До петли

      Ровное покачивание, тихий пульс под ухом и слабое тепло ― первое, что ощутил, придя в себя, Кайнц. Блаженное, необъяснимое спокойствие ещё окутывало разум после долгожданного сна, но очень быстро рассеялось, стоило Сорелю очнуться.       Хотел бы он отпрянуть, но осторожность и ломота во всём теле заставили его подняться предельно аккуратно и бесшумно. Бинты на бледном плече напоминали о трудной дороге до дома: может быть, двигалась девушка во время боя легко и быстро, но весила явно побольше сотни фунтов, да и в пассажирском вагоне с ней Сорель не добрался бы до станции в Стрэтфорде. Он мало смыслил в медицине, так что раз убийца всё ещё жива ― дела уже неплохи. В сознании ли она ― дело десятое, а так: остановил кровь, и вот, с утра на лицо вернулся её нездоровый румянец.       Хотя вроде бы выспался, а соображал Сорель всё ещё плохо. Поэтому решил, что прежде всего ему необходима доза кофеина. Напевая под нос одну из услышанных в пабах Шотландии песен для бодрости, он с трудом поднялся, следуя к кухонному уголку своих комнат. Подкинул угля в плиту и залил молотый кофе холодной водой из чайника.       Потихоньку он начинал приходить в себя. Потому что затем Кайнц подошёл к брошенному на столик плащу, чтобы достать из кармана Веблэй. Проверил, сколько осталось патронов ― мало ли, разрядил вчера и забыл ― и спрятал за пояс. Он понимал, что в закрытом помещении с этой маньячкой надежд у него маловато, но всё-таки револьвер под рукой успокаивал. Взяв стул с «кухни», он поставил его рядом с диваном и сел. Помедлив пару секунд, осторожно коснулся предплечья убийцы:       ― Эй!       Судя по всему, это не сработало. Впрочем Сорель и не ждал, что так просто приведёт её в чувство. Он оглянулся на аптечку, которую не успел закрыть до того, как сам уснул от усталости, и нашёл в ней нашатырный спирт. Опрокинув пузырёк горлышком вниз, чтобы смочить крышку, открыл и провёл у девчонки под носом. Пока она приходила в сознание, успел вернуть препарат на место и вежливо осведомиться:       ― Ну что, как ваше самочувствие, фройлян?       Убийца тут же дёрнулась, но не далее, чем на дюйм. Судя по шипению, которым она заменяла свойственные обычным леди охи да вздохи, рана и последствия её получения дали о себе знать. Леди заторможено подняла здоровую руку и покрыла предплечьем глаза, хотя сквозь плотные шторы падал лишь приглушённый алый свет. Поджав губы, она с очень сильным запозданием спросила:       ― Где?..       ― Эй, это я тут вообще-то допрос хотел вести, ― Кайнц насупился, но ответил, ― потому что это ты в моей квартирке, а не я в твоей.       Она снова замолчала, не открывая лица, но Сорель заметил, как сжались её пальцы.       ― Если ты только…       ― Хотел бы изнасиловать ― связал бы для начала, ― он не сдержал кривой ухмылки. ― Но тебе повезло, и я не одобряю подобных методов.       ― Чего ты от меня хочешь? ― голос почти осипший, будто леди простудилась. Или, может, переболела ангиной? ― Хочешь же чего-то, раз сидишь здесь со своим револьвером, а я всё ещё жива?       ― Мне надо только узнать, не порежешь ли ты меня на ремешки, как тех бедняг вчера, ― голос невольно похолодел.       Гостья замерла на секунду, а затем выдохнула сквозь зубы:       ― Куда там…       Похоже, она имела ввиду своё ранение, но Сорель этому не поверил.       ― Вчера тебе выстрел не помешал избавиться от врага.       Леди снова ответила с задержкой и всё же отняла руку ото лба, приподняв над собой и разглядывая ладонь.       ― Это… Трудно объяснить. Но вчера я… Боли не чувствовала. Сегодня… Чувствую, ― ещё чуть погодя, она добавила ужасно устало: ― И как тело после всего этого ноет… ― Впрочем, долго жаловаться не стала, спросив: ― Ну и зачем ты вытащил меня? Вон, даже кровь кое-как оттёр с рук. Удивительно, что не раздел далее плеч…       ― А что, надо было оставить тебя там? ― выдохнул наконец Сорель, убирая револьвер за пояс. ― Раздел бы, но мне ещё шкура дорога, хех... Сама свою одёжку стирать будешь, ещё мне этим заниматься не хватало… А вот с рук оттёр просто так, когда раны обрабатывал. Кстати, ты мне ещё должна постирать полотенце, которое сейчас под твоей спиной. И не дай боже что-то осталось на диване…       ― Просто так… Людей, вроде меня, не спасают.       ― Любых людей спасают, ― возразил Сорель. ― Женщин и детей, к слову, в первую очередь. Ты как минимум женщина, хотя от ребёнка, я гляжу, не далеко ушла.       Убийца опять ничего не стала говорить в ответ. Тогда Кайнц повторил вопрос:       ― Итак, как ты, всё-таки, себя чувствуешь? И хватит играть в молчанку, фройлян, проявите же хоть каплю благодарности.       ― Я… Я не... ― она зажевала третье в этой фразе слово, но всё-таки сформулировала мысль. ― Я не играю. Мне… не хорошо.       Складывалось ощущение, что она в принципе плохо понимала саму себя, ну, кроме того, что сейчас с трудом думала. Пока Сорель размышлял об этом, леди наконец сдвинулась с мёртвой точки.       ― Могу я… что-нибудь выпить?       Только сейчас он обратил внимание на сухие губы убийцы и вздохнул: точно, она же столько крови потеряла. На плите закипело.       ― Будешь кофе?       Та сдержанно кивнула.       ― Только он крепкий, ― вздохнул Сорель и, поднявшись, снял турку с огня.       ― Без разницы.       Кайнц ещё раз вздохнул, разливая ароматный наркотик по кружкам.       ― Опс… Надеюсь, две ложки сахара тебя не огорчат.       Леди запрокинула голову, выразительно глянув на него. Сорель только усмехнулся в ответ, и, не спрашивая, добавил ещё и сгущенного молока.       ― Бон апетит, как говорится, ― сев, он поставил кружку на столик перед ней.       ― Кхм… ― гостья кашлянула, и вряд ли специально, ― не мог бы ты… ― и протянула здоровую руку.       ― Ох, приношу извинения-с, ― Кайнц без сарказма подал кружку. Да, он подчистил кровь, ещё не успевшую въесться, с ладоней, но красные разводы остались под аккуратно стриженными ногтями. Для Сореля это смотрелось странно: тонкие длинные пальцы, какие бывают у леди, занимающихся на фортепиано, и кровь. Леди сама по себе была весьма странной, и это лишь мягко говоря.       ― Хе, да уж… ― пробормотал он вслух.       ― В чём дело? ― она осторожно приняла чашку, приподнимаясь, и постаралась сделать это так, чтобы расстёгнутая до плеча блузка не съехала ниже.       ― Думаю об абсурдности всей этой… Ситуации.       ― Слава дьяволу: я уж боялась, что тебя ничто не смутит.       Сорель отпил, усмехнувшись на манеру выражаться новой знакомой.       ― Как мне к тебе обращаться?       ― А мне к тебе? ― она тоже пригубила кофе.       ― Что ж, ― поняв, что он и вправду мог бы как джентльмен представится первым, а в имени его нет ничего удивительного, стрелок назвался, ― Сорель Кайнц.       ― Немец? ― а новая знакомая, как и все, попалась на крючок его фамилии и знания языка. ― Тогда будет легче: Хороми Эммит.       Сорель окинул её пристальным взглядом.       ― Ты не похожа на иммигрантку…       ― Только по материнской линии, ― чашка с кофе спрятала бледное лицо Эммит от глаз стрелка. ― Но замуж матушка смогла выйти за обыкновенного британца. Так что… Кроме имени, я полностью англичанка.       ― В принципе, почти такая же история, ― Кайнц залпом выпил половину. ― Никакой я не немец. Я «грязный ирландец», ― и звучно опустил кружку на стол. ― Просто папашка из Австрии приезжий, от него и узнал пару словечек.       Повисло молчание, которое, как ни странно, не ощущалось напряжённым. Потому что оба понимали, что драться сейчас ― глупо и бессмысленно. Только Хороми вдруг заглянула в глаза хозяину квартиры, повторив свой вопрос:       ― Почему ты не оставил меня там?       Прямо так, в лоб, да? А ему и ответить нечего. Потому что сам не знает.       ― Считай это… Солидарностью. Жестом доброй воли, в конце-то концов.       Эммит взглянула на него совсем иначе. Будто бы из них двоих вовсе не она была полоумной. Момент прервал предательски заурчавший живот гостьи.       ― Знаешь, надо бы и завтрак сделать, ― опустошив чашку, перевёл тему Кайнц. ― Не знаю, как ты, а я последний раз перекусывал вчера по дороге в Ламбет.       С этими словами он поднялся с дивана, и прошёл к двери.       ― Э-эй! ― он впервые увидел, чтобы на лице убийцы показались хоть какие-то намёки на человеческие эмоции. Кажется, она растерялась. ― Куда ты…       ― У меня в доме нет почти ни крохи съестного, ― Сорель пожал плечами, виновато улыбнувшись. ― Я спущусь к миссис Палмер, она наверняка одолжит что-нибудь, из чего можно приготовить поесть.       ― И оставишь меня здесь? Одну? А если я что-нибудь украду и исчезну?       ― Думаю, если бы ты была склонна тащить что ни попадя, я бы это заметил. Тем более, таких людей я знал лично. А если захочешь сбежать, то иди на все четыре стороны, я тебя не держу. Своих проблем и без того полно, ― притворяя за собой дверь, он глупо усмехнулся. Сегодняшнее утро слишком походило на абсурдный сон.       На первом этаже, где жили его арендодатели, Кайнц постучался в первую дверь от входа. После недолгой паузы ему открыл старичок с пушистыми бакенбардами и контрастирующей с ними лысиной. Он явно собирался выходить из дома, поскольку поправлял накинутый сюртук и вешал на шею пенсне.       ― Ах, это вы, Кайнц, в чём дело, молодой человек? ― запыхавшись, спросил он.       ― Доброе утро, сэр, ― Сорель на всякий случай сделал шаг в сторону, ― могу я поинтересоваться: у вашей жены на кухне не осталось чего-нибудь съестного?       ― Это спроси лучше у неё, ― надев ботинки и шляпу, мистер Палмер быстрым шагом вышел наружу, указывая жильцу на коридор, ведущий в их кухню, и лишь махнул на прощание рукой.       ― Спасибо, ― вздохнул Кайнц. Там, куда его направили, хлопотала сама хозяйка, только принёсшая воды с колонки, чтобы поставить греться на большой дровяной печи. ― Миссис Палмер?..       ― Да-да, Сорель! ― она лихо для своих лет управилась с двумя полными вёдрами, затем тут же бросилась в другой конец комнаты и достала из шкафчика со льдом кувшин. ― Как вчера встретился с другом? Вот, возьми-ка, это вчерашний бульон, разогреешь сам? Всё равно отдала бы беднякам завтра с утра. А кусочек масла с петрушкой не нужен?       ― Давайте, ― он покорно выслушал всю болтовню той, решив ответить лишь на последний вопрос, и нащупал в кармане брюк мелочь со сдачи из паба.       ― Ох, что ты, ― прикрыла рот ладонью миссис Палмер, ― мы же не бедствуем. Лучше за комнаты в конце месяца заплати! ― в нравоучительном тоне пригрозила она.       ― Заплачу, конечно, ― Сорель забрал кувшин и свёрток с остатками масла с хозяйского стола, лишь вежливо улыбнувшись.       ― Смотри мне, ― проследив за своим новым постояльцем, женщина изобразила крайнюю строгость на лице.       Кайнц же быстро поднялся на свой этаж, подошёл к двери и прислушался. Убедился, что всё тихо, выдохнул и открыл.       ― Хм…       Его встретил лёд лезвия под подбородком. Убийца неживым взглядом, не моргая, уставилась на него, поднеся самое острие его кухонного ножа к его же шее. Он не слышал, как она двигалась или дышала. Её зрачки ― один шире другого ― плавно опустились к ноше в его руках.       А через мгновение леди сделала шаг назад, отведя руку.       Сорель уже почти оскалился, выдав гневную тираду о том, что могла бы она катиться к чёрту с такой благодарностью, когда Эммит неприятно вздрогнула, схватилась за плечо и, стиснув зубы, привалилась к стене. Почти как вчера… И нож опять со звоном выпал из руки. Левой руки.       ― Was zum Teufel¹?..       С такой раной двигать конечностью, тем более достаточно точно, чтобы не разрезать ему глотку. Здесь что-то совсем уж не так.       Сорель молча закрыл дверь, поставил продукты на стол и поднял нож с пола. Леди почти замерла, спрятав глаза за волосами и только неконтролируемо мелко дрожала, вцепившись бледными, бескровными пальцами в своё плечо.       ― Либо ты очень хорошая актриса, ― Сорель достал револьвер из-за пояса, сев в кресле, вновь. ― Либо у меня есть к тебе слишком много вопросов, чтобы говорить стоя.       Убийца опять поджала губы, но неуклюже поднялась, покачиваясь, и дошла до дивана.       ― Итак, ― чуть наклонился вперёд Кайнц, не выпуская Веблэй, но пока и не целясь. ― Кажется, тебе тут плечо вчера прострелили. Не могла бы ты пояснить это? ― указал на вход он.       ― Могла бы.       ― В таком случае, я слушаю.       Леди сумела вернуть контроль, снова пустыми глазами уставившись на него. Вслух же произнесла:       ― Сказать по чести, я не знаю, с чего начать.       ― Уж постарайся придумать, ― пальцы едва заметно сжали рукоять.       ― Ты знаешь Кулсдон?       ― Нет. Я ведь не местный.       ― А это и не в Лондоне. Южнее.       ― Ближе к делу.       ― Там есть лечебница, ― холодно прошелестела гостья, ― для душевнобольных.       Сорель медленно начинал понимать.       ― Я лежала там с восемьдесят шестого.       Револьвер от этого объяснения убрать вовсе не захотелось.       ― Что ж… Это несколько проясняет происходящее, хотя и было вполне очевидно, ― спустя минуту или две, нашёлся с ответом Сорель. ― Однако, как это связано с тем, что сейчас было?       ― Оно не чувствует боль, ― чуть побледнела и без того белая Эммит, принизив голос.       ― Оно?       ― Моё Безумие.       От одной этой фразы при воспоминаниях о вчерашнем и предшествующем, по спине прошёлся холодок. Нечеловеческий оскал, нечеловеческое поведение, нечеловеческая жестокость.       ― Ты убиваешь, потому что не можешь себя контролировать? ― Кайнц будто цеплялся за последнюю соломинку веры в то, что спас девушку, а не чудовище.       Леди улыбнулась. Нормально, одними губами, даже можно сказать мило. Если бы не её ответ.       ― Не совсем. Я могу выбрать, кого.       Сорелю понадобилась пауза, чтобы воспринять сказанное. После в голову пришёл закономерный вопрос.       ― Выходит тогда, в «Подворотне», ты выбрала меня?       ― Да.       ― И ты следовала за мной?       ― Верно.       ― Почему? ― свёл брови Кайнц. ― Из всех, кто был там ― готов поставить хоть сотню соверенов — я был самой худшей мишенью для нападения. Я даже не был слишком пьян…       ― Дело вовсе не в том, кто слабее, ― опустила взгляд Эммит, ― скорее, и вовсе наоборот. Я не хочу, чтобы страдали люди, не способные защититься. К тому же, ты преступник. Может, кого-то это спасло бы, убей мы тебя?..       Кайнц окончательно помрачнел.       ― Знаешь, что в этом самое забавное? За два дня, которые я тебя знаю, ты убила человек в несколько раз больше, чем я за всю свою жизнь.       Эммит ничего не ответила, лишь на секунду поджала губы. Сорель глубоко вздохнул.       ― Ладно, я ведь хотел сделать поесть.       Он поднялся, пройдя к столу, и убрал револьвер. Нашёл в шкафчике кастрюлю и перелил туда бульон, чтобы прокипятить. Краем глаза смотрел за убийцей. Она совсем ему не мешала, стараясь быть тише воды ниже травы. Даже глаз не поднимала. В целом, не знай бы Кайнц, кто она, сказал бы, что выглядит обычной затравленной девчонкой. В какой-то момент он заметил, как беззвучно шевелятся её губы. Говорит сама с собой? И почему он не удивлён.       ― Тебе повезло, я только недавно был у пекаря, ― стараясь не обращать внимания на это, из хлебного ящика Сорель достал несколько булок. ― Будешь с маслом?       