Sacrifice

– Никлас, – я сдержанно улыбнулась, когда он вошел в комнату. «Не в духе», – тут же поняла я. В его темно-зеленых глазах плясали недобрые искры. Альфа мой ушел несколько часов назад, он не должен был возвращаться до самого вечера, а все же… Вот он, здесь. Вместе с Никласом в спальню вошел и поток холодного воздуха, я вздрогнула, чувствуя, как стайка мурашек прокладывает себе путь от одного моего плеча до другого. Нехорошо. Омега внутри меня поджала пальчики на ногах и забилась в самый дальний угол. Я слышала ее тонкий писклявый голосок: «Смягчи его, скажи что-то хорошее, скажи что-то нежное», но я молчала, не желая подчиняться. Что я могу сказать, если даже не знаю, что именно его расстроило? Никлас закрыл за собой дверь, и я невольно закусила губу, понимая, что альфа не отводит от меня взгляда. Может, он узнал, что я снова шарилась в его голове? Черт. Тогда дело плохо. Отношения наши только начали налаживаться, я вложила столько сил в раскрытие его тайны, и… Сейчас все пойдет прахом. Я вжалась в спинку оббитого оленьей кожей стула, когда альфа двинулся в мою сторону. Он молчал, не произнес ни слова с момента своего возвращения, и самые страшные мысли теперь роились в моей голове. Может, омега говорит дельные вещи? Может, его нужно успокоить? – У тебя что-то случи… – начала было я, но не успела закончить фразу, супруг мой оказался напротив. – Ни слова, – сказал он тихо, ледяным тоном. «Не в духе», – повторило мое сознание. Я мелко кивнула, кивнула не один раз: затрясла головой, как умалишенная. Под белой шелковой сорочкой все так же бегали мурашки, в голове творился хаос. «Он ведь уходил на тренировку, верно?», – спрашивала я саму себя, пытаясь вспомнить. Альфа поднял меня на руки, прижал к себе так крепко, что воздух покинул мои легкие. Губы Никласа припали к моей шее. Он старался быть нежным, как мог: это чувствовалось в каждом движении. Альфа изгибал кончики пальцев, точно стараясь не вонзать их в мою плоть, а лишь мягко прижимать. Я хотела позвать его по имени, заставить объясниться, прежде, чем все продолжится, но губы не шевельнулись. Супруг ведь велел мне молчать. Чувствуя, как мышцы сводят от внезапно накатившего страха, я упала на кровать. Никлас навис надо мною, нас разделяло лишь несколько миллиметров, скудная капля пространства, вместиться в которое могло лишь облачко его дыхания. Я прикусила губу. Альфа скидывал одежду. Зима, казалось, ничуть не смущала Никласа, он не наряжался в сто слоев одежды, как я. Может, добытый в кровавой бойне мех греет альф лучше, чем нас, омег? Жаль, сравнить нет возможности… Никлас не разрывал зрительного контакта, медленно снимая пропитанную потом рубаху, скидывая кожаный полудоспех, ушитый обрывками меха. Мне хотелось отвернуться, хотелось увести взгляд в сторону, но что-то мешало. Никлас приворожил меня, загипнотизировал… Под кожей заворочалось что-то, доселе дремавшее долгим сном. Похоть? Я сглотнула слюну, скопившуюся под языком. На мышцах моего альфы застыли мелкие капельки пота, скудный свет отражался в них. Никлас поцеловал меня, его губы коснулись моих, и в движениях альфы уже прослеживалась привычная грубость. Желание крепло, вытесняло разум, пробуждая в Никлас животное. Жаль только… жаль, что что-то пробудилось и во мне. Омега шла альфе навстречу. Она скреблась с той стороны моих ребер, желала процарапать дыру в моей груди и прижаться к Никласу как можно ближе. Губы медленно начинали болеть от поцелуев. Альфа обхватил мое запястье пальцами, после поймал и вторую руку, чтобы завести обе за мою голову. Никлас издал