In the Velvet Darkness / В бархатной темноте

— Знаешь, что странно? — Эмма пнула ногой камень у входа в шахту. После обрушения, ходы были запечатаны, а затем снова открыты, чтобы гномы могли добывать волшебную пыльцу, которая помогала защищать город от очередного внезапного «апокалипсиса дня». Через какое-то время, когда еще один оползень чуть не убил чьего-то ребенка, ходы окончательно закрыли. Теперь туда можно было попасть только через шахтенный ствол, огороженный колючей проволокой, заборами и примерно девятью десятками замков. Мэр Миллс была крайне скрупулезна в вопросах безопасности. — Ты имеешь в виду помимо темноты, тишины и почти всего, что произошло за последние сутки? — Ага, кроме этого, — она огляделась, вспоминая тот день, когда спасла здесь Генри. День, когда она почти поцеловала Реджину. Она так сильно хотела этого, что с трудом нашла в себе силы оторвать взгляд от губ мэра. Еще одна упущенная возможность. — Самое странное то, что все вокруг слишком чистое. — В смысле? — Реджина открыла еще один висячий замок ключом из огромной связки, как у тюремщика, и отворила последние ворота, передавая ключи Эмме. Потому что — да, конечно же Реджина не собиралась опускаться на четвереньки, чтобы открыть решетку над шахтой лифта. Эмма потерла затылок, глядя вниз и размышляя о том, как она поднимется назад, если генератор вышел из строя из-за отключения электричества. Вроде все должно было быть в порядке, потому что он похоже работал на бензине, а их машины все еще были на ходу, но ей не хотелось карабкаться обратно по веревке, если это не так. — Странно, что я не задумалась об этом раньше, но дома были безукоризненно чистыми, — она вздохнула. Это мучило ее все утро. То, о чем ее инстинкты охотника за головами возопили бы еще вчера, если бы она не была поглощена страхом за Генри и Реджину. — У Карпентеров, которые живут через дорогу от меня, трое детей младше восьми, но нигде не валялось ничего даже вроде плюшевого мишки, — Эмма встала, оглядываясь в поисках пульта управления лифтом. — Там не было игрушек? — Да нет же, там были игрушки, но все они были в детских комнатах, — она нашла пульт и нажала большую зеленую кнопку. Ничего не произошло. — Блять, — ее плечи поникли. — Ладно, похоже, мне придется спускаться не самым легким способом, — Эмма сняла веревку с плеча и осмотрела металлическую раму над шахтой, прикидывая, где лучше ее закрепить. — Мы будем спускаться не легким способом. Не ты. Мы. Эмма глянула на нее через плечо. — Ты ни в коем случае не полезешь со мной, — она взглядом указала на обувь Реджины. — Ты себе в этом шею свернешь. Реджина закатила глаза. — Ну, знаешь ли, я могу в этом даже по горам лазить. По горам. — Рада за тебя, Эдмунд Хиллари, но я не позволю тебе рисковать, — блондинка привязала веревку к опорной балке и потянула за нее, чтобы убедиться, что она выдержит ее вес. Эмма надеялась, что выглядит так, будто знает, что делает, но, на самом деле, она понятия не имела. — Ты мне не начальник, Эмма Свон. Эмма выпрямилась во весь рост, расправила плечи и бросила на брюнетку свой самый лучший суровый взгляд. — Я все еще шериф. — А я все еще мэр, что делает меня твоим начальником. О, и вот он снова — мысленный образ Реджины, отдающей ей приказы. Очень голой Реджины отдающей ей приказы. Хотя нет, может быть, в этих сапогах и белье. Или в корсете? Эмма скрестила руки на груди и окинула Реджину оценивающим взглядом, взвешивая все плюсы и минусы обнаженного тела против нижнего белья. Честно говоря, и то и другое ее бы устроило. Она даже не заметила, как Реджина двинулась к ней, пока одна рука брюнетки не схватила ее за плечо, а другая скользнула за спину. Прежде чем Эмма успела сообразить, как на это реагировать, они исчезли и снова появились внутри самой шахты. Желудок Эммы нервно сжался и, когда Реджина отпустила ее, быстро отскочив в сторону, блондинка резко качнулась вперед, едва удержавшись от того, чтобы не врезаться лицом в стену. — Ты не могла бы предупреждать в следующий раз? — Тогда это будет не так весело, — усмехнулась Реджина и, развернувшись, направилась в глубь шахты. Эмма не представляла, как эта женщина ухитряется ходить на таких каблучищах, но это не мешало шерифу по достоинству оценить то, как при этом выглядели ее ноги. У Реджины были великолепные ноги и потрясающая, потрясающая задница, особенно когда она была обтянута джинсами Эммы, позаимствованными этим утром. Было что-то в том, что женщина, которую она так отчаянно хотела, дефилировала в ее одежде, что пробуждало собственническую сторону Эммы. Она зачарованно смотрела на Реджину еще несколько секунд, прежде чем побежать за ней. Потому что Реджина Миллс, несомненно, была здесь главной. — Так вот, игрушки, — сказала она, возвращаясь к предыдущему разговору, догнав Реджину. — Они были в детских спальнях, все сложены в коробки и на полки. Но они выглядели так, словно никто не играл с ними целую вечность. И