Десять солнц

      Глаза быстро привыкают к темноте, и Лань Ванцзи начинает различать следы в пыли и пепле. Не просто следы, а целую протоптанную тропинку. Надо всего лишь идти по ней.       Сердце Лань Ванцзи замирает от предчувствия. Его одинаково страшит любой исход, найдёт он на том конце темноты Вэй Ина или нет. Темнота вокруг сгущается, и Лань Ванцзи больше не видит следов под ногами, зато ощущает присутствие.       В чёрной тишине — напряжение, словно в глубине дворца пульсирует невидимое сердце. Лань Ванцзи различает колебания энергий вокруг: в темноте притаилось нечто, способное призвать огромные силы.       Он ставит корзину на пол. Ему не нужны руки, чтобы послать меч в сплетение тёмной ци, но он предпочитает держать их свободными. И ему может потребоваться гуцинь.       Он не уверен до конца, что там — Вэй Ин.       Волна тёмной энергии идёт прямо на Лань Ванцзи и огибает, разбившись о него, как о нос корабля: такой наверняка хватало, чтобы до полусмерти напугать бродяг, нашедших приют в руинах, но для сильного заклинателя это всё равно что лёгкий ветерок, который может разве что пошевелить подол ханьфу.       — Кто нарушил мой запрет? — доносится из темноты. — Ты не знаешь, что нужно оставлять подношения у порога?       Лань Ванцзи узнаёт этот голос даже приглушённым, даже намеренно искажённым. Через три года... Через три года он нашёл его!       В груди вспыхивает радость — как если бы все десять солнц засияли одним раскалённым шаром. И от этой ослепительной радости Лань Ванцзи не может вымолвить ни слова. Он смотрит на свои руки: ему кажется, что сейчас в нём так много света, что он проливается наружу сквозь кожу.       — Вэй Усянь, — наконец произносит он, и слова в этом огромном пустом зале звенят гулко и холодно.       Когда эхо затихает, возвращается прежняя напряжённая тишина, куда более опасная и угрожающая, чем раньше.       — Что тебе нужно, второй молодой господин Лань? — отвечает наконец Вэй Ин.       — Все гадают, куда ты пропал. И почему.       — Мне лучше одному, — голос Вэй Ина раздаётся теперь ближе, но как будто сбоку.       Лань Ванцзи разворачивается, чтобы стоять к Вэй Ину лицом.       — А ты никак не можешь успокоиться, Лань Чжань! — злой и насмешливый голос кружит, доносится то сбоку, то из-за спины. — Хочешь вернуть меня на путь меча? Или, может, уничтожить? Ты говорил, что тёмный путь разрушает тело и душу — не терпится посмотреть, что со мной стало? Не рассыпался ли я в прах?       Вместо ответа Лань Ванцзи чертит перед собой заклинание света. Знак, замерцав тусклым светом, взмывает к потолку зала.       Вэй Ин стоит дальше, чем Лань Ванцзи думал, — шагах в двадцати, возле каменных колонн. В неярком свете его видно плохо, но он не похож на того, кто разрушается под влиянием тёмной энергии. Его лицо кажется неестественно белым, белизны снега или голубиного крыла, а губы красны так же, как лента в волосах. В развороте плеч, в заносчиво вскинутом подбородке — прежние сила и гордость.       У Лань Ванцзи перехватывает дыхание, и его глупое, уязвимое сердце сбивается с ритма. Наверное, только сейчас он по-настоящему понимает, как боялся этого. Боялся, что Вэй Ин уничтожен и иссушен тёмной энергией, что она высосала его, как сок из спелого плода, и оставила лишь жухлую, дряблую оболочку. Он жив, он здоров, ему ничего не угрожает, и большего Лань Ванцзи, пожалуй, и не надо. Он никогда не посмеет заговорить о большем, он даже наедине с собой не смеет об этом мечтать.       — Вернись в Пристань Лотоса, — говорит Лань Ванцзи. — Цзян Ваньинь...       — Что тебе нужно? — обрывает его Вэй Ин. — Опять изводить меня своими нравоучениями? Ты в своём уме, Лань Чжань? Притащился сюда, чтобы позвать меня в Пристань Лотоса! Какое ты имеешь отношение ко мне и к моему ордену? Убирайся отсюда, пока я не вышвырнул тебя!       Лань Ванцзи упрямо глядит на него: он не уйдёт, пока не получит ответов.       — Почему ты здесь? — он неотрывно смотрит на Вэй Ина, на дёрганные, нервные движения его рта, на злость и беспокойство — почти страх — во взгляде, на готовое к драке тело. Ему кажется, что стоит ему отвести глаза или хотя бы моргнуть, Вэй Ин бросится на него и ударит.       — Потому что меня тошнит от людей, вроде тебя, — Вэй Ин делает угрожающий шаг в его сторону, — которые лезут не в своё дело... Рассказывают как надо, а как не надо. Призывают всех быть праведными…       Лань Ванцзи и сам делает два шага вперёд.       — Стой! — неожиданно громко выкрикивает Вэй Ин. — Не приближайся!       Лань Ванцзи не слушает и делает следующий шаг. Вэй Ин взмахивает рукой, и холодный, плотный язык тёмной энергии устремляется к Лань Ванцзи. Тот ощущает знакомый дымный запах умирающей листвы. Он ненавистен и сладок одновременно, ему хочется поддаться, позволить обволочь себя и утянуть во тьму, но Лань Ванцзи привычно, инстинктивно ставит заслон, и сгусток ци, обогнув его, откатывается к ногам хозяина.       Но до того, в ту секунду, когда тьма и заслон соприкасаются, в месте их столкновения вспыхивает яркий холодный свет.       Лань Ванцзи думает, не померещилось ли ему: резкий свет отбрасывает не менее резкие, лживые тени, — но всё же делает чуть заметное движение пальцами. Знак света над его головой загорается ярче, и в его безжалостном сиянии Лань Ванцзи видит то, что Вэй Ин пытался скрыть во тьме сейчас и скрывал от остальных все эти годы. Он лишь издалека кажется неизменившимся, но на самом деле…       На самом деле он — нет, не постарел. Повзрослел.       Он выглядит гораздо старше любого другого заклинателя своего возраста. Лань Ванцзи путается в возрасте обычных людей. Он знает, что сам он, и его брат, и Цзян Ваньинь, и Цзинь Цзысюань выглядят на человеческие восемнадцать или двадцать, Цзинь Гуанъяо — чуть старше, потому что поздно вступил на путь заклинательства, а Вэй Ин на вид ещё старше Цзинь Гуанъяо. Наверное, как Вэнь Жохань в год своей смерти. Но тому было около ста…       Вэй Ин бросает на него ненавидящий и беспомощный взгляд и щёлкает пальцами — знак, висевший над ними, гаснет. Они оказываются в полнейшей тьме, и Лань Ванцзи велит Бичэню чуть выйти из ножен — этот свет Вэй Ину не загасить.       — Что с тобой?       — Не ты ли мне этим грозил? — огрызается Вэй Ин. — Разрушением тела и души.       — Это что-то другое, — говорит Лань Ванцзи. Тёмная энергия разрушает изнутри: тело тёмных заклинателей долго остаётся внешне неизменным, но они становятся подвержены внезапным приступам слабости, кровотечениям из цицяо и обморокам.       — Много ли ты знаешь?       — Много, — честно отвечает Лань Ванцзи. Он много читал про тёмную энергию, всё, что смог найти; он знает о ней едва ли не больше, чем сами тёмные заклинатели, но не знает, как заставить Вэй Ина сойти с этого опасного пути.       — Просто оставь меня в покое. Я не обязан отвечать на твои расспросы! Оставишь ты меня в покое или нет?!       Лань Ванцзи отступает, он никогда не умел спорить с Вэй Ином, когда тот был в таком состоянии. Он придёт к нему в другой раз.       — Нет, стой! — кричит Вэй Ин. — Стой! Не смей никому рассказывать... Пообещай, что не расскажешь!       Лань Ванцзи коротко кивает — хотя Вэй Ин, возможно, не видит этого в почти полной темноте.       Он идёт к выходу и замечает вдруг оставленную на полу корзину. Столько еды... Заклинателю столько не нужно. Он тут же вспоминает про то, что знал раньше: про давно заброшенный меч и необычную стойкость к воздействию тёмной энергии. А если прибавить сюда остальное…       — Эй, — кричит Вэй Ин. — Ты должен обещать мне, что никому не расскажешь, иначе я...       — Что? — резко оборачивается к нему Лань Ванцзи.       — Иначе ты пожалеешь!       Без слов, без предупреждения Лань Ванцзи бросает Вэй Ину меч. Вэй Ин, даже не успев подумать, ловит и тут же с грохотом роняет. Бичэнь кажется скованным изо льда и воздуха, но это один из самых тяжёлых мечей, столь же тяжёлый, как огромные сабли клана Не. Сражаться им смог бы не каждый заклинатель, но удержать в руках несколько мгновений сможет любой…       — Что с твоими духовными силами? — спрашивает Лань Ванцзи. Он подходит к Вэй Ину и поднимает свой меч. Он не призывает его, хотя мог бы, он подходит и наклоняется.       Он хорошо видит в темноте, и даже слабого мерцания Бичэня достаточно, чтобы высветить то, что Лань Ванцзи не разглядел издалека: глубже запавшие глаза и тонкие лучики морщинок в их уголках, намечающиеся складки возле губ, чуть менее острый рисунок скул и другие, почти неуловимые признаки возраста.       