тихий рык, он желал поскорее приступить к делу, и я тихо всхлипнула, испугавшись чего-то. – Тише, тише, – проворковал альфа, взглянув мне в глаза. – Не бойся, Джун. Расслабься, – его дыхание оказалось горячим. Я прикусила губу, отводя взгляд… Ненадолго, впрочем. Свободной рукой Никлас взял меня за подбородок и вернул на место, его черные зрачки смотрели не в мои глаза, в саму душу. Я чувствовала, как пылают щеки. Никлас стоял надо мной почти голым, он не стал избавляться лишь от пояса, да и то потому, что застежки требовали слишком пристального внимания. Ночная рубашка в этот раз не оказалась разорвана, Никлас чуть поднял ее подол вверх. – Пожалуй, ты права, в растопке камина есть свои плюсы, – ухмыльнулся альфа, прижавшись ко мне ближе. «Я не носила подштанников», – закончила я за супруга. Доступ к телу в тепле открывался быстрее. Никлас придвинулся ко мне, и бедром я ощутила его возбуждение. Омега внутри сыграла мне на руку: избавила от лишней боли. Она хотела альфу, потому смазка уже испачкала подол моего домашнего платья. Никлас улыбнулся, прижав губы к моему лбу, я тихо вскрикнула, когда он вошел в меня. Каждый раз… Каждый раз чувство странное. Словно в огромном котле с удовольствием растворили несколько ложек стыда и боли. – Ты скучала? – шептал он, медленно набирая темп. – Я так скучал по тебе, я думал… – дыхание моего альфы сбивалось от наслаждения. – Думал о том, как ты стонешь… Как кричишь подо мной. Покричи, Джун, давай же… «Только не делай мне больно». Мне не хотелось отвечать ему. Чувства накрыли тяжелым пуховым одеялом, я плотнее сжала губы, но не смогла сдержать растерянного всхлипа. «Зачем ты сдерживаешься?», – спросила меня омега, и я не смогла найтись с ответом. И верно, зачем? Никлас двигался медленно, он растягивал удовольствие, не желая заканчивать нашу игру раньше срока. Я чувствовала, как он движется во мне, как задевает самые чувствительные нервы. Его ладонь все еще сжимала мои запястья, и чувство это напоминало то, что я терпела несколько недель назад… Когда он подвесил меня на крюк. Страх накатывал волной, он то отступал, то вновь накрывал меня, мешая удовольствие с болью. Альфа пах потом, все острее и острее, я боялась смотреть в его глаза, ведь зрачки словно с каждой минутой становились лишь больше, оттесняли радужку к самому краю. «Думаешь, я – животное», – голос Никласа эхом пронесся по моему разуму, я прикусила губу, взглянув в его лицо. Альфа улыбнулся. Он наклонился ниже, вошел особенно глубоко, заставляя меня закричать. Никлас задержался на долю секунды, он поцеловал меня в лоб, точно благословляя на что-то… В следующее мгновение он уже не был так нежен. Он брал меня так, как хотел с самого начала: без жалости. Мой несчастный тихий писк превратился в оборванные вскрики, и я сама не могла понять, что в моем голосе звучит. Это страх или удовольствие? Бедра Никласа ритмично касались моих, звук двух соприкасающихся тел заполнял пространство, и внизу живота моего росло хорошо знакомое чувство. Удовольствие крепло, пальцы ног медленно поджимались, а с губ слетали едва различимые слова. – Я… Я… Я сейчас… «Задохнусь», – хотела сказать я, ведь воздуха не хватало. Но оргазм прервал мою речь. Наслаждение затопило, и Никлас зарычал, нависая надо мной. Он замер, вошел как можно глубже и застыл, тяжело дыша. Комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь шумом воздуха, бежавшего из наших легких. Страх ушел, когда альфа отпустил мои запястья, но на смену ему пришло еще одно чувство, которого я не ждала и не желала. Чувство стыда. Я знала, что близость