Arriba en la montana

Хотя напряжение уже разорвало веревку на две части, они все еще провели пару дней, слушая эхо того, как она порвалась. Чувствуя ее вибрации. — Ты должен был поговорить со мной. Сказать, что тебе стало хуже. Начинать разговор с упрека всегда было плохим выбором. И Серхио это знал. Но он не мог ничего с этим поделать. — Определенно. Я мог бы позвонить тебе из одной из тюремных телефонных будок, и сказать: «Привет, дорогой, похоже, мне становится хуже от этой смертельной болезни, о которой никто не знает, что она у меня есть. Тебе придется приготовиться к моему побегу.» У него не было настроения терпеть сарказм. — Пошел ты. Но пару часов спустя Андрес заперся на кухне и начал свою обычную возню с кастрюлями и сковородками. И хотя на этот раз он не свистел, и дрожание рук предавало его, когда он расчитывал количество ингредиентов, напряжение начало спадать. — Серхио. Тот поднял взгляд от плана монетного двора. Это был первый раз после освобождения, когда Андрес обратился к нему по собственной инициативе. — Да? Грабитель на мгновение остановился перед диваном. Глаза Серхио опустились с его лица на руки. В них он очень осторожно держал маленькую пластиковую коробочку, которую тот сразу узнал. — Ты можешь мне помочь? Серхио не стал заставлять себя уговаривать; он знал, что Андрес не стал бы просить его, если бы он смог сделать себе инъекцию. Профессор опустился на диван и жестом указал на свободное место рядом с ним. Его любовник послушно подчинился, словно ученик, положив коробку на колени. Он молча вытащил шприц и ампулу. В тишине Андрес протянул руку. Серхио крепко схватил его за запястье одной рукой, а другой ввел иглу. Дыхание грабителя сдавил жар, вызванный лекарством. — Ты смог колоть лекарство в тюрьме? — спросил профессор непринужденно, убирая вещи. Андрес кивнул, покачивая рукой. — Да. Но последние недели стоили мне очень дорого, — казалось, он собирался уйти, но через несколько секунд добавил, понизив голос. — Еще месяц, и я думаю, что не смог бы этого сделать. — Ну, я надеюсь, тебе станет лучше к ограблению, — он отложил коробку в сторону. — Если ты не сможешь, придется учить кого-то из ребят. Андрес не ответил. Но его мрачный жест и сжатые губы свидетельствовали о том, что он думал об этой идее. Поскольку Профессор снова сосредоточился на своих мыслях, он встал, чтобы пойти и убрать лекарство. — Профессор. — Да? — Спасибо. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом Серхио кивнул и снова опустил голову. Андрес тихо вышел из комнаты. На следующее утро, как и каждый день, Серхио увидел восход солнца из окна кухни. С чашкой кофе в руке он наблюдал, как первые лучи солнца начинают заливать широкую местность, окружавшую дом. И под этими первыми лучами начали проявляться формы растительности. Деревья, кусты, цветы растут без порядка. Как ему нравится: дикие и свободные. Он был настолько абстрагирован от реальности в момент утреннего покоя, что едва услышал шаги Андреса, спускающегося по лестнице. Он развлекался своими планами и видениями. Если постараться, то почти видел их там, в саду. Вся команда, чьи фотографии, имена и фамилии были уже впечатаны в его память, выстроилась в его мыслях на террасе. — Там свежий кофе, — рассеянно пробормотал он, в разгар своих мечтаний. Он был настолько поглощен раздумьями, что все остальное перешло на задний план; в том числе небольшая деталь о том, что они с Андреем ссорились. Но затем, прикосновение плеча к плечу вернуло его к реальности. Он внезапно осознал присутствие Андреса, его тела позади себя. Его особый запах — смесь дорогого одеколона и лосьона после бритья. Рука, лежавшая на его плече, ласкала его, прежде чем опуститься на талию. И дыхание щекотало ему шею, когда Андрес наклонил голову. Мимолетный поцелуй, настолько эфемерный, что он почти догадался, что его поцеловали в затылок. — O partigiano, portami via, ché mi sento di morir*  — прошептал он ему на ухо. Но не эта строфа старого гимна была причиной, по которой Серхио замер, жесткие пальцы крепко держали чашку, взгляд был направлен вперед, а вторая рука сжалась в кулак. Нет. Влага ощущалась на его коже. Тонкая пленка воды при контакте со свежевыбритыми щеками Андреса. Следы слез. Он знал, что не стоит поворачиваться. Но, ничего не говоря, он поднял свободную руку, чтобы положить ее на ту, которая держала его за талию. Андрес