во всех остальных домах та же история. Я имею в виду, если бы люди просто пропали из своих домов посреди ночи, разве не должны были везде остаться разбросаны их вещи? — Ну не все же так безответственно относятся к уборке своего дома, как ты. — Да-да, ладно. Но дело не в том, что вещи в доме были аккуратно прибраны. Дело в том, что они выглядели так, словно никогда и не нуждались в уборке, потому что ими никто никогда не пользовался, — она нахмурилась. — Понимаешь, о чем я? Реджина остановилась и посмотрела на нее. — Нет. — Ты когда-нибудь смотрела фильмы о ядерных бомбах пятидесятых годов? Или Сумеречную Зону? — она пыталась придумать хоть какой-то пример, который будет понятен Реджине. — О! Помпеи. Ты видела развалины в Помпеях по историческому каналу? — О чем ты пытаешься мне сказать? — В фильмах, когда на людей обрушивается какая-нибудь лава или ядерная бомба, они всегда оказываются застигнутыми врасплох. Ну, типа, в раковине остается недомытая посуда, или обугленная одежда на полу, или люди мумифицированные в своих постелях, потому что они не знали, что случится что-то плохое, пока не стало слишком поздно. Но, даже если они получают предупреждение о том, что грядет всемирный капец, и у них есть время собрать вещи и убежать, до того, как начнется заварушка, то вряд ли они будут тратить время на капитальную уборку, чтобы через пару сотен лет, какие-нибудь археологи смогли оценить, в какой чистоте они содержали свой дом. — А дома, в которые ты заходила вчера? — Реджина задумчиво провела пальцами по губам, что моментально отбросило внимание Эммы в мысли о поцелуе. И посасывании. Кусании. Облизывании. Она тряхнула головой, пытаясь выдворить оттуда мысли рейтинга NC-17. — Они выглядели так, словно их оформил дизайнер по интерьеру, и с тех пор к ним никто не прикасался. Даже твой дом не такой аккуратный. — Мой дом безупречен. — Да не в этом дело! — Эмма расстроенно взмахнула руками. — Двери в домах не были заперты. И я конечно понимаю, что вы все люди старой школы, типа: «В Зачарованном Лесу мы никогда не закрывали двери, потому что все наши соседи были нашими друзьями», но я уверена, что в этом городе — все запирают дверь на замок. — Я всегда запирала двери. Мой замок был неприступной крепостью. — Ага, помню я твои подземные темницы. Не такие уж они неприступные, — и, черт возьми, зачем она вообще затронула эту тему, ведь именно там она нашла Мэриан и привезла ее обратно в Сторибрук, чтобы та в итоге воссоединилась со своим мужем, гребаным бойфрендом Реджины, Робином. Эмма подняла глаза, ожидая увидеть боль, промелькнувшую на лице Реджины при воспоминании обо всем, что Эмма у нее забрала. Но Реджина совсем не выглядела грустной. — Хм, — Реджина улыбнулась, окидывая Эмму взглядом с головы до ног, хищно оскалив зубы и приподняв брови, точно так же, как Злая Королева, когда Эмма выдавала себя за Принцессу Лею. — Возможно, мне стоило последовать своему первому инстинкту и отправить тебя в мои покои. Оттуда ты бы никогда не сбежала. Глаза Эммы расширились, потому что это ну никак не могло означать то, о чем она подумала. Или могло? Реджина думала о том, чтобы отвести ее в свою спальню? Нет, это невозможно. Эмма ведь тогда даже выглядела иначе и ее истинный облик видел только Крюк. Разве что… у Реджины ведь была магия, и у Эммы была магия, и означало ли это, что Реджина видела настоящую Эмму? Нет, даже если это было так, Злая Королева все равно ведь не знала на тот момент, кто такая Эмма Свон. Гораздо более вероятно, что Реджина сейчас просто подначивала ее, наводя еще большую сумятицу в мыслях шерифа. Злая Королева, вероятно, отправляла всех своих пленников в свои покои для допроса совсем не плотского характера. Да, так оно и было. Старая добрая средневековая пытка, а вовсе не бесконечные часы потного, истощающего, мультиоргазмического, потрясающего секса, который Эмма теперь представляла. — Ладно, пойдем уже искать эту волшебную пыльцу, — сказала Реджина, снова направившись вглубь шахты. — Хотя, если то, что ты сейчас сказала — правда, то я предполагаю, что мы зря теряем здесь время. * * * Они зря теряли время. Никакой волшебной пыльцы в шахтах не оказалось. Реджина переместила их обратно на поверхность, где царил все тот же жуткий полумрак и полная тишина. Они снова заперли все замки и ворота, хотя Эмма и подумала, что это было бесполезной работой, потому что здесь не было никого, от кого эти входы надо было закрывать. Они сидели на чьей-то кухне. Реджина, которая знала всех в городе и по их именам в Зачарованном Лесу, и в Сторибруке, сказала ей, на чьей именно, но Эмма пропустила это мимо ушей. Они обошли несколько домов, чтобы подтвердить предположения Эммы, и все дома, в которых они побывали, не отличались от предыдущих. Каждый этаж и комната пребывали в идеальном порядке: кровати были застелены безупречно, как в армии, и даже в мусорных баках было пусто. Реджина несколько минут молча сидела