альфы не была мне так откровенно неприятна. Что-то внутри тянулось к нему, что-то наслаждалась этими касаниями, запахом его большого сильного тела, взглядом, что заставляло меня молчать… И это – не только омега. Я прикусила губу, когда Никлас лег рядом со мной, когда он, тяжело вздохнув, перевернулся на спину и возвел взгляд к каменному потолку. – Лекарь сказал, что ты просила у него какие-нибудь книги… Об омегах. О том, как вы устроены и чего ждать от собственного тела, – альфа заговорил первым. – Да, я хотела почитать что-нибудь. – И почему же ты выбрала именно такую литературу, Джун? – спросил Никлас, и по голосу его трудно было понять, доволен альфа или разочарован. Если он узнает, что я хочу знать, как лучше всего проникать в его сны – не видать мне ни книг, ни свободы. Я вновь прикусила губу, думая о том, что бы выдать за правду. В мутное серое стекло врезалась подхваченная ветром сухая ветвь, Никлас, подчиняясь рефлексу, повернул голову в сторону звука. Нет, на этот раз никакой опасности, просто ветка. «А откуда здесь ветка?», – спросил меня голос разума. Деревьев в округе нет, ближайшие составляют рваный край Запретного леса. Неужели оттуда? Но это – слишком далеко… Может, северный ветер отломил кусочек от колючего кустарника, высаженного в нашем саду? Я вспомнила чудовищное растение, и в голове моей пронеслась только одна мысль: «Нет, это чудовище так просто не сломать, не зря ведь Никлас велел посадить именно это». – Джун? – голос альфы вывел меня из задумчивости. – Я хочу стать матерью, – выпалила я первое, что пришло мне в голову. Я все смотрела в каменный потолок, любовалась искусством кладки, изучала швы, что видела каждое утро и каждый вечер… А вот Никлас повернулся лицом ко мне. Я опасалась смотреть альфе в глаза: он мог раскрыть меня с одного лишь взгляда. Впрочем, я не врала ему так уж откровенно. Какая-то часть меня мечтала о материнстве, мечтала прижать к груди ребенка, зачатого моим альфой. Та часть, о которой я хотела узнать как можно больше. Боковым зрением я заметила, как губы моего вождя вытягиваются в улыбке. – Мне хочется поскорее выполнить свой… Долг, – сказала я тихо, слова эти дались мне тяжело. – А для этого нужно лучше понимать свое тело. – Думаешь, в этих книжках будет руководство о том, как побыстрее забеременеть? Я могу сам рассказать тебе, что для этого нужно, – довольно говорил альфа. – Моя мама ведь умерла очень рано, – ответила я, приглушая его веселье. – Мне никто не рассказывал, как быть омегой. Никлас прикусил губу. Радость, доносившаяся до меня по нашей связи, чуть стихла, альфу смутило упоминание мертвой родственницы. Его мать тоже умерла рано, это – не редкость в нашем краю. Омеги беременеют часто, и не всегда беременность оканчивается родами. Особенно поздняя. Женщины гибнут и в родильной горячке, они умирают от подхваченных простуд, от потери крови, причин тысячи. Самое сокровенное желание омеги всегда было для нее и самым опасным. Альфа не нашел слов утешения, и я знала: он очень старался. Мысль эта отчего-то тронула меня, заставила улыбнуться и повернуть лицо в сторону Никласа. Взгляд его застал на моем животе, теперь уже вновь прикрытом ночной сорочкой. О чем он думал сейчас? Альфы любят детей, но лишь тех, что породили сами. Мой отец, впрочем, никогда не проявлял ко мне особого интереса, служки говорили, что все потому, что я слишком сильно напоминала ему покойную мать. – От матерей-королев не требуется многого, Джун, – шепнул альфа, припав губами к моему уху. – Ты будешь рассказывать ему сказки на ночь, кормить грудью, если