hoc vince

Огонь любви и огонь гнева горит на именах всех добродетелей. «Так говорил Заратустра», Ф. Ницше

После того, как за Всемогущим закрылась дверь, Изуку ненадолго потерял счёт времени. Если подумать, было по-своему забавно, что именно сегодня он очутился на крыше, в десятках метров над землёй. Изуку с силой вытер вновь заслезившиеся глаза. Потом подошёл к парапету и посмотрел вниз. Улица была совершенно безлюдной, поэтому, после секундного колебания, Изуку оставил рюкзак на крыше и аккуратно перебрался через ограждение. Сжав ладонями нагревшийся за день металл, он несколько раз прерывисто вдохнул весенний, наполненный ароматом слив воздух. Несмотря на то, что сам Изуку чувствовал странное облегчение, тело продолжала сотрясать нервная дрожь. Он очень старался не думать, насколько сильно расстроится мама, когда узнает о его решении. Однако — однако ей должно было стать лучше. Она будет отрицать это до последнего, но и он уже не ребёнок — он знал наверняка, что только без груза в виде навязанных обязательств заботиться о — о неправильном, бесполезном, вызывавшем жалость напополам с брезгливостью неудачнике, у которого вышло разве что испортить существовавшую статистику — в общем, лишь так она наконец-то сможет начать свою жизнь с чистого листа. Внезапно телефон, оставшийся в его кармане, подал звуковой сигнал — скорее всего, очередное обновление новостной ленты. Никто, кроме мамы, не стал бы ему писать: в последнее время он почти прекратил общение с другими фанатами даже на анонимных форумах — вместо этого Изуку стал замечать, что лежит на кровати в полной неподвижности, бессильно уставившись в стену перед собой. Тем не менее, это напомнило ему об одном незавершённом деле. Перехватив поручень понадёжнее, он постарался вытащить телефон и пролистал свой весьма ограниченный список контактов. После продолжительной серии гудков ему ответил мужской голос — Изуку слегка запоздало вспомнил про разницу в часовых поясах. — Изуку, ты ли это? Неужели кое-кто повзрослел и перестал дуться? — Из-за сильных помех он не сразу смог разобрать, что именно говорил человек. — А ведь я почти потерял надежду, что однажды ты сам захочешь связаться со мной. Изуку фыркнул и неловко покачнулся. — На самом деле, я и не собирался. Но подумал, что если не позвоню сейчас, то не сделаю этого уже никогда. Мужчина устало вздохнул. — И откуда в современных детях столько драматизма? Решив, что его собеседник не успеет ничего предпринять, Изуку спокойно ответил: — Наверное, всё из-за того, что прямо сейчас я собираюсь прыгнуть с крыши, и этот звонок, хм, что-то вроде моего последнего желания? — Неудачная шутка, Изуку. У тебя был плохой день, поэтому ты решил мне позвонить? Неожиданно, но — — Я не шучу. И — я хочу — просто — я хочу сказать — и-или оставь маму в покое, или помоги ей. Если ты — если ты её любишь — не заставляй страдать. Пожалуйста. Сначала мужчина ничего не сказал. Потом произнёс: — Изуку, что бы ты ни собирался сделать, остановись. — Голос не был обеспокоенным, в нем чувствовалась лишь холодная отстранённость. Изуку посмотрел вверх и разжал оставшуюся ладонь. *** Падение было недолгим. Изуку не успел испугаться, когда его стало рвать отвратительной чёрной слизью — и вот он с такой силой прижат к чьей-то груди, что с лёгкостью мог ощутить чужое ровное сердцебиение. Он попытался оглядеться по сторонам — единственным источником света являлось множество мониторов, но сложно было не заметить густой запах лекарств и целую сеть из проводов и трубок, входивших в тело человека, который — который спас его? Но как? И, самое главное, зачем? Человек пошевелился — приподнявший голову Изуку похолодел, когда понял, что у того не было даже глаз — затем прозрачная маска, скрывавшая часть лица, была отложена в сторону. — Глупый ребёнок, чего ты хотел добиться своим поступком? — После нескольких хриплых вздохов он скривил рот и продолжил: — Мать совсем тебя избаловала, не так ли, Изуку? *** — И что прикажешь с тобой делать? Не то чтобы он имел какие-то определенные планы — причуда Изуку была слишком пассивна, поэтому с самого начала он рассматривал его потенциал исключительно в качестве дополнительного, энного в степени по счёту варианта. Тем не менее, раньше — ещё до того, как ему был нанесён непоправимый урон кулаками американской обезьяны — его изрядно веселил сам факт, что в любой момент он мог надеть на себя маску примерного семьянина. Теперь приходилось ограничиваться короткими разговорами с Инко не чаще, чем раз в полгода. В конце концов, Хисаши Мидория был очень занятым человеком. Однако, действительно, что же делать с Изуку? Мальчишка оказался таким маленьким и тощим, что его вес был почти незаметен. И эта суицидальная попытка — он испытывал иррациональную уверенность в том, что Изуку действительно пытался что-то сделать с собой. Вся ситуация выглядела слишком… слишком знакомо — слабый, одинокий и нуждавшийся в защите, его собственная плоть и кровь — — Что ж, Изуку, слушай внимательно: с сегодняшнего дня ты остаёшься здесь. — Что? Но — но как? Почему? И кто вы такой? Зачем я вам нужен? — В голосе ребёнка звучал ужас. Он растянул губы в зубастой ухмылке, прежде чем надеть маску обратно. — Мальчик мой, ты разбиваешь мне сердце. Неужели не узнал собственного отца? Присутствие Изуку никак не повлияет на его работу. Важнее было держать его существование в тайне и от доктора, и от Томуры, а также предупредить Курогири о потребности доставлять всё необходимое по ещё одним координатам. Придётся присматривать за ним более внимательно. Однажды Изуку привыкнет к своей новой жизни — наверняка привыкнет, в отличие от — — Видимо, теперь то, что я сумею позаботиться о тебе намного лучше, не требует объяснений. Поэтому не желаете ли вы, молодой человек, рассказать мне, что же привело вас к столь радикальному решению? В конце концов, кто-то явно пытался испортить всецело принадлежавшее ему. А он никогда не умел мириться с подобным так просто.