за столом и пила кофе, который приготовила из… ну, Эмма предположила, что это была магия, но на самом деле она не знала. Эмма ковыряла ногти и вычерчивала узоры на линолеуме носком ботинка, стараясь больше не пялиться на сиськи Реджины. Она разгромно проигрывала эту маленькую внутреннюю битву с самой собой, тем более, что в голове у нее все еще крутились сценарии того, что бы могло происходить в спальне Злой Королевы. — Вероятно, все это — факсимиле, — произнесла Реджина. — Хм? — Факсимиле — почти идентичная копия. — Да, я знаю, что такое факсимиле. В отличие от тебя, я прожила девяностые и даже пользовалась факсом. Реджина не отреагировала на эту реплику. — Кто-то приложил немалые усилия, чтобы создать точную копию города и изгнать нас сюда. — Изгнать нас? — А у тебя есть какое-то другое предположение, почему мы здесь только вдвоем, кроме того, что изначально планировалось, что тут будем только мы? — Хм, может потому, что мы обе обладаем магией и были по ошибке заброшены сюда? — Это даже не возможно. Твоя детская вера в то, что магический инцидент может произойти по чистой случайности, продолжает меня удивлять. Ты вообще читала те книги по магии, которые я тебе давала? — Эй, я много чего читаю! Но не это, — она пожала плечами. — Моя магия срабатывает, когда она мне действительно нужна, и это все, что мне нужно знать. Реджина протянула руку и накрыла ладонь Эммы своей. — Ты ведь понимаешь, что тебе нечего бояться? Твоя магия до безобразия чиста. Только от того, что ты узнаешь, как правильно управлять ею и поймешь все, что ты можешь с ней сделать, ты не станешь чем-то темным и злым, как я. — Она, — Эмма затрясла головой, потому что был определенный лимит самоуничижения, который она могла принять от Реджины. — У Злой Королевы была темная магия. А она — не ты. Реджина убрала руку, ощетинившись, но стараясь скрыть это за маской спокойствия. — Я — все еще она. А она — все еще я. — Да хрена с два это так! — Эмма резко отодвинула стул от стола и вскочила на ноги, отвернувшись в отчаянии на секунду, прежде чем покачать головой и продолжить. — Ты победила свою собственную сестру с помощью светлой магии. Светлой! Потому что ты хорошая. Потому что внутри тебя так много этого долбаного добра и любви, и я вижу это каждую минуту каждого дня, даже если ты не видишь. Знаешь, что сделала бы со мной Злая Королева за то, что я вернула жену ее родственной душе и разрушила ее счастливый конец? Она истязала бы меня месяцами, а может и годами, прежде чем прикончила бы. Она превратила бы мою жизнь в бесконечную череду боли, отчаяния и ужаса. Она бы уничтожила меня и всю мою семью. Эмма не понимала, зачем говорит все это. Они никогда не говорили о Робине, но сегодня она уже второй раз за день сама подняла эту тему. Реджина может и простила ее, но это не означало, что это была безопасная зона для разговора. Но что-то необъяснимое витало в воздухе между ними с тех пор, как они попали туда, где бы они сейчас ни находились. Эмма, возможно, мало что знала о магии, и ей пришлось поверить Реджине на слово, что в этом городе не было никакого волшебства, кроме того, которым обладали они сами, но совершенно определенно было что-то еще… что-то, что выталкивало их эмоции на поверхность. Поначалу Эмма списывала это на темноту и на то, как полумрак провоцирует тебя открывать все свои секреты, но сейчас она была почти уверена, что было нечто большее. Блондинке казалось, что все чувства, которые она когда-либо испытывала, жгли ее кожу изнутри, отчаянно желая прорваться наружу, и ей все сложнее было их сдерживать. — Но ты ничего из этого не сделала. Ты сдержала свой гнев. И ты позволила мне получить мой так называемый счастливый конец с Генри и Крюком, даже когда твой был разорван в клочья, и когда Робин и Мэриэн, светясь счастьем, каждый гребаный день мельтешили у тебя перед глазами. Ты спасла нашего сына. Ты спасла меня. Ты готова была отдать свое сердце, чтобы спасти моего отца и чтобы уберечь от разбитого сердца мою мать, хотя ты до сих пор упорно утверждаешь, что ненавидишь их обоих. Ты продолжаешь спасать этот город и людей в нем. Все это не кажется мне злом во плоти, Реджина. Это очень похоже на то, что сделал бы хороший человек. Это очень похоже на гребаную любовь. Она отдернула голову назад, едва увернувшись от пролетевшей мимо нее чашки с кофе, дождем пролившей свое содержимое на ее куртку, прежде чем разбиться о стену кухни. — Не надо, — Реджина пронеслась к выходу из кухни, в ее глазах плескалась боль, а вокруг пальцев клубились следы бледного дыма. * * * Потратив некоторое время на то, чтобы успокоиться, Эмма вышла из дома и позволила себе почувствовать, где находится Реджина. Это было нетрудно. Блондинка медленно шла к причалу, засунув руки в карманы, и стараясь справиться с тяжестью на сердце. Она не могла поверить, как быстро все снова пошло наперекосяк. Не прошло и трех часов с тех пор, как она проснулась на коленях