***
Питер задерживается в раздевалке недолго, всего пять минут. Ему нужно снять халат, надеть толстовку и переодеть обувь. На это уходит пять минут. Правда, на какое-то время он застывает у зеркала. Рассматривает себя. Неужели альфам неважно, как он выглядит, когда от него приятно пахнет? Почему-то захотелось причесать волосы, только вот расчески у него нет! Она ему никогда не нужна была. Мальчик импровизирует — прочесывает вьющиеся локоны пальцами. Также он осторожно поправляет толстовку, расправляет её, старается придать ей опрятный вид. Пока не слышит стук в дверь. Это может быть только Квентин. В омежей раздевалке он один. И останется один. Ведь он — единственный омега во всем стажерском потоке. — Я тебя не тороплю, но, если что, я уже здесь, — раздается голос из-за двери. Мужчина приготовился ждать полгода, но ребенок в очередной раз его радует — выскакивает из раздевалки сразу же. — Можем ехать, мистер Бэк. Пусть Вы и не обязаны этого делать. Я мог бы сам добраться, у меня нет течки. Всего-лишь автобус… — Не глупи, мальчик. Ты видел, что твоя «не течка» делает с другими альфами. Лучше лишний раз перестраховаться. Старк меня прибьет, если с единственным омегой в его своре стажеров что-то случится. — Бэк нажимает на кнопку вызова лифта. Долго его ждать не приходится. Он пропускает подростка вперед, сам заходит только после, затем нажимает на нужный им этаж — паркинг. Либо уступает, либо действует по правилу «дети вперед». Во время небольшой «поездки» они молчат. Пит смотрит куда-то в зеркало, разглядывает себя. Выглядит ли он достаточно привлекательно? Собственные мысли его пугают. Он никогда не задавался подобными вопросами. Ему было не до этого. А сейчас, находясь рядом со взрослым альфой, задается. Думает о том, красивый ли он, может ли понравиться мужчине. Квентин смотрит на него краем глаза. Любуется. Малыш — красивая игрушка. Если бы не решил прятать свое тело, кружил бы всем альфам головы. Увы, он может только мечтать и представлять, какое тонкое тельце скрывается под безразмерным джемпером. Наконец, лифт останавливается, двери открываются в подземном помещении. Паркер хвостиком увязывается за своим наставником. Тот невозмутимо идет сквозь ряды машин. Когда же заворачивает, первым делом открывает заднюю дверь для омеги — милый жест вежливости. Ему оказывают внимание, ухаживают. Мальчик садится в дорогой кожаный салон, берет рюкзак в руки. Машина явно недешевая. Конечно, а какая еще может быть машина у человека, так нахально говорившего с Тони Старком? Почему-то, он даже не удивляется такому раскладу, пусть и сидит, как на иголках. Будто боится что-то испортить. — Нравится? Надеюсь, тебе удобно. Скажешь адрес? — Невинный вопрос, но очень важный. Не только сейчас, но и потом. У альфы свои тараканы в голове, свои планы. — Да, конечно, мне удобно. Тут так… эм, да, в общем, Вы меня поняли, — подросток мнется. Он не знает, как выразить свой восторг, точнее, как правильно выразить свой восторг, чтобы не выставить себя в глупом свете. Он называет адрес и замолкает, смотрит в окно, пока Бэк выезжает с подземной парковки. Понял… да, он понял все, что имел ввиду замявшийся пацан. По двум словам, по двум нескладным словам. В любом случае, он решает не возникать и невозмутимо ведет машину. К счастью или к сожалению, молчать ему не дают. Квентин в очередной раз берет на себя обязанность поддерживать диалог. — Ты же живешь с тётей, да? — Начинает мужчина. — Да, с тётей. Но она почти всегда работает. Мы с ней редко пересекаемся, — сверх вопроса отвечает Питер. Он переводит взгляд с вида из окна на собеседника. Нет смысла скрывать детали своей жизни. Хотя ему неловко говорить о таком. Вряд ли его поймет человек, у которого все есть. — Тяжело тебе. Надеюсь, стажировка не мешает видеться с ней. Когда она бывает дома? — Он даже не оборачивается, смотрит прямо на дорогу и сжимает руль. Изображает озадаченность чужими проблемами. Людям нравится, когда на их горе другие люди обращают внимание. — Ну, обычно по вторникам она уходит вечером на ночную смену и приходит где-то утром, поэтому я успеваю провести с ней немного времени. Иногда даже удается