***
Узкая улочка, вдоль которой чёрной змеёй тянулась идеально ровная асфальтированная велосипедная дорожка. Поставь на неё велосипед, и тот поедет сам, вниз по склону прямо к фонтану, напротив которого стояла старая кирха. Штукатурка с кирпичей частично отлетела, блеск витражей давно померк, но она была жива. Жива. В кирхе теплилась жизнь. Точно человек, здание старело день ото дня. Блеск в окошках, служивших ему глазами, давно потух. Двери истошно скрипели, точно ворчливые старушки на лавочках, которых невзначай потревожил прохожий. Павел всегда мечтал побывать в церкви, кирхе… там, где люди молятся богу. Отец был против. Он одинаково не любил как православные церкви, так и кирхи, считая молитвы пустым суеверием. Паша догадывался, что папина нелюбовь к святым местам была как-то связана с мамой, о которой он почти ничего не знал. Только что она была самой красивой и умной и умерла сразу же после его рождения. У мамы было слабое здоровье, папа всегда так говорил, но слабое ли здоровье сгубило женщину, или она просто бросила их, а отец, чтобы не бередить старые раны, придумал красивую историю со лживым концом? Мимо Павла прошла женатая пара с детьми, каждый из них волочил за собой велосипед. Они мило болтали о всякой чепухе, смеялись и бренчали на всю улицу велосипедными звонками. Дружно запрыгнув в сёдла своих железных коней, они помчались к закату. Крутить педали было необязательно, пологий склон сам домчит их куда надо. Однако нетерпеливые велосипедисты, стремящиеся везде быть первыми, гоняли по городу не хуже лихачей за рулями машин. Скучно. Павел быстро убедился, что смотреть тут было особо не на что. Город со всеми своими достопримечательностями был ему неинтересен. Проходя мимо размалёванной вывески, Павел остановился. Резные зверушки смотрели на него через толстое стекло безжизненными пластмассовыми глазками, не знающими сна и отдыха. Они были выставлены на витрину с целью привлечь как можно больше внимания покупателей. Все зверята сидели по двое на специальных парчовых подушечках. Каждая фигурка шла в паре с другой, точно половинки сердца, образуя вместе единое целое. Такие фигурки пользовались большим спросом у туристов, которые скупали их пачками в качестве подарка «на память». Местные жители заглядывали в такие места редко, предпочитая тратить деньги на что-то более стоящее вместо дорогих безделушек. Павел зашёл в магазинчик. Нужно купить пару сувениров для друзей, а то обидятся, здороваться перестанут.***
После деловой встречи со старым другом у Клауса из рук всё валилось. Было очень тяжело на чем-то сосредоточиться. Причина крылась в Василии, точнее в их разговоре, в его словах «Ты мне поможешь, старый друг?». Он на полном серьёзе хотел отправить сына учиться в один из престижных колледжей Мюнхена, Клаусу же была отведена роль присмотрщика или же няньки, это уже с какой стороны посмотреть. Оставить бедного мальчика одного, в большом городе — не каждый родитель пошёл бы на такое, поэтому Василий и решил временно отдать Павла на попечение Клаусу. Если тот согласится, то проблем только прибавится, а если нет, отношения с Васей могут заметно пошатнутся. Приглядывать, значит, контакт найти. Клаус со своими детьми контакт найти не может, сколько им не объясняй, всё по-своему делают, а тут чужой. С какой стороны ни посмотри, а приказывать взрослому парню он не мог. Будь Клаус их дальним родственников — другой разговор. А так он им никто, как и они ему. Если мальчик захочет напиться с друзьями, Клаус что же, должен его отговорить? Нет. Бессмысленно. Парень даже слушать его не станет. У Клауса всегда были проблемы в общении с детьми. Особенно со своими, а тут опять же чужой. Клаус, будучи деловым человеком, не привык судить книгу по обложке. Прежде, чем браться за дело, нужно заглянуть внутрь, в душу, так сказать. Обложку сына Василия он видел. Не понравилась. Заглядывать