у Реджины, уткнувшись лицом в ее живот, а рука брюнетки все еще убаюкивающие поглаживала ее затылок. И это были лучшие шесть часов сна в жизни Эммы. Прежде чем она успела смутиться из-за их положения, Реджина накрыла ладонью ее щеку и прошептала: — Я приготовлю завтрак. Боже, она чувствовала себя такой счастливой, наблюдая за Реджиной, которая плавно двигалась по кухне, готовя кофе и наколдовывая им луковые рогалики. Луковые рогалики, потому что корица — для напитков и десертов, а не для булочек на завтрак. И — снова — Реджина, похоже, была единственной, кто знал это. Даже Дэвид покупал ей рогалики с корицей и изюмом, а она, при всей своей любви к корице, не любила выпечку с ее содержанием, но всегда ела ее, потому что это мотивировало ее отца и дальше готовить для нее завтраки. И Эмма размышляла о тепле в груди, о том чувстве, которое она всегда испытывала рядом с Реджиной, и о признании Реджины прошлым вечером, что она чувствовала нечто подобное. Странно, что ей никогда раньше не приходило в голову, что интенсивность чувств в ее сердце относительно Реджины, была вызвана магией. А должно было бы. Это ведь Сторибрук, а они — Эмма и Реджина. Магия вела их друг к другу еще даже до рождения Эммы. На этот раз, однако, она хотела, чтобы ее жизнь была выбором, который она сама для себя сделала. Как бы ни было неправильно чувствовать то, что она чувствовала к Реджине, несмотря на то, что брюнетка не причиняла ей почти ничего, кроме боли с момента их первой встречи, Эмма все же хотела, чтобы это чувство было связано только с любовью и ни с чем другим. Она просто хотела любить кого-то, кроме Генри, и чтобы это чувство не имело никакого отношения к магии или обязательствам. Конечно, она любила своих родителей, и она любила Крюка, но это требовало внутренних усилий, и по большей части она любила их потому, что она чувствовала себя обязанной им в обмен на их заботу. С Реджиной так никогда не было. На самом деле, в случае с этой женщиной, все было с точностью, до наоборот: она любила Реджину, хотя и старалась изо всех сил подавить это чувство в себе, но с каждым днем ей приходилось прилагать все больше усилий, чтобы скрыть свою любовь. И она знала — где-то в глубине души — что Реджина тоже любит ее. Может быть только как друга, или союзника, или вторую мать Генри, но Реджина тщательно ее оберегала и заботилась о ней. Разница заключалась в том, что Реджина никогда ничего не требовала и не ждала взамен той любви, которую дарила Генри и Эмме. Более того, Эмма была совершенно уверена, что Реджина ожидала, что в ответ получит только боль, что делало ее любовь еще более бескорыстной. Ох, как она хотела сейчас оказаться где-нибудь кроме этого тошнотворно вылизанного Псевдо-Сторибрука, потому что у нее было ярое желание сломать что-нибудь, швырнуть банку в океан или пнуть мусорный бак, чтобы его содержимое разлетелось по асфальту. Она тихо рассмеялась от этих мыслей, потому что, каким-то невероятным образом, она всегда умудрялась забыть, что владеет магией. Она приподняла правую руку, развернула ее ладонью вверх и сосредоточилась, пока на ней не появился идеальный бейсбольный мячик — белый и блестящий, как на тренировках в высшей лиге. Эмма разбежалась и отправила его в полет, побежав за ним следом, пока он не приземлился в мокрой траве. Добежав до него, она немного попинала его ногами, потом подняла, сжала пальцами, несколько раз подбросила и поймала. Блондинка вспомнила приемные семьи, где ей приходилось играть одной, пинать и бросать мячи в ближайшую стену, потому что некому было бросить их обратно. Только здесь она не была одна. У нее была Реджина. И в настоящем Сторибруке она тоже не была одна, потому что теперь у нее была такая огромная семья, с которой она даже не всегда могла справиться. Подняв взгляд, она увидела впереди Реджину, сидящую на скамейке, и Эмме не нужна была подсказка магии, чтобы быть уверенной, что она будет здесь. Блондинка сунула мяч в карман и уже более решительным шагом направилась к женщине, остановившись в паре метров от скамьи. Реджина плакала, на ее лице были высыхающие дорожки от слез — слез, которые снова появились по вине Эммы. — Прости меня, — она крепче сжала бейсбольный мяч. — За все. — Это все заклинание, — проговорила Реджина. — Оно усиливает наши эмоции. — Да. Я уже поняла, — Эмма осторожно приблизилась к скамье, ища любой признак того, что ее присутствие здесь нежелательно. Не обнаружив ничего подобного, она присела на самый краешек, вытащила из кармана бейсбольный мяч и зажала его между ладонями. Блондинка наклонилась вперед и опустила голову, проведя ногтем по красной строчке шва. — Я не только за это хотела извиниться. — Нам не обязательно говорить об этом, — Реджина отвернулась, переводя взгляд на море. — А я думаю, что вроде как обязательно. — Я не согласна. — Я знаю. — Я… — Нет, послушай, мне очень жаль, но я должна сказать это, — Эмма искоса взглянула на Реджину, а