~~~
иногда мы встречаем людей, иногда люди встречают нас. это как независимые события в нелюбимой мной математике — событие В не может произойти без события А, а событие А ни от чего не зависит. мало ли, что взбредает в голову человеку, когда он выбирает место в автобусе? мало ли, что взбредает в голову человеку, когда он решает идти в музей в определенный день? мало ли, мало ли. моя мама научила меня одному трюку — если повторять какое-то что-то очень долго и монотонно, оно потеряет смысл. например, слово «часы». часы, часы, часы, часы, часы, часычасычасы. видите? ничего. так вот и с жизнью. я просыпался, раз за разом, окоченевший и напуганный, в своей пустой и гулкой темной квартире, видел за окном огоньки света, машины, людей, обездомевших кошек, обездомевших людей, и каждый раз мне казалось, что я не одинок. не настолько одинок, чтобы говорить об одиночестве., но — никого рядом не было., но — я отключил телефон., но — я не открывал никому двери. вернувшись из голландии в гордом одиночестве, я, как последний трус, забрал остатки своих вещей у хоби из дома, и сбежал сюда. в квартирку, которую мы с китси таки выбрали для жизни после свадьбы. свадьбы, как вы понимаете, так и не случилось. случился борис, долбанный мифический трикстер — вот я здесь, а вот меня уже нет, и думай теперь, существовал ли я? существовал ли ты? и вот я просыпался. просыпался, просыпался, просыпалсяпросыпалсяпросыпался. видите? ничего. у меня ничего не осталось, кроме этой дурацкой мышцы внутри, что глупо и упорно колотилась о ребра, как недобитая собака. я ее ненавидел. и себя тоже. хоби приходил ко мне три раза только за эту неделю. он стучался, звонил, кричался, грозился выбить дверь, грозился вызвать полицию, но мне было все равно. потом пришла пиппа. она легонько постучала раз, два, позвонила, а потом начала орать на меня через дверь. цитата: — ты бессовестный, пустоголовый эгоист! ты пытаешься так кому-то что-то доказать, тео? открой мне чертову дверь! я никому ничего не доказывал. я просто не хотел их всех видеть — хоби, медведеподобный сгусток доброты, пиппу, яркое пятно в сером, неприглядном мире, китси, эту веселенькую девочку-мышку-принцессу. не то, чтобы я их всех ненавидел. скорее не хотел, чтобы они ненавидели меня. пришла даже миссис барбур. ей я тоже не открыл. у меня не было никакого желания подниматься с постели. голодный желудок злобно бурчал, превратившись в едкое пятно кислоты у меня во внутренностях, веки были горячие и воспаленные, потому что я очень редко моргал и спал урывками по три-четыре часа. в общем-то, спал я большую часть времени, бодрствуя часов пять в сутки. мне было жарко и меня знобило, мне хотелось плакать, но слезы не шли, и мои сухие ломкие глазные яблоки бесцельно пялились в одну точку на потолке. в трещинку на штукатурке. мне бы хотелось злиться, правда. хотелось бы ненавидеть бориса, бросать вещи в стену, орать благим матом и топать ногами, как безумец. я бы и напился даже, но наркоманы не пьют, это все знают. мне бы хотелось бить стены, выть раненой собакой, бить об стены бориса, чтобы выл он., а потом зализывать друг другу раны, разделяя на двоих пустоту, которую мы принимали за счастье. пока борис рядом, я не разваливаюсь на куски, но он — не рядом. я вообще, если честно, не ебу, где он. мы прощались в аэропорту амстердама и я цеплялся пальцами, залепленными пластырями, за лацкан его пальто. он смотрел не на меня, и не в меня, а будто бы сквозь, как-то рассеянно улыбался и делал вид, что мы еще увидимся. не увидимся. я не позволю. и вот я живу, живу, живу, живуживуживу и жизнь теряет смысл. возможно, я просто жил в состоянии перманентной депрессии с тех пор, как мама умерла. если бы она была жива, то только ей бы я открыл дверь. флэшбек? лезвие хрупко блестит в лодочке ладоней, только на этот раз я очень хорошо забаррикадировался от всех. запер входную дверь. подпер ее стулом. запер дверь в ванную. закрылся в душевой кабине. не пройдешь! не залезешь! не остановишь! я насмехался над будущими лицами хоби, пиппы, эверетта и, возможно, бориса. хохотал, представляя, как удивление размажется по их черепам, как расплывется уродливыми пятнами в четко очерченных геометричных зрачках., а потом уступит место страданию, я надеялся, что глубокому. наверное, осознать, насколько важен был человек при жизни, можно только после того, как он откинет копыта. о, я так смеялся над ними. потому что они были не такими жалкими, как я. не такими