вместе пообедать. По четвергам она работает весь день, приходит поздно. Мы с ней разминаемся. Я ухожу раньше, чем она приходит. — Отлично. А в этот вторник как? — С энтузиазмом задает очередной вопрос Квентин. Его устраивает, что ему отвечают четко на поставленный вопрос. А если сверх нормы, то на пользу. Не приходится задавать другие вопросы, вызывать подозрение. — Так же, как и обычно. — Помимо ответа, у него самого возникает вопрос. Стоит ли ему тревожить других учеников, приходя на занятие во вторник? Вроде как, у него может начаться течка. Точнее, она будет заканчиваться, но тем не менее. Он волнуется. Видно, что волнуется, ведь сегодня из-за него было столько шума. Теперь у кого-то могут быть проблемы из-за его беспечности. Пусть он совсем не виноват. — Мне приходить на стажировку? То есть, я не буду… в общем, все будет хорошо? — — Конечно, Питер, все будет хорошо, — со странноватой улыбкой отвечает альфа. Все будет хорошо, ведь он точно знает, что тот не придет. Даже не подумает о том, чтобы прийти. За разговорами расстояние быстро сокращается. Питер моргнуть не успел, они уже у его дома, у его подъезда, будто ехать было не так далеко. А ведь путь был приличный. — Приехали, — констатирует факт преподаватель и выходит из машины. Затем он учтиво открывает дверь мальчику, выпускает его из салона и ставит машину на сигнализацию. — Я провожу тебя, ты не против? Хочу точно быть уверен, что тебя никто не подцепит по пути. Если я взялся за это дело, хочу довести до конца, дорогой. — Если Вам не трудно, — неловко признается ребенок. По пути, Бэк поражается, как здесь можно жить? Кругом грязь, пахнет куревом, алкоголем. Шумные соседи, картонные стены, нет лифта, приходится преодолевать расстояние пешком. Он даже хотел перенять у омеги рюкзак, но тот вежливо отказался, сказав, что он не тяжелый, там всего несколько учебников. Врун. Альфа не оглядывается по сторонам, старается не дышать. Пусть он и сам был не из самой обеспеченной семьи, жить в таком кошмаре ему не приходилось. Или, быть может, он уже забыл все ужасы, что пережил? Привык к хорошей жизни? Думать об этом не хочется. Сейчас у него есть все. Он провожает подопечного до дверей квартиры, ненароком поднимает взгляд на номер. Нужно запомнить, ведь позже это будет важно. Не так важно, как адрес и этаж. Оставаться в этом омерзительном месте нет никакого желания. Хочется поскорее уйти отсюда. — Полагаю, я справился со своей задачей. Бывай, мальчик. До встречи во вторник. — Мужчина улыбается, легко машет парню одной рукой и направляется в сторону лестницы. — До свидания, мистер Бэк. — Вздыхает подросток.***
На следующий день он не идет в школу. Может быть, он испугался, может быть, решил, что лучше посидеть дома. В конце концов, за то, что течка могла начаться раньше и продлиться дольше, его никто не убьет, да и все можно объяснить медику, она его поймет. По крайней мере, подросток на это надеялся. Пятница проходит относительно спокойно, как и суббота. Внизу живота ненавязчиво тянет, смазка начинает выделяться, правда, в совсем незначительных количествах. Жара нет. Единственным минусом становится еда — Питер ест, как не в себя. Он постоянно голоден, ходит на кухню по несколько раз и налегает на холодильник так, будто его не будут кормить всю неделю. На самом деле, так у всех омег каждую течку. В этом нет ничего удивительного или сверхъестественного. Разве что неудобство — после плотного обеда либо клонит в сон, либо подташнивает. Чаще всего, подташнивает, хочется прилечь, а там уж глаза сами как-то закрываются. За эти два дня он готовит себе небольшое «логово»: просит тётю купить пару бутылок воды, что-то съедобное и не портящееся. Вряд ли он выйдет из своей комнаты в этот период. Обычно Пит запирается, питается тем, что взял с собой и пьет воду. Много воды. Он старается выходить из комнаты только в туалет. Не больше. Паркер не любит течки. Он их боится. Ему кажется, что он крайне уязвим и беззащитен в это время, что его может взять любой, кто захочет. Благо, на улицу ему хватает мозгов не соваться. Он живет в неблагополучном районе, здесь альфы не собираются сдерживаться. Полиция не