потом снова опустила взгляд на мячик. Она бы не смогла выдавить из себя ничего из того, что должна была сказать, пока видела эти слезы. — Знаешь, я никогда не хотела сделать тебя несчастной, даже в самом начале. Тогда я думала, что делаю то, что лучше для Генри, потому что я не понимала, что ты сама уже являлась тем, что было для него самым лучшим. — Только вот я не была, — тихо произнесла Реджина, передернув плечами в знак протеста. — Очень даже была. Ты прекрасная мама, и всему, что я сейчас делаю, я научилась от тебя, от воспоминаний, которые ты мне подарила. До этого я позволяла ему есть конфеты на завтрак и пиццу на обед, и играть в салочки с машинами на дороге и творить все, что он хочет, — она задумчиво повертела мяч в руках. — Ты дала нам все. И, черт возьми, я вижу, что ты продолжаешь отдавать нам, а мы продолжаем причинять тебе боль, — Эмма покачала головой. — Это несправедливо. Ни то, что касается Генри, ни то, что произошло после Нью-Йорка. Я. Это я продолжаю причинять тебе боль. И должна это признать и взять на себя ответственность за это, несмотря на то, что я вовсе не хочу и не хотела делать тебе больно. На самом деле, это последняя вещь в мире, которую я хотела бы сделать. И мне очень жаль, Реджина. Я так сожалею обо всем этом, — она откинулась назад и медленно выдохнула, глядя в небо. — Я действительно хотела, чтобы у тебя был счастливый конец, понимаешь? Робин, Роланд и все остальное. Ты заслуживаешь настоящей любви, родственных душ и счастливого будущего. И меня просто сжирает изнутри осознание того, что именно я забрала у тебя все это. Потому что, честно говоря, из любых моих действий постоянно выходит какое-то дерьмо. И я никак не могу понять, как так все время получается, что неважно, что я делаю, это каким-то образом заканчивается тем, что в итоге ты огребаешь за это по полной. — Ты не знала кто она такая, когда спасла ее, Эмма. Блондинка покачала головой. — Нет, не надо меня оправдывать. Я не знала, потому что не спросила. Я была так уверена, что поступаю правильно, что этот вопрос даже не возник у меня в голове. — Боюсь, что это — семейная черта, унаследованная тобой от матери. Вряд ли я могу винить тебя за это. Эмма в отчаянии застонала. — Ради бога, ты не могла бы перестать перебивать меня, когда я тут пытаюсь извиниться? — Если бы ты знала кто она, ты бы все равно ее спасла, потому что именно так поступают Спасители. Ключ к этому кроется в названии. — Но я сделала тебе больно. — Ты сделала это не нарочно, а я, поверь, переживала намного, намного худшее. — Да, и все это было из-за меня и моей семьи! Реджина шлепнула Эмму по плечу. — Не льсти себе. Я натворила много чего, за что не смогу искупить свою вину, даже если проживу сотню жизней. И кое-что из этого просто обязано время от времени меня догонять. Далеко не все связано с тобой и твоей святой матерью. — Как ты можешь так спокойно относиться ко всему этому? Как ты можешь быть такой чертовски всепрощающей? Я забрала твое счастье! — И ты подарила мне величайшее счастье, когда дала мне Генри. — И я все время отбираю его у тебя! — И, до сих пор, ты всегда возвращала его назад. — Перестань спорить с моими извинениями! — Перестану, когда ты перестанешь изводить себя. Это одна из твоих наименее привлекательных черт. — Господи, женщина, ты такая бесючая. — Ну, это не новость. Эмма повернула голову, чтобы увидеть лишь усмешку Реджины. — Я пытаюсь быть искренней, а ты все портишь. — Я знаю, что это так, но я простила тебе всю эту историю с Робином и Мэриан уже давным-давно, так что нам тут не о чем говорить. Ты хочешь, чтобы я разозлилась на тебя, Эмма? Потому что я не вижу, с какой еще целью ты вообще могла завести этот разговор. Мне было больно и я была разочарована, но справилась с этим. Я двигаюсь дальше. Ты не можешь это отпустить. Именно ты ставишь это стеной между нами. Разумеется, она была права. Робин стал поворотным моментом для Эммы, и она все еще ненавидела этого мужика за то, что он появился в их жизни. Если бы не было Робина, Эмма, возможно, нашла бы в себе мужество рассказать Реджине о своих чувствах к ней. И, уж конечно, не поддалась бы настойчивости Крюка. Робин Гуд, Принц гребаных воров, был причиной того, что она застряла в отношениях, которых она даже и не хотела. Но, если бы Робин сделал Реджину счастливой, то Эмма, по крайней мере, смогла бы себя этим утешить. Она хотела, чтобы Реджина была счастлива, потому что в этом случае, любая глупость, совершенная Эммой, не казалась бы такой ужасной. Но нет, она все испортила, вернув Мэриан. А теперь у нее был Крюк — чего она не хотела — а у Реджины не было никого, чего она не хотела тоже. И Эмма не могла отпустить это. Она не могла просто перешагнуть через это и двигаться дальше. — Почему ты продолжаешь прощать меня, когда я только и делаю, что причиняю тебе боль? — Ох, Эмма, это далеко не все, что ты для меня делаешь. Она снова села прямо, уставившись