Хороми в который раз за день вздрогнула, наконец посмотрев на него, и заторможено кивнула, после опять опустив глаза. Кайнц не понимал её повадок, но обещанную булочку с маслом и ещё одну кружку кофе гостья получила. Когда всё это оказалось перед ней, а Сорель расселся в кресле со своей порцией, убийца снова подала голос.       ― Почему ты кормишь меня?       Её нежданный спаситель приподнял бровь, уже откусив, и, прожевав, заметил:       ― Ещё одно «почему» сегодня, фройлян, и я с ума сойду. Следом.       ― Но я не понимаю, ― возразила она. ― По моей вине ты чуть не погиб, если бы не случай, а ты притаскиваешь меня сюда, тратишь медикаменты, кормишь, хотя квартира вообще съёмная и если кто-то узнает…       ― Поэтому тише, verdammt noch mal²! ― шикнул Сорель. ― Я уже сказал, что можешь катиться на все четыре стороны, женщина, поэтому успокойся в конце-то концов!       ― Тогда начерта ты вообще меня сюда тащил?! ― Эммит, до того апатичная, даже свела брови, явив на лице неожиданно много чувств.       ― Потому что, Scheiße³, не мог я тебя там оставить, ясно?!       Она уже была готова произнести ответ, но остановилась. Вместо того выдохнула, взяла себя в руки и молча отпила кофе, не поднимая взгляда от столешницы.       ― Я не стану доставлять ещё больше хлопот. Спасибо за угощение. И помощь. Допью кофе ― и уйду.       Сорель успокоил дыхание. Пульс в ушах стих, стоило прикрыть глаза и сосчитать до десяти на трёх известных ему языках поочерёдно. Чтобы окончательно успокоить нервы, Кайнц достал из плаща флягу, остатки коньяка вылив в чашку.       ― Ладно, я погорячился, ― помешав получившееся ложкой, ирландец сделал несколько глотков. ― У тебя достаточно серьёзная рана, чтобы отпускать тебя куда-то одну. Было бы жаль зазря потратить лекарства и бинты, если ты потом всё равно испустишь дух где-нибудь в этом вашем Ист-Энде. К тому же, ты обещала постирать то, что замаралось твоей кровью.       ― Если бы я была не я, это было бы похоже на удержание леди в доме силой.       ― Если бы я был не я, ты бы уже была мёртвой.       Хороми ужасно равнодушно, помешивая кофе, вдруг ответила:       ― Ты знаешь, может, оно было бы и к лучшему.       ― Хочешь сказать, что не очень-то и благодарна за мои труды?       Такая формулировка заставила её смутится.       ― Я… Нет, я не хочу обвинять никого, но… ― леди глубоко вдохнула, выдохнула и, опустив голову, прошелестела, ― а, к чёрту. Забудь. Сказала, не подумав.       Гостья стала показательно активно есть предложенную булочку, явно чтобы у Сореля не было соблазна начать её отвлекать разговорами. Поэтому он, конечно, сделал всё наоборот.       ― Ух, какие мы загадочные, ― откинулся в кресле Кайнц. ― Прямо одна сплошная тайна.       ― Какая есть. ― Однако же, Эммит не дала ему вести разговор, уводя тему: ― Так, выходит, хочешь, чтобы я осталась здесь ночевать?       ― Получается, так.       ― И ты не боишься, что я убью тебя во сне?       ― Боюсь, ― чуть прищурил глаза стрелок. ― И считаю это правильным и здоровым подходом. И тебе советую опасаться почаще.       ― Единственное, чего я боюсь, так это огорчить тебя, ― снова жутковато, одними губами, улыбнулась Хороми, ― тем, что кто-то, вроде тебя, вряд ли сможет вызвать у меня чувство страха.       ― Звучит, конечно, весьма и весьма, ― криво ухмыльнулся в ответ Сорель, ― но верится с трудом.       ― Знаешь, в том, чтобы потерять рассудок, есть свои прелести, ― гостья заглянула в чашку. ― Безумие забирает страх. И слава дьяволу.       ― О-о-о, да мы ещё и в Боге разочаровались, так-так-так-с, ― прищурил глаз Кайнц.       ― Ты сам не очень-то похож на верующего.       ― Ну, причащаться и на исповедь я не ходил уже лет шесть... впрочем, быть католиком воспитаннику католиков это не мешает.       ― А что же грехи?       ― Если за них мне суждено попасть в Ад ― то так тому и быть. Наверняка там много интересных личностей. Но ты, смотрю, совсем уж ушла от веры в Господа, что и дьявола поминать не боишься вслух.       Хороми дёрнула уголками губ, наконец подняв печальные глаза:       ― На самом деле, я просто дала себе обещание не надеяться ни на что, кроме себя самой. Так что в дьявола я верю не больше, чем в бога, и поминаю лишь для красного словца.       ― Если честно, ― задумался он, с грустью оглядывая опустевшую чашку, ― это звучит так, будто ты абсолютно одинока.       Судя по паузе, стрелок случайно попал в самое яблочко.       ― Да ну? ― наклонился он вперёд. ― Прям совсем-совсем? На что же ты тогда вообще живёшь, и где? Даже будь бы ты сироткой, насколько мне известно, тебя бы определили в приют.       ― Сказала же, ― прикрыла ресницы Эммит, ― Кулсдон.       ― И? Оттуда же ты как-то должна была оказаться здесь.       ― Ты хочешь знать? ― в её голосе проскочило раздражение. ― Сбежала. Чуть не преставилась, но сбежала.       ― И не было погони?       ― Решили, что всё-таки умерла. С моста в реку ― это даже мне не шутки, ― хмыкнула убийца, потирая раненое плечо. ― Но, надо сказать, ты отчасти прав. Потом подобрали меня в беднячий приют, решив, что сбежала от сводника. Впрочем, это гадкая история, ― она немного поёжилась. ― Как с их, так и с моей стороны. Теперь вот, скоро месяц, как без крыши над головой…       ― И неужто так долго смогла протянуть?       ― Ну, ― Хороми грела пальцы об ещё тёплую чашку, ― не на улице же обитаю… Знаешь, жуткие заброшенные дома, вокруг которых ходит столько слухов, что даже дети туда не суются? Довольно неплохой вариант, пока есть, чем топить. Правда, сначала пришлось немного освободить жилплощадь. ― Господи, до чего же жутко звучал её равнодушный голос: ― Думаю, ты заметил, что для меня это не проблема.       ― Освободить, ― переспросил Кайнц, ― жилплощадь?..       ― Лишь парочка таких же отчаянных бездомных.       ― Но если это целый дом…       ― Нам не нужны свидетели, ― она резко перевела глаза на Сореля. Его проняло холодом. ― Они бы видели, что мы храним ножи, заметили бы кровь на одежде… ― и только после гостья поняла: ― Ох, постой, ты подумал, что они мертвы? Нет, конечно нет. Я же сказала, что не люблю, когда Безумие причиняет вред тем, кто этого не заслуживает. Хватило лишь припугнуть. Они, похоже, сами поверили в те байки, что придумали, чтобы к ним не совались дети.       ― А… давно ты вообще… Ну, знаешь, ― он провёл пальцем по шее.       ― Сложный вопрос, ― голос Хороми зазвучал чётче в образовавшейся тишине. ― Можно сказать, что давно, но так… Так, как это было вчера… В общем, по пальцам можно пересчитать, чтобы Безумие так сильно… расходилось.       ― Кажется, ты говорила, что можешь выбирать, ― Сорель уже думал снова потянуться за Веблэем.       ― Ты прав, ― кивнула леди, уставившись в невидимую точку на столешнице. ― Это и моя вина тоже. Но всё-таки… Без него, я не была бы способна на подобные вещи. ― Неожиданно для Кайнца она спросила: ― Ты когда-нибудь чувствовал ненависть, настолько сильную, как… Отвращение или омерзение? Когда захлёстывает с головой, напрягая каждый мускул тела, настолько сильно, что на коже появляются мурашки, а на глазах наворачиваются слёзы?       Кайнц испытывал слишком странные чувства от этого разговора. И от гостьи в целом.       ― Это и есть оно?       ― Нет. Оно ещё хуже, ― Сорель уловил, как неспокойно она это произнесла. Но попыталась неуклюже пошутить, приобняв себя: ― Ведь ещё и улыбается.       Крышка кастрюли звякнула, давая понять, что Сорель совсем забыл про кипящий бульон. Он мигом вскочил, спеша снять с огня кастрюлю. Чуть не обжёгся паром, убрав крышку, но запах наваристого говяжьего супа того стоил.       ― Что ж, фройлян… Полагаю, время уже ближе к ланчу.       За весь оставшийся день они более почти не говорили. По той простой причине, что гостья, поев, снова провалилась в сон на диване. Сорель не стал её трогать, тихо занявшись тем же, чем и обычно после таких напряжённых ночек ― чисткой оружия. Приводя в порядок винтовку и револьвер, он приводил в порядок и свои мысли. То, что волновало его в первую очередь: сколько человек из ячейки осталось? Ламбетские их предали. А ведь именно с ними договаривался Людвиг об убежище. Куда теперь деться их организатору, когда он приедет? Да и всем им тоже. В таком большом городе все места уже заняты, так или иначе придётся искать поддержки у местных хотя бы на первое время. Плюс, ребята с южного берега Темзы уже знают, что от Бетти здесь действует именно он, даже знают его имя. Когда они узнают, где Сореля можно подкараулить ― лишь вопрос времени. Но лучше уж пусть попытаются достать его, чем Фредди.       А эта Хороми… Вот бы посмеялись над ним ребята, узнай бы про всё это. И её ведь наверняка тоже захотят выловить. С одной стороны, Кайнц видел, что она в состоянии себя защитить, а с другой… Что сделает пусть опасная, но всё ещё хрупкая фройлян, если её схватит несколько взрослых мужчин? Сорель не смог поднять на неё руку, только прикладом отталкивал от себя для защиты. Вряд ли она бы выдержала хоть один настоящий удар, каким, бывало, приходилось ломать оппоненту лицо в пабе. Да, даже пулевое ранение, казалось бы, не беспокоит её… Но на деле она лишь хорошо умеет притворяться бесчувственной. Не ощущай она боль, не выронила бы нож, едва убедившись в том, что Сорель не представлял опасности.       И то, как она говорила о своём безумии, будто о человеке, чертовски пугало. Когда она становится такой, даже Кайнца сковывает ужас. Ну не может человек так двигаться, так улыбаться, даже на серьёзные раны не обращая совсем никакого внимания. Где во всём этом правда, а где ― вымысел её больного разума?       Сорель вернулся в реальность слишком резко, когда обнаружил, что гостья уже вовсе не спит, а сидит на диване, глядя, как он разбирает Веблэй. Только огонёк свечи оживлял своим пляшущим отражением стеклянные глаза леди. Кайнц снова не слышал, чтобы от неё исходили хоть какие-то звуки. И это, признаться, тоже пугало.       ― В чём дело?       Хороми приоткрыла рот, желая высказаться, но растерялась, будто пойманная за чем-то. Вместо этого она обернулась в сторону окна.       ― Уже ночь?       ― Да, ― стрелок отложил револьвер, вытирая руки от ружейного масла. Подумав, он всё же предложил осторожно: ― Если ты хочешь, можешь лечь в спальне. Я буду здесь.       