In the Velvet Darkness / В бархатной темноте

Когда Эмма проснулась, было темно, и в доме царила полная тишина, поэтому она снова закрыла глаза. Ее первой мыслью было, что она, должно быть, передвинулась во сне, потому что Эмма точно помнила, что заснула, уткнувшись лбом в плечо Реджины, их ноги были переплетены и они крепко обнимали друг друга. На самом деле, она впервые заснула прямо на Реджине и ей было даже немного стыдно, хотя блондинка ничуть не сомневалась, что Реджина преподнесет это так, что она заставила Эмму потерять сознание от невероятного секса. Хотя, с этим было сложно поспорить: Реджина обещала трахать ее, пока одна из них не вырубится, и Эмма была уверена, что брюнетка достигла своей цели. Она протянула руку, чтобы обнять Реджину, но не нашла ничего, кроме холодного воздуха. Эмма резко открыла глаза. Она не была голой, она была не в постели, и Реджины рядом с ней не было. Эмма лежала на диване, одетая в пижамные штаны и толстовку, в которой проснулась в пятницу утром. Цифровой дисплей на микроволновке перед ней показывал 6.47 утра. — Реджина? Ничего. — Реджина! Наверное, это просто очередной сон. Закрыть глаза, проснуться, и Реджина обязательно будет рядом, возможно, даже посмотрит на нее тем же взглядом, который говорил, что Эмма для нее особенная. Это должно сработать. Да, это определенно сработает. Эмма крепко зажмурилась, но когда снова открыла глаза, то все еще была одна на диване. — Реджина! Рокот холодильника привлек ее внимание, и она резко повернула голову, непривычная к шуму повседневной жизни, после нескольких дней тишины, нарушаемой только ими двумя. Она вздрогнула. Теперь уже Эмма была откровенно напугана, потому что работающие холодильники и мигающие микроволновки не были частью Сторибрука, где Реджина — вроде как, вероятно — принадлежала ей. Эмме нравился этот Сторибрук. У Псевдо Сторибрука была обнаженная Реджина, которая держала Эмму в своих руках так, словно она была самым бесценным сокровищем в мире, и сама брюнетка была такая красивая, горячая, сексуальная и… ну, голая. Паника поднималась у нее внутри. Господи, только не это опять. Нет. Так не честно. Этого не может происходить. Нет, нет, нет. А может, магия была тут вовсе не причем? Может быть, Реджина просто проснулась среди ночи и поняла, что Эмма, это совсем не то, чего она хочет, поэтому она ушла домой. Только вот это было намного страшнее, чем мысль о том, что это всего лишь магия снова играющая с ее жизнью. Они не произнесли этих слов, но Эмма была уверена, что они любят друг друга. Они не просто трахались, они занимались любовью. Секс переходил от грубого и быстрого к сладкому и медленному, а затем обратно, но неизменно был нежным и трепетным. Быть с Реджиной — это лучшее, о чем Эмма могла мечтать. И может быть, Реджина не была влюблена в нее так сильно, как Эмма — абсолютно и безоговорочно — любила ее, но все было очень на то похоже. Никто не смог бы подделать тот уровень эмоциональной близости и связи, который возник между ними. Она вскочила с дивана и рванула в свою спальню. Кровать была не застелена, одеяло было откинуто на одну сторону, и на подушках была только одна вмятина. Сумки с одеждой Реджины не было на стуле у кровати, а на его спинке висела только водолазка Эммы, в которой она была в четверг — та самая, которую она порвала, зацепившись за гвоздь в гараже Миссис Дубчек, расследуя кражу каких-то электроинструментов. Халат Реджины исчез с пола. Тарелка с полуночным перекусом, которую брюнетка принесла для Эммы — «Я не могу поверить, что ты собираешься есть холодную лазанью,» — сказала она, но ее глаза были мягкими, а улыбка нежной, и это определенно была любовь, потому что это должно было быть так, это не могло быть ничем другим! — сейчас не стояла на тумбочке возле кровати. — Реджина! Думай, думай. Что же происходит? Что ей нужно знать или понять? — Генри! — заорала она. — Ты здесь, малыш? Она бросилась в комнату сына. Все выглядело немного иначе, чем в пятницу утром. Рюкзак с учебниками, который лежал на его стуле и который Реджина в последствии переложила на кровать — исчез. Мобильного телефона не было на тумбочке у кровати. Дверь шкафа была открыта, и некоторые из любимых вещей Генри пропали. Кто-то побывал здесь и забрал его вещи. Телефон. Ей нужен ее телефон. Она побежала обратно к дивану, со всего маху ударившись пальцем ноги о журнальный столик и резко остановившись. — Да еб же ж твою мать! — было адски больно, и Эмма неловко подняла ступню, чтобы потереть ушибленное место, прежде чем схватить свой телефон. Экран блокировки сообщил ей, что сегодня понедельник, и что у нее больше двадцати пропущенных звонков и куча непрочитанных сообщений от Генри, Снежки, Дэвида и Руби. Просматривая их, Эмма увидела, что большинство датировано пятницей, но было и несколько за субботу и воскресенье. Все они были с одним вопросом: «Где ты?». Самым важным из них, было голосовое сообщение от ее отца, в котором говорилось, что они со Снежкой забрали Генри к себе. По крайней мере, ее сын был в безопасности. Эмма подскочила к входной двери и распахнула ее. Выглянув на улицу она увидела в окнах напротив семейство Карпентеров, которые двигались по комнатам, занимаясь своими повседневными делами. Звуки природы и автомобилей, едущих по дороге, наполняли воздух. Определенно настоящий Сторибрук. Она совершенно точно была дома. Одна. И тут ей в голову пришла новая мысль: а что, если заклинание вовсе не было настоящим? Что, если ее одну забросило в другую реальность, и Реджина в ненастоящем Сторибруке была такой же ненастоящей, как и все остальное? Что, если все это было плодом воображения Эммы? Что, если все это было отражением ее отчаянного желания быть с Реджиной, которая сможет заставить ее снова что-то почувствовать? Что, если настоящая Реджина провела выходные дома, в своем особняке, думая, что Эмма просто сбежала без Генри? И почему, ради всего святого, она продолжает стоять тут и выдумывать разные кошмарные сценарии? Она побежала обратно в дом и, остановившись перед большим зеркалом на двери ванной комнаты, оглядела себя с ног до головы. Да, может она и была одета в ту же одежду, в которой была в пятницу утром, но при этом у нее на шее красовался вполне заметный засос. Она приподняла толстовку и повернулась к зеркалу спиной, вдоль который были красные следы от ногтей. Чуть выше бедра расползался синяк, который она получила, сильно ударившись о ручку двери, когда несла Реджину в спальню. Конечно, ненастоящая Реджина могла оставить настоящие засосы. Дерьмо. Долбаный чертов капец и дерьмище. Был только один способ узнать, что из всего этого было реально, а что нет. Не тратя больше время на домыслы, Эмма закрыла глаза и сосредоточила всю свою энергию и эмоции на одной-единственной мысли: Реджина. Открыв глаза, она поняла, что находится в особняке мэра. Желудок скрутило от телепортации, а сердце грохотало в груди от страха, что она может узнать что-то, чего совсем не хотела знать. — Реджина? Она побежала в хозяйскую спальню, перепрыгивая через две ступеньки. Рывком открыв дверь, Эмма обнаружила, что комната пуста. На кровати никто не спал, но на полу была разбросана одежда, что было совсем не похоже на Реджину, которую знала Эмма. Она мысленно вернулась в четверг, когда они с Реджиной встретились за обедом в закусочной у Бабули. Брюнетка была одета в серую юбку-карандаш, кремовую блузку и черную кожаную куртку — именно эти вещи лежали на полу, вместе с белым кружевным бюстгальтером, который, как полагала Эмма, был настолько прозрачным, что скорей всего не оставлял простора для воображения, когда оказывался на теле. Он, вероятно, стал бы полностью прозрачным после того, как Эмма захватила бы его ртом, облизывая, посасывая и дразня, заставляя Реджину издавать этот тихий стон. Эмма мысленно приказала себе сконцентрироваться. Сейчас не время было думать о ее любимой теме. Она снова закрыла глаза и попыталась полностью очистить свой разум, позволив магии рассказать ей все, что ей нужно было знать. Гостиная. Она поспешно спустилась по лестнице, но, выйдя в холл, стала двигаться осторожней. В доме было слишком тихо, чтобы предположить, что кто-то уже мог проснуться. Из кухни не