***
Конечно, Дазай с первых секунд, как увидел вошедшего в квартиру Чую, всё понял. В глазах его мелькнуло сожаление. Он отложил бумаги, сдвинув их на край стола, и молча уставился на него. Осаму не оправдывался и не зарекался. Он был раздражающе спокоен, и лишь подрагивающие пальцы выдавали его подавленную взволнованность. Накахара не оставалось ничего, кроме как войти. Поджав губы, парень подошел к Дазай вплотную, вынуждая того подняться. Осаму был выше на полторы головы, но разница не ощущалась. По-крайней мере, в такой момент. После минуты бездействия, бледные губы Осаму тронула снисходительная усмешка: и Чуя, злобно рыкнув, вмазал кулак в его самодовольную морду. Силы хватило, чтобы Осаму опасно покачнулся, а второй удар заставил его с глухим стуком ударится об стену и сползти вниз. Чуя, скалясь, присел перед ним, хватая за волосы на затылке. Дазай закашлялся. Не сдерживаясь, он ударяет еще. И лишь тогда ощущает, что ярость немного отступила. Любой другой назвал бы его действия неразумными. Дазай же молчаливо терпел, утирая тыльной стороной ладони вытекающую из носа и разбитой губы кровь. Удары Накахара всегда отличались разрушительной силой: и симпатичное лицо сейчас напоминало одну сплошную кровоточащую гематому. Не церемонясь, он грубо оттолкнул его от себя, позволяя глубоко вздохнуть и тут же поперхнуться собственной кровью. Осаму, цепляясь за полки, медленно поднимается, опираясь об стену. Чуя презрительно хмыкает, в тайне ощущая маленькие всполохи вины. Похоже, он перетрудился, хоть и пытался сдерживать злость. Накахара подумал о том, что у парня было достаточно хрупкое тело — и невольно выдохнул, хватая его под руку и усаживая на диван. — Ты действительно чертов эспер, — неверяще выплевывает он, садясь на стул. Дазай беспомощно взглянул на него, утирая кровь услужливо лежавшим рядом полотенцем. — Не совсем, — уклончиво отвечает парень, смотря на бордовые пятна на белой ткани. Чуя вспыхнул. — Не кажется-ли тебе, что ты немного не в том положении, чтобы увиливать? Дазай смолк, смерив его нечитаемым взглядом. Внезапно оробев, он приспустился на диване, пытаясь уменьшить нарастающую головную боль. Накахара тревожно окликнул его, но Осаму не мог найти в себе сил, чтобы вымолвить хоть слово. Несмотря на всё, его человеческая оболочка была невероятно хрупка и беззащитна — и сейчас он чувствовал, что ему необходимо намного больше времени, дабы иметь возможность хотя бы распахнуть веки. Послышались семенящие шаги, и вскоре лица его коснулось что-то холодное. Дазай, издав скулящий звук, через силу посмотрел в сосредоточенное лицо Чуи. Тот, грозно нахмурившись, водил влажной ваткой по его лицу, стирая кровь. А потом взял новый кусок, смочил его в чем-то и приложил к ране — Осаму невольно дернулся, ощутил жжение. — Почему эти удары нанесли такой вред, — ругаясь, Чуя прикладывает замороженный горох к его носу, — Сукин сын. Он забавно матерился, пытаясь одновременно удержать горох и наклеить на его бровь квадратный пластырь. С губ Дазай сорвался легкий смешок. Чуя с угрозой взглянул на него, прежде чем болезненно ущипнуть за участок шеи, не скрытый бинтами. — Можешь снять с меня одежду? Чуя непонимающе сощурился, прежде чем одними губами промолвить: «Чертов фетишист». Дазай был вполне серьезен. Вздохнув, он аккуратно стянул с него водолазку, слушая подавленное шипение, и наткнулся на очередной слой бинтов, скрывавший левую грудину и часть живота. Похоже, перевязка была по всему периметру тела, заставляя Накахара невольно напрячься. Дазай внимательно посмотрел прямо в его глаза, не говоря ни слова. Он неосознанно, самыми кончиками пальцев, провел по бинтам. Под его касаниями тело мафиози напряглось, а дыхание едва ощутимо сбилось. Накахара сглотнул, прикрыв глаза. Над самым сердцем обнаружилась маленькая выпуклость, и Чуя, недолго думая, вынул из своеобразного кармашка уже знакомую ему вещицу. Та самая брошь, которую он обычно нелепо лепил почти каждый день, даже если выглядело это несуразно. Сейчас она была значительно меньше, и если раньше была размером с ладонь, то сейчас была длиной с его большого пальца на руке. В том, что это именно та, сомневаться не приходилось. Вряд ли где-то еще на свете существует такой же завораживающий бирюзовый оттенок. Учитывая ситуацию, Чуя вполне себе мог назвать её магической. Покрутив вещицу меж пальцев, он вложил её в протянутую Осаму руку. Камень засиял мягким голубовато-серым свечением. Оно было ярким, но не причиняло никакой боли глазам: Чуя завороженно наблюдал, как туман ласково окутал тело Дазай, и глаза того на секунду стали кристально-чистыми. Это… очаровывало. Накахара мог бы поклясться, что они были точно зеркало — бесцветные, а в них отражалось всё так четко и ярко, что он засомневался: а реально-ли всё это? Необычное перламутровое переливание у броши потускнело, и цвет приобрел более естественный оттенок. Раны на лице Осаму с легким шипением затянулись, а