***
После захода солнца холод быстро выжимал из воздуха влагу. Огромные облака, похожие на китов с раздутым и высвеченным фонарями пузом, медленно стелились над домами. Сорель всё ждал, когда же они насадятся на шпили церкви прямо через пару кварталов. Иктерически-жёлтый циферблат рядом с колокольней показывал без четверти десять. ― Сэр, возьмите, а? — протянула ему листовку девочка с чёрной косичкой. Сорель без труда прочёл: «Настоятель Рэнделл Воскресная проповедь «Свобода во Христе» Церковь Христа и Святых Иоанна с Лукой» ― Я вообще-то католик, но ладно, ― Кайнц забрал бумагу: сгодится на розжиг. И девчонке поди давно пора домой, спать. Та в ответ показала в улыбке пару украденных феей молочных зубов и рванула дальше по улице в поисках поздних прохожих. Ухмылка сама собой растянулась в ответ, пока Сорель провожал девчонку взглядом. Впрочем, всякое желание веселиться исчезло, когда он снова поднял голову к беззвёздному и бездонному небу. Точнее, к крышам. Убийца ведь предпочитает их брусчатке под ногами. Отбивавшая пульс стрелка подбиралась остриём к без двадцати десять. Только вот в голову лезли мысли вовсе не о римских крестах, и совершенно не к месту: пора готовиться. Мимо площади, мимо водокачки во дворике, мимо стогов на жалких остатках полей, где некогда выпасали скотину, мимо надземной станции метро, перешагнуть рельсы, пока за домами качаются и скрипят голые мачты, усеянные спящими чайками ― всё это, чтобы оказаться на самом краю трущоб, где плещется Темза в плену Миллуолского дока и чернеет труба заброшенной котельной. Здесь-то Сорель и присмотрел себе место. Поднимаясь по ржавеющим скобам, стрелок ещё раз пересчитал в уме всё, что ему нужно знать. С учётом высоты до возможной цели будет от восьмиста сорока пяти до восьмиста девяноста ярдов: пакгауз, где будет работать Йоханс, на дальней стороне, к северу. Патроны — не унитарный триста третий, рвущий бедный Ли-Метфорд кордитом, но ручная работа Фредди на чёрном порохе. Скорость будет чуть ниже, что Кайнц компенсирует массой патрона и привычкой держать винтовку в чистоте: ружейное масло делает семь левосторонних нарезов идеальными для гладкого хода пули. Оптический телескоп осторожно прикручен сбоку. Привычней и легче ему управляться с прицельной планкой, но, если Дица схватят, понадобится ювелирная точность. Луна, от которой будто бы оторвали кусок, становилась всё ближе. Полупрозрачные перья облаков высоко над Лондоном словно рябь далеко на поверхности. Действительно, Кайнц, ты оказался на самом днище… Сорель давно разучился бояться высоты. Пожалуй, она его даже завораживала. По крайней мере виды, открывавшиеся сверху, ни с чем не шли в сравнение. Искорёженный бледный месяц отсюда сусальным золотом лежал на речной глади и влажных от лёгкого тумана крышах. Ярко, будто полнолуние. Флаги на мачтах стояли почти бездвижно, подёргиваясь иногда на восток. Стрелок оценил шёпотом: ― Славная погода. Чугунная решётка на вершине трубы довольно крепкая, главное, чтобы ботинок не соскочил между прутьев. Зато об упавших гильзах не нужно волноваться. Жаль, что после пары выстрелов придётся сменить такую удобную позицию. Всё просто идеально сходилось для работы, кроме одной вещи. Дрожи.***