станет расследовать дело одного изнасилованного омеги. В большом городе таких сотни. Ведь текущие сучки сами виноваты, что не думают головой, альфы лишь выполняют свою природную функцию — покрыть омегу. Пусть человечество и изобрело подавляющие таблетки, он не спешит их принимать. Не доверяет до конца. Да и рассказы, которые он слышал… если перестать пить таблетки в какой-то момент времени, может сорвать крышу. Он этого не хочет. Лучше выпустить свою природу, свою сущность, пропустить несколько дней, чем травить себя. Он хочет иметь детей. Не сейчас, позже, но хочет. И хочет, чтобы они были здоровыми. Никто не знает, как эти самые подавители делают. Как-то по новостям шла программа… да, мальчик ведет себя, как пожилой/-ая омега и собирает чушь, но что поделать. Ему не с кем посоветоваться по этому поводу. Терпеть — не лучшее решение, всегда есть выход и выбор. Лично ему мешает страх. В воскресенье начинается ад. Не с самого утра, к счастью. Утром слегка кружится голова, сильнее тянет живот, но это ничего, мелочи. К вечеру, — восемь-девять часов, — появляются полноправные симптомы: обильно выделяется смазка, поднимается высокая температура, утрачивается ясность мысли. «Это просто нужно пережить, дальше будет легче» — говорит он сам себе. Да, в понедельник становится полегче. Ближе к вечеру он чувствует себя хорошо, температура спадает. Единственной помеха — смазка и периодическое возбуждение. Подросток не знает, как с этим бороться от слова «совсем». Он лежит и ждет, пока «само пройдет». Пусть в голову и закрадываются ужасные мысли. Он ведь может помочь себе, может… но не станет. Он выше этого. Он сможет перетерпеть и вернуться к нормальной жизни. Снимать его самостоятельно стыдно. Стыдно прикасаться к себе, ведь это так неправильно. В остальном ничего такого, обычный ленивый день. Большую часть времени он либо спит, либо смотрит что-то на телефоне. Если может, конечно. Через силу смотреть фильмы или сериалы нет никакого желания, да и это сплошное мучение. Голова начинает трещать. В семь часов, когда у них уже по сути закончилась стажировка, а у Бэка «рабочий день», — на самом деле, для него понятие растяжимое, ведь его рабочий день зависит от того, как он себе его распланирует, — он является. Проникнуть в устаревший дом не стало проблемой, на нем ведь даже домофона или чего-то подобного нет. Заходи, называется, кто хочешь, иди куда хочешь. Он чувствует крышесносный запах уже у дверей, жадно обнюхивает почти всю её поверхность. Вряд ли в этой дыре стоят камеры наблюдения, чтобы обвинить его в чем-то. Питер впадает шок, когда слышит звонок. Тётя не должна прийти раньше восьми утра, у неё ночная смена, соседи к ним в принципе никогда не заглядывали, — в их доме как-то не принято, — и еду на дом он не заказывал. Кто же это мог быть? Внутри все переворачивается. За дверью явно стоит альфа, он чувствует. Причем, альфа знакомый. Он узнает запах. Мальчик с опаской подходит к двери и припадает к глазку. Там стоит… — Мистер Бэк? — Истерично спрашивает подросток. Этого-то ему не хватало. — Да, привет, Питер, это я. Не бойся. Открой дверь, пожалуйста. Я хочу убедиться, что у тебя все хорошо. — Мучительно медленно отвечает мужчина. В голосе слышится неподдельное волнение. Становится отчасти стыдно. Он должен был предупредить! — Ты не пришел на занятие, хотя хотел. Я забеспокоился. — Я не… я не могу, мистер Бэк! У меня течка… — Парень психует, буквально истерит. Внутри него борется разум и омежья сущность. Все он может. Даже знает, что откроет дверь, ему не нужны аргументы. Ведь впервые в этот период альфа так близко. Тот альфа, которого хочется находится на расстоянии вытянутой руки. Молчание за дверью. Будто он думает, что ответить, пусть весь текст и прописан в голове. До запятой. — Не волнуйся, я не кинусь на тебя. Я принимаю таблетки. — Ложь. На наивного омегу эта ложь работает, дверь открывается. Аромат вблизи еще восхитительнее, чем через преграду. Осознавать, что ему нагло наврали — поздно. Он заворожен чужим запахом, сам принюхивается, тянет носом, забавно морщится. Паркер не осознает, как глупо застывает посреди коридора, пялится на нежданно