на свой мяч. — Так почему ты сейчас убежала? Если ты не злишься на меня, то почему так резко вылетела из дома? — Потому что это заклинание, или что бы это ни было еще, очевидно, усиливает наши эмоции, выталкивая оголенные чувства на поверхность. Я просто не хотела, чтобы мы оказались в ситуации, когда одна из нас сделает что-то непростительное. Эмма покачала головой. Это была вполне правдоподобная причина, но она не объясняла ни слез, ни того, что Реджина была достаточно зла, чтобы у нее в руках задымилась магия. Однако, уличить Реджину во лжи сразу после попытки извиниться перед ней за то, что Эмма постоянно разрушала ее жизнь, казалось не самым лучшим вариантом. — Значит, нам стоит избегать всего, что может вызвать крупный эмоциональный всплеск? — Мы должны хотя бы попытаться коммуницировать, не прибегая к помощи летающей посуды. Эмма хихикнула. — Поверить не могу, что ты запустила кружкой мне в голову. — А я не могу поверить, что моя цель была настолько мелкой, что я промахнулась, но — тем не менее, — Реджина похлопала Эмму по руке. Эмма бросила на нее возмущенный взгляд, но все равно улыбнулась в ответ. — Что мы сейчас будем делать? — Продолжим поиски. Это заклинание не было завершено. Об этом свидетельствуют те его части, которые не соответствуют реальности — такие как темнота и неестественная тишина, а так же отсутствие электричества. Нам, наверное, стоит отправиться к городским границам, чтобы посмотреть, есть ли там какие-то пробоины, которые мы смогли бы продавить. — А так можно? — Да, Эмма, так можно. И ты бы об этом знала, если бы прочитала те книги, которые я тебе дала. Заклинание как одеяло и нам надо найти его потрепанные края, — Реджина встала и разгладила одежду, собираясь с мыслями. Затем кивнула в сторону города. — Пойдем? Эмма кивнула и тоже поднялась со скамьи, засунув мячик обратно в карман. Они прошли лишь несколько шагов, прежде чем она вдруг вспомнила слова Реджины. — А какие тогда мои самые привлекательные черты? — спросила она. Это заставило Реджину улыбнуться, хотя она и пыталась это скрыть. — А вот теперь ты напрашиваешься на комплимент. * * * Они добрались до городской черты, в поисках дыр в структуре заклинания, как и предлагала Реджина. К своему удивлению, они обнаружили новый призрачный барьер, которого не было там вчера. Эмма бросила в него свой бейсбольный мяч, который отскочил обратно и Реджина поймала его левой рукой. — Нам следует провести еще одну беседу на тему твоего абсолютного незнания магии? — Теперь-то что не так? — Что если бы ты бросила мяч, а он отскочил обратно в тебя с такой силой, что оторвал бы тебе руку? — она бросила мячик обратно Эмме. Эмма посмотрела на нее, задаваясь вопросом, серьезно ли Реджина рассматривает такую возможность, или просто ее раздражает стук мячика о барьер и она хочет, чтобы Эмма больше так не делала. — Беспокоишься обо мне? — У меня просто нет желания до конца наших жизней залечивать твои раны. О чем, блин, Эмма вообще не подумала. Что если они не смогут вернуть все как было? Что если таким теперь было их будущее — только они вдвоем в Псевдо Сторибруке? Внезапно, она стала менее угрюмой, но более напуганной. — Мы ведь вернемся домой, да? Ты сможешь все исправить, — потому что именно это всегда делала Реджина. Затмения, проклятия, магические угрозы и все то странное дерьмо, с которым они сталкивались — Реджина всегда все могла исправить. — Я пытаюсь и, если честно, я все больше прихожу к выводу, что это заклинание ограничено по времени, но, пожалуйста, не рискуй понапрасну, — взгляд Реджины был мягким и умоляющим, и ей просто невозможно было сказать «нет». Эмма вздохнула и убрала бейсбольный мяч. — Извини. — Все нормально. Просто постарайся быть меньше… ну… тобой, — улыбка Реджины была дразнящей, моментально поднимая настроение. — Не уверена, что я так могу. — Полагаю, мне не следовало ожидать такого чуда. — Смешно, — она посмотрела в направлении, откуда они пришли. — Мы шли вдоль этой штуки целую вечность, а я до сих пор не понимаю, что мы ищем. — Большая дыра была бы неплохим началом. На самом деле, я не особо представляю, что мы ищем, но, подозреваю, что мы сразу это узнаем, когда увидим. — Откуда ты знаешь, что заклинание ограничено по времени? — По большей части на уровне инстинктов. Оно ощущается временным. Окружающие нас вещи меняются. Вчера мы не видели этого барьера, сегодня — видим. И, с течением времени, наши эмоции становятся все сильнее и все ближе к поверхности. — Ты думаешь, это намеренно? Может, кто-то хочет сбить нас с толку? — Эмма была рада, что не она одна так себя чувствует. Она и в лучшие времена плохо справлялась со своими эмоциями, и ее чувства к Реджине были сильнее и глубже, чем к кому-либо другому, даже сильнее, чем к Генри, потому что ее чувства к сыну были совершенно чистыми и естественными. То, что она чувствовала к Реджине, было сложным и запутанным, мучительным и душераздирающим, и