внутрь нет смысла. Типичный избалованный ребёнок богатых родителей. Правда, у Павла, насколько Клаус знал, не было матери. То ли бросила, то ли умерла. Пёс их знает, чужая семья — потёмки. Мюнхен был красивым городом, здесь было, на что посмотреть, куда сходить. Но стоит лишь подумать о незнакомых людях, косых взглядах, о довольно далёких от совершенства знаний языка, как желание оставаться тут дольше положенного мгновенно пропадает. Город становится унылым и скучным. Открыв полюбившийся чат, Павел долго бегал взглядом по перепискам, мучаясь дилеммой, кому написать первым: Косте или Клаусу. Паша зажмурился и тыкнул наугад. Клаус. Павел застыл, не зная, с чего начать диалог. С погоды? Может, обсудить его поход по магазинам или как прошёл день? Нет, нужно быть креативным. На помощь пришли эмодзи. Тыкнув пальцем в улыбающийся, но грустный смайлик, Паша стал ждать. Отправленный смайл был вестником того, что он сейчас в сети и хочет пообщаться. Ответа не последовало. Клаус, похоже, был занят. Плюнув, Паша пошёл обратно, бросая взгляд на симпатичные маленькие магазинчики, многие витрины которых были броскими и яркими, что так и кричали «зайти и купи меня!» Некоторые же, наоборот, были серыми, невзрачными и полупустыми. Но шоппинг его сейчас волновал меньше всего, хотелось только есть и спать, но точно не бродить в одиночку в большом скоплении людей. Заметив впереди очередную сувенирную лавку, Паша, недолго думая, заглянул внутрь. Надо же хоть как-то отблагодарить Костю за вторжение в его личную жизнь. К тому же в предыдущей Павел не смог ничего для него выбрать. За нарушение границ его личного пространства Косте полагается самый дешёвый и некрасивый… пивная кружка! Точнее брелок с дурнопахнущим жёлтым нечто, похожим скорее на стакан с лимонадом. Косте понравится, он был тем ещё барахольщиком. Его мать всю жизнь в торговле проработала, суровая женщина, быстро научила сына ценить вещи, какими бы они ни были. Вот Костя по жизни и коллекционировал всякое, боялся лишнюю соринку из дома вынести, мать-то быстро его на место поставит. По шее надаёт так, что до конца жизни небо чистое не увидишь, только на землю и будешь смотреть. Скособоченные керамические статуэтки в виде чудовищ или людей, занимающихся йогой. Смешные, забавные, странные. Парню такие не подаришь. А если подаришь, то может неправильно понять. Подумает ещё, что намёки там всякие. Очень жаль. Рок изобилия прекрасно бы сочетался с лимонадным брелоком. Павел достал телефон. Хотел сфотографировать восьмое чудо света, но не дали. «Как дела?» — писал Клаус. «Сейчас занят». «Учишь?» «Не начинай, я хорошо знаю немецкий». «Ты его настолько «хорошо» знаешь, что мне хочется изнасиловать тебя орфографическим словарём». «Да гспд…» «Два раза». Заметив на себе косой взгляд старушки, Паша убрал телефон. Фото он так и не сделал, но с сувенирами определился. Брелок с лимонадом или пивом, некрасивую статуэтку с пучеглазой обезьяной и блокнот в комплекте с ручкой.***
День близился к концу. Паша скучал в одиночестве. Проверяя почту, он заметил фотографию Кости. Опять он с новой кралей или, как он их привык называть, «бэйбой». Ничего нового. Разве что Клаус стал писать чаще обычного: то молчал сутками, то строчил без остановки. «Клаус, ты спишь?» «Да». — Не спит, — выдохнул Паша. «Как дела?» «Думаю». «О чём?» «Догадайся». «Паэлья?» «Почти. О работе, и да, я хочу есть». «Так поешь». «От еды меня в сон клонит, а договоры сами себя не составят». «Ты проверял?» — Паша хихикнул в кулак. «Ага, трижды. Из-за чего упустил сделку с итальянскими партнёрами». «Лузер». Паша ждал, что Клаус ему также колко ответит. Вот сейчас. Вот-вот. Но тот, по-видимому, вдохновившись словами мальчика, решил перекусить. Последнее сообщение так и не было прочитано, даже когда Паша ужинал с отцом, когда чистил зубы и когда ложился спать. Клаус так и не появился в сети.