оставался таким в течение, казалось, часа. Когда наконец один из двоих заговорил, солнце было в саду. — Когда у тебя такая болезнь, ты не можешь ее избежать, — вздохнул Андрес. Серхио закрыл глаза. — В тюрьме я был так расстроен, что подумал… я подумал, что ты скажешь, увидев, как я превращаюсь в больного. И это… я не мог этого вынести. Его голос надломился. Серхио прикусил нижнюю губу. Он схватил одну из рук Андреса, поднося ее к груди. Прижимая ее плотно к тонкой ткани его рубашки. — А теперь иди ко мне. Он повернулся. У Андреса были красные глаза и он прятал взгляд, но Серхио не мог не поцеловать его, глубоко, взяв за затылок. Первый поцелуй за много месяцев, который заставил Профессора почувствовать взрыв электричества, пронизывающий тело. Он целовал, пока хватало воздуха, и через мгновение грабитель расслабился, открыв губы и позволив ему проникать в рот. Его руки лежали на спине профессора. Слегка дрожащие. Серхио внезапно отстранился, схватил его за щеки и выгнул шею, словно хотел осмотреть его. Тот фыркнул, как бык, искренне возмущенный. — Иди ко мне, — повторил он. А потом он забыл про чашку, завтрак и пасторальный рассвет, чтобы затащить Андреса в ближайшую комнату. Он превратился в шторм. Его руки, казалось, размножались на теле любовника, который приветствовал его энтузиазм удивлением, которое вскоре исчезло и сменилось страстью и нетерпением. Таким сильным, что он разочарованно зарычал, когда его дрожащие руки не смогли прижать к груди Профессора. Серхио, не испугавшись, улыбнулся. — Э-э-э, — и впервые за несколько месяцев он тоже увидел улыбку. Он деликатно убрал чужие руки, подмигнув. — Позволь мне. Он снял с него одежду, не переставая улыбаться, наслаждаясь легкими касаниями кожи кончиками пальцев. Направляя руку на талию, а затем опуская трусы, не касаясь его. Глядя так, как только он умел это делать, пока грабитель не посмотрел на него, сидя на кровати, совершенно голый. –Серхио, — прошептал он. Потом разделся сам Серхио. Футболка и домашние шорты без церемоний упали на пол. Увидев, как Андрес робко протянул руку к его трусам, он благополучно перехватил ее и, придавая ей твердость, направил ее к резинке. Держа Андреса за запястье, он снял их. И затем переплел его пальцы со своими, чтобы Андрес прикоснулся к нему. Просто смягчая их дрожь, пока Андрес проявил инициативу, наконец лаская кожу. Стоны профессора были небесной музыкой для ушей человека, который месяцами убеждал себя, что больше не будет ласкать его таким образом. — Видишь? Все можно уладить — Серхио наклонился, чтобы поцеловать любовника в губы. Андрес не ответил. Он предвидел, каким будет следующий шаг его возлюбленного, и провел языком по сухим губам, когда увидел, что тот наклонился над ящиком, вынул смазку и приготовил себя быстрее, чем требовали месяцы воздержания. И когда профессор сел к нему на колени, он закрыл глаза. Он простонал имя Серхио, прижимаясь к его груди, когда она медленно приблизилась к нему. Без жалоб, без выражения боли и с той улыбкой, которая сводила его с ума. Андрес больше не был способен ни на что другое. Лишь расслабившись, он подчинился движениям Серхио. Руки Профессора опирались на его плечи, бедра ритмично поднимались и опускались. Голова уткнулась в его шею, утопив стоны в коже. Они никогда не делали этого так, и через пять минут он уже был с пустыми глазами, изо всех сил стараясь не потерять контроль. Его руки бесцеремонно дрожали на коленях любовника, по крайней мере, пока тот снова не схватил их за запястья, удерживая. Балансируя на нем, поднимаясь и опускаясь, снова и снова. Он кончил, думая, что в жизни не чувствовал ничего подобного. Серхио кончил следом. Лениво потянувшись, Андрес обнял его. Отложил очки в сторону, на подушку, и удовлетворенно вздохнул, понимая, что его личная Голгофа осталась позади. Затем Серхио ясно почувствовал, как слеза упала на чувствительную кожу его спины. Он протянул руку вслепую. Его рука нашла голову партнера и погладила, неуклюже, но ласково, короткие, совершенно потные волосы. — E le genti che passeranno, mi diranno «Che bel fior» — прошептал Серхио. Ответ Андреса не заставил себя ждать. — E questo è il fiore del partigiano, morto per la libertà. Его голос прервался посреди строфы. И в течение следующих нескольких минут Серхио рассеянно поглаживал его волосы, чувствуя, как он плачет лежа напротив.