пожелаешь и сможешь целовать перед сном. Никлас сжал мою ладонь в своей, приблизившись плотнее. На нем все еще был лишь пояс, капельки пота блестели на бледной коже, а солнце за окном медленно приближалось к линии горизонта. Почему время пролетело так быстро? Альфа мой забыл о той печали, что занимала его голову несколько часов назад, он уже не злился, нет. Никлас мечтательно вспоминал прошлое, чтобы выудить оттуда наставление для меня. – Твоя задача невелика, Джун, просто люби их, – взгляд Никласа блуждал по моему лицу, особенно долго задерживаясь на линии губ. – Омеге не воспитать в сыне воина, это будет входить в мои обязанности. В памяти моей всплыли воспоминания о том, как маленький Никлас сжимал кинжал в ладони. – А что, если родятся девочки? – спросила я тихо. – Родятся, конечно, – рассмеялся мой вождь. – Много девочек и мальчиков… В племени Катаров каждый альфа держит меч, Джун. – А что, если они родятся омегами? – спросила я, и тишина повисла в нашей спальне. Когда я снова повернула голову, чтобы взглянуть альфе в лицо, губы его оказались плотно сжатыми. Никласа словно пронзило копьем. «Ты, что, никогда не думал о том, что у тебя самого могут родиться омеги?», – подумала я, чувствуя, как страх ползет по моей шее. Этот страх принадлежал не мне, нет. Мой альфа на мгновение ощутил то, что составляло мою реальность. Вождь поднялся с кровати, чтобы подойти к окну. Он так и не прикрыл свое оголенное тело одеждой, потому что знал, что подданые не посмеют даже взглянуть в окно той башни, что служила мне убежищем. Никлас смотрел в сторону леса, так же, как я иногда смотрела отсюда: завороженно и пристально. Он словно ждал, что там и возникнет ответ на мой вопрос, Что… Если родятся омеги? Он сам завернет их в простынку и отнесет к окраине, на съедение диким зверям? – Ты получишь свои книги через неделю или две, Джун. Я поеду в столицу, – наконец рассказал мой альфа. – Созывают совет. – Совет? – спросила я тихо. Надеюсь, в этот раз не из-за моего отца. Именно там, на последнем совете наша с Николасом история начала стремительно набирать обороты, именно там, в споре, он сделал свой первый ход: обозначил свои планы. Воспоминания заставили меня поежиться. Альфа повернулся ко мне спиной, я не видела его лица, не знала, расцвела ли на его лице улыбка, или тяжелые думы все еще портят облик моего супруга. Может, воспоминания о том, как он склонил меня к этому браку, вновь пробудят в нем радость? – Нас ждет еще одна война? – спросила я, пока альфа не желал продолжать эту беседу. – Не забивай свою милую головку политикой, Джун. Ты же хочешь стать матерью… Попробуй заранее придумать какие-нибудь истории для наших детей, – Никлас обернулся, он расставил руки в стороны, словно изображая дикого зверя для маленького ребёнка. – Например про страшное чудовище, которое похитит их, если они попытаются выбраться из башни. – Может, сам расскажешь мне о чудовищах? – спросила я, выгибая бровь. – Таком, что напугает меня сильнее заточения в башне? «Давай, ты же знаешь одну историю», – подумалось мне. – Это чудовище – я, Джун. Тебе стоит бояться меня сильнее, чем заточения, – ответил альфа, испустив тихий смешок. Я не была уверена в том, что Никлас хотел пошутить. Выходит, известие о скорой войне расстроило его, а не мой недавний поступок. До столицы идти долго, Никлас сказал, что книги будут через неделю или две. Очевидно, он собирается привезти их собственноручно… Стоит ли мне снова залезть в его голову перед отъездом? Или подождать, подождать до возвращения, чтобы только тогда узнать что-то новенькое.