гостя. Альфа запирает за собой дверь. — Питер? — Да? — Голос дрожит. Можно сказать, жертва уже готова. Он не ориентируется в пространстве, смотрит только за ним и судорожно глотает слюни в надежде, что получит желанное. — Все в порядке? Ты слышишь меня? Ты понимаешь, что я говорю? — Бэк специально растягивает слова, делает вид, что беспокоится, чтобы парень в конец потерял контроль, сам кинулся на него. И правда, ответа не следует. Только кивок. — Ты не против, если я к тебе прикоснусь? У тебя нет температуры? — Мистер Бэк, мне кажется… что Вам стоит уйти, — возможно, последняя адекватная мысль за сегодня. Когда он очнулся? Когда одумался? Уже когда пустил нечисть на порог. — Я взволнован. Вдруг с тобой что-то случится? Я настоятельно прошу тебя померить температуру, — мужчина корчит расстроенное личико, — ему на самом деле можно поверить, — тем более, если обводить вокруг пальца нужно ребенка. — Можно я пройду? Отказать парень не может. Совсем. Ведь за него беспокоятся! Человек приехал с другого конца города после тяжелого рабочего дня к нему, чтобы проверить, как он. Невежливо отказывать. Знай он реальные намерения, уже выгнал бы этого подлеца в зашей… — Конечно, — на полусогнутых, Пит добирается до кухни, отыскивает в аптечке градусник. Мало того, что у него температура, он еще и потеет. Смазки выделяется больше и больше. И все из-за нахождения рядом альфы. Он заполняет собой все пространство, не остается кислорода, чтобы дышать и с каждым вздохом не обжигать дыхательные пути. Тот, к слову, неторопливо снимает ботинки и проходит следом. Ненавязчиво «ошибается», проходя кухню и заглядывает в комнату подростка. Да, на этой кроватке им будет не совсем удобно, но что ж поделать. В следующий раз он пригласит его к себе. Там им точно хватит места. Смогут разыграться на полную. Ничего страшного, с девственником не развлечешься как следует. — Мистер Бэк, я здесь. — Подает голос мальчишка. — Ах, да, прости. Я ошибся… как температура? — Мужчина садится непозволительно близко, практически вплотную. Выигрышем становится то, что жертва от него не отпрянула, остается на своем месте. — Высокая, 38,2. — Голос умирающий, еле-еле. Ему уже тяжело говорить, мозг отказывается думать, отключается. Сучке хочется совсем другого. — Думаю, стоит выпить жаропонижающее, — настоятельно порекомендовал наставник, переняв градусник из чужих рук. Всего одно касание кожа к коже. Парень вздрагивает и уставляется на него. Приходится. Он прикладывает титанические усилия, чтобы подняться и дойти до шкафчика с нужным лекарством. Тем временем Бэк наблюдает за его походкой. Кривоватая, медленная, зажатая. То, что надо. Он готов. — Когда придет твоя тётя? Боюсь, она не так поймет. К тебе пришел взрослый альфа в период течки. Даже если не застанет меня, почувствует запах. — Строит дурачка. Будто он расспрашивал подростка в машине и ничего не запомнил. Неважная информация, обычный дорожный разговор, сразу забыл. Ага, как же. — Моя… моя тётя бэта, она не почувствует. — Но она же не дура, Питер. Она понимает. Так, когда она придет? — Утром, она придет утром. Если вы не собираетесь оставаться у меня до утра, то не встретитесь с ней. — Скомкано сплетает слова ребенок. — Хорошо. — Альфа кивает. — Ты не отвлекайся, пей лекарство. Нехотя, подросток сует в рот таблетку и запивает её стаканом воды. Здесь Бэк мог подменить таблетки. Сказать, что сам найдет жаропонижающее и даст его мальчику, но незачем. Течка сама все сделает. Точнее, она уже сделала. Он хочет, но еще пытается сдерживать. Отголоски сознания мешают сорваться, кинуться на альфу. Раз омега так стойко проходит испытание на выдержку, стоит подтолкнуть его к краю пропасти. Когда он возвращается, преподаватель решает применить немного силы. Он оплетает широкими ладонями плоский живот и усаживает подопечного себе на колени. Так, чтобы тот мог почувствовать его, понять, что это явно не колено, как бы смешно не звучало. — Ох, прости, я такой неловкий, — несмотря на то, что это действие уже нельзя скинуть на погрешность человеческих действий и сделать вид, что произошло оно случайно. — Как неудобно. Оправдания, оправдания, а острый