доносилось запаха кофе, а там каждое утро варился кофе, потому что Реджина никогда не забывала заправить кофе-машину. Да, абсолютно точно что-то было не так, как обычно, и она пожалела, что не потрудилась одеться и взять с собой значок и пистолет. Босиком и в пижаме, она выглядела не слишком грозно перед лицом серьезной опасности. Эмма осторожно приоткрыла дверь в гостиную и заглянула внутрь. В воздухе стоял отчетливый запах… и это был не кофе и даже не сидр. Это был аромат густого, торфяного виски. Эмма проскользнула в комнату и с удивлением обнаружила на диване Реджину, тихонько посапывающую, положив одну руку на живот, а в другой сжимая фотографию. На журнальном столике стояла открытая бутылка солодового виски, рядом с наполовину наполненным стаканом. Судя по всему, наливая напиток, Реджина несколько раз промахивалась мимо стакана, поскольку вокруг него были засыхающие капли алкоголя. Еще несколько фотографий были разбросаны по журнальному столику и на полу перед диваном. Подойдя ближе, Эмма увидела, что на большинстве фотографий были изображены она и Генри, а на некоторых — только она. Та, которую держала Реджина, всегда была одной из Эмминых любимых. Снимок был сделан в Нью-Йорке, во время школьной экскурсии к площадкам для игры в бейсбол. Эмма стояла позади Генри, показывая ему, как раскачиваться на ногах, не дергая бедрами. Он смотрел на нее из-под шлема, и она смеялась в ответ на то, что он только что сказал. Единственное, что могло бы сделать этот момент еще лучше, это если бы по другую сторону объектива стояла Реджина, а не мать одного из школьных друзей Генри. Глядя на спящую женщину, Эмма, по крайней мере, теперь могла понять, почему Реджина явилась к ней такой растрепанной в пятницу утром, хотя похмелье было бы последним, о чем блондинка могла подумать. Она опустилась на колени перед диваном и накрыла ладонью щеку Реджины. — Привет, красавица. Реджина дернулась от резкого пробуждения, ее глаза расфокусированно заметались, прежде чем остановились на Эмме. Лицо брюнетки сразу смягчилось и она улыбнулась в ответ. И, да, это был тот самый особый взгляд, который говорил Эмме о любви, доме и принадлежности. Эмма знала, что именно эта Реджина была с ней в фальшивом Сторибруке. — Привет, — голос Реджины был хриплым от сна и, возможно, от гортанных звуков, которые Эмма заставляла ее издавать на протяжении всего вчерашнего вечера, и это была самая сексуальная вещь, которую Эмма когда-либо слышала. И на одно прекрасное мгновение — такое, которое можно было бы годами прокручивать в памяти — все в жизни Эммы показалось прекрасным, чистым и полным надежды, потому что это очень походило на любовь. Но вдруг улыбка Реджины застыла, и ее глаза сузились, когда она поняла, что они не были голыми, и они не лежали в постели Эммы в Псевдо Сторибруке. — Мы дома. — Ага. Похоже, действие заклинания закончилось. — Генри? — разумеется, это был первый вопрос Реджины. — Он у моих родителей. Мы можем переодеться и поехать к ним, если хочешь. Реджина кивнула. — Да, так будет лучше всего, — она все еще не совсем пришла в себя, стряхивая остатки сна, но уже собралась и напряглась, как это делала не та Реджина, которая кормила Эмму поздними перекусами и была такой близкой и родной. Надеясь остановить это перевоплощение до того, как оно начнется, Эмма протянула руку, ласково отведя волосы со лба Реджины. — Жаль, что тебя не было рядом, когда я проснулась, — сказала она. — Я скучала по тебе. — Мы провели все выходные вместе. Ты не могла уже соскучиться по мне, — Реджина оттолкнула руку Эммы и села. Ее губы поджались, когда она огляделась вокруг. Увидев фотографию в своей руке, Реджина бросила ее на стол, словно отрицая, что прижимала ее во сне к груди. — Эй, ну перестань. Не говори так. Конечно, я скучала по тебе. Но Реджина уже взяла себя в руки. Она разгладила складки на своем халате и провела пальцами по волосам. Не то чтобы Эмму волновало, как она выглядит: Реджина всегда была для нее прекрасна. Она снова опустилась на колени и подняла фотографию, которую брюнетка отбросила в сторону. — Знаешь, нам надо делать