hoc vince

Поверьте мне, Две силы Душою человека правят. Одна есть Бог, Другая же — прилив. «Абарат», К. Баркер Спокойна глубина моего моря; кто бы угадал, что она скрывает шутливых чудовищ! <…> Чуждое, сонное смотрит его око на меня. <…> Чу! Как оно стонет от тяжких воспоминаний! Или от недобрых предчувствий! Ах, я разделяю твою печаль, тёмное чудовище, и из-за тебя досадую я на себя самого. «Так говорил Заратустра», Ф. Ницше

Хисаши смотрел на море, вздувшееся и почерневшее от близкого дождя. Слева от него Инко пыталась застегнуть плащ на беспокойно вертевшемся ребёнке, которому явно не терпелось исследовать пляж; потерпев неудачу, она с усталым вздохом приложила ладонь к лицу. — Не знаю, что на него нашло, он и раньше был слишком впечатлительным, но… — Инко, дорогая, не волнуйся, в этом возрасте все дети становятся немного неуправляемыми. — Женщина снова вздохнула, покачав головой, и, после недолгих раздумий, аккуратно прислонилась к его плечу, в то время как мальчик стал резвиться под шум волн, мерно бившихся о каменистый берег. Ребёнок — Изуку — оказался поразительно жадным до чужого внимания. Когда он осознал, кем ему приходился Хисаши, то чуть не задохнулся от волнения, вывалив на мужчину целую кучу вопросов. В дороге мальчишка с трудом мог усидеть на месте: подпрыгивал от нетерпения и улыбался, заглядывая в окно; с восторгом рассматривал чаек и выброшенный кем-то мусор; бегал в поисках ракушек, веток и камней — всё ради того, чтобы заслужить очередную имитацию удивлённого возгласа со стороны родителей. Доктор, ещё будучи совсем молодым учёным, однажды упоминал свою дочь — он назвал её появление настоящей катастрофой и предпочёл максимально дистанцироваться от семьи хотя бы до той поры, пока все её члены не научились внятно изъясняться. Видимо, иначе был слишком велик соблазн пополнить набор экспериментальных образцов вариацией собственной ДНК. Запнувшись на склоне, Инко с тихим смешком упала в уже подставленные руки, и Хисаши растянул губы в ответ. Обычно сочетание внешней мягкости с внутренней, старательно подавляемой потребностью в доминировании вызывали в нём лишь подобие брезгливости. Такова была природа множества убитых им героев, в том числе и Наны Шимуры, от которой — вот незадача — не осталось даже тела. В завершении их схватки, с руками, превратившимися в фарш, окончательно парализованная сломанным позвоночником, женщина встретила свою смерть с показательным смирением, с этой омерзительной, приводившей в ярость жертвенностью. И все это время она улыбалась, напомнив ему о собственном брате. Мужчина едва заметно поморщился; изогнутые узловатые ветки скрипели под сильными порывами ветра и сыпали хвоей. Его внимание привлекло, как Инко, достав бутылку из походной сумки, лёгким движением направила воду сразу в несколько стаканов. Сдерживая скопившееся раздражение, Хисаши вновь напомнил себе об истинной цели путешествия. В общем и целом, план был прост: намекнуть, что ей не стоит знать слишком много — но пообещать всегда заботиться о них; поручить оберегать их хрупкого мальчика — только чтобы довести до совершенства условия социальной изоляции, когда его сын неизбежно столкнётся с равнодушием и одиночеством… а после посмотреть, что из этого получится. Предупредив подбежавшего ребёнка, чтобы тот не уходил слишком далеко, Инко осторожно спросила, сколько времени Хисаши сможет провести вместе с ними. С сожалением в голосе он ответил, что директор ждёт его уже следующим вечером. Отвернувшись, женщина задрожала, так что ему пришлось обнять её. — Просто… Хисаши, мы… то, что сказал твой знакомый, тот врач — Изуку было так плохо, я не могу избавиться от чувства вины перед ним и перед тобой, мне так страшно, так страшно, Хисаши, что однажды ты уйдёшь, оставишь нас навсегда, ведь я чувствую, я знаю, что со мной что-то не так, а Изуку, он такой хороший мальчик, но я не справлюсь, я уже не справляюсь одна, без тебя. — Всхлипнув, Инко крепче прижалась к нему, Хисаши ласково погладил её по волосам. — Милая, что за глупости, почему ты решила, что я могу бросить вас? То, что Изуку беспричуден, не значит, что я стану меньше его любить. Напротив, я… Я не удивился, когда всё подтвердилось. Мой брат был таким же. — Инко подняла покрасневшее от слёз лицо, в выражении которого читалась настоящая паника. — Стоило рассказать тебе раньше, но мне до сих пор тяжело говорить об этом. — Мужчина прикрыл глаза. — Я всегда старался быть рядом, заботился о нём, и всё же не смог спасти: он погиб, но не из-за несчастного случая или болезни, не по вине злодеев, против которых был полностью беззащитен — это небрежность героев стала тем, что убило его. И всем — всем, кроме меня, было откровенно плевать на то, что его больше нет. Внезапно он обернулся, чтобы схватить нечто, спрятавшееся за его спиной: — Ну-ка, ну-ка, что тут у нас, — а затем с широкой улыбкой закружил в воздухе рассмеявшегося ребёнка. Посадив того рядом с заплаканной матерью, он на мгновение активировал огненное дыхание, выпустив из лёгких дым — испугавшийся было мальчишка тут же встрепенулся, уставившись на него загоревшимся взглядом. Подобный интерес можно было списать на обычное детское любопытство, Инко уже жаловалась на его одержимость героями — несмотря на собственный диагноз, Изуку продолжал восторженно щебетать о каждой понравившейся ему причуде. Для неё это выглядело так, словно мальчик отказывался принимать реальность. С точки зрения Хисаши, Изуку определённо не понимал, что испытывал, однако естественность его реакций говорила сама за себя. Когда они в молчании двинулись к машине, женщина выглядела по-прежнему обеспокоенной; постоянно касаясь мальчика свободной рукой, она инстинктивно старалась держать притихшего Изуку как можно ближе к себе. На лице Все за Одного появилась довольная ухмылка. Теперь он полностью убедился в том, что Инко прекрасно справится со своей задачей, в то время как ему будет достаточно лишь наблюдать.