Arriba en la montana

Андрес появился только в конце ограбления. — Я тебя изолирую. Я заставлю их доверять тебе. Они боятся тебя. Ты должен быть очень сильным, чтобы выдержать это. — Пожалуйста, Профессор. Я никогда не был самым популярным парнем в школе. Его самодовольная улыбка не обманула Серхио, когда тот дорабатывал план, но он сумел обмануть остальную часть команды в последние дни заточения на монетном дворе. Те дни, когда он был более одинок и изолирован, чем когда-либо. — Почему они должны выяснить мою личность? — с любопытством спросил Андрес. — Потому что они должны верить, что ты сможешь сделать то, что собираешься сделать, — загадочно ответил Профессор. Серхио пообещал ему грандиозный финал его карьеры, дань уважения. И он так серьезно воспринял это, что успех всего ограбления заключался в способности Андреса сыграть последний акт. Оставил ему последний ход. Шах и мат. Профессор просчитал с точностью до миллиметра, как Берлин оторвется от остальных грабителей. Он спланировал, как оборвется каждая нить товарищества, в то время как снаружи его личность и неизлечимая болезнь перерастут в общественное мнение. — Ты должен сопротивляться, — часто говорил он, когда они говорили о его роли. Андрес отвечал ему бравадой, как будто дело уже было сделано. Но, как шахматист, Серхио знал, куда его отправляет. Рискуя своей самой ценной фигурой, бесстрашно вводя его в клетки противника, доверяя ему достичь короля-соперника, прежде чем он уничтожит себя. В те последние дни он проводил с ним почти столько же времени, что и с инспектором. — Как дела? — Хорошо. Берлин никогда не жаловался — он не мог себе этого позволить — но Серхио знал, что он далек от хорошего самочувствия. Изолированный, принятый за сумасшедшего и боящийся расправы, Берлин провел эти последние дни практически запертыми в кабинете Артуро. Он спал всего пару часов, боясь, что кто-то из его товарищей застрелит его. Покрасневшие глаза и глубокие темные круги. Он пытался обойти тему своей болезни. — Ты все еще колешь лекарство? — Последовавшая тишина была подозрительна. — Берлин, ты все еще колешь лекарство? Он услышал, как Андрес вздохнул. — Я не могу, профессор. Серхио закрыл глаза. Он знал, что не получится попросить кого-либо из остальных сделать это. — Осталось всего несколько дней. — Я знаю. — Держись. Всего несколько дней. Ты должен вернуться. Ты должен позволить мне обнять тебя еще раз. И он знал, что Андресу действительно плохо: он даже не иронизировал или не упрекал его в жестокости. Он лишь прошептал что-то вроде согласия. — Сопротивляйся, — попросил Серхио в последний раз, прежде чем повесить трубку. И Андрес сопротивлялся. Они знали, что у него осталось всего несколько месяцев жизни. Они решили, что он нарциссист, готовый сделать что угодно. Они предполагали, что он психопат. Они сказали, что в последние часы на монетном дворе он совершенно сошел с ума. Вот почему никто не думал, что он блефует, когда он появился в поясе с взрывчаткой. — Следуйте моим инструкциям, и никто не пострадает. Попробуете обмануть меня и… — он указал на детонатор, который держал в своих дрожащих руках. — Бум. Видео транслировалось в прессе, транслировалось по всем телевизорам и веб-порталам. Но Серхио увидел это на ноутбуке инспектора. — Ради бога, этот парень едва удержит детонатор, — он в ужасе посмотрел на нее. — Если вы не остановите его в ближайшее время, это приведет к трагедии. Ему не даже не пришлось притворяться. Он действительно был в ужасе. Он едва узнал Андреса и был потрясен, насколько ухудшилось его физическое состояние. Со своего прослушивающего устройства он стал свидетелем внутренних споров полиции. — Он явно не угрожал взять с собой кого-нибудь. — Пожалуйста, это очевидно! — Уже, но он не дал понять, общественному мнению… — К черту общественное мнение! Мы не можем уступить вашим требованиям! — Если мы этого не сделаем, он опередит.