такие вещи вместе. Пусть ребенок видит, что у него есть две мамы, которые могут правильно выполнить бейсбольную стойку, — Реджина-Эмма-Генри: вот чего она хотела и в чем нуждалась. Она надеялась, что именно этого хотела и Реджина. Реджина моргнула. — Это вряд ли самое важное сейчас. — Правда? А для меня нет ничего важнее, чем мы, чем наша семья. — А разве не тот факт, что мы угодили в ловушку заклинания, созданного твоим парнем? — Реджина почти выплюнула последнее слово. Она встала, обошла Эмму и начала убирать беспорядок на журнальном столике. — Нас вырвали из нашей жизни и отправили в другую реальность с помощью магии. Это равносильно похищению. Ты же шериф, Эмма. Почему бы тебе не заняться своей работой и не арестовать преступника? — Потому что это может подождать. — Прекрасное отношение. Ты так относишься ко всей преступной деятельности в моем городе? Или только к крупным преступлениям, в которых замешаны люди, с которыми ты встречаешься? — губы Реджины неодобрительно скривились. Потрясающе. Эмма глубоко вдохнула. Вот чего она действительно не хотела, так это столкнуться лицом к лицу с Реджиной, которая много лет назад называла ее «мисс Свон» в самом плохом смысле. Конечно, она видимо совсем размечталась, если надеялась, что вернувшись домой, получит нормальную жизнь, где она, наконец, будет с женщиной, которую любит — после многих лет желаний и фантазий — и что между ними все будет хорошо, легко и правильно. Нет, в ее жизни так не могло произойти. В ее жизни она просыпалась в одиночестве, идиотские заклинания добавляли ей геморроя, а женщина, которую она любила, снова спряталась за семью замками, возведя вокруг себя неприступные стены. — Это не так важно, как мы. — Похищение — это не важно? — Разумеется, это важно, и, поверь мне, я позабочусь о том, чтобы он был привлечен к ответственности по всей строгости закона, — и Эмма пока даже не представляла, как она собирается это сделать, потому что в своде законов США вряд ли были статьи, связанные со всякой магической хренью. — Но это — ты и я — важнее всего. Ты хоть представляешь, как я испугалась, когда проснулась сегодня утром, а тебя не было рядом? — Если мне не изменяет память, то мы еще вчера обсудили, что заклинание теряет силу. Так почему ты удивлена тем, что мы вернулись? — было трудно сказать, намеренно ли Реджина изображала из себя дурочку — такое вполне могло быть, когда она хотела избежать нежелательных тем для разговора — или ей на самом деле было настолько наплевать. Ни один из вариантов Эмме не нравился. — И это снова не то, что я хотела до тебя донести. Я хочу сказать, что тебя там не было, и я была совсем одна, и это меня напугало. Это напугало меня, потому что я не знала, куда ты делась, а потом я начала задаваться вопросом, может мне вообще привиделось все, что произошло за эти выходные, или может само заклинание было реальным, а вот ты в нем — нет. Реджина уставилась на дальнюю стену, избегая зрительного контакта. — В твоих словах еще меньше смысла, чем обычно. — Да, черт побери! Я переживала, что ты, которая была со мной в долбанном фальшивом Сторибруке, была просто отражением моей мечты, того, что я всегда хотела иметь, а не настоящей тобой! И это самое худшее, что я могу себе представить, потому что быть с тобой, было самым невероятным, что со мной случилось за всю мою жизнь, и я не могла смириться с мыслью, что это было не по-настоящему! — Эмма вскочила на ноги, уперев руки в бока, желая, чтобы на ней было что-то чуть более внушительное, чем ее старые потрепанные штаны, и стараясь направить свои мысли в нужное русло, чтобы смотреть на Реджину, не вспоминая, каково это — быть внутри нее, заставляя ее выгибаться и двигаться навстречу ее пальцам, умоляя Эмму остановиться-не останавливайся-никогда не останавливайся-заставь меня кончить-пожалуйста, не останавливайся. — О, так теперь ты не можешь отличить настоящую меня от своего воображения? — Почему тебе обязательно нужно быть такой непробиваемо сложной? Я просто пытаюсь сказать, что думала, что мы проснемся вместе и проведем ленивое утро в постели, может