Вэй Ин выдерживает взгляд, настойчивость которого ему понятна, с пренебрежительной, заносчивой гордостью. Что не изменилось в нём — так это яростный, колкий блеск глаз. Но потом Вэй Ин отводит их, прикусывает губу, и блеск гаснет.       — Мои силы… Их нет, Лань Чжань, — говорит он. — Просто нет.       Лань Ванцзи леденеет. Мысли тоже будто скованы льдом, так они неподвижны, болезненны и ломки. Он не в силах пока понять во всей полноте, что это значит, осмыслить разом и прошлое, которое становится теперь понятным, и настоящее, и будущее, которое подступило опасно близко…       — Как? — только и спрашивает он.       — После разрушения Пристани Лотоса...       Лань Ванцзи думает про Вэнь Чжулю. Золотые ядра многих заклинателей были сожжены его рукой, но Вэй Ин?!       — Обещай не говорить никому, — в голосе Вэй Ина одновременно тревога и облегчение.       Лань Ванцзи уже не ощущает вокруг настороженной враждебности, тёмная энергия улеглась и затихла. Значит, этого Вэй Ин боялся больше всего — что его увидят.       — Обещай мне, поклянись, — требует он.       — Обещаю, — горло Лань Ванцзи сжимает стоном, и голос дрожит.       Он как будто сам растерял духовные силы, таким слабым и пустым чувствует себя, и ещё беспомощным — потому что ничего уже не исправить. Во всём этом есть слабое утешение: Лань Цижэнь был не прав, и Вэй Ин ступил на тёмный путь не потому, что изначально порочен, а потому что лишь так он мог остаться в мире, в котором вырос, среди людей, которых любил.       — Зачем скрывать от своих? — Лань Ванцзи и правда не может понять.       Он бы понял, если бы Вэй Усянь стал обычным человеком: ему было бы унизительно, невыносимо жить среди заклинателей; но он обрёл силу не то что сравнимую с силами глав орденов, но даже превосходящую.       — Не доставлю им такой радости! — сквозь зубы произносит Вэй Ин. — Знаешь ведь, что они будут говорить? Что я получил по заслугам и что недолго мне пользоваться своими силами... Что сколько мертвецов ни подними, я почти такой же труп, как они!       — Я не об этих людях. Цзян Ваньинь тебе как брат, и он...       — Ты обещал! — резко останавливает его Вэй Ин. — Ни слова.       — Скажи ему сам. Он ищет тебя уже три года. — По тому, как взволнованно говорит Вэй Ин, Лань Ванцзи понимает, что как раз Цзян Ваньинь — причина всему. Вэй Ин редко о ком-то или о чём-то говорил серьёзно, он всегда даже к самым опасным вещам относился словно бы играючи. — Ты заставляешь страдать его и свою шицзе.       Вэй Ин опускает голову: он что-то скрывает, и эта ложь давит на него, заставляет отводить взгляд и сутулить плечи.       — Пойдём, — говорит Вэй Ин и поднимает корзину с пола. — Ты ведь будешь стыдить меня бесконечно, если я не расскажу. Ни за что не отстанешь…       Он вытаскивает один из кувшинов с вином и рассматривает.       — «Медовый вечер». Это, конечно, не «Улыбка императора» из Гусу, но тут и это за чудо.       Вэй Ин подбрасывает в воздух светящийся мягким жёлтым светом талисман, и тот плывёт за ними, пока они идут вглубь дворца.       Вэй Ин устроил там что-то вроде мастерской. Видно, что сначала он собирал что-то из дерева, бумаги и металла, но потом забросил, и сейчас занимается только созданием новых заклинаний. Горы листов исписаны, исчёрканы и изорваны, некоторые аккуратно сшиты в тетради, некоторые лежат стопками, но больше всего просто разбросано по столам и по полу.       Один стол свободен: на нём стоит маленький чайник и несколько чашек — все разные, видимо, найденные где-то в развалинах. На этот стол Вэй Ин и выкладывает еду. Кувшин с «Медовым вечером» он оставляет себе, откупоривает и делает большой глоток, потом протягивает Лань Ванцзи, но тот качает головой.       — Как хочешь, — пустым, холодным голосом говорит Вэй Ин: в мыслях он уже не здесь. Он делает долгий вдох. — Цзян Чэн... Он не должен этого знать. Главное — чтобы он не узнал.       Вэй Ин рассказывает. Длинную историю, которая перевернула, спасла и поломала столько жизней, он умудряется уместить в несколько коротких, решительных предложений. Он выговаривает их так жёстко и отчаянно, что если бы слова обрели плоть, они могли бы рубить руки и ноги не хуже меча.       Лань Ванцзи не знает, что сказать в ответ, но он не думает, что Вэй Ину сейчас нужны утешение и участие. Он рассказывает эту историю не для Лань Ванцзи, а для себя, для собственного исцеления — так срезают с раны загнившую плоть.       — Я должен был уйти из Пристани Лотоса до того, как он... как все заметят, что я старею, — заканчивает Вэй Ин свой рассказ. — И вот я ушёл.       — Почему сюда?       — Нет, не сюда! — улыбается Вэй Ин, но не ему, а каким-то своим воспоминаниям. — Я отправился в места, где никто не мог меня узнать, странствовал... Завёл друзей. Но потом... Лань Чжань, я знаю, где мой дом, хоть я его и покинул. — Он снова тянется за кувшином с вином. — К демонам это всё! Расскажи мне лучше, ты бываешь в Пристани Лотоса? А в Башне Кои?       — Я был в Башне Кои вчера.       — Да? — глаза у Вэй Ина загораются. — Ты видел мою шицзе? А малыш А-Лин? Я, наверное, не узнаю его, если увижу! Он уже, наверное, настоящий воин?!       — Я видел, как отец учил его стрелять из лука, что ты подарил.       Вэй Ин открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же плотно сжимает губы и отворачивается, но Лань Ванцзи успевает заметить, что в глазах у него стоят слёзы.       Утром Лань Ванцзи уходит из Безночного Города, пообещав вернуться позднее. Он зовёт Вэй Ина с собой в Облачные Глубины:       — Никто не узнает, что ты там.       — Спасибо, — усмехается Вэй Ин, — но пока рано. Может, потом, когда совсем одряхлею, я напомню тебе о приглашении.       Они не говорят об этом, но Лань Ванцзи понимает, что тревожит Вэй Ина больше всего: он смертен. Строго говоря, все они смертны, а тёмная энергия всё же защищает Вэй Ина: она залечивает его раны, не так хорошо, как светлая, но залечивает, он меньше подвержен болезням, но ему, как обычному человеку, нужно больше еды, и, как обычный человек, он стареет. И если сильный заклинатель может жить практически бесконечно, если не погибнет от меча, яда или полного истощения, то Вэй Ин через несколько десятков лет умрёт неизбежно.       Лань Ванцзи читает некоторые из его записей. Вэй Ин изобретает защитные амулеты и заклинания, изучает типы магической связи, но больше всего записей — о перемещении душ. И речь не о перерождении, а о том, чтобы душу во всей полноте её сознания, со всем опытом и всеми воспоминаниями, переселить в другое тело.       Десятки ритуалов в десятках, может быть, сотнях вариантов. Вэй Ин ищет и не может найти, пытается поменять одно, другое, но, судя по коротким заметкам, каждый раз натыкается на какую-нибудь преграду — но не сдаётся, меняет ритуалы и заклинания, надеясь эту преграду всё же обойти.       Лань Ванцзи поражён тому, как глубоко Вэй Ин постиг сложное искусство линии. Ему даже не нужно испытывать свои заклинания — он знает, как поведёт себя знак, что он совершит, а чего не сможет, в чём сила, а в чём недостаток.       «Сработает, только если старое тело полностью уничтожено».       «Образуется слишком слабая связь. Опасно».       «Если призыв не завершится за двести счётов, новое тело не примет душу. Как удлинить?»       «Ненадёжно. Обратное вытеснение души любым духовным оружием».       «Здесь тоже нужно добровольное пожертвование тела».       Вэй Ин не препятствует — позволяет смотреть на свои записи.       — Не думай, что я пал так низко... Я не собираюсь захватывать ничьё тело, — всё же заговаривает он. Молчание более нескольких минут для него невыносимо. — Это очень сложно, особенно, если речь идёт о теле заклинателя. Разве что кто-то пожертвует своё тело добровольно... Но всё равно — малейшая ошибка, и у меня не будет вообще никакого тела.       Лань Ванцзи молча берёт следующую тетрадь — и там снова те же самые упорные, исступлённые попытки найти способ.       — Мне нужно вернуться в Облачные Глубины, — говорит он.       В библиотеке ордена Гусу Лань, особенно в запретной комнате, множество книг, и вдруг среди них есть такая, где написано про восстановление ядра. Про новое тело он не думает. Захват чужого тела — запрещённая практика, и ещё ему трудно представить, что Вэй Ин будет не Вэй Ином, а кем-то другим.       Но он уже становится кем-то другим. Пока это незаметно — Вэй Ину всего лишь двадцать семь, — но всё равно неизбежно. Неужели его улыбка угаснет, а глаза утратят блеск?       Лань Ванцзи пытается представить и не может. Но он не сомневается, что и тогда будет любить его — так же, как в первый миг, когда понял это.