***
Клеменс не стал зря сотрясать воздух, и, забрав свои вещи и Пикселя, не взирая на слезы и мольбы Маттиаса, съехал от него к родителям.***
Выставка продолжилась неделю, и, благодаря «Оргазмирующему Дионису», собрала рекордное количество посетителей за все время ее существования. Меценаты выставки приняли решение отправить в Париж Маттиаса, Грету и профессора.***
Клеменса стали узнавать на улицах, из-за чего ему приходилось выходить из дома, надвинув на глаза капюшон. Однажды, когда он утром отправился на работу, у крыльца родительского дома его караулили парень с камерой и девушка с микрофоном. В девушке Клеменс узнал ту самую журналистку, которая вела репортаж из культурно-выставочного центра и брала интервью у Маттиаса. - Мы нашли того самого «оргазмирующего Диониса», - тараторила девушка, стоя лицом к камере, - его зовут Клеменс Ханниган, он работает водителем в одном из столичных таксопарков. Журналистка и оператор подбежали к Клеменсу. - Клеменс, ответьте на несколько вопросов для наших телезрителей… - начала было журналистка. - Никаких интервью! – прервал ее Клеменс и закрыл объектив камеры ладонью.***
В довершение ко всему, кто-то выложил в сеть видео, снятое одним из сокурсников Маттиаса, где Клеменс отвесил ему пощечину. Видео называлось «Оргазмирующий Дионис разбушевался».***
Как-то Клеменса вызвал к себе директор таксопарка. - Клеменс, сказать, что ты оскандалился – это ничего не сказать, - вздыхал мужчина, - Я тебя не увольняю только потому, что за последнюю неделю популярность нашего таксопарка резко возросла: люди звонят и просят, чтобы на вызов приехал «оргазмирующий Дионис». Мы даже перестали справляться с наплывом заказов, и случается, что нам приходится отказывать клиентам. Ладно… Иди, работай. И мой тебе совет на будущее – впредь будь разборчив в связях.***
Маттиас все ждал, что Клеменс выпустит пар и вернется. Но этого не случалось. Во всех соцсетях и мессенджерах Клеменс заблокировал Маттиаса. Каждый день Маттиас поджидал Клеменса то у таксопарка, то у дома его родителей в надежде поговорить и убедить вернуться. - Клем, давай поговорим спокойно, отбросив эмоции! – умолял Маттиас. - Я все тебе сказал, - не сбавляя шага и не глядя на него, отвечал Клеменс, - Мне нечего добавить. И прекрати меня преследовать! Возвращаться в опустевшую квартиру, где они с Клеменсом были счастливы, было для Маттиаса невыносимо. Маттиасу все казалось, что вот-вот откроется входная дверь, на пороге появится его любимый, обнимет его, нежно погладит по щеке своей теплой ладонью, одарит своей солнечной улыбкой, от которой на душе мгновенно станет тепло, и все невзгоды минувшего дня вмиг улетучатся, заглянет в его душу снизу-вверх в силу своего маленького роста своими серо-голубыми, как небо над Рейкьявиком, глазами, и ласково скажет: «Как прошел день, малыш? Полдня тебя не видел, а уже успел соскучиться!» В ответ Маттиас обнимет Клеменса крепче, прижмет к сердцу, и их губы сольются в страстном поцелуе. Но сколько бы Маттиас ни гипнотизировал дверь взглядом и мысленно ни заклинал: «Откройся!», она оставалась неподвижной. Ложиться в одинокую, холодную постель было еще невыносимее. Неужели больше никогда, перед тем, как Маттиасу провалиться в сон, ласковые губы не прошепчут в его ухо: «Спокойной ночи, любовь моя!», трепетное тело не прижмется к его телу, обнимая всеми четырьмя конечностями, а голова возлюбленного, слегка щекоча шею Маттиаса мягкими, шелковистыми волосами, не ляжет на его грудь? Когда же, наконец, выпив снотворного, Маттиас впадал в состояние, пограничное между сном и бодрствованием, он чувствовал телом тепло тела Клеменса и слышал его размеренное сопение. «Клем, любимый…» - шептал Маттиас и протягивал руку рядом с собой, где раньше спал Клеменс. Но рука натыкалась на пустоту. Пробуждение было отрезвляюще-жестоким.***
