Sacrifice

Метка пульсировала лёгкой болью. Тук-тук, тук-тук. Теперь, когда меня и альфу связывали не только брачные узы, не только этот укус, но и ребенок в моем чреве, я острее ощущала его эмоции. Никлас злился. Он всегда злился, если дела шли не так, как он планировал. Я мягко улыбнулась, заглядывая ему в глаза. Радужки снова потемнели, и я почувствовала, как мелко дрожу под их взглядом. Что, если он передумает под тяжестью своих эмоций? Отзовет согласие, и мы сейчас же вернемся домой? Я вернусь в башню, где проведу всю беременность, где пройдут мои роды, моя жизнь. Страх заставил меня поежиться и отвернуться. Красный ковер тянулся вперед, проходил под тяжелыми двойными дверями. Мы стояли возле спальни короля, и я все ждала, когда супруг отпустит меня внутрь. – Это ненадолго, – тихо произнесла я в надежде тут же получить разрешение. Чтобы погладить его по щеке, мне пришлось бы привстать на цыпочки, вытянуть руку вверх... Так комично. Впрочем, моему супругу это должно понравиться. Доставлять ему удовольствие не хотелось, потому я лишь улыбалась, смотря за тем, как смягчается выражение его лица. Я знала, что Никлас пошел мне навстречу, он совершил усилие над собой, позволяя мне прибыть в родные владения. Стоило быть благодарной, но жадность не давала покоя. Я хотела больше, хотела еще, еще и еще. – Да. Я просто хочу убедиться в том, что он не обидит тебя, Джун, – произнес он мягко, и на его красивом лице возникла тень ответной улыбки. – На смертном одре? – спросила я, приподняв бровь. – Ты думаешь, что он решит как-то ранить меня перед прощанием? Последней встречей отца и дочери. – Ты не знаешь, на что способен правитель, чье эго было уязвлено. Он может обвинить тебя во всех своих бедах и оставить с этой мыслью навсегда, – Никласа злила сама возможность. – А я не позволю расстраивать свою омегу. Особенно в таком положении. – Спасибо за заботу, – огрызнулась я. – Я знаю своего отца, Никлас, – я опустила взгляд, опасаясь, что альфа распознает во мне неуверенность. – Прошу тебя... Дай нам хотя бы десять минут наедине. Альфа тяжело вздохнул. Он наклонился ко мне, подался вперёд, и я сделала шаг назад. Движение это получилось само собой, ноги двигались без моего ведома, и спиной я врезалась в пустой рыцарский доспех. Странное украшение. С губ Николаса сорвался тихий смешок, когда латы тихо зазвенели, и его рука легла на мою поясницу, чтобы вернуть мое тело обратно. Наши лица разделял жалкий сантиметр пространства. – Десять минут, – заявил альфа, наслаждаясь данной ему властью. – Может пять... Или три, – он следил за выражением моего лица. – Иди, Джун. Дважды повторять не пришлось. Едва ладонь Николаса разжалась, я рванула вперёд. Синяя юбка задела моего альфу, и тот мягко рассмеялся. Не знаю, смотрел ли он мне вслед, но казалось, что взгляд обжигает спину, давит где-то между лопаток. Дверь в покои отца скрипнула, и я затаила дыхание. Почему нет охраны? Во дворце куча солдат племени, что не испытывает особенно теплых чувств к моим людям, а у покоев отца никого. Что, если его зарежут во сне? Что, если убьют и его, и моего брата, кто будет править? Никлас каждое утро надевает свой кожаный доспех, он отказывается от стеганных дублетов и королевских мантий, но никто не тревожится по этому поводу. В нос ударил запах ромашки и смородинового листа, сухие апельсиновые корки лежали на столе рядом. Они... Лекари прикрывают запах... Гниения? Сейчас, когда чувства мои обострились, я ощущала его и через пряную завесу. Я редко бывала в покоях отца, но все равно заметила перемену. Теперь на прикроватных столиках из черного дерева стояли склянки с лекарственными мазями и бальзамами, облегчающими боль, а не кубки под воду и вино. Запах полероли и вина ушел, уступив место лекарственным травам. Лук покрылся пылью, Ункару больше не