Вечерний туман искажал звуки. Диц слышал каждую каплю, стекающую с водосточных труб, и далёкие шаги патрульных по периметру дока, будто бы прямо за бригантиной. Дурная погода. В докерских тряпках прохлада превращалась в настоящий мороз, и Йоханс ёжился, чувствуя ремень, непривычно оттягивающий бедро холодной сталью. Может, предсказание мистера Бетховена и сбылось, но чистить от грязи и ржавчины все эти железки было той ещё морокой. Совсем не то, что тёплые от близости к сердцу отмычки в нагрудном кармане. Сказать по чести, в этом деле Дицу не нравилось буквально всё. Особенно то, что работа на самом деле целиком и полностью лежала на нём. Проклятый Кайнц опять потребует увеличить долю за то, что ответственность перед законом в случае поимки больше, да только вот, если Йоханс выполнит свою часть по высшему классу, ни за что отвечать тому не придётся. Меньше всего он хотел, чтобы жуткий стрелок применял свои навыки. Тем более рядом с ним. А больше всего он хотел, чтобы ему вернули Отуэя. Мать на том свете поди уже осыпала Йоханса сотней проклятий… И осыплет ещё тысячью, если получится, что все эти годы среди мерзавцев он провёл просто так. Когда яркий свет бычьего глаза прополз по воде между баржей и бригантиной, Диц пригнулся над бортом. С кормы лодки донёсся щелчок и неяркая вспышка. ― Фредерик! Оружейник достал из пачки папиросу, поигрывая зажигалкой между пальцев и, лишь затянувшись, соизволил обратить внимание на подельника. ― Ну ма! ― Дым мгновенно мешался с туманом над водой. Вёсла поскрипывали под локтями беззаботного пиромана. — Ещё не хватало, чтоб мне и курить на деле запретили. Диц вздохнул. Лучше ему начать сейчас, чтобы Фредерик не доставлял проблем. ― Я выдвинусь, и к десяти уже буду у входа. ― Думаешь, это хорошая идея? — тот скосил глаза на трубу котельной, чёрным обелиском проколовшую туман. Конечно, ведь ирландскому стрелку с причудами доверия больше, чем порядочному вору! В конце концов, Фред отмахнулся: — Ладно, мистер Любимчик, делай, как знаешь. Пиздуй и я поплыл. Холодрыга-то какая мерзопакостная, где ж чёртово лето?.. Диц только сосредоточенно кивнул перед тем, как уцепиться пальцами за край борта баржи. Лодка под ногами ужасно качалась, и он надеялся побыстрее оказаться на твёрдой брусчатке или хотя бы пирсе. Прежде убедившись, что чужих поблизости нет, Йоханс осторожно забрался на судно под тихий плеск вёсел. Пивные бочки, накрытые брезентовым полотном, отлично могли его скрыть, если пригнуться или прижаться спиной. Хоть он и одет как докер, и даже послушно забыл про умывальник на неделю, лишний раз попадаться местным ему не хотелось. Режущий свет фонаря гас в клубящейся влаге, а с ним и силуэты в высоких шлемах. Всякий патруль обязан обходить маршрут каждые десять минут, но, пока сменятся, есть ещё пять-десять. Итого пятнадцать-двадцать минут, перерыв, и дальше по десять. Всё ведь просто, верно? Действовать быстро, не колеблясь, не раздумывая, как учил мистер Бетховен. Просто слушать сердечный ритм и скользить по брусчатке в такт с тенями ― тогда не будет никаких проблем. На складах прямо по кирпичу намазано: «Береги голову!» ― чёрной краской поверх номеров причалов. То и дело Дица укрывали в лунной тени катушки канатов ― такие же гигантской паутиной держали покачивающиеся мачты. Йоханс и сам не раз мог отправится щипать на них пеньку. Резкий всплеск заставил его вздрогнуть, но вор себя успокоил: всего лишь вода из огромного решета сливной трубы под причалом. Мучало его странное ощущение, недостаточно сильное для страха, но и недостаточно незаметное, чтобы списать на обыкновенную тревогу перед делом. Будто угря пустили за шиворот, и тот склизким телом обвил грудь, сдавливая и мешая ровно дышать. Точно что-нибудь пойдёт не по плану. Первая половина пути до нужного пакгауза уже пройдена. Сквозь туман можно разглядеть силуэты складов впереди, и… Узенькую двухэтажную сторожку, в которой явно топили печь. Из проулка рядом докатилось эхо голосов. Не раздумывая долго, Диц одним махом свесился с края причала, носком сапога нащупав скользкие от водорослей подпорки. Стало даже обидно, как воспитатели приюта