Забыться… Уйти от реальности, где рядом с тобой больше нет столь дорогого и бесконечно любимого человека… Субботним вечером Маттиас плетется в бар. В тот самый бар, где они с Клеменсом познакомились. Как будто в городе нет других баров… Садится у стойки и бара и опрокидывает в себя стакан за стаканом. Вот уже контуры предметов перед его глазами стали размытыми… Что это за женская фигура, покачивая бедрами, направляется к нему и садится рядом? Грета Янсен? Точно, она! - Матти, что с тобой? На тебе лица нет! – голос Греты звучит, как из испорченного динамика. Она пытается заглянуть в глаза Маттиасу. - Это все из-за Клеменса, да? Да не убивайся ты так! Откровенно говоря, он тебе не пара. Я ничего не имею против рабочего класса, кто-то должен и баранку крутить… Но, Матти… Тебе нужен человек твоего круга! Некто, кому не нужно объяснять, как важно для нас, художников, признание публики… Грета берет ладонь Маттиаса в свою и прижимает к груди. Маттиас одергивает руку. Его помутневшие глаза горят гневом. - Кто, например? Ты, что ли?! – брызжа слюной, кричит Маттиас на девушку, - Смойся с глаз моих, сука! Из-за твоих дурацких советов у меня все так… так… Через жопу! Маттиас оперся локтями на стойку бара, уронил лицо на ладони и разрыдался. Грета поспешно ретировалась. Бармен налил очередной стакан, который Маттиас тут же залпом опрокинул. Люди, предметы… Все затанцевало перед глазами и поплыло. А это кто? Не иначе как дьявол во плоти, у которого почему-то лицо профессора. - Ну все… Допился до чертиков… Сгинь, нечистый! – Маттиас поднял руку, чтобы перекрестить видение. Но рука безвольно упала. Следом, сползая со стула, упал под стойку и сам Маттиас.***
Очнулся Маттиас в чьей-то незнакомой ему гостиной на диване. Кто-то заботливо уложил его на живот лицом вниз, очевидно, для того, что, если его, Маттиаса, стошнит, он не захлебнулся бы в своих рвотных массах, положил ему под голову подушку, укрыл одеялом, а на пол под лицом поставил таз. Голова Маттиаса просто раскалывалась. Во рту – тошнотворный привкус. Смертельно хотелось пить. Превозмогая головную боль, Маттиас сел на диван и огляделся вокруг. Очевидно, гостиная принадлежала кому-то из артистических кругов – на стенах повсюду висели картины. Тут дверь отворилась, и в комнату вошел… Не может быть!.. Профессор! Так, значит, в баре вчера была вовсе не галлюцинация… От стыда Маттиасу хотелось провалиться сквозь землю. Он покраснел, опустил глаза и промямлил: - Простите, ради Бога, профессор… Кажется, я вчера наговорил вам грубостей. - Ничего, с кем ни бывает!..- профессор протянул Маттиасу таблетку и стакан воды и присел к нему на диван, - Вот, возьмите, это от похмелья. Я вчера не смог от вас добиться, где вы живете, поэтому привел (точнее, приволок) к себе. Маттиас проглотил таблетку и с жадностью осушил стакан воды до дна. - Спасибо вам огромное, профессор… Но… Что вы там делали? - А что, профессор – не человек, и не может в конце рабочей недели зайти в бар, чтобы пропустить стаканчик-другой? – улыбнулся профессор. Затем резко сменил тему, - Вот что, Маттиас… Мне нужны ваши паспортные данные, чтобы забронировать авиабилеты и номер в отеле. За все платят наши меценаты. - Еще раз, спасибо, профессор, но… Я не лечу в Париж! Мне нужно решить кое-какие личные дела! Уладить кое-что… Правда, пока не знаю, как… Извините, профессор, но для меня есть нечто поважнее Парижа. - Это как-то связано с тем парнем? – ладонь профессора легла Маттиасу на плечо, - Но ведь, отказываясь от поездки в Париж, вы таким образом ничего не решите! Откровенно говоря, Маттиас, та пощечина была более чем заслуженной! Я бы на месте вашего парня поступил точно так же. Вы его обидели публично, поэтому и искупление должно быть публичным. По крайней мере, мне это так видится… Уставившись перед собой расфокусированным взглядом, Маттиас несколько минут молчал, затем загадочно улыбнулся. Профессору показалось, что в голове его студента зрел какой-то план. - Знаете что, профессор… - загадочно улыбнулся Маттиас, - Я полечу в Париж!