подбородок уже на плече, наглые губы припадают к мочке уха, прикусывают. Язык очерчивает раковину, спускается на шею и переходит в поцелуй. Сначала один, затем несколько. Местами мягкие, нежными. Где-то более настойчивые. Паркер прекрасно понимает, что с ним делают, что происходит. И он не против. Его организм этого хочет, такова его природа. Он не сможет сопротивляться. Как бы альфа не говорил: «Если тебе неприятно, я отпущу». Он этого не захочет. Не захочет, чтобы его отпустили и оставили неудовлетворенным. Квентин начинает действовать прямо здесь. Диван не внушает доверия, но он несколько больше и удобнее, чем узкая скрипучая кровать. Холодные ладони подлезают под футболку, оглаживают пресс, подцепляют края и тянут вверх. Ни к чему лишняя одежда. Наконец, он дорвался до желанного: перед обнаженный мальчик. Узкая талия, идеальная впадинка на спине, безупречный прогиб линии позвоночника. На удивление Питер сидит спокойно, не ерзает, не пытается самостоятельно что-либо предпринимать. Он полностью послушен. И альфу это устраивает. — Хороший мальчик, какой хороший мальчик, — он нежно целует выпирающий шейный позвонок. Вместе с тем руки опускаются ниже. Оба больших пальца цепляют резинку нижнего белья, тянут вниз. Вместе с ним съезжают пижамные штаны. В миг парнишка остается незащищенным, голым. В этот момент в нем просыпаются проблески разума. Он остался голым? Полностью голым! Сидит на коленях своего наставника и… течет. Вязкая жидкость небольшим пятном остается на брюках альфы. — Ничего страшного, — он будто читает его мысли. — Сейчас ты встаешь с моих колен и опираешься о спинку дивана. Договорились? Упрись одной ногой в сиденье, так будет удобнее. — Шепчет севший голос на ухо. Парень не видит причин сопротивляться. Он делает все ровно по инструкции: поднимается на ноги, встает одним коленом на подушки, вторую ногу отводит назад, руки крепко сжимают изголовье. — Вот так, мой золотой, вот так. — Мужчина мгновенно вырастает за спиной. Он оглаживает напряженную спину и останавливает ладонь на пояснице, несильно давит. — Прогнись здесь, сладкий. Давай. Иначе будет больно. Не нужно округлять спинку. Слышишь меня? Я не стану повторять еще раз, я просто сделаю так, чтобы ты запомнил. Он слушается, прогибается дугой, выставляет зад прямо под руки злоумышленника. Квентин разводит ягодицы: узкое колечко мышц пульсирует, выпускает смазку неравномерными каплями. Он проводит пальцем между половинок, смазывает выступившее, подносит испачканный палец к губам и слизывает её. — Невероятно мокрый, невероятно вкусный, мой, — Бэк рычит. Он наклоняется вперед, ведет дорожку поцелуев вдоль по спине и останавливается на копчике. — Питер, сейчас я хочу услышать четкий ответ. Ты готов? — Да, — сквозь зубы цедит мальчик. Этого достаточно для старта действий. На пробу альфа вводит первый палец. Он проходит легко, что неудивительно. Обильное количество смазки смягчает, пусть его партнер и кривится. Вряд ли ему больно, наверное, просто не комфортно. Неизвестное всегда внушает страх. Малыш мог убедить себя, что ему больно. Тем не менее, он не продолжает движения. Ждет. Минуту, две. Чтобы ребенок привык к чувству заполненности, перестал считать это за боль. — Все хорошо? — Да, — Питер отвечает коротко. Бэку это по нраву, нет лишних слов, нет своего мнения. Есть только ответ на четко поставленный вопрос. «Да» или «нет». После одобрения идет второй палец, затем третий. В какой-то момент Квентин разводит их, что вызывает шипение. Несмотря на это, он настойчиво повторяет процедуру. Паркер даже оборачивается с немым возмущением на лице, пытается показать зубки. — Ну-ну, не сердись. Как же ты собрался принимать меня, если тебя так беспокоят какие-то пальчики? — Разумное замечание. Недовольство затихает, мальчонка возвращается в исходное положение. В любом случае, ненадолго. Пальцы с хлюпаньем выскальзывают из разработанного отверстия. От них тянется тонкая ниточка вязкой жидкости. Альфа бесстыдно вытирает её об самого омегу. За спиной раздается бряканье ремня, он избавляется от брюк. Подросток хочет вновь обернуться, но крепкая рука удерживает его голову в зафиксированном