Sacrifice

Мне не повезло.  Наверное, именно так можно было охарактеризовать все мое существование, каждый следующий день. Я не успела узнать свою маму, не успела познакомиться с ней, с ее любовью и лаской, не успела получить ту заботу о которой мечтала все детство. Впрочем, в том не было ничего удивительного. Никто не проявлял ко мне какого-то особенного сочувствия, не трепал по послушным белым волосам, не тянул за пухлые детские щечки, стараясь утешить. И что с того? Не иметь матери – обычное дело в нашем мире.  Омеги часто умирали в родах, и даже высокое положение не могло гарантировать долгую и счастливую жизнь. Моя матушка была королевой, имела доступ к лучшим врачам нашего племени, ей не приходилось заниматься тяжелым физическим трудом… Да что там «тяжелым». Любым трудом. А исход все один – смерть. Мать Никласа и сама покинула эту бренную землю весьма рано, она тоже родила лишь дважды, насколько я могла знать. Я задумывалась об этом не так часто, как следовало бы. А ведь многие правители оставляли своих детей без матери. Может, и мне скоро суждено было умереть? Я прикусила губу, подумав о том, что ждет по ту сторону изгороди. Родные и близкие, райские облака, белые птицы? Или гниющая почва, полная червей и палых листьев? Несмотря на то, что роды часто несут омегам смерть, нас никто и никогда не пугает ими, никто не страшит нас материнством, не помогает найти путь его облегчить, а то и избежать. Нет. Материнство для нас представлено высшим благом.  За мною с самого детства присматривала целая куча служанок.  Отец, будучи королем, будучи альфой, мужчиной, в конце концов, воспитанием дочери интересовался крайне мало. Он знал, что я есть, что я здорова, одета, обута и не могу его опозорить – этого было вполне достаточно. Наверное, он любил меня, любил той любовью, на какую только был способен. Я – не наследник трона, не альфа, вершитель судеб, нет… Только маленькая омега, которую в будущем придется выдать замуж поуспешнее, дочь, с которой все равно в будущем предстоит расстаться. Да, наверное, он дал мне всю любовь, на которую я могла рассчитывать в этом положении.  С детства меня окружали десятки, сотни служанок, охранников и учителей. Со своими обязанностями все они справлялись весьма хорошо. Меня кормили, одевали, обували, некоторые няньки умудрялись обнять меня на прощанье и подарить хоть каплю любви. Мне каждый вечер читали перед сном сказки. Я помню, что в них всегда находилось место для маленькой слабой омеги, и сюжет каждый раз шел по одному и тому же пути. Омега, будучи существом наивным и слабым, попадала в какую-нибудь беду, и на помощь ей неизменно приходил сильный и ловкий альфа. В конце истории они женились, вили вместе гнездо, обрастали сотней детей и жили счастливо. Именно это мне всегда подавали как счастье.  Других вариантов быть не могло. Я положила ладонь на живот, вспомнив об этом сейчас, вспомнив о гнезде и куче детишек. Омега горделиво выпрямила спину где-то внутри меня. «Только представь, как счастливы мы с тобой будем, когда услышим его первый крик», – шепнула она мне, и нервная дрожь волной пробежала по телу. Если. Если мы его услышим, ты, глупая... Ты же даже не знаешь, была ли мама еще в сознании, когда я впервые раскрыла свой рот. – Готовы? – тихо спросила Роксолана.  Я и забыла, что она здесь, рядом.  Никлас покинул мою спальню, и через несколько минут в нее вошли слуги. Они помогли мне собраться, одеться потеплее и почти бегом дойти до дворца. Странно, что до сих пор никто не подумал о том, как полезно было бы придумать внутренний переход между зданиями, между моей башней и огромным старым замком. Лучше всего, конечно, было бы просто переселить меня сюда, но, если это вызывает такие сложности… Пусть хотя бы организуют коридор, избавленный от холодных порывов ветра. Мне бы и самой не хотелось простыть. – Альфа уже там? – спросила я, словно надеясь, что Никлас позволит мне какое-то время остаться одной.  – Да, госпожа. Он уже ждет вас, – Роксолана не смела поднять взгляд к моему лицу, она смотрела в пол, словно в узорах плитки можно было прочесть что-то интересное.  Мы обе стояли у огромной деревянной двери. Потерянные, скованные общей тайной. Я не знала, как и когда следует озвучить новости, а служанка боялась совершить лишнее движение под тяжестью этого груза. Она находилась в незавидном положении. Как подданная Никласа, Роксолана должна была рассказать ему все, что знала… Но как моя служанка – должна была держать язык за зубами, пока я не прикажу обратного.  «Не знаю, как бы сама поступила в таком положении», – подумала я, вспомнив тех повешенных девушек в нашем саду. Я прикусила губу, жестом велев ей отворить дверь. Массивное черное дерево выглядело так, словно мне никогда не сдвинуть его с места одной, словно будь тут лишь я, пришлось бы стоять в коридоре и ждать, пока кто-то откроет. «Тебе и не нужно ничего такого делать, глупая!», – кричала омега внутри меня. «Ты создана для другого, Джун. Мы созданы для другого». Ей нравилась наша слабость, нравилось ощущать дрожь в коленях, нравилось зависеть от альфы во всем. Жалкое существо. Роксолана в одиночку справилась с дверью, освободила для меня проход, и я шагнула навстречу неизвестности. Однажды мне придется сознаться, однажды тайна раскроется, и лучше бы мне самой выдать ее альфе. Если он поймет все по косвенным признакам… Выйдет весьма некрасиво, ведь правда?  «А имеет ли он право знать?», – спросила я саму себя, вспомнив все нанесенные мне обиды.  Роксолана проводила меня взглядом и затворила двери, отрезав теплому воздуху путь. Я уже была здесь прежде. Высокие серые колонны обрамляли серебряные нити, народ Катров верил, что это спасет от злых духов и болезней, что прячутся под крышами домов. Всюду слышался мягкий шелест капель, срывавшихся с потолка и разбивающихся о камни, отполированные много сотен лет назад. Купель покоилась в центре помещения. В королевских банях обычно суетились служанки, они подносили к купели полные чаши теплой и горячей воды, следили за тем, чтобы я не замерзла и не перегрелась. Сейчас же в помещении царила тишина, почти зловещее молчание. Никого. Я поплотнее задернула вязаный из овечьей шерсти халат и шагнула вперед, суетливо оглядываясь по сторонам. В воздухе пахло розовым маслом.  – Никлас? – тихо позвала я, но никто не ответил.  Странно. Я дотронулась до метки, оставленной им на моей шее, сжала пальцы, словно пытаясь понять, осталась ли она там, на положенном месте. Он… Он ведь где-то тут, совсем рядом. Я чувствовала. Связь не стереть парой капель воды, она останется с нами навеки, останется и после того, как один из нас умрет. Я снова повернулась на месте, осмотрела пространство, полное горячего пара. Воздух пах лепестками роз все сильнее и сильнее, голова начинала кружиться.  А мне вообще можно ли сейчас находиться на такой жаре? Я не знала об этом точно… Никто никогда не учил меня о том, как стать хорошей мамой, как хорошо и легко родить, в каких условиях стоит выращивать свое потомство и как правильно гнездиться. Не знаю, удавалось ли другим омегам разузнать все заранее. Может, это заложено в наших генах? Всю свою жизнь я отрицала омежью природу, я пыталась отказаться от нее, откреститься всеми силами, но сейчас поняла: у этой особенности могут быть и хорошие стороны. Я могу действовать, согласно заложенному в меня инстинкту. – Никлас, это не смешно, – обиженно пробурчала я. – Я знаю, что ты тут. Я тебя чую, – добавила я тише.  Его запах нельзя было спутать ни с каким другим. Ни пар, заполнивший пространство, ни розовое масло, ни сухие цветы – ничто не могло перебить его. Я прикусила губу, взглянув себе под ноги. В отцовском замке было теплее, ведь за каменными стенами и полом прятались горячие воды подземных источников. Ночью я засыпала под мерное журчание, а днем представляла себя водяной нимфой, прячущейся в реке. Я помню сказку об одной такой: дикой и беззаботной. В замке семьи Никласа царила прохлада. Даже здесь, в самой парилке… – Никлас! – крикнула я, и эхо пронеслось под высоким потолком.  