давным-давно ругались на него и его друзей за прятки на пирсах Эйра. Ещё обидней, что на обратном пути балки уже начнут скрываться под водой — Темза ждать никого не станет. Скача с доски на доску, перелезая слишком близко сколоченные и цепляясь за выступающие не то болты, не то громадные гвозди — за ржавчиной резьбы он бы не разглядел — Йоханс и не заметил, как от ледяной влаги почти занемели пальцы. Пришлось потерять пару минут, чтобы отогреть их, иначе вор, подтянувшись наверх, рисковал соскользнуть прямо в тухлую жижу на воде. Голоса и шаги как раз отзвучали сверху, и снова вокруг остались лишь плеск и капель. Выбрался из-под причала Диц как раз ярдах в десяти от сторожки. У её двери оказался бесшумно и осторожно потянул ручку: ага, закрыто. Значит, нужно сделать так, чтобы и не открывалось. Один маленький фартинг в замочную скважину, пара едва слышных ударов рукояткой сложенного джемми и Йоханс спокоен, что в случае чего у него будет время для отступления. При обороте взгляд невольно задержался на крышах дальней стороны дока. Труба в тумане не больше почерневшей десертной ложки: Кайнц и вправду может видеть его оттуда? Может даже… попасть? Не желая долго об этом думать, вор, наконец, взглянул на пакгауз. Кирпичный гроб номер четыре с крышкой из шифера и железа. От главных ворот нужно нырнуть в узкий проулок — самая опасная часть пути, где ни спрятаться, ни сбежать. Он успокаивал себя счётом: на уровне щиколоток зарешеченные окошки в подорожнике и птичьем горце, и ему нужно отсчитать пятнадцать штук. Разведывая входы на неделе, он думал, что успеет выкрутить пару болтиков из одной решётки, но задача оказалась провальной: всё приржавело намертво. Впрочем, Диц не отчаялся, и решил, что раз уж от решётки не избавится, он найдёт в ней пользу. И нашёл: по ней можно было подняться к верху высоких узких окон, как по штормтрапу, а оттуда дотянуться до досок заколоченного окна этажом выше. Дальше дело за малым: клещи, немного сноровки с ловкостью и вот, последней преградой стали ставни, запертые на хлипкий шпингалет, справиться с которым помогли уже коловорот с обыкновенной отвёрткой. Старое, податливое от влаги дерево даже почти не шумело. Окно отворилось без лишних проблем, впуская гостя в темноту покинутого склада. Диц, хоть и работал не раз ночью, не мог привыкнуть к этому. Действовать в толпе казалось легче, чем в полном одиночестве или, что ещё хуже, кажущемся одиночестве. Только вот зажигать фонарь Фредерик настоятельно не рекомендовал, а он, хоть и был тем ещё обалдуем, в химии смыслил побольше Йоханса. Холодный месяц снаружи остался единственным светом, на который он мог положиться, и потому Диц, на ощупь спустившись по ступеням из металлической сетки, сразу же стал искать вдоль стены путь к воротам. Нужно открыть засов изнутри, потому что отступать через тот проулок — самоубийство чистой воды, и — на этой мысли он очень неприятно скривился — там Кайнц его не увидит. Когда шероховатый кирпич под кончиками пальцев сменили гладкие петли и древесный рисунок, с засова из свежей, ещё не истёртой доски в руку впилась заноза. В былые времена Дицу бы всыпали за такое тростью по рукам, но он позволил себе сунуть палец в рот ― лучше, чем зашипеть от досады ругательство. Небольшая дверь, прорезанная в одной из створок, в его руках открылась так же молчаливо, как луна источала болезненный жёлтый свет. Нечто внутри на мгновение задержало Йоханса, вселив иррациональный ужас: а что, если сзади кто-то есть? ― Ну что за вздор? — одними губами шепнул он, кинув взгляд через плечо. Никого там не было. Зато проникший внутрь свет очертил углы ящиков и скосы бочек. Над головой ― чугунные цепи с крюками, под ногами — засыпанный опилками настил и миниатюрные рельсы от причала к задним воротам склада. Всё так же, как в предыдущий визит с Бадди. Только теперь повторял их путь Йоханс в одиночку, выискивая приметную покорёженную железную опору. Ящики остались на месте — всё в порядке. Но расслабляться не давала мысль о том, что Диц может по неосторожности разлететься на обугленные ошмёточки. И всё же после неслышного вздоха вор решился аккуратно перенести всё ближе ко входу к прибытию лодки от заказчиков.***
