Десять солнц

      Лань Ванцзи ненадолго отлучается в Гусу, а когда возвращается, леса в Цишань красны от кленовых листьев, и редкие вспышки золота лишь оттеняют тёмный, кровавый пурпур.       Вэй Ин, кажется, рад гостю. Он снова расспрашивает про родных, а потом ведёт Лань Ванцзи в свой сад.       Раньше сад был прекрасен, но пожар уничтожил и его. По какой-то причине до самих деревьев огонь не добрался, но они всё равно погибли от опалившего их жара и иссохли. За годы пепел развеяло ветром и смыло водой, но не весь: сад был сер.       Лань Сичэнь рисует иногда такие картины — только пережжённой в уголь ивовой веточкой и чёрной тушью. Он говорит, что передать красоту мира, используя краски, может каждый, а истинное искусство состоит в том, чтобы передать красоту и цвет пользуясь лишь чёрным и белым. И у него это получается: Лань Ванцзи смотрит на его рисунки и видит сокрытые голубизну неба и зелень травы, блеск золота на крышах в Ланьлине и холодный румянец сливовых лепестков. Может быть, Вэй Ин точно так же видит сокрытые цвета этого сада, но Лань Ванцзи хочется поскорее уйти оттуда.       Вэй Ин, как обычно, болтает без умолку, особенно после того как осушает кувшин «Улыбки императора». Лань Ванцзи только отвечает на расспросы, но под конец говорит:       — Почему ты не найдёшь лучшее место?       — А здесь неплохо! — Вэй Ин широко раскидывает руки, показывая, какие огромные залы находятся в его распоряжении. — Никто ко мне не лезет, никто не мешает... Разве что скучновато временами. Но теперь ко мне заходишь ты, — Вэй Ин улыбается, и Лань Ванцзи не может понять, что в его улыбке — искренняя радость или насмешка: они не очень-то ладили раньше.       Многие бы сказали, что они были врагами. Лань Ванцзи осуждал Вэй Ина за использование тёмной ци, но теперь, когда он знает, что Вэй Ин не отказался от пути меча, а пожертвовал им, черту между светом и тьмой не так просто провести.       Лань Ванцзи навещает его и потом, но не слишком часто. То, что он чувствует к Вэй Ину, — порочно, а порок нужно искоренять, а не потворствовать ему; и всё равно он возвращается. Но даже не из-за желаний, которых он стыдится, а из-за того, что страшится оставить Вэй Ина одного. Ему подчиняются силы тьмы, но его тело ненадёжно и хрупко.       Потом — это должно было случиться — Вэй Ину надоедает Безночный город. Он не распространяется о своих экспериментах, но Лань Ванцзи понимает, что Вэй Ин ничего не достиг. Наверное, так говорить неправильно, потому что он создал заклинания и ритуалы невероятной силы, но ни один не может сделать то, чего Вэй Ин хочет — дать ему новое тело или новое золотое ядро.       Он всё чаще заговаривает о том, куда бы ему отправиться, и как-то само собой получается, что потом он уже говорит о том, куда бы отправиться им с Лань Чжанем. Лань Ванцзи не отказывается.       Холодным зимним утром Вэй Ин складывает все свои записи в гору посреди мёртвого сада и поджигает, а потом они с Лань Ванцзи уходят.       Они идут на юг, сначала через земли знакомых им орденов, а потом через земли орденов, чьи названия только слышали и лишь по книгам знают, какого цвета их одежды и какие знаки они носят. Некоторые ордена сильны, некоторые же настолько мало внимания уделяют развитию духовных сил, что даже слабейшие из учеников в Облачных Глубинах превзойдут любого из адептов. Некоторые ордена угнездились на вершинах иссушенных ветром скал, некоторые построили крепости на берегах рек столь огромных, что даже широчайшая в Юньмэне кажется в сравнении с ними протокой. Где-то ордена управляют всем на своих землях, а где-то находятся в зависимости у могущественных воинских кланов. Мир огромен, и Лань Ванцзи кажется, что даже его жизни не хватит, чтобы весь обойти.       Часто они движутся без цели и меняют направление лишь потому, что услышали, что где-то рядом есть нечто диковинное или что где-то завелась нечисть. Лань Ванцзи всё равно куда идти, пока они вместе. Странно, но Вэй Ин говорит то же самое.       За годы странствий они сближаются, но Лань Ванцзи никогда не переступает ту черту в близости, которую провёл для себя. Он слишком боится потерять Вэй Ина.       