задерганными, затрепанными, несчастными и бесполезными, как я. они чего-то стоили. я смеялся, а потом почувствовал, как горячее соленое серебро слез скользит по щекам, проводя на лице скорбные мокрые блестящие скобки. я сидел, искорченный, в душевой кабине, упираясь коленками в пластмассовую матовую стенку, плакал и ржал, и сжимал в кулаке лезвие. жалкое зрелище. я такой жалкий. мне хотелось, чтобы меня пожалели, сказали, какие все вокруг плохие, а я — хороший. я мамин щенуля, маленький, занюханный нытик, плакса и раздолбай. теперь хотелось не плакать, а орать, чтобы напугать соседей. чтобы они вызвали полицию. чтобы меня увезли в больницу, в тюрьму, в больницу-тюрьму, в психушку или в хижину на опушке какого-нибудь неизведанного леса. куда угодно., а еще, желательно, чтобы при этом мне стерли память. роняю лезвие на кафель. оно падает с тем тихим звоном, когда что-то маленькое и металлическое падает на бетон. кровь каплет беспорядочно. какая ты дурацкая, кровь, думал я. не могла бы ты стекать красивокартинно, ровными округлыми каплями, а не размазываться в эти бесполезные эллипсоиды? тошнит. когда я выхожу из ванной, я, наверное, похож на сбежавшего из психушки в дрянном компьютерном хорроре. несмело беру внезапно потяжелевший корпусом телефон в изрезанные руки. набрать нужный номер почему-то крайне сложно, нажать на «вызов» — еще труднее. монотонные противные гудки вскрывают барабанные перепонки как маньячные хирурги. мой взгляд почему-то залипает на капле крови у порога комнаты. я сижу на своей трехнедельной постели и пускаю ментальные слюни на собственную смерть. — да? — звучит хриплый голос в трубке. внезапно мне не очень хватает воздуха. — б-борис? — поттер? черт, я уж думал, ты никогда не позвонишь. как ты? как там твоя хорошенькая? — а почему ты сам не позвонил? — у меня нет твоего номера, дубина. черт. от внезапного накатившего облегчения я нервно хохочу. — ты чего? — ничего. легко просто. — что легко? послушай, ты там обдолбанный что ли? нет, наркотики у меня кончились недели полторы назад. — да, в абсолютное дерьмо. опять смеюсь. утираю вспотевший лоб. — голос у тебя какой-то… — какой? — врушный. ОН РАСКУСИЛ МЕНЯ О БОЖЕ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ ОН НЕ ДОЛЖЕН ПОНИМАТЬ Я ВЕДЬ В ПОРЯДКЕ ДА ВСЕ ХОРОШО ДЕЛАЙ ВИД ЧТО ВСЕ ПРЕКРАСНО — дурак ты, борис. правда. — то есть, все хорошо? — да, конечно. — ясно. я на следующей неделе буду в городе, может, пересечемся, поттер? — а? нет, знаешь, не получится. — почему? потому что я в жестком постнаркотическом отходняке, потому что я в депрессии и не выхожу из дома, потому что боюсь, что у какой-нибудь машины стукнет в тормозах, а я начну биться в припадке, потому что я, потому что ты. — уехал по работе, вернусь еще через неделю только. так что извиняй. — опять продаешь людям комоды втридорога и делаешь вид, что так и надо? — о, ну конечно. а ты опять продаешь людям наркотики и оружие, и делаешь вид, что ты продаешь комоды? — раскусил. борис дышит в трубку. почему-то становится жарко, будто дышит он мне в ухо, параллельно цепляясь за мою шею. параллельно вытворяя что-то своими руками в моих штанах. блять, борис, как можно даже дышать по-блядски. как можно дышать так, что я забываю о смерти? я шмыгаю носом. — только не говори, что ты опять пытался вскрыться, поттер. — я и не говорю. — блять. я слышу, как он сглатывает. — я приеду сегодня. — не надо. — через два часа. — нет. — через полтора, если поднажать и объехать государственную трассу. — даже не думай. — да почему? — потому что ты пропал на три месяца после того, как мы потрахались, потому что я бросил все, уехал с тобой, и у меня все полетело в лютые ебеня, потому что это ты, и я… — заткнись. я сердито соплю в трубку, и когда набираю воздуха для следующей тирады, он рвет тремя словами мою психику и расстояние: — я люблю тебя. я роняю телефон на пол. слезы вцепляются в веки, как бешеные собаки, и жгутся на щеках, как крапива.~~~
не знаю, сколько я так лежу. больше часа, потому что в комнате стемнело. меньше десяти, потому что не посветлело вновь. в промежутке от трех до девяти часов, волшебно. потом прошли сутки. потом еще одни. я нашел в себе силы заползти в душ не для того, чтобы вскрыться. лежал в кабинке, пока меня поливало кипятком. когда вылез, был похож на обварившегося рака. волосы отросли почти до переносицы. плевать. белки глаз стали не белками, а какой-то розоватой кашицей с двумя камушками радужек. плевать. мне пле вать. борис так и не приехал.