Альфа ответил смешком.  Он рассмеялся где-то в глубине помещения, и я вновь почувствовала себя забавной и жалкой. Омега поджала пальцы ног, услышав его. Она радовалась, словно дитя, словно вся жизнь ее зависела от звука этого голоса, от этого смеха. Я прикусила губу, чувствуя, как от пара медленно краснеют щеки, как они наливаются кровью. Отлично… Отлично, если он хочет играть, пусть играет. Я не намерена больше ждать.  Жар бил в лицо, и тело медленно покрывалось испариной. Чтобы спокойно пройти по улице, слуги нарядили меня в десяток халатов и рубах, способных защитить от зимнего ветра. Я подошла к купели, вновь оглянулась по сторонам и не увидела там никого. Вода нежно пахла цветами, в ней плавали сотни сухих и свежих лепестков, крупные капли масла танцевали на поверхности, соединяясь друг с другом в плавном танце. Омега внутри меня недовольно повела плечом. Она начинала капризничать, звать альфу к себе.  «Ладно», – подумала я, и странная игривая мысль засела в мозгу. Я развязала верхний халат, несмотря на тугой узел, сбросила его вниз, к мраморному полу. Лужица ткани осела подо мной, после – следующая, еще и еще одна, пока на мне не осталась лишь тонкая льняная рубашка. Сквозь нее можно было разглядеть округлость груди, ореолы сосков и изгиб талии. Теперь я знала, что Никлас где-то здесь, не только из-за его запаха. По нашей связи, по метке, оставленной его зубами, до меня дошел укол похоти.  Он видел, как ткань медленно соскальзывает вниз, как она открывает все больше и больше тела. Бледная кожа покрывалась капельками пота, она краснела на этой жаре, наливалась кровью… И Никлас испытывал все больше желания. В голове моей возникали картинки: альфа сжимает меня все крепче и крепче, пока я не начинаю скулить в его руках, пока легкий укол страха не заставляет меня попросить его отпустить, перестать… Но Никлас не слышит, он лишь улыбается, чувствует свою власть и берет то, что хочет. Вот чего жаждал мой альфа, мой супруг, вождь самого кровавого из племен этих земель.  И он рассчитывает получить желаемое прямо сейчас.  Я вскрикнула, когда Никлас вынырнул из-за одной из колонн, когда он широко расправил руки и двинулся в мою сторону. Удивительно хорошо сработали рефлексы, которые омега не успела подавить. Я отпрыгнула в сторону и скрылась за поворотом купели. Альфа рассмеялся, ладонью он провел по взмокшим волосам, чуть пригладив их назад. «Достают до кончика носа», – поняла я, тут же осознав, что эта – максимальная длина его волос, виденная мною за все время.  – Будешь купаться в ночной рубахе, Джун? – спросил Никлас, начиная новый маневр. – Нет? – спросил он, не ожидая ответа. – Сними ее. Он использовал этот свой командный голос, и я на мгновение опустила руки, чтобы ухватиться за тонкую ткань. Как бы я ни пыталась открещиваться от своей природы, стоит лишь отвлечься на мгновение, дать малейшую слабину… Я прикусила губу, отступая в сторону. Никлас обходил купель, надеясь нагнать меня, но я тут же увеличивала расстояние. Только сейчас мне удалось понять: Никлас уже предстал передо мной голым, тело его покрывали мелкие шрамы: следы старых и новых битв. Босые ноги издавали тихие шлепки, отпечатываясь на каменном полу. Альфа играл со мной, гонял по кругу, надеясь вскоре заключить в свои объятья.  – А может и буду, – ответила я тихо.  – Ты, что, не хочешь раздеваться передо мной? Думаешь, я не успел что-то увидеть за время нашего супружества?  – Даже если ты там все видел, – ответила я, понимая, что щеки мои горят теперь не от пара. – Это не значит, что можешь видеть впредь!  – А кто же мне запретит?  «Моего желания же недостаточно», – подумала я с досадой.  