Toi et moi

В этот день поздно вечером мне нужно было бежать на репетицию. Что? Ах, да, я же вам ещё не рассказала! Сколько себя помню, я всегда занималась музыкой. С пяти лет и до тех пор, пока не уехала из родной деревни, я ходила в музыкальную школу, училась играть на фортепиано. Вообще, на фортепиано учат играть семь лет, но мне настолько скучно было сидеть дома вечерами, что я уговорила учительницу заниматься со мной ещё пару лет на репетиторской основе. Параллельно я училась петь, в чем, по словам окружающих, тоже неплохо преуспела. И вот теперь, уже будучи студенткой, имеющей достаточно проблем и без всяких кружков, я все равно не отказалась от любимого занятия. В колледже подобный кружок возглавляла Наталья Юрьевна, преподаватель физики. Да, звучит странно, но она действительно имела незаурядные музыкальные способности: отлично пела, обладала стопроцентным музыкальным слухом. Когда я однажды задала ей вопрос, касающийся выбора её специальности, Наталья Юрьевна ответила: - Время нынче такое, на творчестве далеко не уедешь. Вернемся в настоящее. На тот момент нам нужно было подготовиться к конкурсу "Один в один", который проходил у нас в колледже. В это время как раз по телевизору шла одноименная передача. Что сподвигло руководство её повторить, я не знаю, да и не так уж это и важно. Мы остановились на песне Людмилы Гурченко "Молитва". Сейчас я спешила в колледж, чтобы обсудить с Натальей Юрьевной мой наряд и прогнать ещё раз песню. Я вошла в актовый зал и охренела. Извиняюсь за выражение, но тут по-другому и не скажешь. Около окошка стояли и совершенно спокойно вели светскую беседу Хворостовский и моя преподавательница. Прошло несколько секунд, прежде чем Наталья Юрьевна меня заметила. - А, Никитина, вот и ты! Я подошла ближе. - Дмитрий Александрович заехал в колледж, чтобы узнать, в каком состоянии наш рояль. И зачем мне эта информация?.. - Здравствуйте, Дмитрий Александрович. Хворостовский ухмыльнулся. - Добрый вечер, Поля. Так это о ней вы мне рассказывали, Наталья Юрьевна? - Рассказывали что?.. - спросила я непонимающе. Преподаватель, конечно, немного оторопела от того, что я знакома с баритоном мира, но быстро пришла в себя и затараторила: - Да, это моя лучшая ученица. У неё большой талант к музыке. Вы бы слышали, как она поет... - Так давайте прямо сейчас и послушаю, - перебил её Дмитрий. У меня сердце в пятки упало. Петь? Сейчас? Для него? - Конечно-конечно! Полина как раз пришла на репетицию! - Наталья Юрьевна, но мы же собирались подобрать мне костюм, - проскулила я. - Не спорь! Поднимайся на сцену! Делать было нечего. Бросив рюкзак в кресло, я поплелась исполнять приказ. Господи, до какой же степени я боялась опозориться... Заиграла музыка. Я запела голосом Людмилы Гурченко. Музыка тут же утихла, а Наталья Юрьевна сказала: - Нет-нет, пой, пожалуйста, своим голосом! - Зачем? - Потому что я хочу послушать, как поешь именно ты, а не проверить твои актерские способности, - сказал Хворостовский, усаживаясь и одергивая брюки. Снова заработал проигрыватель. Я набрала побольше воздуха, закрыла глаза, чтобы было не так страшно, запела. Иногда у меня подергивались от нервного тика то колени, то плечи и даже щеки. Но песню я-таки допела. Дмитрий Александрович сидел в исступлении. Наталья Юрьевна тайком вытирала слезинку. "Вот это я могу!" - подумала я не без гордости. Спустя пару минут молчания Хворостовский встал: - Заканчивайте здесь с репетицией, я жду около колледжа в машине. Подвезу, заодно расскажу впечатления. Он развернулся и пошёл к выходу. - Дмитрий Александрович, а как же рояль?..