Sacrifice

Я хмуро слушала оправдания старшей служанки. – Госпожа, мне так жаль… Лекарь прибудет к вам завтра к вечеру, никак не раньше, – говорила она, не смотря мне в глаза. – Он был очень занят в отдаленной деревне, его вызвали совсем поздно, когда коней уж отвели ко сну, и... – Разве Никлас не распорядился сделать так, чтобы у меня под рукой всегда был врач? – спросила я тихо, но женщина лишь поджала губы в ответ. Альфа, очевидно, надеялся, что я буду покрепче, что врач не должен будет следить за каждым моим движением. Странно это. Никлас ведь знал меня задолго до нашей свадьбы, сам же и сделал выбор в мою пользу, даже не смотря на все отказы. Чего же теперь его не устраивает? Он должен был быть готов к тому, что хрупкая омега из южных земель начнет болеть здесь, на холодном неприветливом севере. Особенно, если эту омегу запереть в каменной башне и не давать ей выйти на свежий воздух. – А когда вернется альфа? – спросила я, пока служанка молчала. – Через пять дней, госпожа, никак не раньше. – Хорошо. Надеюсь, к тому времени я уже встану на ноги, и у вас не будет проблем. Ты можешь быть свободна. Я вовсе не хотела грубить, но что-то подсказывало: здесь никто не будет слушать ласковую госпожу. Этих людей в узде держит крепкая рука, они привыкли гнуть спину под тяжестью кнута, и ничто не изменит их предпочтения. Мне нужно стать построже, чтобы ко мне начали прислушиваться. Служанка поклонилась, она шла к двери, даже не повернувшись ко мне спиной, раболепски пятилась. Не могу сказать, что такое обращение мне было приятно, но… Если по-другому никак нельзя. – Я буду ждать Роксолану с обедом, – бросила я, когда дверь почти закрылась. Ключ щелкнул в замке. И снова я одна. «Скоро вернется альфа!», – ликовала омега внутри меня, она почти танцевала от радости. «Скоро все станет совсем хорошо, разве ты не понимаешь?». С каждым днем она раздражала меня все больше. Мы – две части одного целого, мы не должны были разделяться, должны были составлять единый сосуд для эмоций и мыслей, как и было задумано мирозданием. Только вот незадача… Я прикусила губу, стараясь отстраниться от своих инстинктов. Слабость снова накрыла меня, заставила прикрыть глаза от усталости. Может, я заболела чем-то серьезным? Какая-нибудь легочная хворь. Я ведь сижу здесь целыми днями, а каменная башня пропитана пыльным сырым воздухом и плесенью. На мгновение мне представилось, как в моих легких расцветает смертоносный грибок, как он хватается за здоровую плоть и въедается в нее своими острыми зубами. Дрожь прошла по моим рукам. Если подумать, а ведь я редко болела раньше. Южный климат подходил мне больше или приподнятое настроение – не знаю точно, но стоило бы выяснить. В конце концов, Никлас ведь не заинтересован в моей смерти, правда? Я нужна ему здоровой и живой. Я на мгновение приложила ладонь к животу, подумав о том, чего альфа ждет больше всего на свете. Продолжения рода. Я должна принести ему щенков, выполнить свою миссию. Альфа гарантирует омеге безопасность, омега же обеспечивает его уют, в этом и состоит природный симбиоз этой пары. Если бы я только была той, кому подобное может понравиться… Жизнь могла сложиться иначе. Я могла быть счастливой, Никлас мог получить желаемое, всем вокруг было бы лучше, будь я кем-то другим. Ладонь невольно сжалась в кулак, простынь оказалась захвачена бледными пальцами. Может быть… Во мне есть какой-то дефект? Мне редко удавалось встретить другую омегу, потому я не вполне понимала, как часто встречаются подобные мне особи. Те, что отрицают свою природу. Что-то подсказывало, что это – исключение из правил. В дверь осторожно постучали, и я вздрогнула, сбитая с мысли. Сколько прошло времени с тех пор, как служанка ушла? Не так уж и много, правда? Или за своими размышлениями я совсем забыла о том, как время бежит вперед. Я позволила служанке войти, и в замке тут же зашумел ключ от моей спальни. До чего, все же, это унизительно. Я – точно наказанное нянькой дитя. К слову, не припомню, чтобы в детстве меня хоть где-то запирали за плохое поведение. – Госпожа, – тихо поздоровалась Роксолана. Мы не виделись с прошлого вечера, и я, признаться честно, успела соскучиться. Завтрак мне подала другая девушка, я не успела разглядеть ни ее лицо, ни фигуру, ни походку. Меня несколько мутило. Мысль о болезни не покидала, отравляла, точно несвежая пища. Я прикусила губу, понимая, что аппетита