Я не ответила Никласу, просто продолжила свое отступление. Смущение само собой заливало щеки, едва я вновь замечала его наготу. Странно это работает… И все же, если подумать: мне нечасто удавалось увидеть его голым, рассмотреть как следует. Обычно мы с альфой очень недолгое время оставались нагими лицом к лицу. После Никлас разворачивал меня спиной к себе и наклонял к кровати, вжимал в новенький пуховый матрас и не давал отдышаться. Подобное не располагает к любованию. – Как… Как прошло собрание? Что-то случилось, ведь правда? – спросила я, заметив его возбуждение, попытавшись перевести тему, выиграть время.  – Ты хочешь обсуждать дела сейчас, да? – спросил альфа, и в голосе его послышалось легкое раздражение. – Тебе вообще не стоит забивать голову такими вещами, мы ведь это уже обсуждали.  – Все, что беспокоит тебя, в конечном итоге беспокоит и меня, Никлас, – солгала я, и альфа самодовольно улыбнулся. – К тому же, если ты расскажешь мне о том, как прошло собрание, я буду очень довольна.  – Будешь довольна, – повторил мой супруг, коверкая слова.  – А если буду довольна я, – я подняла край льняной рубашки вверх, сделала вид, что вот-вот сниму ее с себя. – Будешь доволен и ты. Я слабо пискнула, почувствовав острый прилив желания.  Никласу нравилась эта игра. Альфа замер на мгновение, словно дикий кот, плененный видом птички, нежащейся в лучах солнца. Легкая добыча. Пришла его очередь кусать губы. Я улыбнулась, осторожно опуская край рубашки обратно, пресекая новую попытку сократить расстояние между нами и взять меня силой. Мы можем танцевать этот танец целую вечность, бегать вокруг купели, пока кто-то не поскользнётся и не шлепнется на каменный пол.  Никлас знал об этом, знал и злился, закипал от похоти, рвущейся наружу как можно скорее. – Ты играешь с огнем, Джун, – шепнул он. – Ты всегда была слишком дерзкой для омеги. – Разве не поэтому ты меня и выбрал? – спросила я так же тихо. – Никлас, скажи мне… Нас ждет война?  Игривое настроение не покинуло его при упоминании этого тяжелого слова, связь помогала узнать о чувствах альфы. Это – хороший знак, ведь верно? Альфа слабо улыбнулся, шагнул ко мне навстречу, а я в очередной раз отошла от него на безопасное расстояние. Вода все еще оставалась горячей, ее заливали в купель еще совсем кипятком, служанки частенько получали сильные ожоги на этой работе. Она будет горячей еще десять, двадцать минут, теплой – с полчаса, а потом остынет, и нам придется ждать снова… – Нас, Джун, не ждет, – ответил он уклончиво, и в голосе альфы мелькнуло странное веселье.  Я напряглась, чувствуя подвох.  – Но что тогда случилось?  – Война ждет твоего дорогого братца, милая. Раз уж ты так хочешь знать, о чем мы говорили на собрании.  Сначала мне показалось, будто я ошиблась, ослышалась, будто тихое журчание воды исказило его слова… Никлас говорил о моей семье? Я тут же вспомнила Дориана с его короткими светлыми волосами, с его стальным взглядом, лишенным всякого интереса к моей персоне. Он был хорошим братом, несмотря ни на что. Я помнила, как он защищал меня от собаки, жившей в дворцовом саду, помню, как он делал вид, будто не замечает моих ночных вылазок за фиалками. В наших отношениях не было особенной теплоты, но он делал все, что было в его силах.  И альфа говорит об этом вот так спокойно? Я мельком взглянула в темно-зеленые, словно два мшистых болота, глаза Никласа, и тут же отвернулась. Нет, нет… Он мне не врет. Он бы никогда не пошел на обман такого плана. Сердце пропустило удар, ноги подкосились, и альфа воспользовался ситуацией. Никлас действовал, подобно любому другому охотнику: он не ждал ни секунды. Его ноги сработали быстро, инстинкты взяли свое, и всего два коротких шага соединили нас воедино. Альфа прижал меня к себе, и из груди вырвался сдавленный писк, полный испуга и удивления.  – О чем ты говоришь? – спросила я, когда Никлас поднял меня на руки, посадил на край купели и придвинул к себе ближе. – Горячо, – добавила я, почувствовав, как раскалилась каменная поверхность.  – Твой брат начал свое правление с весьма и весьма опрометчивого шага, Джун. Он решил жениться на чужой омеге, а такого оскорбления никто не стерпит, – Никлас наклонился к моей шее и замер, едва касаясь кожи губами. – Его не готовили к этому должным образом… – Мой брат… Он стал правителем? – спрашивала я, чувствуя, как зубы мягко вонзаются в мою кожу, как они тянут плоть в сторону.  – Да, – альфа нехотя оторвался от моей шеи. – Недели две назад. Я не успел тебе рассказать.  – Мой отец, – шепнула я, тщетно пытаясь отодвинуть Никласа от себя хоть на миллиметр, откинуть его, чтобы взглянуть в это лицо. – Он умер? Это значит, что мой отец – умер?  – При смерти, – снова буркнул альфа, не желая останавливаться.  Никлас целовал мою шею, а я держала ладонь на его груди.  «При смерти. Отец при смерти», – крутилось в голове. Альфа ласкал меня, целовал и кусал шею, что должна была немедленно покрыться отметинами его любви, а я словно наблюдала за всем со стороны. Неужели ему не было дела до того, что я теперь чувствую? Никлас двумя пальцами приподнял мой подбородок, заставил вскинуть голову, чтобы открыть ему метку, дать доступ к свидетельству нашего брака. Каменные стены сжимались вокруг нас плотным кольцом. Легкая боль вернула меня на место, зубы вонзились глубже. К аромату сухих цветочных лепестков, роз, собранных в садах за сотни километров отсюда, примешался медный запах крови.  Послышался хорошо знакомый мне треск ткани: моя ночная сорочка оказалась уничтожена в горячем нетерпении. Никлас прорычал что-то невнятное мне в ухо, и я почувствовала, как внутри меня нечто сжалось от страха. Он не видел меня очень долго, он скучал по близости, по тени ласки, что дарит омега внутри меня. В этот раз он не разворачивал меня спиной к себе, лишь заставил раздвинуть ноги пошире, положить обе ладони на его плечи. Поверхность купели нагрелась, от воды все еще шел пар, и я чувствовала, что воздуха в моих легких остается все меньше и меньше.  – Ты скучала по мне? – спрашивал он, точно только что не рассказал мне о моей семье столь ужасные вещи. – Ждала, когда я приеду и возьму тебя, правда?  До чего же он… Я отвернулась, не желая давать ответ. Впрочем, альфу это не смущало, он плотнее вжал меня в раскаленную каменную стенку, он не ждал слишком долго, сразу вошел в меня, не оставив ни крупицу времени на подготовку. Крик мой оказался сдавлен поцелуем, которого мне не хотелось. Боль на секунду заполнила тело, прокатилась по нему волной, затрагивая каждую клеточку. Омега сладостно застонала, подалась вперед, все ближе и ближе, она хотела все до конца… Хорошо, что тело приспосабливалось быстро. Нужно лишь потерпеть, подождать несколько долгих мгновений, и боль сменится если и не удовольствием, то забвением. Иногда мне удавалось отвлечься, считая его движения, считая камешки в потолке, птиц за окном. Сейчас же я прикусила губу, не зная, что будет лучше. Пытаться в близости забыть о том, что произошло с моей семьей или с помощью мыслей о том, как они сейчас, попытаться забыть о Никласе и его члене?  Но время тянулось долго.  Он двигался быстро, заставлял меня выгибаться всем телом, лишь бы дать ему возможность войти до конца. Он всегда был нетерпеливым, всегда желал взять как можно больше. Если не следовать зову тела, если не подстраиваться под альфу, мне же будет больнее. Никлас продолжал целовать меня, он действовал грубо, щетина колола мои щеки. Я знала, что на утро будет болеть лицо и губы, что каждая косточка в моем теле вспомнит этот момент близости… А что же мой альфа? Утром он захочет еще, все это повторится.  