олицетворяло собой все то, от чего она обычно бежала. — Если бы я хотела сделать предположение, то я бы сказала, что вероятно, магия в этом заклинании начинает выгорать, и это оказывает влияние и на нас тоже, — она бросила на Эмму взгляд через плечо. — Я больше беспокоюсь о том, какую возможную выгоду кто-то может получить от изгнания двух самых сильных носителей магии Сторибрука, даже на короткий период времени. — Но в этом случае другие носители магии, вероятно, все еще в реальном Сторибруке, вместе со всей волшебной пыльцой и прочим, так что город вряд ли остался совсем незащищенным, — последнее, что им было нужно — это очередной злодей в городе, пытающийся заморозить людей, украсть души или превратить всех в летающих обезьян. — Вполне разумный аргумент, — согласилась Реджина. — Что означает, что целью были действительно только мы двое. — Потому что мы можем совмещать нашу магию? — Еще один разумный аргумент, но, без единого предположения о том, кто наложил это заклинание или как он это сделал, сложно делать какие-то выводы. Идя вперед по тропинке, Реджина споткнулась о какую-то ветку или торчавший корень, и Эмма инстинктивно протянула руки, чтобы поймать ее, обхватив за бедра. Реджина залилась румянцем, а ее спина прижалась к груди Эммы. — Ты в порядке? — Нормально. — Уверена? — губы Эммы были совсем рядом с ухом Реджины, и девушка чувствовала, как мягкие волосы щекочут ее щеку. — Да. Спасибо, что поймала меня, — голос Реджины всегда звучал для Эммы, как чистый секс, но прямо сейчас, звуча немного с придыханием от несостоявшегося падения, этот эффект в сто раз усиливался. Промежность Эммы тесно прижималась к заднице Реджины, ее грудь была напротив спины брюнетки, а сердце стучало с силой отбойного молотка, поэтому она резко отступила назад, прежде чем ее гормоны одержали бы над ней верх, а руки перешли от дружеской поддержки к непозволительным прикосновениям. — Без проблем, — она была рада, что Реджина не могла видеть, насколько покраснели ее щеки. — Нам следует идти дальше. — Ага. Они продолжили молча шагать по тропинке, но, вдруг, рука Реджины взметнулась вверх, преграждая Эмме путь. — Ты это слышишь? — спросила она. Эмма склонила голову набок, пытаясь понять, к чему она должна прислушиваться, но не услышала ничего, кроме стрекотания насекомых и низкого гула барьера. И, ладно, это было что-то новенькое. — Сверчки. Я слышу сверчков. — Именно, — Реджина повернулась к ней. — И это, Эмма, определенно брешь в заклинании. Они со всей скорости помчались к источнику нового звука, учитывая, что им приходилось пробираться через густую растительность, а Реджина была в сапогах на высоченном каблуке — по горам, блять, она может в них лазить, мысленно ворчала Эмма. Наконец, они добрались до места, где барьер мерцал необычным свечением. — Дай мне свой мячик, — сказала Реджина, протянув к ней руку. Эмма инстинктивно отреагировала на этот приказ, но вдруг замерла, с рукой зависшей над ладонью Реджины. — Погоди-ка. Почему это ты будешь его бросать, а не я? — Потому что ты идиотка, а я — нет. — Я лучше бросаю мяч. — И с чего это ты вдруг так решила? — Я была лучшим подающим питчером в команде по софтболу в средней школе, — ей пришлось украсть большую часть необходимого снаряжения, включая форму, но охрана тогда состояла максимум из камеры видеонаблюдения, а она была хорошей воровкой — даже, можно сказать прекрасной воровкой, прирожденной мошенницей и пронырой — задолго до того, как встретила Нила. Реджина вздернула бровь и усмехнулась. — Кто бы сомневался. Эмма отдернула руку с мячиком и скрестила руки на груди, потому что уж оскорбление-то она точно могла распознать. — И что ты хочешь этим сказать? — Что ты как раз подходишь для софтбола, — Реджина нетерпеливым движением пальцев дала понять, что настаивает, чтобы Эмма передала ей мяч. — Я могу использовать свою магию, чтобы направить его в самое слабое место, и мне не нужно для этого никаких врожденных физических талантов. Тем не менее, я уверена, что ты была прекрасным питчером. Наверняка, ты и в футбол тоже играла? — Ну да. А что? — Ничего. Отдай мне мяч, Эмма, — Реджина снова помахала пальцами. — Нет. Скажи мне, что ты имела в виду. — Да ты себя вообще видела? — К чему ты клонишь? — Ты очень… — Реджина сделала небольшую паузу. — Спортивная. — Спортивная? — Да. — И это эвфемизм для…? Реджина пожала плечами. — Это наблюдение, а не эвфемизм. Ты очень спортивная, — она сложила руки на груди, копируя позу Эммы и оглядывая ее с головы до ног. — Ты стройная, подтянутая, с развитой мускулатурой. Ты, очевидно, занимаешься какими-то упражнениями. Как я уже сказала — спортивная. — А-га, — как бы ей ни было приятно, что Реджина заметила, что она держит себя в форме, Эмма понимала, что над ней явно подтрунивают. — И все же это не то, что ты действительно имела в виду. — И чем вы это докажете, шериф? — Я знаю, когда ты мне врешь. — Легендарная суперсила Эммы Свон. Скажи-ка, это