом я чувствовала сталь его мышц, прижатых ко мне без особой нежности. Никлас все сжимал свои ладони, губы его прижималась к моему уху, альфа что-то шептал, но я не слышала... Слезы не останавливались. Они катились по моим щекам крупными холодными бусинами, Никлас провел по моей коже языком, собирая их соль. Боль нарастала, никакого удовольствия не было в моем теле, даже омега, так любившая ощущение беспомощности, испуганно сжималась в своей тесной клетке. – Избаловал тебя... – прерывисто говорил Никлас, движения его становились резкими и короткими. – Ничего, ничего... Вот так. Здесь и моя вина есть, – он будто говорил сам с собою, будто размышлял вслух. Я молчала, могла лишь всхлипывать. Кажется, альфа говорил еще что-то еще, кажется, что он шептал что-то мне на ухо, но я не разбирала слов, не могла поверить в происходящее. Мое тело дрожало, оно полнилось страхом и болью, больше не было ничего. Какая-то часть меня действительно думала, будто это я во всем виновата, другая же гнала эти мысли прочь, но не могла справиться. Что, если я собственными руками рушу все шансы на обретение счастья? Насытившись, альфа замер, он прижал меня к себе особенно крепко, особенно плотно, мне стало нечем дышать. Член Никласа дрогнул во мне, я чувствовала уже знакомую пульсацию, понимая, что все завершилось. Семя его уже стекало по моим бедрам, пачкая безупречные некогда простыни. Я шмыгала носом, продолжая плакать, меж ног саднило, что-то жгло изнутри. Я все еще не могла ничего видеть. Все закончилось, но альфа не снял путы, не развязал повязку, нет. Время остановилось для меня. Никлас гладил мою спину, гладил мои ноги, водил пальцами по моим узким плечам, пока те сотрясались от накативших рыданий. Он тянул время, ждал, наслаждался. Я не знала точно, но могла догадаться: все это время альфа улыбался происходящему. – Ты поиграла в свободу, правда, Джун? Тебе хватит надолго. Следующую неделю ты проведешь ровно в этой позе. Тебе нельзя ни двигаться, ни смотреть в окошко или куда бы то ни было, а убирать за тобой будут служанки, – с садистским удовольствием рассказывал мне Никлас, губы его почти касались мочки моего уха. – Ты будешь умолять меня вернуть старые порядки, вернуть тебе возможность ходить по этой хорошенькой комнате и любоваться нашим садом. На этот раз Никлас не ошибся.