Toi et moi

Прошло минут десять, прежде чем Хворостовскому взбрело в голову покричать. - Эй! Есть кто-нибудь? Мы тут заперты! - Не старайтесь, - флегматично посоветовала я. - Насколько я знаю, все преподаватели сейчас на первом этаже, отмечают юбилей физрука. Нас не услышат. Он присел рядом. - И что же делать теперь? Я встала, открыла шкаф. - Верхней одежды кураторши нет. Она не вернётся. Мне было неловко сидеть так близко, поэтому обратно я не пошла. Подойдя к окну, я сказала: - Похоже, мы тут надолго. Он запрокинул голову назад и потер ладонью шею. - Ладно, может оно и к лучшему... - Вы о чем? - настороженно спросила я. Хворостовский встал и подошёл почти вплотную. - При других обстоятельствах ты бы ушла от ответа. Вчера ведь что-то промелькнуло между нами. Как ты думаешь? Я тут же покраснела. - Эм...Я...я не знаю. Промелькнуло что? - Не строй из себя дурочку. "Ладно, действительно, пора объясниться," - подумала я. - Дмитрий Александрович, вы не подумайте, что мне вчера было неприятно получить от вас знаки внимания, но... - Но ты вела себя так, будто я пустое место, - перебил он. - Я это делала намеренно. У вас же семья, дети... Он снова раздраженно потер шею и резко отошёл назад. - Семья...Да что ты об этом знаешь?! Флоранс давно мной не интересуется, а дети выросли. Мы живём в параллельных мирах. И вот теперь, когда я наконец нашёл родную душу, она бежит от меня! Разве я это заслужил? Ну, скажи! Я ошеломленно молчала. Дмитрий Александрович опять подошёл настолько близко, насколько это возможно и спросил уже почти шёпотом: - Ты же неравнодушна ко мне. Признай. Каждый раз, когда ты меня видишь, твои щеки полыхают и дыхание учащается. - Я действительно вас очень люблю, но...как кумира. Я никогда не думала о том, что будет, если вы появитесь в моей жизни вот так... - Так не думай! - воскликнул он. Он взял моё лицо в ладони и начал целовать каждый сантиметр его поверхности. Дыхание участилось, я впала в предобморочное состояние счастья и восторга. Обезумев, я запустила руки в его великолепные длинные волосы и припала к губам со всей нежностью, на которую была способна. Он ответил на поцелуй охотно, прикусывая мою нижнюю губу и тут же проходясь по ней языком, словно зализывая раны. Я лишь постанывала в ответ и обнимала, обнимала... В целом мире не было человека счастливее меня, я в этом была уверена. Никто на свете не любил сильнее, чем я любила его. Никто так не желал, чтобы эти мгновения никогда не кончались. Хворостовский поднял меня на руки и усадил на стол, встав между моих ног, не прекращая целовать меня. Теперь он уже спустился к шее, нащупал языком пульс, затем поднялся к мочке уха, прикусил её, от чего я ещё громче застонала. Его руки забрались под мой свитер и уверенно взялись за застежку лифчика. От неожиданности я отпрянула. Дмитрий Александрович испуганно посмотрел в мои глаза. - Что такое? Я напугал тебя? Напугал, да? Прости, прости меня... Он целовал мою макушку и трепетно обнимал, словно укачивая младенца. - Прости меня. Я поддался низким желаниям. Я даже не подумал спросить, была ли у тебя физическая близость... - Нет, я не девственница, - ответила я. - Но я не думала, что все произойдёт так быстро. Дмитрий Александрович... - Дима. Называй меня Дима. Я не хочу чувствовать себя стариком. Я удивлённо на него посмотрела. Эта просьба показалась очень странной. - Хорошо, я попробую... В этот момент ключ в замке повернулся, и на пороге показался Николай Алексеевич, та самая моя горе-любовь, если вы помните. - Полина, я услышал твой голос и мне показалось странным, что ты сидишь в закрытой аудитории... Тут до него видимо дошло, что происходит. Ещё бы, представьте: я сижу на парте, вся растрепанная, а в объятиях меня держит сам Хворостовский. Мы даже не успели сориентироваться и отдалится друг от друга. Лицо Николая Алексеевича надо было видеть. Он одновременно побагровел, позеленел и побелел. - Что здесь происходит? Дима отошёл от меня, поправил одежду и холодно спросил: - А вас это должно волновать, молодой человек? - А вас ничего не волнует в данной ситуации? - воскликнул преподаватель. - Сколько вам лет? Пятьдесят? Может, больше? Она же ещё ребёнок! - Тем не менее, она...- начал Хворостовский, но я перебила. - Я совершеннолетняя. И меня больше ничего не связывает с вами, Николай Алексеевич, чтобы вы имели права вмешиваться в мою личную жизнь. Я подошла к выходу, открыла дверь нараспашку и сказала: - Впрочем, спасибо, что вызволили нас. А теперь попрошу всех выйти, мне нужно закончить уборку.