приходилось охотиться, и дичь спокойно разгуливала по королевским лугам. «Он умирает», – испуганно пропищала омега внутри меня. И она не ошиблась. Отца не станет совсем скоро. Я на минуту заколебалась, замерла, не зная, следует ли шагать дальше. По пути мне попалось старое зеркало, и тень некогда пышущей здоровьем принцессы взглянула на меня из отражения. Кожа потускнела, румянец сошел, и на лице моем остались лишь глаза, лишь маленькая ямка рта, тонкие обескровленные губы… Никлас дал мне не так много времени, но я не знала, подойти ли к отцу. Его ложе казалось таким далеким, словно от дверей до кровати нужно идти несколько дней. И все же пришлось согласиться с голосом разума, я медленно приближалась к постели. Полупрозрачный белый балдахин отделял Ункара от всего остального мира, и сквозь ткань его силуэт приглядывался весьма смутно. Я поняла, что отец потерял все волосы, и череп его покрывался пятнами цвета копоти. – Отец, – шепнула я, остановившись в нескольких шагах от изножья. – Это я. Джун. Тебе ведь сообщили, что я приеду? Омега поджала пальцы на ногах. А что, если его не предупредили о твоем визите? Не потому, что хотели сделать сюрприз, нет... Он ведь может потерять связь с реальностью. Агония вышибает из тела разум, она стирает личность, превращает человека в кости и плоть. И плоть эта рвется от боли. Я прикусила губу, ожидая ответа, сердце билось все быстрее и быстрее. Что, если Ункар обезумел, и ему больше нечего мне сказать? – Джун, – его голос был хриплым, в нем едва можно было узнать правителя. – Я... Дочь моя. – Это я, папа, – теперь и мой голос дрогнул, я придвинулась ближе. – Я и не думал... Что мы встретимся вновь. Я думал, что ты… Ты потеряна безвозвратно. И я так не думала. Но как все извернулось, верно? «Значит, ты болеешь давно», – подумалось мне. Иначе незачем думать об ошибках прошлого, о том, что будут помнить твои дети и внуки. Позорная свадьба под давлением вождя другого племени должна была усугубить состояние короля. При мысли этой ладонь моя сама собой соскользнула на живот. Пришлось совершить усилие, чтобы не погладить кожу, скрытую платьем. – Ты выглядишь уставшей, – даже сквозь ткань балдахина я видела, что кожа отца стала серой, лицо покрылось трупными пятнами. – Но я рад, что не вижу... Синяков. – Никлас не бьёт меня, – ответила я, выдавив из себя улыбку. – Он добрый и нежный, – пришлось соврать, зачем вываливать на него суровую правду, если отец все равно умирает и не сможет мне помочь. – Только немного... Строгий. Он переживает о моей безопасности. – И верно, дитя мое, верно, – отец попытался поднять руку, но ладонь лишь слабо дрогнула. – Потому что ты в опасности, Джун. Да, я знаю, знаю... Мой альфа – тиран и ревнивец, и он может причинить мне вред. Я невольно сжала губы, злость на мгновение затуманила взгляд. Ункар извинится за то, что поставил меня в это положение? Если бы не эта безрассудная стычка, если бы не пленение Дориана, если бы не закулисные игры Альф, ослепленных гордыней… Мне бы не пришлось выходить за него замуж. «Не обманывай саму себя», – омега подала голос, и на этот раз звучала весьма смело. «Если бы ты вышла замуж за другого, Никлас бы пришел к твоему мужу на порог, чтобы отсечь его голову. Он бы забрал тебя силой отовсюду», – говорила она. И это – правда. Никласа бы не остановило мое нежелание. Меня бы спасло лишь серьезное ранение в битве, меня бы спасла его смерть. От мысли этой что-то неприятно сжалось в груди. – Ты можешь не переживать об этом, отец. Я в безопасности со своим супругом, – отмахивались я, надеясь, что Никлас это услышит и оценит мои старания. – Я... – Они прокляли твою мать, – захрипел отец, и палец его слегка приподнялся. Что? – Мою мать? – образ королевы с длинными белыми локонами всплыл в памяти. – Кто, папа? – Они... Они, в этом проклятом