немного поваляем дурака, а потом я даже заварю горячий чай, который ты так любишь, и сожгу тебе пару тостов на завтрак. Вместо этого я проснулась одна и чертовски испугалась, и все, чего я хотела, это чтобы ты была рядом со мной. Прости, если я по глупости понадеялась, что ты, возможно, тоже этого хочешь. Реджина отвернулась, пряча лицо от Эммы. — Что ж, мы не всегда получаем все, чего хотим в этой жизни. — Ты думаешь, я этого не знаю?! — Господи, да вся ее жизнь была одним длинным списком всего, чего она хотела, но так и не получила. Реджина проигнорировала ее вопрос, молча собрав фотографии с пола и сложив их в аккуратную стопку. Эмма посмотрела на снимок, что все еще был у нее в руке, и до нее вдруг дошло, чем занималась в пятницу вечером Реджина. Выпивка плюс погружение в жалость к себе — первые признаки депрессии, причиной которой, как правило, являлась любовь. На самом деле, в основном, безответная любовь, что в данном случае было нереально далеко от истины. Боже, она так сильно любила Реджину, что едва могла держать это в себе. — Ты собиралась отказаться от меня, — произнесла она, и то, как напряглась Реджина, стало подтверждением ее слов. — Понятия не имею, о чем ты. — Крюк. Он попросил тебя держаться от меня подальше, и ты собиралась это сделать, не так ли? — Я же говорила тебе, что послала его со всеми его необоснованными домыслами, — Реджина не смотрела на нее, и этого было достаточно, чтобы Эмма поняла, что это ложь или, по крайней мере, полуправда. Реджина уступила бы требованиям Крюка только по своим собственным причинам, а вовсе не из-за него. А это значило, что она делала это ради Эммы. Реджина определенно любила ее в ответ. — Да, ты сказала, что послала его. Но ты не сказала, что собиралась сделать после этого. Ты собиралась отступить и позволить мне быть с ним. Вот почему здесь все эти фотки и выпивка. — Как будто я стану делать то, о чем он меня попросил, — Реджина затянула пояс халата, в классическом защитном жесте. — Нет, не станешь. Но я думаю, ты сделаешь все, что по твоему мнению будет самым лучшим для тех, кого ты любишь, — она сделала полшага вперед и положила руку на предплечье Реджины. — Я думаю, что ты сделаешь все, что сочтешь самым лучшим для меня, — Эмма шла ва-банк и прекрасно это понимала. Давление на Реджину может обернуться только двумя исходами: безоговорочной победой или полной катастрофой. Может Реджина и не была склонна показывать свои эмоции, но она всегда все чувствовала гораздо глубже, чем кто-либо из знакомых Эммы. С ней никогда не было никаких полумер. — И зачем мне это делать? — Потому что ты меня любишь. — Это просто абсурдно. — А вот и нет. Я люблю тебя, а ты любишь меня, — что ж, это был не совсем тот способ, которым она хотела бы признаться человеку в любви впервые еще со времен Нила, но Эмма чувствовала, что Реджина ускользает от нее. — Я влюблена в тебя, и ты чертовски хорошо это знаешь, и, я полагаю, что ты, вероятно, тоже влюблена в меня. — Эмма, ты же понимаешь, что здесь между нами все иначе, — Реджина взмахнула руками, словно указывая на весь город в целом. И все же, это не было прямым отрицанием. — В каком смысле? — У тебя есть парень. У тебя есть семья. Здесь — мы друзья, не более того. — Но не сейчас. Только не после этих выходных. Ты же это понимаешь, да? Ты понимаешь, что теперь мы с тобой вместе? Да ни при каком раскладе я теперь не вернусь к Крюку. Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой, — Господи. Почему все должно быть так сложно? Взгляд Реджины снова стал мягким, но грустным — таким нестерпимо болезненно грустным. — Ох, Эмма. В жизни так не бывает. — Да почему, блять, нет-то?! — она сжала руки в кулаки. — Что насчет того, каким взглядом я всегда на тебя смотрю? Я не была проклята, заколдована или одурманена каким-то зельем, когда ты видела этот взгляд каждый гребаный день в течение многих лет. То, как я смотрю на тебя, полностью отражает все, что я чувствую к тебе. Я хочу тебя. Я люблю тебя. Я влюблена в тебя. И — да, возможно, мне нужно было это долбанное заклинание, чтобы наконец признаться в этом и