та же самая суперсила, которая не просекла, что твой жених окажется летающей обезьяной? Эмма рассмеялась. — О, я знаю, что приперла тебя к стенке, когда ты переходишь на обезьяньи шутки. Для протокола — я не принимала его предложение выйти за него замуж. И несмотря ни на что, я все равно знаю, когда ты мне врешь. И вовсе не благодаря какой-либо суперсиле. — Нет? — Реджина шагнула к ней обманчиво спокойная и широко улыбающаяся, словно ей нечего было скрывать. — Мне не нужна суперсила, чтобы читать тебя. — Да неужели? — Реджина протянула руку и накрыла ладонью бейсбольный мяч, пытаясь высвободить его из цепких пальцев Эммы. — Ага, — Эмма уже была готова отказаться от мячика, но ей нравилось чувствовать руку Реджины поверх своей, поэтому она только крепче его сжала. — И как же? — Потому что я тебя знаю. — Вот оно что? — Реджина все еще пыталась вырвать мяч из ее руки, недовольно сузив глаза от нежелания Эммы отдать его. — Ты меня знаешь. — Я знаю тебя, а ты знаешь меня. Я всегда знаю, что ты недоговариваешь, точно так же, как ты всегда знаешь, что недоговариваю я, — она могла бы пойти дальше. О, она могла бы сказать гораздо больше. Заклинание будоражило в ней желание признаться во всех своих ночных секретах, но эта правда снова была слишком близка к поверхности, поэтому Эмма отпустила бейсбольный мяч, и Реджина победно отступила на несколько шагов. Несколько мгновений они прожигали друг друга дикими взглядами, и им не требовалось никаких слов, а затем Реджина нацепила свое игривое выражение лица, эту раздражающую знающе-понимающую ухмылку, которая вызывала в Эмме почти непреодолимое желание притянуть ее к себе и сцеловать это выражение прямо с ее лица. Эмма махнула подбородком в сторону барьера. — Бросай, женщина. Покажи мне на что способны твои волшебные ручки. Для миниатюрной женщины на высоченных каблуках, которая обычно одевалась так, словно никогда не видела спортивной площадки, а уж тем более не украшала ее своим присутствием, Реджина обладала довольно приличным замахом и силой подачи. Мяч летел ровно и четко, глаза Реджины следили за ним, желая, чтобы он нашел самое слабое место. Он не направлялся к центру мерцающего зазора, но Эмма точно знала, что он прилетит в нужное место, потому что, черт возьми, это ведь была Реджина Миллс. Но мяч не прошел насквозь. Он застрял прямо там, где влетел в барьер, наполовину на стороне Псевдо Сторибрука и наполовину на другой стороне. И в этот момент Эмма осознала, что она даже не знает, что находится по ту сторону. Там может быть реальный мир, или волшебная страна, кишащая драконами, или центр Манхэттена, потому что кто его, блин, знает с этой магией. Они обе подошли к барьеру, осматривая место, где завис мяч, высоко за пределом их досягаемости. Электрические потоки барьера расходились вокруг него, как река, огибающая камень. Своевольный ребенок внутри Эммы жаждал прикоснуться к стене слабого голубого света, но она знала, что получит взбучку от Реджины. Судя по крепко сжатым челюстям брюнетки, Эмма была готова поспорить, что Реджина ожидала, что мяч пролетит насквозь, так что, вероятно, не стоило сейчас бесить ее еще больше. Хотя, Эмма никогда не славилась разумными поступками, да и атмосфера вокруг них уже все равно была густой и напряженной. — Итак, мы выяснили, что мяч ты бросаешь, как маленькая девочка, — сказала она. Реджина резко повернула к ней голову, ее глаза недобро сверкнули. Но Эмма продолжала смотреть на мяч. — Наверное потому, что ты не такая спортивная, как я, — она подняла руку и похлопала себя по бицепсу через кожаную куртку, отметив, как глаза Реджины внимательно следят за этим движением. — Хочешь потрогать? — Идиотка, — Реджина фыркнула и покачала головой, а напряжение между ними снова исчезло. Она перевела взгляд на мяч. — Что ж, это не сработало. — Хочешь передохнуть? — предложила Эмма. — Может поищем, чем можно перекусить? Реджина посмотрела на свои часы. — Полагаю, обед мы пропустили. — Можешь нас пуфнуть? До машины сто тыщ километров. — Ты этого хочешь, вот ты и делай. Тебе нужна практика в магии. — Ты же знаешь, что это у меня не очень хорошо получается. — И никогда не будет получаться, если не будешь практиковаться, — Реджина встала напротив нее и взяла Эмму за руки. — Давай, перенеси нас домой. Эмма закрыла глаза, пытаясь сконцентрироваться, а затем резко подняла голову. — Эй, как ты думаешь, мы могли бы… -… переместиться на ту сторону барьера? Думала об этом, уже пробовала. Не сработало. — Ох. Ну конечно. — А теперь попробуй переместить нас ко мне домой, если, конечно, сможешь, — Реджина сжала их соединенные руки. Эмма склонила голову и повела плечами, чтобы расслабить их. — Ладно, но я все равно думаю, что было бы намного круче, если бы ты научила меня, как сделать так, чтобы на фоне раздавался звук телепорта из «Звездного Пути», когда мы это делаем. — Твоя просьба снова принята к сведению. — И? — Снова отклонена.