не прибавилось. Роксолана непонимающе воззрилась на меня, стоя в проходе. Бедром она закрыла дверь, преградив путь потоку по-зимнему холодному воздуху. Я попыталась улыбнуться, но вышло весьма неестественно, странно. – Вам стало хуже? – спросила она тихо. – Я могу сейчас же распорядиться о том, чтобы вызвали другого лекаря! – Роксолана подалась вперед, и толстая черная коса выскользнула из-под ее шерстяного платка. – Если вам угрожает опасность… – Нет, нет, – тут же ответила я, замахав руками в воздухе. – Ну, мне кажется, что все в порядке. Более-менее. Я надеюсь, что инстинкты подскажут мне, когда я буду умирать. В конце концов, должно же быть в них что-то хорошее. – Как вам будет угодно. Роксолана опустила поднос с обедом на прикроватный столик, и я разглядела в миске жирную похлебку из мяса и картофеля, рядом лежало несколько кислых зеленых яблок и огромный кусок хлеба. Местный хлеб казался мне весьма вкусным, вкуснее, чем в родных краях. Интересно, почему бы это… На севере еда должна наполнять желудок до краев, греть изнутри холодной ночью, на юге же мы ценили менее сытные блюда. Роксолана поджала губы, присела на корточки рядом со мной. Я невольно сравнила белизну своей кожи с белизной платья, прикрывавшего мое тело. Кажется, будто я потеряла какое-то количество крови, но кровь из меня не текла. Это ведь… Это – нехорошо? – А что сейчас вам говорят ваши инстинкты, госпожа? – спросила девушка тихо. – В вас что-то изменилось, вы не выглядите здоровой. – А больной? – И на больную тоже не слишком похожи, – задумавшись, ответила служанка, и я вновь попыталась припомнить, сколько же девушке лет. – Может, ваша природа диктует какие-то другие правила? – Может, – нехотя подтвердила я. – Жалко, что никто не учил меня разбираться в собственной природе. «Никлас привезет нам книги», – напомнила омега внутри меня. Я плотно сжала губы, сдержав желание шикнуть на нее вслух и потребовать тишины в собственном разуме. Если сделать это перед Роксоланой, девчонка, наверняка, растеряется, и лекаря позовут уже сегодня. Я вновь положила ладонь себе на живот, подумав о том, как прислушаться к инстинктам, как достучаться до омеги внутри меня и заставить ее ответить на вопросы. И тут… Тут мне показалось, будто я чувствую что-то новое, слышу что-то, чего не должна. Будто в мозгу медленно зрела песня. Я закрыла глаза, плотно прижала веки, чувствуя, как непонятный жар зреет в моей груди. Песня, звучавшая в глубине моего тела, была колыбельной. «Черт, черт, черт», – подумала я, и омега внутри широко улыбнулась, почти оскалилась в хищной усмешке. Она знала, она поняла все быстрее меня, она радовалась произошедшему. Я прикусила губу, чувствуя, как быстро забилось сердце. Здесь не может быть ошибки, не может быть недопонимая, все однозначно. Когда я вскочила с места, Роксолана поднялась вслед за мной. Служанка не знала, в чем дело, потому терпеливо ждала объяснений или дальнейших действий. Я повернулась к ней лицом, и девушка поджала губы. «Должно быть, я очень бледна», – подумалось мне. – Госпожа, – тихо протянула она, подняв руку в мою сторону. – Вам стало хуже? А вдруг, вы простыли из-за сквозняка, что я запустила в спальню? – тут же принялась размышлять девушка. – О, я никогда не прощу себя за беспечность! Повариха ведь говорила мне, чтобы я шевелилась побыстрее, ведь вы такая хрупкая, нежная. «Если бы это была простуда», – подумалось мне. – Мне кажется… – я задержала дыхание, все не могла заставить себя сказать это. – Мне кажется, я беременна. Колыбельная в моей голове была детской. Песня казалась отдаленно знакомой, словно кто-то напевал ее мне давным-давно… Не уверена, что матушка успела побыть со мной хоть сколь-нибудь времени. Может, кормилица? Я прикусила губу. Роксолана смотрела на меня молча, молча сжимала губы в тонкую нить, и кровь прилила к ее щекам. Она думала о том, как это случилось. В какой-то момент силы покинули ее, и потрясение оказалось таким сильным, что девушка осела на кровать, не в силах найти нужные слова. На мою кровать. Я не возражала. Поленья догорали в камине, они издавали тихий треск, мягкий и успокаивающий. Я слышала, как громко бьется мое сердце, почти ощущала движение мыслей в голове. И что… Что теперь делать? Я даже не могла понять, что именно чувствую. Не могу сказать, что сердце мое потонуло в печали, в сожалении, что мысли о том, что альфа зачал во мне жизнь – вызывала лишь горечь, нет. Что-то радостное все же грело душу. И все же… Я уже не была такой наивной, как раньше. Я знала, что беременность и роды принесут мне кучу проблем. Я взглянула на Роксолану снова, вспомнив о дневнике ее матери. А что, если мой ребенок родится омегой? Что с ним тогда будет? Я внезапно почувствовала себя замерзшей, схватила одну из шкур с небольшой тумбочки и укуталась в нее, подойдя к окну. «Я не отдам тебе своего ребенка», – подумала я, бросив взгляд на лес, шумевший вдали. «Ты ничего не получишь». – Альфы такое чувствуют? – спросила я тихо, спросила, даже не повернувшись к Роксолане лицом. – Я думаю… Я думаю, что чувствуют, госпожа. Но не на таком раннем сроке, – поделилась девушка так же тихо. – Вам нужно вспомнить, когда в последний раз у вас была кровь. Нам нужно скорее позвать к вам врача, чтобы подтвердить догадки. – Нет! – осадила ее я. Нет, нет, только не это. Роксолана невольно прижала к груди ладонь, она испугалась моего крика. Признаться честно, я и сама могла бы испугаться, мне никогда не приходилось повышать голос на слуг. Стыд не заполнил мое сердце, нет, оно уже полнилось страхом. Теперь я отвечала не только за себя. Странное тепло разлилось под кожей, ослабило мышцы, мне пришлось прислонить ладонь к мутному стеклу, чтобы не упасть. Я… Я стану матерью. Так странно думать об этом. Странно думать, что я могу продолжить свой род и род человека, которого так ненавижу, странно думать, что до конца своей жизни я буду думать о ком-то со всей нежностью, на которую способна. Еще тяжелее давалась мысль о том, что я возненавижу ребенка, чьей вины не будет в его же происхождении. Никлас заронил в мою душу зерна ненависти, и ростки становились крепче с каждым днем. Только бы не видеть его в лице этого несчастного ребенка. Я прикусила губу. – Нельзя дать Никласу понять, что происходит. Мне нужно подумать над решением проблемы, мне нужен запас времени, и… И только потом… – Он все равно учует, моя госпожа, – заговорила Роксолана тихо. – Альфы могут узнать беременную омегу. Особенно, если сами зачали ей ребенка, – служанка неловко потрогала собственную шею, когда я повернулась к ней лицом. – Через связь. – Но он ведь не почувствует это сразу, да? – тихо спросила я, когда служанка встала с кровати. – У нас ведь будет время, чтобы что-то придумать? Может, существуют какие-то травы, способные перебить запах, или… Я замерла, остановившись на полуслове. Из-под тоненькой щели меж дверью и полом вырвался ветер, холодный порыв лизнул мои щиколотки и тут же вернулся в небытие. Кто-то вошел в башню. Роксолана, очевидно, ничего не почувствовала, когда я взглянула гостье в лицо, служанка непонимающе приподняла бровь. Взглядом я велела ей встать к двери поближе, и девушка справилась со своей задачей. Пусть и не сразу. Ключ нырнул в замочную скважину с той стороны, но не повернулся в нужном направлении, потому что дверь уже была открыта. Я чувствовала, как испарина проступает на лбу. Этот момент… До чего же он был долгим. Кто еще мог заявиться ко мне без спроса и приглашения? Роксолана сложила руки на груди, смотрела на поднос, оставленный ею на столике. Я поспешила опуститься на кровать, набросить на себя уставший, чуть недовольный вид, чуть выкатить губу, словно капризный ребенок. Меховая накидка все еще оставалась на мне. Дверь отварилась с тихим скрипом, и служанка опустила глаза. Альфа не проронил ни слова. Никлас. Он стоял в дверях, тяжело дышал: спешил поскорее навестить свою дорогую женушку. Его обычно коротко стриженные волосы показались мне чересчур длинными, кожаный доспех не блестел привычной чистотой, а на лице виднелись капельки пота. Может, что-то случилось? Тревога на мгновение накрыла меня, и я приподнялась на месте, когда Никлас молча выпроводил Роксолану за дверь. Он не трогал ее, просто махнул рукой в сторону выхода, и служанка вылетела наружу, забыв грязный поднос. Когда мы снова сможем увидеться? – Что-то случилось? – тихо спросила я, стараясь успокоить собственное сердцебиение. – Нет, – солгал мой альфа, и голос его показался мне уставшим. – Не беспокойся об этом. Лучше ты расскажи мне, что произошло, Джун. – Не понимаю, о чем ты, – ответила я, стараясь не разрывать зрительного контакта. Отвернусь – и мне конец, обман вскроется. Впрочем, что произойдет? Я подавила желание закусить губу, все смотрела в уставшие глаза своего альфы. Он ведь должен