лесу, – веки медленно опускались на его глаза, но снова поднимались вверх, позволяя водянисто-голубым радужкам смотреть в пространство перед собой. – Эти твари, поедатели омег... Они их призвали. – Кто? – шепнула я, наклонившись ближе, и гнилостный запах разложения заставил меня поморщиться. – Кто кого проклял? Мне нужно было знать, что эти слова – не бред умирающего старика, не набор слов, выдернутых из меркнущего сознания. Портрет покойной королевы висел на стене, расположенной напротив кровати. Она сидела на троне, держала руки на коленях и мягко улыбалась портретисту. Однажды я видела, как отец говорит с ее изображением, как он желает ей доброго дня… – Дитя мое, мое дитя, – в его голосе слышались слезы, но на глазах их не было. – Мне так жаль, что это произошло. Я знал, что этот ублюдок положил на тебя глаз, я ведь знал... Я знал, что он заберет тебя однажды, но ничего не мог сделать… – Не называй его так, – шепнула я. – Что ты говорил о моей маме? – Дорабелла, – он произносил ее имя так редко. – Моя милая, моя Дорабелла... Вы так похожи, Джун. Я не мог на тебя смотреть, – его губы сомкнулись, но тут же раскрылись вновь, ловя пропитанный жжеными травами воздух. – В эти глаза, в ее глаза. Глаза моей мертвой жены. – Почему она умерла? – мне хотелось хоть раз в жизни услышать этот рассказ из его уст. – Они... Они забрали ее, они – проклятье, гнус, гнус, – его голос слабел. – Убили, прокляли ее... – у уголка его губ собиралась кровавая пена. – Они убили ее, а теперь они убьют тебя! Тебя, Джун! – Лекарь! – закричала я, сделав шаг назад. – Быстрее, лекарь! Кто-нибудь, приведите лекаря! Обычно мой голос не звучал так властно. То ли страх дал мне силы, то ли ребенок, которого матери потребуется защищать. Я ринулась к двери, но та уже распахнулась, и несколько мужчин в черных рясах с готовностью бросились к кровати отца. Старик продолжал что-то кряхтеть, но слова его становились все менее разборчивыми: кровь клокотала в глотке. Чем он болел, от чего умирал у меня на глазах? И почему мне не доложили об этом? Тело вдруг сотряслось от мелкой дрожи, и слова умирающего короля эхом пронеслись под костью моего черепа. Проклятье... Ведь служанка говорила о нем. О тех существах, что живут в лесу и требуют кровавую дань, плоть омеги. Неужели мою мать... Нет, это – невозможно. Ее не могли выкрасть из замка, тот хорошо охраняем. Я прикусила губу, чувствуя, как боль растекается где-то внутри. Она не была физической, эта рана пульсировала все сильнее и сильнее. – Полагаю, встреча прошла не очень радостно,– голос Никласа прервал цепочку мыслей. Я подняла глаза и заметила, что супруг мой ухмыляется. Выражение это быстро покинуло его лицо, но я-то знала, что Никлас не питает ко мне жалости. Его рассмешило... Мое горе? Горе целой семьи, целого народа? Правитель умирает, умирает мой отец, и наша последняя с ним встречала омрачена его болезнью. Неужели это вызывает у моего мужа улыбку? – Тебе весело, – шепнула я, взглянув в его глаза. – Ты смеёшься? – Я соболезную твоей утрате, Джун, – он не отнекивался. – Но он ушел уже давно. Раньше, чем мы приехали. – Он ещё не умер, – мой голос отчего-то звучал жалко. – Разве? Я знаю, что тебе больно, но не надо обманываться. Это – не твой отец, Джун, – Никлас наклонился, словно говорил с ребенком и желал показать, что мы с ним на одном уровне, вызвать доверие. – Я видел, как воины сходят с ума от боли, Джун. От их разума потихоньку отлетают кусочки, пока не останется ничего, кроме вопящей плоти. – Мой отец – не вопящая плоть! – отнекивалась я, не зная точно, права ли. – Он в сознании, – я чувствовала, как к глазам подступают слезы. – Нет, – только и ответил Николас, выждав мгновение. – Твой. Отец. Давно умер. – Он узнал меня! – Слабый проблеск сознания, – альфа не желал соглашаться. – Луч света