Когда движения Никласа стали рваными, слишком резкими, я поняла, что конец уже близок. Я держалась за его плечи все крепче, боялась упасть в воду и обжечься, пострадать из-за его нетерпения. Альфа прижал меня к себе. Его тело пульсировало похотью, оно наливалось ею все крепче и крепче, чтобы сейчас дать страсти выход. Я вновь сжала зубы, чувствуя, как замирает мой альфа, слыша, как с губ его срывается тихий стон. Никлас приводил в порядок дыхание, медленно целуя мои раскрасневшиеся щеки.  – Да, Джун, ты права… – говорил он прерывисто, дышал глубоко и часто. – Ванна пришлась очень кстати с дороги… Мне нужно только побриться, и… – Я хочу увидеть его, – шепнула я, перебив незамысловатую речь супруга. – Отца. Ункара, – пришлось уточнить, ведь во взгляде альфы я не встретила понимания. – Я хочу увидеть его еще хотя бы один последний раз.  – Это исключено, Джун, – тут же ответил мне Никлас, оставив на моей щеке беглый поцелуй. – У твоего клана сейчас и без этого визита полно забот, да и я не собираюсь катать тебя по зимним дорогам, лишь бы показать умирающего старика.  – Он – мой отец, – проговорила я, словно об этом стоило напомнить. – Этот старик – мой отец! – Они даже не послали тебе весть о том, что он болеет, – фыркнул альфа в ответ. – Он – мой… – Я знаю, каким отцом он тебе был, – перебил меня супруг, помогая мне спуститься с края купели, аккуратно свесить ноги к воде. – Между вами нет никаких теплых чувств, Ункар никогда не выделял тебя из серой толпы прислуги, уделял меньше внимания, чем требовалось, и все, чего ты хочешь от этой встречи, Джун, никак не связано с дочерней любовью.  – Ты ничего не знаешь о любви.  Никлас промолчал, теперь он медлил с ответом.  В глубине души я знала, что слова его не лишены смысла. Ункар и правда не был особенно выдающимся родителем для моей персоны… И все же, я не испытывала к нему никакой злости, никакого презрения. Я помнила много хороших моментов, связанных с нашими редкими встречами, помнила тепло его рук. Я не могла не попрощаться с ним сейчас, перед лицом смерти. Прикусив губу, я подумала о том, что вот и сама могу скоро стать матерью, могу совершить кучу ошибок, подобно своему предку.  Никлас все так же молча помог мне опуститься в воду по плечи, и тепло окружило меня со всех сторон. Вода смывала с кожи его запах, смывала страх и похоть, она прощала мне все. Смогу ли я простить однажды все эти обиды? Обстоятельства менялись, менялось все вокруг, и ничто уже не станет прежним. Я осторожно отвела взгляд, когда Никлас вошел в купель следом.  – Может я хотел бы узнать о ней с тобой вместе, Джун, – шепнул он, наклонившись к моему уху, поймав один из розовых бутонов с поверхности воды. – А ты отталкиваешь меня, – розовый бутон оказался убранным мне за ухо.  – Я хочу увидеть отца перед смертью, – повторила я, и альфа тяжело вздохнул, устав от этого разговора. – Пожалуйста. – Джун, я не желаю, чтобы… – Никлас, прошу тебя. Понимаешь… – я задумалась на мгновенеие, задумалась, стоит ли тратить эту новость вот так бездарно, лишь бы попрощаться с отцом, что недодал мне любви. – Есть одно обстоятельство, что заставляет меня это сделать. В последний раз взглянуть в его глаза, задать несколько вопросов, проститься. – И что же это за обстоятельства, милая? Тебе приснился плохой сон? – альфа смеялся надо мною.  – Я… Я расскажу тебе.  Никлас мягко улыбнулся, явно не воспринимая мои слова всерьез. Он отвернулся, принялся искать свою жесткую мочалку, словно сплетенную из терновых веток. Я прикусила губу, чувствуя, как пульс в ушах шумит все громче и громче. Омега ликовала внутри меня, она радовалась происходящему, радовалась тому, что мы расскажем об этом сами. Я же не знала, поможет это увидеть отца или нет. Никлас все стоял ко мне спиной, но так ведь будет легче, правда? Не придется смотреть в его довольное лицо, видеть эти глаза, эти губы, расплывшиеся в самодовольной улыбке.  «Давай, сделай его счастливым», – шепнула омега внутри меня. – Я думаю, что беременна, – сказала я, и в воздухе зазвенела тишина.