— Полли, как сегодня погода? Уже лето?
— Доброе утро, мисс Стокс. Нет, всё ещё осень. Сейчас измерим ваше давление и температуру, хорошо?
— Да, милая.
Полли. Каждый раз, каждый день она упорно называет меня именем своей дочери. Кажется, ещё немного и я всерьёз начну на него откликаться. А объяснять, что я совершенно не Полли смысла нет никакого — она всё равно не запоминает.
Не отстегивая фиксатор, подпихиваю под иссохшуюся руку манжету, закрепляя липучку. Действия, доведённые до автоматизма. Подкладываю фонендоскоп на проекцию артерии, начинаю нагнетать давление грушей.
По выходным можно оставаться на сутки, и я с радостью окунаюсь с головой в жизнь больницы, не думая ни о чем. Двадцать из двадцати четырёх часов бегаешь как заведённый, на ходу перехватив сухой бутерброд и опрокинув в себя какое-то травяное зелье, привезённое одним из врачей из Китая. Лучше всякого энергетика.
Выхожу из палаты, на прощание помахав старушке. Чудесная бабушка-божий-одуванчик. Если только не думать о том, что на фоне деменции эта милая женщина убила собственную дочь. Не узнала.
— Как поживает наша девочка?
Девочка. Или мальчик, в зависимости от пола, с пояснением заболевания или каких-то характерных особенностей. И никогда по имени, и уж тем более по положенному возрасту. Первые несколько дней такое обращение к пациентам между собой очень режет слух, но через какое-то время привыкаешь.
— Всё ещё ждёт весну, — улыбаюсь ординатору Полу, привалившемуся к посту и листающему чью-то историю.
— Уже начало девятого, ты чего здесь делаешь вообще? — Спиной ощущаю, как мужчина отрывается от бумажек; наблюдает за тем, как я убираю на место тонометр и, сбив температуру с градусника, запихиваю его в лоток с дезинфектантом.
— Да как-то забегалась немного. А у вас сейчас разве не конференция? — наконец оборачиваюсь к мужчине, улыбнувшись.
— А, — тот отмахивается от меня как от назойливой мухи.— Начмед задерживается, перенесли на половину.
Вылавливаю из шкафа историю мисс Стокс и, плюхнув её рядом с ординатором, отыскиваю температурный лист.
Что-то важное надо было сказать. Что-то ведь хотела... А!
— Смеющийся мальчик на боль в глазах ночью и утром жаловался, чуть понижено давление.
Пол, зевнув, подпирает голову рукой.
— Хорошо, что-нибудь придумаем на обходе. Давай, иди уже. И помни, в следующую субботу мы ужинаем вместе.
Фыркаю со смеху, захлопнув историю и отдавая её ординатору. Пол подмигивает; махнув на прощание рукой и подхватив папки, чуть шаркающей походкой отправляется в сторону лифта. Я же, наконец расстегнув халат, отправляюсь в подсобку переодеваться.
В следующую субботу я, Пол и санитар Маркус остаёмся на сутки. От предвкушения веселого вечера становится тепло на душе. Мужчины рассказывают всякие интересные истории из жизни и медицинской практики, за которыми мы умудряемся спокойно пережить ночь без сна.
***
Дом. Замираю перед дверью, по привычке прислушиваясь, но тут же отгоняю воспоминания.
Всё в прошлом.
Провернув ключ, просачиваюсь в приоткрытую дверь, стараясь не дать запаху сигаретного дыма попасть в квартиру.
Ненавижу запах табака.
— Ма-а-ам, — тяну нараспев, скидывая ботинки в коридоре. — Я вернулась!
Куртка, толстый шарф и шапка клубком опускаются на обувной комод, и я, стараясь не шлепать босыми ногами по паркету, прохожу по коридору.
— Мам?
Тишина. Побродив туда-сюда по квартире, мамы не обнаруживаю, зато на кухонном столе оказывается размашистая записка.
— Гулёна. — фыркаю себе под нос, мысленно улыбнувшись.
Отправилась вечером с подругой в театр и осталась у неё с ночёвкой.
Как маленькая.
Поскольку идея завтрака никакого отклика в организме не нашла, раскидав по пути одежду, ухожу в ванну.
Кран с горячей водой на полную — так, что начинает подрагивать труба. В ванну приземляется новая хозяйственная губка. Потому что хочется соскоблить с себя всё, что происходит в больнице. Снять, как вторую кожу, и оставить за порогом. Выкидываю нижнее белье в корзину, прижимаю сверху плетёную крышку и, наконец, распускаю волосы.
«Если во время чистки зубов мысленно — или реально в зеркале, кому как понравится — следить за верхним концом зубной щётки, то происходит перерабатывание "застрявшей" тревожащей неприятной информации. На душе становится легче, спокойнее.»
Подцепив из стаканчика свою щётку, выжимаю последние капли пасты и слежу за её хвостом. Действительно становится спокойнее. А теперь помыться и спать, потому что с приходом матери тишины дома не будет — это уж точно.