В Облачных Глубинах говорили, что если встретится тот единственный человек, предназначенный судьбой, то сразу поймёшь. Они говорили, что мужчины из клана Лань любят лишь раз. Говорили, что это не спутаешь ни с чем... Это единственная чистая нота, малейшее отклонение от которой режет слух, — и когда она прозвучит, все другие затихнут. Не может быть другого, не может быть похожего или близкого, только она одна. Не один — одна, так они говорили.       Может быть, поэтому Лань Ванцзи так поздно понял. Ему казалось, что то неправильное, жаркое чувство, которое вызывал в нём Вэй Усянь, новый ученик из ордена Юньмэн Цзян, — это ненависть. Это чувство тревожило и не давало покоя, и Лань Ванцзи думал, что отрезал бы от себя кусок, если бы знал, где оно гнездилось, — лишь бы избавиться. Никогда раньше он не ощущал чувств настолько плотских, заполняющих не только мысли, но и пронизывающих тело, что-то делающих с ним…       Он должен был изгнать Вэй Усяня из своей жизни — раз не мог уничтожить это чувство. Он хотел отомстить ему, заставить страдать так же, как тот заставлял страдать его, и содрогался от отвращения к самому себе, потому что это было недостойно и низко. Вэй Усянь не был виноват в том, что от его взгляда у Лань Ванцзи перехватывало дыхание, а от улыбки — бросало в злой жар, и что из-за него впервые в жизни Лань Ванцзи пришлось притворяться. Он притворялся холодным и равнодушным, хотя внутри всё кипело.       А потом они сидели в библиотеке, и Вэй Усянь — редкий случай — просто переписывал правила. Он уже смирился со своей участью и не пытался заводить разговоры или подсовывать похабные книжонки. Лань Ванцзи отложил прочитанную книгу и повернулся к окну, посмотреть, насколько низко опустилось солнце: тени уже удлинились и свет сделался розовато-золотым. Его взгляд упал на лицо Вэй Усяня и остановился на губах. Нижняя — тёмно-красная, припухшая, словно искусанная, и в неё невыносимо захотелось впиться, сжать губами, прикусить до крови... Ему хотелось сделать всё это с юношей, сидящим под потоком вечернего света, схватить его, обнять, уронить, увидеть, каким тогда станет его лицо. Увидеть на нём страх, ненависть, может быть, отвращение…       И так же, как в прошлом Лань Ванцзи хотелось схватить Вэй Ина, обрушиться на него, придавив и обездвижив, так теперь хочется защищать его и беречь, хочется оградить от всего кольцом своих рук и не отпускать никогда.       В дороге они часто спят вместе — когда мало мест на постоялых дворах, когда холодно или когда ночуют под открытым небом. Лань Ванцзи во сне почти неподвижен и лежит на спине, а Вэй Ин переворачивается с боку на бок, крутится и даже когда замирает, то спит широко, разметавшись. Иногда он осторожно, будто вкрадчиво подкатывается к Лань Ванцзи, если снится что-то дурное или он мёрзнет — золотое ядро больше не согревает его. Вэй Ин прижимается к нему, устраивает голову в сгибе его локтя, и у Лань Ванцзи в горле встаёт болезненный комок от того, как уютно, правильно, надёжно совпадают их тела, как дорог и знаком стал ему этот небольшой вес на руке.       В предутренние часы, когда Вэй Ин ещё спит, Лань Ванцзи всматривается в его лицо так, как не решается днём. Вэй Ин меняется. Ему всего лишь тридцать, и даже утратив ядро, его тело остаётся во многом телом заклинателя, но Лань Ванцзи замечает то углубившуюся морщинку возле уголка рта, то припухлость у глаз. Ему всё равно, каким станет лицо Вэй Ина, для него это знаки не угасания юности, а приближения смерти.       Потом, как будто разом пресытившись этими местами, они поворачивают назад, домой. Возвращение занимает ещё год, но в родных землях они проводят не так много времени и снова уходят, теперь на север. Они доходят до земель, где нет заклинателей и никто не исповедует путь меча, а потом и до вовсе пустынных мест, которые наполняются людьми, только когда весной всходит свежая трава и кочевники пригоняют бескрайние, как море, табуны лошадей. Они плывут в страну Удун, разбросанную по островам, и там надолго остаются при храме, где Лань Ванцзи изучает книги, а потом опять отправляются на север.       