… — Среди заложников есть важные люди, давайте не будем об этом забывать. — Если бы они по крайней мере не распространяли видео… — Он не дурак. Он знает, что делает, сукин сын. Андрес знал, что происходит, потому что Серхио рассказал ему. И в то время как полиция спорила, профессор использовал несколько поддельных, неотслеживаемых профилей в социальных сетях, чтобы еще больше растиражировать это дело. Позволить грабителям сбежать со всеми деньгами или рискнуть возможной расправой? Ответ был более чем ясен. Особенно, когда в конце дня началось распространение другого видео, на этот раз непосредственно через сети. Серхио предпочел смотреть его в одиночестве. Потому что он не был уверен, как он отреагирует, увидев Андреса — что Андрес превратился в ходячий труп — идущим к камере, когда bella Ciao играет на заднем плане, убедительно произнося речь речь, которую он написал ему. — Возможно, вам уже надоело видеть мое лицо и мое имя. Возможно, вы даже поверили всему, что вам рассказали обо мне, подумали, что я опасен, что то, что мы здесь делаем, — это воровство… — Андрес говорил спокойно и уверенно. — Хорошо, позвольте мне украсть у вас еще несколько минут вашего времени, чтобы рассказать вам, почему мы здесь. И он продолжал словами, которые профессор писал и переписывал почти месяц, пока не убедился, что его речь была отточенной, размеренной и безупречной. Он начал с разъяснения, что то, что они делали, не было воровством, потому что деньги, которые они планировали взять, не принадлежали никому. Он описывал коррупционную деятельность, потери налогоплательщиков, проводя ясную критику финансовой и политической системы. Он продолжал обещать, что большая часть украденных — произведенных — денег будет использоваться в проектах, которые он не мог раскрыть, но которые, «я вас уверяю», сочтут очень этичными. И он закончил с полуулыбкой, спрашивая свою аудиторию. — Вы слышали о Робин Гуде? Всего за один час видеоконтент заполнил все заголовки. «Грабители монетного двора, новая оппозиция». «Робин Гуд Бэнд». «Андрес де Фоноллоса обещает этично использовать деньги, изготовленные обманным путем на монетном дворе». Всего через час лицо Андреса было повсюду. И начались дискуссии, за которыми Серхио следил через форумы, газеты, телевизионные шоу и твиттер. Он не спал в ту ночь. Но когда он позвонил Андресу, он сделал это с победной улыбкой на лице. — Народ за нас. Ты сделал это. И так было. Потому что, хотя были голоса, которые не соглашались и указывали на демагогию речи Андреса, и хотя тот же президент выступил со своей обычной расплывчатой и несвязной речью, объясняя, что производимые деньги окажут негативное влияние на финансовую систему, никого это не волновало. Испанское население, пережившее ужасный экономический кризис, зная, насколько покупательная способность сведена к минимуму, в то время как пресса то и дело пишет о коррупции, было более склонно доверять преступнику с видео на Youtube, чем человеку, за которого они проголосовали, чтобы управлять страной. — По крайней мере, не скрывает, что занимается воровством, — сказал рабочий, которого спросили на улице, и ответ которого стал первым в рейтинге. Тот факт, что Андрес умирал и что в ограблении вообще не было жертв среди заложников, укрепил его образ перед зрителем. Многие признавались в том, что сделали бы тоже самое, если бы у них было достаточно смелости. И в то время как дело раздувалось в свете телевизионных камер и хэштегов в Twitter, инспектору по внутреннему каналу спустился приказ с самого верха. «Сделайте все, что угодно, но покончите с этим сейчас же». Серхио старался не улыбаться, когда она устало рассказала ему в телефонном разговоре то, о чем он уже знал. — Мы отдадим им все, Сальва. Все, о чем нас просят.