Noblesse oblige

Когда-то княжна де Сарде славилась красотой, элегантностью, хорошим вкусом и умением непринуждённо, одним жестом или словом, изменить мнение человека в нужное ей русло. Когда-то она с удовольствием устраивала и посещала балы, примеряла платья от лучших портных Серены, участвовала в дискуссиях, охоте и литературных вечерах. А затем пришёл малихор, и сломал ещё одну жизнь. Теперь Герберт не находит себе места. Мир вокруг словно ничего не замечает. Мир вокруг словно распадается на куски. Его мама увядает, безостановочно и постепенно: болезнь отнимает у неё и весёлость, и красоту, и активность, и блеск глаз. Остаётся только доброта, но кому к бесам нужна доброта, особенно в осином гнезде под названием Серена? Двор живёт своей жизнью почти как прежде. Мама закрывается в своих покоях и злится, если кто-то входит без стука. Когда-то она читала ему на ночь. Теперь он ей читает. Находит время, засовывает подальше чужие и свои проблемы, приходит и садится рядом, и держит за руку, покрытую язвами и вздувшимися венами. Герберт ничего не может поделать, и это его убивает. С малихором не проведёшь переговоров, его не сразишь на дуэли и не поставишь на место колкой фразой, так зачем все эти годы тренировок и учений, если самое важное и дорогое он не в силах уберечь? Только и может, что читать матери книги, чтобы отвлечь от боли. И он читает, хотя буквы перед глазами расплываются от слёз. Странное дело: то же молчаливое горе он видит в дяде. Герберт уже успел привыкнуть, что князь Орсей не показывает чувств, кроме чувства превосходства, и потому это откровение удивляет и ранит одновременно. Дядя больше не проводит с ним бесед, близко они не общаются и не обсуждают это, но де Сарде видит. Однажды они сталкиваются в дверях маминых покоев: спешащий, всклокоченный Герберт и уставший, бледный князь. Впервые на его памяти дядя прячет взгляд, молча отворачивается и упрямо смотрит в сторону. "Нет, меня здесь нет, тебе кажется". Так в детстве делал Константин, когда сдерживал слёзы. Градус взаимной неловкости нарастает: Герберт просто не знает, что сказать, а дядя вовсе не собирается ему помогать подсказкой. Поэтому он склоняет голову и наконец соображает, что нужно отступить на шаг и пропустить старшего. Дядя вылетает из комнаты, поджав губы, а Герберт заходит, немного растерянный. Матушка улыбается ему, берёт за руки и расспрашивает о том, как прошёл день. Если не смотреть на лицо, можно представить, что она здорова, просто устала после долгого дня. Герберт спрашивает о дяде. Уж она-то знает своего брата и все его печали куда лучше… она же старшая сестра. Были ли их отношения когда-то такими, как у него с Константином? Мама вздыхает, прикрыв белые, мутные глаза, чуть сильнее сжимает его руку дрожащими пальцами, и говорит: — Он просто очень устал, милый, — она гладит большим пальцем его костяшки. — Ты и сам знаешь, насколько непростая ситуация сейчас с торговыми лордами, ещё и моя болезнь. Это подтачивает его — мой брат не железный. Говорит с такой заботой, что Герберту впервые становится искренне жаль дядю. Даже возникает желание помочь… хотя бы предложить посильную помощь в каких-либо делах, чтобы очистить совесть, но что-то останавливает. Совсем скоро, через месяц, им с Константином предстоит отплывать на Тир-Фради, но не только в этом дело. Воображение рисует: вот он предлагает свою помощь, стоя в светлом кабинете, а князь поднимает взгляд и смотрит на него зло и холодно, хмурит тонкие брови и велит убраться с глаз долой. Нет, не стоит этого делать. Предложить помощь — значит показать, что ему известно о слабостях, обозначить их и признать. А дядя свои слабости люто ненавидит.