- воскликнула Наталья Юрьевна. Он лишь махнул рукой и вышел. Я спустилась со сцены. - Никитина. - Да, Наталья Юрьевна? - Что это, черт возьми, сейчас было? - Вы о чем? Преподаватель всплеснула руками. - Давай по порядку. Когда вы успели познакомиться? Я ухмыльнулась. Неужели, завидует? - Недавно. Это случайно произошло. - Что за странные у вас отношения? - Отношения? У нас? Да у нас, по большому счету, и нет никаких отношений, - удивилась я. - Не забывай, Никитина, у него жена и дети! - Я знаю. Но почему вы говорите мне об этом? - Да потому что он смотрит на тебя, как голодная собака на кусок мяса! Да уж, вот так сравнение. Но я по-прежнему не понимала, о чем она говорит. - Я тебя предупредила, Полина. Будь, пожалуйста, аккуратна. Репетиция окончена, иди домой. Я была только рада тому, что меня отпустили. Этот разговор показался мне до ужаса странным. Как она могла увидеть то, чего нет и быть не может? Дмитрий Александрович годится мне в отцы, и смотреть на меня как "голодная собака на кусок мяса" ему точно в голову не взбредет. Я вышла из колледжа. Машина Хворостовского терпеливо ждала за оградой. Я подошла, дверца сама открылась изнутри. - Залезай, - последовала команда. Когда мы отъезжали, я заметила пристально наблюдающую Наталью Юрьевну на крыльце педа. - Мне показалось, или за нами шпионят? - спросил Дмитрий Александрович. Я пожала плечами. Рассказывать о разговоре не хотелось. Прошло достаточно времени, прежде чем он заговорил снова. - Ты удивительная. Я вопросительно повела бровью. - Эта песня...та, что ты пела...она ведь не предназначена для исполнения молодыми людьми. Это песня матери, страдающей от неведения. Ты же её спела так, как будто всё это в твоей жизни уже было, ты все пережила и имеешь полное право об этом рассказать. У тебя удивительный, волнующий голос. Я не знала, что ответить. Наверное, я бы так и тупила, глядя перед собой, если бы он не спросил: - Ты что, покраснела? - А? Что? Нет! - воскликнула я, прикладывая ладони к щекам. Он раскатисто рассмеялся. И только сейчас я заметила, что мы уже давно свернули с дороги к моему дому. - А куда мы едем? Хворостовский улыбнулся. - Не бойся. Я тут обнаружил в вашем городе совершенно прекрасное место. Хочу тебе его показать. - Мне? Почему мне? - Да ладно, ты же не собираешься сидеть в четырёх стенах в такую теплую ночь? Спорить я не стала. Только удивилась, что действительно уже стемнело. Осень потихоньку вступала в свои права. Через десять минут мне стало понятно, что это за прекрасное место, куда мы едем. Это был высокий холм на окраине, откуда был виден весь город. Романтично, скажете вы. Ну нет. Этот холм пользовался популярностью у заядлых донжуанов, беспрестанно клеющих девушек, и даже заимел подходящее, но очень неприличное название, которое не рекомендуется произносить вслух в приличном обществе. В общем, мрак полный. Дмитрию Александровичу я об этом, естественно, решила не говорить. Пускай радуется своей находке. Мы заехали на самую вершину и остановились. - Давай выйдем, так лучше видно, - предложил он. И действительно, тут было очень красиво. Город мелькал сотнями огней, если не приглядываться, было ощущение, что это рой светлячков летает там, вдалеке. "Все-таки, местные донжуаны знают толк в своём деле," - подумала я. Мы стояли, облокотившись на бампер машины и рассматривая открывшийся нам вид, как картину. Я, совершенно забыв о своём спутнике, по привычке достала пачку и выудила зубами сигарету. - До сих пор удивляюсь твоей беспечности, - ухмыльнулся Дмитрий Александрович, - Тебе совершенно все равно, что думают о тебе люди. Я, сгорая со стыда от своей неосмотрительности, все же достала зажигалку и прикурила, словно подтверждая его слова. - Если угостишь сигареткой, то никому не скажу, - рассмеялся он. Сильно удивившись, но не показывая этого, я протянула ему пачку, а затем и зажигалку. Хворостовский прикурил, глубоко затянулся и произнёс: - Хорошо с тобой. Уютно. Кажется, ты понимаешь и разделяешь всё, что я говорю, хоть и молчишь по большей части. Он повернулся к моему лицу и продолжил: - Такие глубокие, мудрые глаза...Это вовсе не глаза молодой девушки. Переведя взгляд на губы, он замолчал. Я поспешно отвернулась, вспоминая слова Натальи Юрьевны. Бросила окурок, потушила носком ботинка и сказала: - Поздно уже, Дмитрий Александрович. Мне на занятия завтра.