Гостья скосила глаза уже в его сторону. Молча кивнула как в знак согласия, так и в знак благодарности. И, придерживая плечо, встала, взяв со стола свечу. Кроме потрескивания огня этой дешёвой свечки, Сорель так и не услышал ни одного звука, пока Хороми не скрылась за дверью. Он же зажёг керосиновую лампу, вернувшись к своему делу. За дверью в какой-то момент он смог отчётливо различить шуршание ткани и скрип пружин в матрасе. Как же он завидовал ей, так крепко и глубоко засыпающей.       Сам же Кайнц возился до поздней ночи. Да, сегодня он смог немного поспать, но вот, опять… Часы тикали, будто с каждым оборотом шестерёнок громче, и ночная тишина казалась одним гудящим эхо. Глаза болели, голова болела… А, к чёрту это всё, ещё остались ведь те аптечные пилюли? К счастью, да. Сорель был рад, что купил их в Шотландии, на случай, если будет трудно заснуть от боли. Однажды они уже пригодились, когда ему сломали ребро и от любого поворота выть хотелось. Но, к несчастью, пилюли давали лишь сон. А какой сон ― это уже как повезёт.       В мозг слишком въелся этот контральто, влажные острые зубы и страх холода. Холода лезвия, проходящего прямо перед глазами, под подбородком, у самой грудины. В реальности нож его почти не коснулся, а в разуме в тот вечер Сорель успел умереть несколько раз. Что бы она с ним сделала? Распотрошила, как тех бедолаг у Воксхолльского моста? Или дала бы быструю смерть, разрезав сосуды? Резанула бы по глазам, чтобы не смог стрелять? В тот момент её взгляд разительно отличался от той Хороми, что пила с ним сегодня кофе. Эти глаза не были стеклянными и безразличными, она их не отводила. Эти глаза смотрели прямо на него, будто пытаясь прожечь, потому что сами пылали непреодолимым желанием.       Желанием сделать больно.       Влажный стук капель, прохлада, хруст подкожного жира, надкостницы и кости.       Кайнц вскочил, чувствуя, как колотит пульс в ушах и до боли свело внутренности.       ― Сон… ― сквозь тяжёлое дыхание прошептал он, держась за живот. Давно ему не снилось что-то настолько реалистичное. Интересно, так оно и ощущается, когда в тебя нож всаживают?       Сорель потёр лицо рукой, оглядываясь в потёмках. Несколько секунд он смотрел на темнеющее пятно на столе. Всё-таки, неспокойно ему без этого ― взял револьвер и положил в карман брюк, снимать которые на ночь не стал. Застегнув рубашку, тихо направился к двери в спальню. По привычке попытался прислушаться. Впрочем, безрезультатно, да и сам вспомнил, что дышала убийца почти беззвучно. Тихо повернув ручку, он открыл дверь и заглянул в комнату.       На расстеленной кровати белела простыня. Пустая. Поскрипывало окно, распахнутое настежь, и покачивались шторы от тёплого весеннего ветра. Кайнц тут же бросился к раме, выглядывая вниз. Не первый этаж ведь как-никак…       Но стоило ему, озадаченному и удивлённому, распрямится обратно, как он почувствовал едва тёплое дыхание. На своём затылке.       Стрелок тут же отскочил к двери, нащупывая Веблэй, а перед ним мелькнуло смазанное пятно. Через секунду его глаза уже сфокусировались, чтобы различить белую ткань, темнеющую на плече, распущенные каштановые пряди и улыбку с острыми зубами. Но не такую напряжённую, как в прошлый раз, а будто игривую. Не всерьёз.       ― Ну-ну, дружок, ― контральто прозвучало без угрозы, сладко и обволакивающе, прямо под его ухом. ― Если бы теперь я хотело убить тебя, ты был бы уже мёртв.       Только спустя секунду он понял, почему не заметил гостью. Мгновение назад она какого-то чёрта свисала вниз головой с гардероба за спиной Сореля, а он-то принял это белое пятно за перевешанное через дверцу платье.       Кайнц снова отшатнулся, поняв, что эта сумасшедшая слишком близко, но позади оказалась кровать, на которую он благополучно и приземлился. Комнату наполнили тихие, но обильные немецкие ругательства. Привстав на локтях, он обнаружил, что улыбка исчезла с лица Хороми, зато появилось неожиданно яркое, гипертрофированное удивление.       ― Ах-ха-ха-ха-хах! ― затем она рассмеялась вновь, аж схватившись за живот. ― Вот ведь растяпа! ― Сорель всё никак не мог найти, что должен сказать, а она, хищно облизнув зубы, растянула улыбку на пол-лица: ― Впрочем, вкусно. Жаль, что ты проснулся от своего сладкого кошмара, что бы там тебе не снилось.       ― «Сладкого»? ― на лице Сореля явно читалось, какие эмоции он от происходящего испытывает. ― Да меня чуть удар не хватил, безумная ты девчонка! Бьюсь об заклад, седины теперь ещё прибавится! ― указал на свою макушку он.       Она рассмеялась, однако уже не так жутко. Скорее, довольно или радостно.       ― Она всё равно тебе к лицу, дружок, ― голос, манеры… Перед Кайнцем стоял словно другой человек. ― А мне не помешал перекус после хорошего сна… ― зевнула гостья, потянувшись до хруста позвонков.       Перекус? О чём она вообще? И…       ― Так ты... ― он оглядел ещё раз ту, что стояла сейчас перед ним, лихо спрыгнув со шкафа, будто ей не прострелили плечо вчера. Ту, что улыбалась нагло, глядя ему в глаза, и называла «дружком». Ту, что едва не убила его: ― И есть оно.       ― Ну… что-т вроде этого, ― она дурашливо прищурилась, прикусив язык и наклонив голову.       Безумие ― не состояние Хороми. Это действительно... человек ли? Но другая, полностью противоположная личность.       ― Как твоё имя? ― нахмурился Кайнц. Общение с этим ему не нравилось. Совсем.       ― У меня его нет, ― она двигалась так, словно бы не могла стоять на месте. Покачивалась, расхаживала, опиралась то на подоконник, то на письменный стол, кружилась, жестикулировала. ― Так и зовусь.       ― Безумием, ― догадался Сорель.       ― Агась! ― в очередной раз крутанувшись на пятках, оно должно было упасть. Но невероятным образом выстояло. Как тогда, в бою, чудом сохранив равновесие. Кайнц отметил, что на плече из-под тёмной кровяной корки проступил свежий блеск.       ― Слушай, ты…       ― Так, зачем ты сюда пришёл-т, а? ― оно вдруг на секунду замерло, стрельнув глазами и бесцеремонно перебив хозяина квартиры. ― Пялиться на моё тело, я так поняло?       Сорель, конечно, смотрел ниже её лица, но интересовала его скорее открывшаяся рана.       ― Больно надо, ― вздохнул он, прикрыв глаза. Однако невольно, взгляд задержался на белых, почти как и ткань нижней сорочки, лодыжках.       ― И поэтому сейчас ты думал о моих щиколотках? ― неприятно улыбнулось оно.       ― Ты что, мысли…       ― Вовсе нет, лишь чую эмоции, ― однако, даже эта фраза походила на чтение мыслей. ― И неплохо вижу в темноте.       Сорель потёр переносицу. Слишком много странностей за один день.       ― Слушай, ты, Безумие, или как там тебя, ― устало произнёс он. ― Во-первых, какого чёрта окно распахнуто настежь? Я не буду лечить тебя и твою Хороми ещё и от простуды. Во-вторых, уймись, чёрт возьми, твоя рана опять кровит. В-третьих… ― глянув на неё ещё раз, Кайнц процедил, ― я, твою мать, нихрена не понимаю. Позавчера хотела убить, вчера хотела убить, сегодня хотела убить, а теперь… ВСЁ ЭТО! ― закончил тираду театральным шёпотом Сорель.       ― Я люблю ночной воздух, ― незамедлительно, будто рапортуя, но с той же улыбкой, Безумие поочерёдно разогнуло три пальца. ― Моё тело ― что хочу, то и ворочу. Ты сам спас нас, а теперь удивляешься тому, что я не убиваю тебя?       ― А как же вчера утром, когда я вернулся от миссис Палмер?!       ― На всякий случай, ― с улыбкой пожала плечами личность, будто нарочно, ― не убило же я тебя в итоге, право слово.       Кайнц выдохнул, пытаясь не злиться. Настолько наглых дам он ещё не видел. Но неожиданно, поднять голову его заставил знакомый девичий голос, будто вынырнувший из омута.       ― Не слушай, ― Хороми тяжело дышала, схватившись за плечо. ― Ему только и надо, чтобы ты злил… ― и, после короткой паузы, когда леди снова замерла и вздрогнула, её телом завладела вторая. ― Хех… Вечно лезет, когда не просят.       Сорель, мягко говоря, не знал что и сказать. Он никогда не имел дела с сумасшедшими, а тем более с двумя сумасшедшими в одном теле. Ситуация его полностью сбила с толку.       Безумие же, тихо насвистывая незнакомую ему мелодию, вернулось обратно к шкафу, с полки достав снятый корсет. Плюхнувшись на стул, где висела верхняя юбка, оно с беззаботной физиономией, не обращая внимания на Кайнца, принялось этот корсет расшнуровывать непонятно зачем.       ― Э-э-э-эм… ― проскрипел Сорель, силясь понять, какой из всех вопросов ему задать первым.       ― Что? ― оно перевело на него слишком вызывающий взгляд. ― Совсем туго, а? ― продолжая ловко орудовать пальцами, личность всё же сжалилась: ― Ну так и быть, давай говорить. Только нижнюю челюсть с верхней сомкни.       Сделав соответствующий жест, Безумие тихо хихикнуло. Сорель собрался с силами, вернув лицу более или менее подобающее выражение, и начал издалека:       ― Хочешь выпить?       ― Предлагать спиртное сумасшедшему убийце? ― вторая личность казалась на удивление здравомыслящей сейчас.       ― В одиночку пить не хорошо. К тому же, алкоголь помогает найти общий язык. Но нет, так нет, ― ирландец уже поднялся, чтобы сходить за своими запасами, но, когда выходил, получил запоздалый ответ.       ― Неси и мне. И, не бойся, ― на секунду ему показалось, будто контральто стало серьёзней, ― нас с ней двое, и дозы нам всего нужно по две, так что не захмелею.       Усмехнувшись этому факту, Сорель взял на «кухне» два стакана и открытую бутылку виски.       ― Устроит без закуски? ― вернувшись, поинтересовался он.       ― Без разницы, ― процедило Безумие, пытавшееся в этот момент зубами оторвать часть шнурка, вытащенного из корсета. Что самое удивительное, ему это удалось. ― Эй, дружок...       ― У меня вообще-то имя есть, если вдруг что, ― манера общения второй личности начинала Кайнца раздражать.       ― А какая разница, если завтра мы расстанемся? ― не особо заинтересованно ответило оно, вынимая застрявший между зубов шнур. ― К тому же, у меня дурная память на это дело. Держи! ― оно бросило свой «трофей» на колени хозяину квартиры.       ― Зачем это мне? ― озадаченный, Сорель чуть не перелил виски в стакан.       ― Это не тебе. Долго объяснять, но побудь хорошим мальчиком ещё немного ― спрячь это у себя. И ни под каким предлогом не отдавай Хороми, понял?       ― Э?       ― Ладно. По-жа-луй-ста, ― когда оно по слогам произносило это, за губами отлично проглядывал прикус. ― Так сойдёт?       ― И что мне с этим делать?.. ― пробурчал он в стакан.       ― Отдашь мне. Завтра. И всё. Больше ничего от тебя не требуется.       Сорель выдохнул, убирая доверенную вещицу в нагрудный карман:       ― Вот. Довольна?       ― Довольно.       ― Кстати, а почему ты… Ну… Ты же вроде леди. Или я чего-то не знаю? ― Кайнц ведь отчётливо помнил, на чём вчера проснулся.       ― Хороми ― определённо леди, ― хихикнула вторая личность. ― Ну, а я… Не знаю, ― наклонила гостья голову. ― Видишь ли, в чём тут дело, дружочек: у меня никогда не было своего тела. Я не знаю не только имени, я не знаю ничего о себе. Поэтому, думаю, я ни леди, ни джентльмен. Я ― это я. ― И, отпив, прибавило: ― Хотя действовать в теле женщины, признаться, кажется мне весьма удобным.       ― Выходит, Хороми всё же главная, ― подумал вслух Кайнц.       Безумие напряглось, улыбка исчезла с его лица, став больше похожей на оскал, а Сорель ощутил себя, будто наступил на хвост кобре.       ― «Главная»? Ну, может, эта главная тогда бы одна, и без меня выживала всё это время? Может сама бы себя защищала? Ха! ― Чуть успокоившись, вторая личность залпом выпила оставшееся в стакане виски, с грохотом опустила на стол, и докончила: ― Слабая, безвольная сопля ― вот, кто она без меня.       Кайнц не мог сам себе объяснить, отчего, но, услышав это, испытал странную обиду за девушку.       ― Думаю, ты без неё тоже сплоховала бы, ― на удивление, он даже смог подкрепить это мнение аргументом, ― если судить по твоему стремлению лезть в драки без остановок. Или в этом вину тоже положишь на неё?       ― Тц! ― оно зло шикнуло, отвернувшись, чуть не хлестнув его длинными волосами по лицу. ― Ты совсем не знаешь ни её, ни меня. Она сама отдала мне своё тело, жалкая и беспомощная. И благодаря кому, ты думаешь, мы сбежали с лечебницы, а?       ― Понятия не имею. Но если благодаря тебе в конце этого побега вы чуть не умерли, то я ничуть не удивлён, ― Сорель уже начинал интуитивно понимать, хотя словами объяснить бы ничего не смог.       Гостья странно поводила головой, будто принюхиваясь.       ― Эй… ― оно обернулось, глядя прямо ему в глаза.       Сорель ничего не ответил, спокойно попивая свой алкоголь и делая вид, что ничегошеньки не разумеет.       ― Он был у меня на языке, секунду назад… ― Безумие уже перевело внимание, теперь наоборот, не замечая хозяина квартиры, оборачиваясь в темноте, будто ища. ― Ну не-е-ет! Ну… Грх, ладно! ― оно снова обернулось к Кайнцу, сведя брови.       ― Что, подруга? ― он криво ухмыльнулся, подняв глаза, уже догадываясь, что она захочет сделать.       Убийца резко схватилась за его шею, но…       ― Ты ж не убьёшь меня.       ― Ты так уверен?       ― Хороми сказала ― она выбирает, ― рассудил он, отставив стакан и спокойно глядя снизу. ― Похоже, тебе всё равно, кого убивать, поэтому ответственность выбора лежит именно на ней.       Безумие скалилось, но его пальцы ― цепкие пальцы Хороми ― ни на миллиметр не сжались.       ― А ещё, я так понимаю, тебя интересует вовсе не чья-то смерть, ― ухмылка Сореля стала совсем кривой, ― а их эмоции, я прав? ― пальцы не сжались, но он почувствовал кожей ногти.       Теперь перед ним стояло то Безумие, что он запомнил: напряжённое, взвинченное и готовое убить. Однако сейчас ― неспособное это сделать.       ― Выходит всё-таки не ты главная, ― хмыкнул он, стоило Безумию отступить.       Личность, жутко улыбнувшись, наклонилась к нему чуть ближе, и тихим, подрагивающим контральто пообещала:       ― Однажды, когда это милое молодое тельце станет полностью моим, ― и мерзко хихикнула сквозь зубы, ― я снова приду. Ты забудешь обо мне, а я о тебе, дружок, нет.       ― В таком случае, буду ждать, чтобы познакомить тебя с каким-нибудь новым снаряжением. Наверняка к тому времени обзаведусь чем-нибудь очень интересным, ― отчеканил Сорель. В его голосе чётко читалось, что он сделает, когда в следующий раз убийца попытается напасть.       И затем гостья не то, чтобы резко, но достаточно быстро отшатнулась от него, а улыбка пропала с лица. Она тут же стала искать, куда могла деть глаза, чтобы избежать зрительного контакта. Точно Хороми.       Сорель вроде бы и понимал, что она ― тоже убийца. Та же самая, что и Безумие, но… И другая, одновременно, тоже. По крайней мере, она не вызывала в нём отвращения или страха.       ― Выпей, ― посоветовал он, налив в её бокал ещё виски, но меньше половины.       Эммит, кажется, растерялась ― за её лицом не поймёшь точно ― но, не зная, что ещё ей делать, выпила.       ― Так я был прав?       Отпив ещё и придерживая потревоженную рану, гостья кивнула.       ― Почти, ― она слабо приподняла уголки губ, ― всё-таки, зря ты так, с «главной»… Безумие обиделось.       ― Обиделось?! ― Кайнц хотел очень ёмко выразиться, но всё-таки сдержался перед леди.       Хороми снова кивнула:       ― Оно не всегда настолько пугающее, каким хочет казаться.       ― Ты что же это, ещё и защищаешь его? Оно ведь…       ― В чём оно право, ― перебила мягко Эммит, ― так это в том, что ты нас не знаешь. Как бы там ни было… Оно и вправду, ― её взгляд на секунду скользнул по его нагрудному карману, ― спасает меня.