Её появление едва ли возможно предсказать наверняка. Пришла по крыше соседней верфи, без «здравствуй» уселась там, внизу, и свесила ноги. Что Сорель должен вообще сказать? ― Даже не попытаешься меня убить? — а ведь вполне могла бы сейчас. ― Кто знает? — контральто наглое и насмешливое, слава Господу, совершенно не злое. — Что мешает мне сначала полюбоваться отсюда городом? Зрелище всяко приятнее кое-чьей рожи. Сорель, конечно, никогда не считал себя красавцем, но стало обидно. ― Ты так говоришь, но всё-таки вы пришли. Неужто фройлян меня простила? ― Ага, то-то с тобой разговор веду я. Не думаю, что «фройлян» вообще хочет тебя видеть. Кайнц слышал от дам всякое: обвинения в алкоголизме и распутстве, связях с дурными людьми, ирландских корнях и отсутствии должных манер, ― но сейчас чувствовал себя особенным образом паршиво. Потому что и вправду провинился. ― Пришло за обещанным, значит? ― Угу, ― Безумие, странно покачавшись из стороны в сторону, поднялось и отряхнуло юбку. — Найти тебя было нетрудно: высокое место и шлейф из тревог. Беспокоит что-нибудь, а? ― Благодарю за заботу, но я не стану вас задерживать. Что рассказать про дело? — делиться наболевшим с Безумием? Сорель же не настолько сам сошёл с ума! Вторая личность взяла короткий разбег перед прыжком и легко уцепилась за скобы, торчащие из кладки трубы, голыми пальцами. Кайнца за эту секунду чуть удар не хватил. Жутковатыми рывками Безумие добралось до верха, где лёгкий ветер разглаживал чёрное платье и волосы, как флаги на кораблях. Стрелок, полный непонимания, уставился на убийцу. ― Мне ничего не нужно рассказывать, ― с улыбкой наклонила голову та. — Когда я всё могу увидеть этими глазами. ― Надеюсь, ты… ― Вмешиваться? О, что ты, у нас ведь был уговор, я всё отлично помню. ― Кайнц сглотнул ком в горле, потому что ухмылка этой личности не вселяла доверия. ― Я вполне счастливо всего лишь находиться в первом ряду. Не обращай на меня никакого внимания, ― нарочито покивало Безумие. Сорель с трудом подавил желание взвыть: чёртова убийца явно чего-то ждёт, но не желает ничего раскрывать. Это изощрённая ловушка? Месть за пьяную выходку? Да от этой сумасшедшей можно ожидать всего, что угодно! Надеясь отвлечься, стрелок через оптику взглянул на бригантину. Вот дерьмо, Диц решил начать раньше? Кусок малолетнего идиота, всё же заранее оговорено! Самое дурное: сделать Сорель ничего не мог. Старый лис явно разбаловал лисёнка, и тот возомнил себя не иначе, как главным действующим лицом, когда на работе все они — лишь шестерёнки в продуманном плане Людвига. ― О, это случайно не твой подельник-воришка? Кайнц не ответил. Вот и первая проблема: когда констебли только что прошли, те, кто от них скрывался в проулках, вышли обратно на пирс. Сейчас заметят что, и всё насмарку! ― А он не только по карманам лазать умеет, а? — восторженный хлопок в ладоши за спиной. Обошлось, вроде бы. Пока свет фонаря в тумане мелькал между канатных катушек, сложенных досок и бочек с ящиками, под ним мелькала тёмная фигура Дица между подпорок причала. Сорель надеялся лишь, что тот знает, что делает. К счастью, Йоханс дождался, пока лишние свидетели покинут