начать действовать, но это не делает ничего из этого менее реальным. — Нет смысла это обсуждать. — Еще как есть. Потому что это — то, кем мы являемся. Вчера было отражение того, кем мы можем быть вместе. Потому что вместе нам гораздо лучше, чем порознь, — она тряхнула головой. — И тебе тоже не понадобилось никакого заклинания или зелья, чтобы полюбить меня. — Мы были в альтернативной реальности, где все эмоции усилены в стократ и где у действий нет и не будет последствий. Ты не можешь ожидать, что то, как мы вели себя там, можно воспроизвести здесь. Эмма всплеснула руками. — Ты не можешь перестать любить кого-то, только потому, что вокруг появились другие люди. — Забавно. А мне казалось, что у тебя были проблемы с признанием своих чувств, пока мы не оказались в мире, где никто не сможет увидеть их проявление, — челюсть Реджины напряглась, глаза вспыхнули гневом, и вот — наконец-то, наконец — появилась женщина, которую Эмма знала: женщина, которая была полна ярости и обладала талантом к завуалированным оскорблениям. Но затем, Реджина покачала головой, и ее плечи обессилено опустились. — Мы не должны были поддаваться тому, что чувствовали. Это было глупой ошибкой. Она должна была знать, что так все и произойдет. Это… эта боль, которую она сейчас чувствовала, была причиной, по которой она не впускала людей в свое сердце. Вот почему она никогда не заводила отношения. — Это не было ошибкой. То, что произошло между нами, никогда не могло бы стать ошибкой. Я безумно люблю тебя, — слезы жгли ей глаза, но она не позволит себе заплакать. Не плакать, не плакать, не плакать. Она не была одной из тех детей, одной из слабых детей. — И ты любишь меня. — Я всегда буду рядом, когда ты будешь во мне нуждаться. Но ничего большего быть не может. Ты ведь это понимаешь? О боже. Она была отправлена во френд-зону. Еще не хватало только фразы: «Дело не в тебе, дело во мне». О чем блять она думала, ожидая получить долбаную крупицу счастья для себя? — Нет, я этого не понимаю. Я хочу быть с тобой. И я думаю, что ты хочешь быть со мной. Так что я действительно, реально не вижу, в чем тут проблема. Это все из-за однополых отношений? Реджина фыркнула. — Ты ведь сейчас не серьезно? И, конечно, она всерьез так не думала, но она готова была ухватиться за любую соломинку, которая не вела бы к тому, что на самом деле, просто Эмма Свон недостаточно хороша, что, казалось, было истинной сутью всех слов Реджины. — Но тогда почему? Почему мы не можем быть вместе? — Потому что такого исхода нет в наших судьбах. — Да ты, блядь, издеваешься что ли надо мной со всем этим сказочным дерьмом? Я понимаю, что вы все купились на эту ересь, но мы в Америке в двадцать первом веке. Твоя судьба — это результат твоих действий. — Как это банально, — Реджина одарила ее еще более презрительным взглядом. — Ты это взяла из шоу Опры или из печенья с предсказаниями? Эмма глубоко вдохнула и выдохнула. Спокойствие. Ей нужно сохранять спокойствие. Криками и слезами тут не поможешь. — Ты боишься? — Боюсь? Чего, скажи на милость, мне бояться? — но на лице Реджины промелькнула лишь мимолетная эмоция, которая подсказала Эмме, что она задела брюнетку за живое. — Не знаю, — она пожала плечами. — Много чего. Что подумают люди? Долго ли это продлится? Может быть, того же, чего боялась я, когда проснулась сегодня утром. Что все это было не по-настоящему. Что это было лишь действием заклинания. Но это не так. Ну, для меня это не так. И я понимаю, что любовь — это жуть как страшно, но это и приятно тоже. — Меня никогда не волновало, что обо мне подумают другие люди. — А Генри? Я? — Вы — не другие, — Реджина нахмурилась, поняв, в чем призналась. — Я имею в виду… — она покачала головой. — Мы должны одеться и поехать к Генри, а не тратить время на этот бессмысленный разговор, — не дожидаясь ответа Эммы, Реджина взмахнула рукой, и светлый дым окутал их обеих. Когда он рассеялся, они обе были полностью одеты и стояли перед дверью квартиры Дэвида и Снежки. — Разговор не окончен, — пробубнила Эмма. — Ох, ну вот тут ты совершенно не права. Все абсолютно точно закончено.