в непроглядной тьме, и одного луча мало. Неужели он... Не понимает, что я чувствую? Никлас слабо улыбнулся, его ладонь потянулась к моему лицу, но я нашла в себе силы, чтобы оттолкнуть эту тяжёлую руку. Альфа выгнул бровь, взглянул на меня по-другому. Он не злился, в этих темно-зеленые глазах застыла другая эмоция, распознать которую я не могла. Жалость? Вряд ли, альфы на нее не способны. Я отступила на шаг, заметив, что охрана так и не появилась. – Он сказал, что мою мать прокляли, и что она умерла от проклятья, – сказала я тихо. – Мне казалось, что королева умерла от родильной горячки, когда рожала твоего брата, – Никлас не отводил взгляда от моего лица. – Это случается, если во дворце служит плохой лекарь. С тобой такого не произойдет, – Никлас опустил взгляд к моему животу, и в этот раз в глазах его я встретила нежность. – Я о тебе позабочусь. О вас обоих, Джун. – Он сказал, что это вы, Катры... Это вы виноваты. Ты что-то от этом знаешь? – Да, – голос Николаса на секунду стал серьезным, и я напрягла слух, надеясь услышать ошеломляющую правду. – Что твой отец бредит, Джун. Старик сошел с ума. Альфа не дал мне продолжить наш разговор. Очевидно, Никлас не желал раздувать конфликт, потому он просто прошел мимо меня, развернулся и зашагал вперёд по коридору. Ругаться с беременной женой – сомнительное удовольствие. Казалось, что мои благородные родственники следят за ним с портретов на стенах, вот-вот вынырнут из золотых рамок и заглянут за угол. Нравится ли им увиденное? Довольны ли они выбором супруга? Я в очередной раз прикусила губу, погладила живот, чувствуя, как под ладонью барахтается приятное тепло. – Как прекрасно, что Ункар наконец-то решил позаботиться о безопасности своей дочери, – съязвил альфа. – Мне нужно поговорить с твоим братом, Джун, а ты пока попытайся не впутаться в неприятности. И будь осторожна. Я бы хотел, чтобы ты подождала меня в покоях, но... Можешь побродить здесь, – он остановился на секунду, бросив весьма брезгливый взгляд в сторону коридора. – Если хочется. Вполне может быть, что ты в последний раз видишь этот замок. Я сидела в заточении почти полгода, полгода в четырех стенах. Конечно же мне хочется пройтись, размять ноги, проветрить голову. И переварить услышанное. Что именно хотел сказать отец? Никлас ушел, оставив после себя лишь легкий мускусный запах. Я оглянулась назад, дверь королевских покоев не закрыли, и любой желающий мог смотреть, как брыкающегося короля держат у подушки. Кто-то из лекарей вливает в его горло лекарство, и половина этой дурно пахнущей смеси остается на его ночной рубахе, кто-то пытается разъяснить происходящее правителю, достучаться до его разума. Грустное и жалкое зрелище. Никлас не ошибался, мы с отцом не были особенно близки. Ему никогда не хватало времени на мое общество, на свою единственную дочь. Нужно было воспитывать сына, будущего короля, нужно было править людьми, вести переговоры, говорить со старейшинами. Помнится, раньше мне казалось, что в моих руках недостаточно свободы, почти никакой власти, если сравнивать с наследниками других королевств. Сейчас же о былых возможностях можно лишь мечтать. Я не была любимым ребенком, но мне позволяли многое, мне почти все прощали, от меня ничего не требовали. Я шла по коридору, думая о том, что это были счастливые времена. Образ отца, орущего в своей постели, все не уходил из головы. Заслужил ли он это? Красный ковер мягко шуршал под ногами, я слышала, как за каменными стенами тихо журчит вода. Все здесь мне так знакомо... Слезы наворачивались на глазах. – Моя госпожа, – голос Юи зазвучал совсем близко, и я крутанулась на месте, поняв, что она у меня за спиной. – Можешь обращаться ко мне не так официально, – улыбнулась я, чувствуя небывалую радость от ее появления. – За мной никто не следит. – Знаю, – ответила