положении. — Не поворачивайся, стой так. Ясно? — Возражений не следует. Бэк пресекает возможности испугаться, запаниковать, зажаться. — Да. Шорох разорванной упаковки презерватива. У прохода уже с угрозой маячит крупная головка, дразнит. Он еще не начинает, успокаивающе водит по бедрам руками, уделяет должное внимание спине. Помогает морально подготовиться, поймать настрой. — Я начинаю. — Ласково шепчет альфа. — Не бойся. Не зажимайся. Ты меня понял? — Да. — Очередной безэмоциональный ответ марионетки. Орган начинает продвигаться, насильно раздвигать набухшие розовые стенки. Пусть он и был подготовлен, пальцы ничто в сравнении с оригиналом. Пит старается не топорщиться, не вздыматься, но проваливается. Из-за этого альфе приходится давить на спину, принуждать прогибаться. — Мы же договорились, не прогибайся, — повторяет мужчина. Говорит он спокойно, не стремится наказать за «непослушание». Все же, делает своеобразную скидку. У него это первый раз. Он продвигается чуть больше, чем на половину и замирает в таком положении. Дальше пока нельзя. Омеге нужно привыкнуть и к этому. Не стоит переоценивать его. Он не должен запомнить свой первый опыт негативно. Нельзя прививать в подростке нелюбовь к сексу. В какой-то степени, это ответственность партнера любого девственника. От этого зависят их дальнейшие отношения. На эту куколку у него свои планы. — Молодец, хороший, послушный. Я начну двигаться через несколько минут. — Это факт. Он не спрашивает, не хочет слышать ответа. У него нет выбора. Альфа начнет делать свое дело вне зависимости от мнения игрушки. Мнение игрушки никогда не учитывается. Ведь хозяин лучше знает, когда и что нужно делать. Ладонь неожиданно обхватывает миниатюрный членик, — в сравнении с его совсем крошка, — и начинает медленно водить вверх-вниз. Мальчик заметно оживляется. В какой-то момент пытается толкнуться сам. Только впоследствии этого действия возникает нежелательное движение. Он морщится. Больно. — Нечего было торопиться, — фыркает Квентин. Рассчитанное на привыкание время проходит. Процесс запускается: он выходит на несколько сантиметров и снова скользит внутрь. Подростка под ним приходится удерживать, ведь поначалу неприятно. Никто не хочет чувствовать боль. — Не соскакивай, я все равно не дам этого сделать. Питер смиренно терпит. Терпит, пока жгучая боль не превращается в сладостное удовольствие. С губ срывается первый стон, тихий, неуверенный. Альфа одобряет инициативу, стоны становятся громче. Он целует в плечо, осторожно прикусывает кожу, но метки не ставит. Нельзя. Игрушка не достойна метки. Игрушкам её не ставят. Не нужно. Мальчик оказывается громким и под конец срывает голос. Тем не менее, хрипит, показывает, как ему хорошо. Соседи не придут, не придется долго объяснять тёте, чем он тут занимался. Ведь в этом забытом богом месте подобное — норма. В первый раз, молодого омеги надолго не хватает, он быстро изливается своему партнеру в руку и обмякает. Тело не хочет слушаться, все конечности затекли, как макаронины. Они не слушаются, только слегка отзываются на команды. Этот момент мужчина не предвидел. Просчитался, забыл. Приходится прибавить скорость. Трахать тряпичную куколку не приносит удовольствия. Пусть в этом есть и свои прелести. Он кончает практически следом за ним.***
Квентин уходит ночью. Он остается с подростком недолго, всего каких-то пару часов, — инстинкты, несмотря на все, запах и течка ударили и ему в голове, пробудили что-то глубоко внутри, — и покидает его, ссылается на то, что будет не очень хорошо, если его тётя застанет их в одной постели, на одном диване. Да и спать на узенькой односпальной кроватке Паркера не представляется возможным. Бэк сам размером с эту кроватку. Мальчик конечно расстраивается, — любой омега расстроится, если придется отпустить альфу на период течки, — но осознает — он прав. Он еще слишком мал, чтобы водить в дом кого-то для таких развлечений. После ухода альфы, парнишка даже не пытается осмыслить, что с ним только что произошло. Это бесполезно. Расслабленный организм сопротивляется каким-либо попыткам думать, поэтому он засыпает, как только добирается до кровати.