Noblesse oblige

Если Герберта спросят, что он думает о Константине, то он без запинки ответит, что его кузен — очаровательный молодой человек, которому просто нужно немного времени, чтобы раскрыть свои таланты. У него на все вопросы заготовлены правильные ответы. Правильные, правдивые, но не совсем искренние. Но разве вопрошающих интересует искренность? На самом деле, Константин — намного большее. Разница в возрасте со стороны не так уж велика, но Герберт старше, и это накладывает отпечаток на их отношения. Кто-то должен беречь, кому-то нужно бережное отношение. Кто-то хочет безбашенных приключений на известное место, кто-то должен это место прикрывать. Константин ему нравится. Всегда нравился, даже когда был мелким хитрюгой и отбирал игрушки, или конфеты, или книги. Разве можно злиться на кого-то такого милого и непосредственного? На мальчика с растрёпанными светлыми волосами, который хохочет, забравшись на дерево? На мальчика, который при встрече со всех ног бежит обниматься? Оказывается, можно. Князь ещё и не такое может. К десяти годам Константин становится нервным и беспокойным. Чем больше князь пытается его изменить, тем больше он упирается, тем больше страдает и замыкается. За этой ежедневной моральной пыткой физически больно наблюдать, но что Герберт может сделать? Не ему спорить с князем о методах воспитания… но именно ему потом утешать кузена, пытаться развеселить и выковыривать из того закутка, в который Константин забивается. Чаще всего получается, но иногда Герберт по несколько часов то стоит, то сидит под дверью комнаты, пытаясь достучаться до него. Убежать и закрыться становится для кузена любимой тактикой борьбы. Потом князь получает свои "вложения" обратно: Константин бунтует. С шиком, фантазией и продуманностью, достойной принца Содружества. Вместо закрытой двери у него камзол нараспашку, сбегает он теперь не в комнату, а в трактиры, не особо скрывая своё высокое происхождение, а вместо слёз льётся хороший, дорогой алкоголь. Никакая стража ему не помеха. Герберт как только не изворачивается, чтобы умасливать дядюшку и смягчать его гнев. Каких ухищрений, сил и нервов ему это стоит… но Константина он не упрекает. Ни разу. Он делает это не для того, чтобы кузен чувствовал себя должником. Просто потому что любит. Князь это быстро считывает и невзначай напоминает, что в их кругах любовь к ближнему — непростительная слабость. Герберт кивает с видом полного понимания. Конечно, толпа родственников, которые спят и видят, как бы тебя выгоднее убить, гораздо лучше тёплых доверительных отношений. С таким отцом жить непросто, и Герберт это отлично понимает. Будь его мама другой, такой, как остальные дворянки, он бы и не такое устраивал, потому что это больно: знать, что для вопреки всему любимого родителя ты скорее инструмент, чем личность. Потому всем, кто считает Константина "пустоголовым избалованным мальчишкой", де Сарде хочет посоветовать засунуть их мнение в одно известное место. Но не советует, по крайней мере, в открытую. У образа "хорошего мальчика" есть отпределённые преимущества, и Герберт не хочет с ними расставаться. Когда его отправляют в Телему, де Сарде боится только одного: что во время его отсутствия Константина некому будет защитить и прикрыть, поэтому он берёт с кузена обещание, что тот не будет творить глупости. Даже не обещание — торжественную клятву. Константину нравятся такие помпезные штуки из старых романов, но чего ещё ожидать, если он читает их пачками. Уезжает Герберт всё равно с тяжёлым сердцем. Первые недели он беспокоится, не находит себе места не только из-за смены обстановки, затем получает письма от кузена и от матери и немного успокаивается, вскоре осваивается в посольстве и в самой Телеме. А потом вокруг начинаются такие страсти и проблемы, что Константин незаметно, но закономерно отходит на второй план. Сложно держаться за привычное, изрядно поскучневшее беспокойство за кого-то, когда собственная жизнь опасно балансирует прямо над пылающим костром. Но Герберт возвращается. Даже в целости и сохранности. Почти. Возвращается и обнаруживает, что Константин сдержал слово. Никаких побегов (ну, один раз не считается), никаких крупных инцидентов. И уже за это де Сарде благодарен — он прекрасно знает, как нелегко тому пришлось.