альфа. – Поэтому я и пришла. Видела, как твой супруг угрюмо марширует по коридору. Юи улыбнулась в ответ. Красное платье с высоким горлом подчеркивало ее статус. Красный цвет и его оттенки вообще шли альфам... Была в нем особая энергия, особенный шарм, мне недоступный. Власть и страх, благоговейный трепет перед силой, что вложила в твои руки сама природа. В меня-то она впихнула покладистость и молчаливость. Должна была бы… Я собиралась разлепить губы и спросить о книге, но советница отца опередила меня. Она протянула свой дар, держа его на двух раскрытых ладонях. Книга! Книга с круглым символом, обозначающим омег на серой обложке. Кожаный переплет истрепался, и кое-где виднелись дыры от крысиных зубов. – Знаешь, что это? – в голосе старой подруги звучало волнение, природу которого я не могла понять. – Эта книга когда-то принадлежала твоей матери, Джун. Она даже делала в ней заметки, – Юи перелистнула пару страниц и тыкнула пальцем в текст. Одно из слов оказалось выделено, подчёркнуто полупрозрачной салатовой краской. Я живо представила, как мама выделает его с помощью тонкой кисточки. «Любовь», – прочитала я. Что-то внутри меня дрогнуло, затрепетало от жалости к самой себе. Мама... Я ведь не знала ее. У меня не было шанса прикоснуться, услышать, понять... Я лишь смотрела на ее портреты, представляя себе тепло этих рук. «Мы будем хорошей мамой нашему ребенку», – утешала меня омега, и в это мгновение я испытывала к ней благодарность. – Юи, это... Это – бесценный подарок, –– ответила я, взглянув ей в глаза. – Спасибо тебе. – Пришлось немного покопаться в вещах королевы, – отозвалась советница, она наклонила голову, и два идеально уложенных пучка качнулись на ее голове. – Как прошла твоя встреча с отцом? Он ведь узнал тебя, верно? – Да, – ответила я, но голос тут же выдал сожаление. – Что произошло? – учтиво поинтересовалась Юи. Я отвернулась на долю мгновения. – Тяжело видеть, как он умирает. Как он мучается от боли, теряет себя, – ответила я. – Может и хорошо, что я теперь живу далеко отсюда, я не видела... Не видела весь процесс. – Он иногда кричит по ночам, – голос Юи изменился, и в нем растворилась вся печаль мира. – Я боялась, что ты услышишь и испугаешься. Не захочешь навестить его перед смертью. – Я не знаю, запомнит ли он нашу встречу, – я поджала губы. – Никлас... Никлас сказал, что он уже выжил из ума. – Твой альфа много болтает, не так ли? – помощница отца скривила губы, мой супруг явно не вызывал у нее теплых чувств. – Надеюсь, они с Дорианом не подерутся. Я видела, как недовольно он шел по коридору, у них встреча в кабинете наверху. – Юи, скажи мне, – я поджала губы, не зная, как правильно сформулировать мысль. – Ты ничего не знаешь о... Проклятье? Мой отец говорил о проклятье, которое якобы легло на мою мать. Которое ее погубило. – Он давно об этом говорит, – помощница короля подавила усмешку, грустную усмешку, в которой не было ни капли злорадства. – Последние дни он одержим этой мыслью, Джун. Но ты же знаешь: королева умерла в родах, – она отвела взгляд. – Она потеряла много крови… Такое случается. Да. Я знаю. Юи собиралась сказать что-то ещё, но отец закричал особенно истошно, и альфа поклонилась, убегая в покои. От нее пахло теми же травами, которым лечили короля. Юи проводила у его кровати много времени: зачитывала письма, докладывала последние новости. Она служила при короле давно, ее ведь практически подобрали с улицы, подарили ей возможность на лучшую жизнь. Должно быть, Юи за все благодарна. Я крепче прижала книгу, подаренную ею, и переплет тихо скрипнул. Слова Николаса снова всплыли в мозгу: он не даст меня в обиду, не даст родам забрать мою жизнь, он обещал. Может, и мне следует быть благодарнее? Следует откинуть сомнения и начать наслаждаться теми дарами, что жизнь преподнесла мне?