обрадоваться вести о скором приплоде, правда? Никлас оглянулся к двери, точно желая проверить, закрыл ли он ее. Когда вождь шагнул вперед, я невольно подобрала юбки платья, бросила нервный взгляд к камину, точно ища дополнительный источник тепла. Может, сказать ему, что я скучала? Попытаться разжалобить, отвлечь от насущной проблемы? Или это и не понадобится? Что-то занимало мысли моего альфы, и то была не я и мое «недомогание». Я видела это воочию, чувствовала и по нашей связи. Там, на этом несчастном собрании, обьявили что-то важное, и моя болезнь – не единственное, что заставило альфу вернуться. Я невольно вскинула бровь, продолжая думать об этом. Нет, не так. Весть о том, что мое здоровье пошатнулась, не успела бы добраться до Никласа в столице в столь краткий срок. Он приехал так рано по другой причине. С момента его отъезда прошло сколько, три дня или четыре? Никлас успел бы заскочить в столицу лишь на половину дня, узнать что-то важное и тут же вернуться обратно. Нет, ответ «Ничего не произошло», – не должен меня устроить, ведь он был ложью. Никлас ведь не может думать, что я настолько тупа? Омега сморщила носик внутри меня. «Почему у тебя могут быть секреты, а у него – нет?», – спросила она во внезапно затихшей черепной коробке. «Замолчи», – подумала я. Война? – Ты выглядишь очень уставшим, – я попыталась придать голосу больше жалости, словно мне и правда было дело до состояния альфы. – Тебе нужно отдохнуть, тебе нужна теплая ванна. – Но я соскучился по тебе, – альфа выдавил из себя ухмылку, одну из тех мерзких ухмылок, что сулила скорую близость. – И я пришел провести с тобой время. – Тогда давай примем ванну вместе, – ответила я, отползая на кровати назад. – Я буду так рада разделить с тобой купель. «Ты же хочешь, чтобы я была рада?», – не спросила я вслух, но дала понять, что именно об этом и думаю. Всегда приятнее быть с тем, кто хочет тебя в ответ, ведь верно? Во всяком случае, я надеялась, что мой альфа хотел от меня хоть какой-то взаимности, и если уж она замаячила на горизонте… Он должен ухватиться за возможность. Я улыбалась, словно дурочка, продолжая смотреть Никласу в глаза, а альфа тем временем продолжал расстёгивать ремешки своего доспеха. И как он не замерзает без меховой подкладки? Мы, и правда, существовали в разных мирах. Я поежилась от одного вида, от одной мысли о том, что могла бы оказаться на улице почти раздетой, в одном кожаном доспехе на голое тело. Даже здесь, в защищенном от зимнего ветра помещении, мне удавалось замерзнуть до дрожи. Альфа улыбнулся, подумав о чем-то своем. – Ты хорошо себя вела без меня? – спросил он, приподняв подборок. – Без прогулок… Как в прошлый раз, Джун? – Без прогулок, – ответила я тихо, повторила за ним, изобразив смущение. – Я делала все так, как ты велел. Я иду тебе навстречу, Никлас, – напомнила я о нашем недавнем разговоре. «Тогда и ты сделай шаг навстречу мне». Вождь молчал, он смотрел на меня мгновение, оценивал ситуацию. Он хотел меня, я чувствовала этот зуд в брачной метке, похоть Никласа была почти осязаемой. И все же… Он, и правда, очень устал. Груз вестей придавил его к земле, тянул в кровать, объятья сна. Ванна должна была манить его как никогда сильно, да еще и мое желание побыть рядом в этот приятный момент. Когда альфа разлепил губы для скорого ответа, я уже знала, что победила эту короткую битву. Но мне нужно выиграть войну, мне нужно серьезно подумать, что делать после. Я не смогу скрываться вечно. – Хорошо. Я отдам распоряжения слугам и вернусь за тобой, Джун. Приготовь шерстяную накидку, чтобы я мог отнести тебя в замок. Хорошо. «Знаешь, тебе бы не пришлось этого делать, если бы мы уже жили в замке», – подумала я, но промолчала, не рискнула портить такой хороший момент. Я закивала, словно пустоголовая куколка, и альфу вполне устроил этот ответ. Пожалуй, иногда мне казалось, что только этого Никлас и ждет от меня. Ему не нужны разговоры, беседы, мнения. Нужно, чтобы я соглашалась со всем, о чем он говорит, вот и все. Дверь снова заскрипела, порыв холодного воздуха на секунду коснулся моих щек, а после исчез, не оставив и напоминания. Роксолана не успела поменять дрова в камине, и угли медленно тлели, отдавая комнате последнее тепло. «Где мои книги?», – подумала я, вспомнив обещание альфы. Сейчас, в новом статусе, новом положении, дополнительные знания о собственном теле мне бы очень пригодились.