Навстречу им, из города, куда приходят корабли с материка, движется моровое поветрие. Бежать некуда, через пару дней зараза уже везде. Они проходят сквозь деревни, где не осталось ни одного жителя, и совершают ритуалы над телами тех, кого некому было похоронить. Корабли из порта не уходят: слишком опасно. Даже если набрать команду из здоровых моряков, нет уверенности, что никто не носит притаившуюся болезнь в себе. Если она вспыхнет на корабле, никто не уцелеет.       Через два месяца, когда поветрие, опустошив земли Удун, насыщается и теряет злую ярость, Вэй Ин вдруг заболевает. Обычные люди сгорают в жестокой лихорадке меньше, чем за неделю, но Вэй Ин не совсем обычный человек. Он не горит, а тлеет. Он не может выносить ни света, ни даже тихих звуков, ни прикосновений. Он ничего не ест, и Лань Ванцзи даже напоить его удаётся с трудом. И во сне, и наяву его преследуют кошмары…       Лань Ванцзи почти не отлучается, только чтобы принести еды и воды или лекарств, которые всё равно не помогают. И все эти недели, пока Вэй Ин на грани жизни и смерти, ему кажется, что и он на грани жизни и смерти тоже.       Он думал: Вэй Ину всего двадцать семь — времени ещё полно, Вэй Ину только тридцать — у них ещё много лет впереди, Вэй Ину тридцать три — и даже так ещё много; но вот сейчас смерть встала так близко, и он видит, что этих лет может не быть. Они давно вместе, а он так и не привык к мысли, что Вэй Ин смертен.       Но он поправляется, медленно, долго, и наступает наконец день, когда с ним можно говорить в полный голос и он не зажмёт уши, можно зажечь свечу и он не закроет глаза ладонями. Вэй Ин смотрит на мерцающий свет и улыбается слабой, счастливой улыбкой.       Лань Ванцзи тоже улыбается, но его улыбка быстро меркнет: в тёмных волосах Вэй Ина блестит серебристо-белая прядь.       Первый осенний лист, напоминающий о том, что зима неизбежна.       Даже не дождавшись полного выздоровления, они отправляются назад. Вэй Ин верит, что под родным небом ему станет лучше. Он просит отвести его на Луаньцзан — вдруг тёмная энергия снова поможет. Он надеется на чудо, хотя знает даже лучше Лань Ванцзи, что тёмная энергия может залечить раны и прочие повреждения, но помешать естественному ходу вещей не может. Сам Лань Ванцзи не может подолгу находиться на горе, особенно в средоточии тёмной ци, где даже в полдень не рассеивается чёрно-багровый сумрак. Он проверяет Вэй Ина по несколько раз в день, а потом, поняв, что всё тщетно, забирает.       Чуда не случится — придётся ждать медленного, как у всех, выздоровления.       Лань Ванцзи находит небольшое поместье в Илине, хозяйка которого соглашается поселить у себя ослабшего после болезни мужчину. Лань Ванцзи предлагает щедрую оплату, и женщина клянётся, что будет ухаживать за несчастным господином Вэем как следует. Лань Ванцзи улыбается про себя: этот несчастный господин Вэй, который ходит только с опорой, может в одиночку сровнять поместье с землёй или обратить его в пепел.       Никто не связывает господина Вэя с таинственно исчезнувшим тёмным заклинателем Вэй Усянем.       Вэй Ина это веселит:       — Смотри-ка, никто уже не помнит Вэй Усяня! Да и Ханьгуан-цзюня, наверное, забыли! — смеётся он. — А мы-то думали! Ха-ха-ха! Ну ты-то, может, и не думал, а вот этот павлин Цзинь Цзысюань и его папаша наверняка мечтали, что их имена будут вечно прославлять...       — Будут, — говорит Лань Ванцзи.       Во время путешествия они не раз слышали, как по вечерам на постоялых дворах рассказывают истории о Низвержении Солнца, сожжении Пристани Лотоса и страшной смерти Вэнь Чао. О подвигах заклинателей тоже говорят, а о Вэй Усяне больше других. Его история отличается от всех прочих сказаний о героях, в ней много неправильного, странного и неразгаданного.       — Да, будут, — соглашается Вэй Усянь. — Они будут помнить нас, но вот как? Что они будут говорить о тебе, Лань Чжань? Воин света? Праведник, святой? — он смотрит на Лань Ванцзи так, будто видит насквозь и понимает, что это неправда, будто знает наперечёт каждого демона, который терзает душу Ханьгуан-цзюня. — А обо мне уж точно станут рассказывать всякие ужасы... Порочный человек, пошёл по кривой дорожке, да там и сгинул. Чудовище в окружении армии мертвецов. Захотят ли они вообще знать, какими мы были? Не наши подвиги и злодейства, а мы. Понимаешь, мы! Почему мы совершили всё это... Как мы любили, — голос Вэй Ина срывается. — Что мы теряли... Они будут помнить лишь имена и подвиги, а нас — забудут.       Лань Ванцзи нужно ненадолго вернуться в Облачные Глубины: он не видел родных почти десять лет, а ещё ему нужны редкие снадобья для Вэй Ина, которые просто так не сыщешь.       Дома — хотя теперь Облачные Глубины уже не кажутся ему домом, — он проводит три дня, а потом отправляется в обратный путь. Мог бы остаться чуть дольше: Вэй Ин в одиночку расправлялся с целыми армиями, и даже если он с трудом поднимается с постели, это его умение не исчезло и ему вряд ли что-то может грозить, — но Лань Ванцзи мучает недоброе предчувствие с тех самых пор, как они вернулись в Поднебесную.       Он пролетает на мече над Илином и опускается на нужной улице — она странно пустынна для позднего утра. Смутная тревога превращается в страх.       Ворота поместья заперты, и когда Лань Ванцзи стучит в них, никто не бежит открывать. Он перелетает через стену.       Двор усыпан телами. Лань Ванцзи склоняется к одному — перерезано горло, ко второму — на теле нет следов. Кровь, вытекшая из ран, впиталась в землю и высохла, и тела уже должны были закоченеть и начать смердеть, но они выглядят так, словно убийство было совершено не больше часа назад.       Тёмная энергия. Лань Ванцзи даже не нужно применять заклятие, чтобы почувствовать её следы на телах.       Он бросается в дом.       — Вэй Ин!       Он мчится по комнатам и переходам туда, где оставил его.       Остатки разорванных тёмных заклинаний парят в воздухе, как нити липкой чёрной паутины. Эти заклинания создал не Вэй Ин, слишком явно чувствуются в них гниение и злоба.       Лань Ванцзи замирает на пороге комнаты: кроме копны чёрных волос всё остальное в постели тёмно-красное, залитое кровью. Вокруг тоже кровь: на полу, на стенах, на закрытых оконных ставнях…       — Вэй Ин…       Он приближается к кровати — и ком кровавых простыней вздрагивает.       — Лань Чжань, ты...       — Я здесь! — Лань Чжань осторожно убирает в сторону покрывала. — Что произошло? Как?!       — Уходи, — хрипит Вэй Ин. — Здесь опасно…       Лань Ванцзи всё равно — он выпутывает Вэй Ина из хрустящих от засохшей крови одеял и простыней:       — Что с тобой? Скажи, что? Это твоя кровь?! — он наконец добирается до скорчившегося в изломанной позе Вэй Ина. — Твоя.       У Вэй Ина многочисленные, но неопасные раны на руках, груди и плечах и одна глубокая на животе.       Вэй Ин стонет. Лань Ванцзи смотрит на его мертвенно бледное, влажное от пота лицо. Губы сгрызены в кровь. Вэй Ин отталкивает его, когда он пытается сдвинуть комок ткани, прикрывающий большую рану.       Лань Ванцзи легко отводит его руку в сторону.       — Надо вычистить.       Вэй Ин качает головой:       — Нет. Только лишняя боль.       Лань Ванцзи, когда приоткрывает рану, видит чёрные края, чувствует страшный запах и понимает, что Вэй Ин прав. Только лишняя боль. Рана загнила, и гниение пошло вглубь.       На несколько секунд он теряет самообладание, сгибается, как надломленный, и утыкается лицом в плечо Вэй Ина, прижимает его к себе — и не дышит. Он знает и одновременно отказывается знать, и что-то чёрное, дымное, похожее на тёмную энергию заполняет его изнутри. Но это не тёмная ци, это отчаяние, смешанное со страхом. Страхом остаться в мире, где его больше нет.       Он не может его потерять. Он не готов. У них должны ещё быть несколько лет, которых — может быть — хватило бы на то, чтобы он преодолел себя и признался. Но их нет, нет, что-то вычеркнуло, вымарало их как неверную строку из книги. Нет, не строку, целый лист, много листов, которые были у Вэй Ина впереди.       Но что? Он так и не понял, что здесь произошло?       — Давно? — спрашивает он, выпрямляясь.       Вэй Ин смотрит на него, словно не узнаёт, и во взгляде неуместная, ненужная сейчас теплота.       — Давно? — повторяет Лань Ванцзи, потому что не уверен, что Вэй Ин слышал его.       — Не знаю. На третью ночь, после того, как ты ушёл... Он следил…       «Ты ушёл». Лань Ванцзи знает теперь, что означает «слова ранят как нож». Хуже ножа, стократ больнее. Рана от ножа заживёт, а эта уже никогда.       Он ушёл. Ушёл и оставил его одного.       Лань Ванцзи, сколько может, промывает рану, накладывает снадобья и чистую ткань поверх. Он даёт Вэй Ину средство, уменьшающее боль, и Вэй Ин засыпает. Он говорит, что все эти дни и ночи не мог спать от боли.       С трудом, давясь кровавым кашлем, Вэй Ин рассказывает ему, что произошло.       На третью ночь после того, как Лань Ванцзи ушёл, Вэй Ин проснулся от чужого и холодного смеха над ухом, и, не успел он открыть глаза, в живот ему вонзился клинок. Он призвал тёмную энергию, но она не отозвалась, и тогда холодный безумный смех прозвучал снова.       Из темноты вышел заклинатель в чёрных одеждах и, щёлкнув пальцами, зажёг талисман под потолком. В его свете Вэй Ин увидел, что комната исчерчена знаками и кругами — это был один из придуманных им ритуалов, но искажённый и переделанный. Пока он спал, неизвестный заклинатель проник в комнату и с помощью ритуала отсёк его от тёмной ци. Но это был, в конце концов, ритуал, который Вэй Ин создал сам, он знал все его недостатки и слабые места... Ему нужно было лишь немного времени…       Заклинатель в тёмных одеждах выдернул из живота Вэй Ина меч и погрузил в рану затянутые в перчатку пальцы:       — Твоя кровь, учитель. Для круга, который ты не сможешь разрушить.       Заклинателя звали Сюэ Яном, если словам выродка можно было верить. Он не обладал ни исключительными духовными силами, ни знатным происхождением, ни чем-либо другим, что позволило бы ему добиться высокого положения в заклинательском мире; зато он не стеснялся браться за грязную работу и изучал тёмный путь. Везде, где только мог, он выискивал записи Вэй Усяня и даже не побоялся прокрасться в Пристань Лотоса. Каким-то образом он узнал, что Вэй Ин жил в Безночном городе, нашёл пепелище и с помощью сильных обращающих заклятий восстановил куски заклятий, но постичь тьму он всё равно не мог. Мог лишь достраивать что-то на основе того, что узнал из записей Вэй Усяня.       Он и признавал его мастерство тёмного заклинателя, и презирал за то, что учитель Вэй был слаб — не воспользовался дарованной ему силой, уничтожил печать, хотя мог бы править всей Поднебесной.       Сюэ Ян желал создать собственную печать, но, провозившись с остатками записей несколько лет, понял, что его знаний не хватит. Вэй Усянь к тому времени уже бесследно исчез, но Сюэ Ян надеялся, что он вернётся. И он сделал всё, чтобы узнать об этом в нужный момент. У него было несколько талисманов и образцов заклятий, которые Вэй Усянь написал собственной кровью, и даже такой малости было достаточно, чтобы создать нечто похожее на связующее заклятие. Когда Вэй Ин вернулся в Поднебесную, Сюэ Ян немедленно об этом узнал и выследил его с помощью связующей магии. Он выждал, когда Лань Ванцзи ушёл, а справиться с обитателями поместья было для Сюэ Яна парой пустяков. Он сделал это так ловко, быстро и тихо, что Вэй Ин даже не проснулся.       Он обещал сохранить ему жизнь, если он расскажет, как устроена печать и как её изготовить.       Вэй Ин уничтожил печать потому, что слишком многие хотели повелевать армиями мертвецов, и тем более он не собирался передавать такое опасное знание в руки безумца. Сюэ Ян пытал его, резал, жёг, поворачивал меч в глубокой ране, но Вэй Ин когда-то вытерпел перенос золотого ядра, пытку, длившуюся две ночи и день, — чем мог напугать его Сюэ Ян? Он угрожал убить Цзян Яньли и Цзян Чэна, Лань Ванцзи и А-Лина, но Сюэ Ян, при всём своём безумии, был не тем, кто способен на такое... Такие как он нападают лишь на тех, кто слабее и кто не может дать отпор; от тех, кто сильнее, они будут вечно прятаться в тенях и мраке. Вэй Ин хоть и боялся уличных псов, но именно поэтому знал их повадки. Один из них стоял сейчас перед ним в человечьем обличье.       На исходе второй ночи Сюэ Ян ушёл, зная, что рана смертельна и что смерть будет долгой и полной боли.