кровь свернулась и потемнела, оставаясь засохшей корочкой на его коже. Брошь словно недовольно дрогнула, а потом вернулась к обычным габаритам, бездушная и совершенно точно обыкновенная. Наверное, Накахара должен был выразить хоть толику удивления на лице. Но он лишь устало похлопал себя по щекам. Осаму же виновато улыбнулся, и именно на этом моменте Чуя завис. Как сильно потрепалась его нервная система, что магические штучки его не колышут, а вот эмоции Дазай вызывают столько смешанных чувств? Его состояние не прошло мимо парня, который поспешно поднялся, вслед за собой утягивая Чую. — Да, я не эспер, — неуверенно признался он, — Но ты уверен, что хочешь знать правду? Накахара был уверен только в одном — ради улыбки Осаму он готов был перетерпеть и ожившую брошь, и что-то куда безумнее этого.***
— Что-то Дазай совершенно перестал следить за своими собачками, — сморщился Куникида, когда темноволосый юноша проскользнул мимо него с озлобленным взглядом, хватаясь за Ацуши, — Хватит приходить сюда! — он закричал, и Накаджима, испуганно ойкнув, вместе с мафиози вылетел из здания, слушая вслед гневную тираду мужчины. Накаджима обреченно вздохнул, наблюдая за Акутагава. Тот опасливо принюхался к кексам на прилавке, а когда Ацуши хотел было купить ему один, он заметил, что в руках у юноши он уже был, а продавец и не заметил пропажи. Накаджима не сдержал своего недовольно взгляда. Мафиози хладнокровно откусил шоколадную выпечку. Ацуши стушевался и сел прямо на близлежащую лавочку, прикладывая холодную ладонь к своему лбу. Похоже, в прошлой жизни он сделал что-то не так. Рюноскэ смиренно расположился рядом, как-то жестоко разжевывая несчастное лакомство, и выглядел, как обычно, хмуро и неприветливо. Накаджима даже успел привыкнуть. Поэтому просто молчал в ожидании, когда Акутагава начнет разговор. В первый раз он попытался придушить его, когда тот остался допоздна в офисе на пару с Кёкой. Конечно, у человека против двух эсперов было мало шансов, но Рюноскэ был не простым гражданином. Выросший как мафиози, он смог ранить девчонку, но со способностью Ацуши справится ему было не по силам. Йосано пытала его совсем немного, и почти сразу же сдалась. Этот пацан представлял из себя чересчур крепкий орешек и тем более, по её словам, был обозлен на Дазай не меньше их. Он заинтересовался. Раньше об Акутагава он не слышал, но всё агентство явно наслышаны о нём: и Танизаки поспешно объяснил, что к чему. Похоже, он был таким же учеником и отпрыском Дазай-сана, правда методы их… обучения разнились в корне. Об этом они уже узнали из уст самого Рюноскэ, который был очень зол на Ацуши. Удивительно, как они вообще могли прийти к миру. Акутагава оказался максимально несговорчив и упрям, но после двух дней его заключения в их подвале и уговоров он прислушался. Теперь к ним свободно приходил один из опаснейших японских мафиози, временами крал еду в их районе, а еще заставлял Накаджима проводить с ним время. Он не терпел непослушания, и было легче перетерпеть, чем спорить. В любом случае, обычно без причин Акутагава не приходил. У него всегда были вопросы или ему постоянно требовался совет. Будь-то какие-то не особо тайные дела мафии и даже его личностные самокопания — Ацуши постоянно, постоянно выслушивал и помогал. И очень надеялся, что не зря. То, как к нему относилась мафия и сам Дазай-сан полностью уничтожило в юноше всё человеческое. Оправданий наставнику Ацуши даже не хотел искать. Ему было искренне жаль Акутагава, и точно так-же он был зол на Осаму, причина поступков которого была неясна. Рюноскэ точно также напоминал малое заблудшее дитя, и Ацуши постоянно чувствовал себя идиотом, когда разжевывал банальные понятия сострадания и жалости. Результат был. Теперь он убивал только тех, кто ему не нравился, а не всех подряд. — Что ты хотел спросить у меня? — не стал ходить вокруг да около Ацуши, подперев щеку. Акутагава зверем зыркнул на него, стряхивая крошки. Его длинный черный плащ покоился сложенный на коленях, и Ацуши рефлекторно озаботился, не было-ли ему холодно. Рюноскэ опустил голову и ответил резкое «нет». — Мне нравится один человек. Ацуши был на грани того, чтобы рассмеяться, когда к его боку прижали острый кончик ножа. К этому Накаджима тоже невольно привык, и лишь фыркнул, отодвигаясь. Рюноскэ терпеливо ждал ответа, хоть и нервно трепал ткань одежды, сдерживаясь от применения грубой силы. Наверное, им можно было восхититься. — Надеюсь это не Дазай-сан, — Акутагава поперхнулся и в ужасе распахнул глаза, — Да-да, молчу! — он дружески похлопал того по плечу, но Рюноскэ весь сжался, не понимая этого жеста, — Ну… Думаю, тебе надо признаться. А что этот человек ответит сказать не могу, тебе останется просто принять и уважать его выбор. — А если мне откажут? — Значит, не твоя судьба, — наивно отметил Ацуши, пожимая плечами. Акутагава склонил голову набок, и неожиданно произнес: — Ты мне нравишься. Накаджима не въехал.