док и направятся к Марш Уоллу прежде, чем вылезать. ― Интересно, это ты так за коллегу волнуешься? ― Сорель дёрнулся, когда голос зазвучал прямо над ухом. Отнял щёку от ложа и сразу же боковым зрением зацепил ухмылку. ― Просто… Руки устали. В винтовке десять с лишком фунтов. — Предательски подрагивало цевьё. ― М-м-м, ― потянуло уже за спиной контральто, судя по звуку неспешно закружившись. — То-то в ту ночь ты смог нас дотащить через весь город. Может, не будешь врать хотя бы себе? ― Может, ― отрезал Кайнц и просто вернулся к прицелу. Дица уже не было на причалах, значит, как раз пробрался в пакгауз. Ему осталось только открыть дверь и дождаться лодки от заказчиков, чтобы передать им пятнадцать ящиков аммиачной селитры, закрыть за собой двери и убраться восвояси через слив канализации — воняло там при осмотре на неделе жутко, зато обнаружилось целых три рабочих люка в Канареечную Верфь. Дверь пакгауза распахнулась и Диц снова исчез. ― Твоя работа в Саттонс Уорф? — нельзя отрываться от прицела. ― Да. ― Я так и думал. Странно ощущать, что понимаешь сумасшедшую без лишних слов. Ещё странней — она тебя тоже. Безумие знало, что Кайнца тревожат его выходки, а Кайнц знал, что Безумие это не остановит. ― Значит, сегодня расплачусь по долгу — и в разные стороны? На краю зрения мелькнули голубые зрачки, отражающие жёлтый месяц. ― Хороми надеется, что так и случится. ― А ты? ― Я думаю, что тебе крупно повезёт, если её надежды оправдаются. Больше Кайнц ничего не стал спрашивать. Молчание если и казалось напряжённым, то лишь потому, что Йоханс отчего-то застрял в пакгаузе. Должен же помнить, где нужный груз? ― Ой-ой, ― деланно огорчилось Безумие, когда над Собачьим Островом разнёсся бой колоколов, ознаменовавший наступление десяти часов ночи, а из приоткрытых ворот почти выпал Йоханс, бледный и напуганный. — Кажется, что-то пошло не так. Сорель ощутил, как поджало полупустой желудок, заполненный разве что коньяком. ― Твою мать…***
Йоханс вывалился наружу, когда его мгновенно прошиб пот. Рефлекторно он смахнул капли не со лба и не с губ, а коснулся щеки: под пальцами ничего, кроме редкой недельной щетины. Быстро опомнившись, он метнулся к окнам сторожки и заглянул за мутное стекло. ― Господи Иисусе… Диц не знал, что его пугало больше: мертвецы за ящиками и перед печью в сторожке, то, что убийца наверняка рядом или то, что его могут приплести к этому делу. Что он должен делать теперь? Долго думать не пришлось: снова кто-то приближался в тумане. Внутрь пакгауза Йоханс возвращаться не имел ни малейшего желания, в проулке негде спрятаться… Пришлось броситься за гору угля и прижаться к оставляющей следы на одежде и коже черноте, молясь, чтобы голоса не обошли насыпь с другой стороны. Если зайдут в пакгауз — сразу бегом отсюда! Разговор уже зазвучал за его спиной, у сторожки, но Йоханс понял: ему не знакомо ни одно слово. ― Китайцы… ― шепнул он на вдохе, пытаясь успокоить рёбра. Голоса не звучали слишком обеспокоенно, хотя за скачущими интонациями чужого языка он не был уверен. Но подозревал, что их волновали не только трупы, но и оставленные нараспашку ворота и, возможно, фартинг в замочной скважине. Что ещё хуже… К пакгаузу направился только один из голосов, и вместе с ним — свет в тумане. Диц вжался в уголь сильней и всё ещё молился, только теперь, чтобы у стрелка хватило терпения. Что угодно, но не ещё одна смерть у него на глазах, Господи… Йоханс сам справится, переждёт и сбежит. Но выстрел прозвучал. Секунда разорванной тишины, и Диц оторопел: оба голоса нарушили молчание. Шлёпающий бег по мокрым доскам и тусклый свет быстро поглотил туман. Диц не забыл о вежливости: ― Спасибо тебе, Господи!