Всё начиналось с привета, Но в этом году снег выпал чёрного цвета Идём в кино, там закрыто, безлюдно, Как круто картинки друг в друге Я вижу в тебе всё плохое, Среди сплошного счастья я выбрала горе, Я выбрала горе, Я выпила горе, Ошиблась я что ли? Ошиблась...
Антон так и не смыкает глаз, более того, не спит и последующую ночь. На часах раннее утро, а он снова за рисованием. Нервная система, стабильно выдерживающая всё и всегда, садится в последний вагон, машет платочком и уезжает в закат, не заботясь о состоянии своего обладателя. А состояние у него самое, что ни на есть паршивое, если честно. Да, он понимает мотивы действий Арсения, да, он понимает, что у него внутри, да, он понимает, что придётся им пережить теперь. Он всё, сука, понимает. Но его чувства ведь тоже не игрушка? Нельзя вечно метаться между двух огней — это должен понимать Попов, и нельзя вечно оправдывать, как хороший мальчик — это должен понимать Шастун. Но оправдывает. Понимает. Принимает. Ведь какая разница, еслиАрс Пойдём в кино? 6:53
У Шаста есть свои загоны. О чём речь, если он заставить себя съесть хоть что-то не может сутками. Если он уже без двух пальцев у туалета справляется. Если он выкуривает две пачки в день, глубоко затягиваясь абсолютно всегда. Ему бы, по-хорошему, пролежать недельку в кровати, не думая ни о чём и обо всём сразу. Ему бы объятий тёплых, родных, где почувствовал бы себя в безопасности. Ему бы хоть раз сказать "не знаю", "не понимаю", "не хочу". Ему бы вздохнуть глубоко и жить свободно. Но он даже не может отказать, ведь он воспитан правильно. Он воспитан хорошо. И плевать все хотели на его чувства, мысли и эмоции. Шастун ведь понимающий, мухи не обидит. Он всего лишь обижает себя, совершенно наплевав на свои проблемы, своё состояние и свою жизнь. Его гораздо больше волнует, что мучает Арсения и как ему помочь с этим. Шастун всегда сглаживает острые углы, при этом не боясь порезаться самому. Но даже ангелам иногда надоедает всех спасать и они мечтают о том, чтобы хоть раз помогли им. Шастом привыкли пользоваться, не отдавая ничего в замен. От этого сводит скулы и белеют костяшки пальцев. Антон кричит, ибо помешать никто не может, разве что Барсик ошалело пробежит мимо комнаты. Он ведь, сука, всегда один. Ему не надо, чтобы кто-то чувствовал то же, что чувствует он, потому что на своей шкуре прочувствовал, как это больно.Арс Встретимся после школы 7:07 Спокойной ночи, малой 7:07
У Шаста перехватывает дыхание. М а л о й. Слово настолько как раньше, что от накатившей волны тепла, чистоты и уюта становится тяжело дышать. Антон прозвище проговаривает одними губами, будто это что-то слишком сокровенное для того, чтобы быть произнесённым вслух. Хочется жить ради тех моментов, когда его всё же произносили, наплевав на всех, кто говорит, что нельзя жить прошлым. Что ещё делать, если в настоящем уже некомфортно, не так и вообще не хочется. Вопрос о том, откуда Попов знает, что Шастун не спал, уходит на задворки сознания, расцененный, как не особо важный сейчас. Сейчас важны воспоминания о том, когда было хорошо. Антон утыкается лицом в подушку, чуть ли не скуля постыдно от осознания, что не вернуть. Никогда больше. Думать об этом становится сложно, потому что внутренности снова скручивает, а мозг намекает, что у него минимум шесть часов на восстановление сил. Шаст же решает покорно слушаться, не сдирая болячки со старых ран и, вообще-то, ему на свидание скоро, а у него глаза красные, как у наркомана последнего. Шастун так и не смыкает глаз.***
Все завершилось победой Твоей, так несмело Меня под прицелом Держи, ведь я так опасна Твой враг номер один, Помечен пылью и краской А ты же ведь мой одуванчик, Расцветший в груди, Проросший всю меня насквозь И всю меня насквозь И всю меня насквозь Ну, разве не сказка? Ну, разве...
Арсений за Антоном, как и обещал, заходит после школы. Буквально искрится лучиками счастья по дороге, а когда Шаста, выходящего из подъезда, видит — так вообще светиться начинает. Объяснения своему хорошему настроению не находит. Друзья ничего не забывают и кидают косые взгляды исподтишка, напряжение и ожидание все ещё оседает чем-то липким на коже. Но всё вокруг будто перестаёт быть скучным и серьёзным, потому что появляются новые краски. И этим художником, раскрасившим его серый мир, как обычно, становится Шастун. Облегчение воздушным спокойствием обволакивает внутренности, создавая чувство свободы. Такое долгожданное, нужное и приятное Попову. Ни одного вопроса в голове, лишь умиротворение разливается по телу, даря ощущение... Спокойствия? Счастья? Арс никогда не умел разбираться в собственных эмоциях, поэтому забьёт и сейчас.***
Трудно дышать, грохнусь вот-вот, Когда проволоки гнут Прямо в живот Ты мой худший кошмар, Демоны, врозь! Ты, как солнечный луч — Ранишь насквозь
Выходят из кинотеатра уже молча и мысленно благодарят закат за то, что тот заливает розовым всё вокруг, а не только их щёки. Арсений не выдерживает первым, заводя диалог вообще о чём-то отстранённом, ибо тишина впервые раздражает. Намолчались уже, да так, что до конца жизни хватит. Теперь только говорить, говорить, говорить. Слушать, запоминать и чувствовать. Наконец-то чувствовать. До дрожи в коленках, до трепещущих ресниц, до неги внизу живота и не останавливаться. Не останавливать. Только кое-что всё же поменялось. Будто красную ленточку кто-то перерезал, будто зелёный сигнал светофора зажёгся, будто ждать уже не было сил. Теперь касаются. То кистями рук друг друга заденут, то плечом, то ещё как-то. Случайно, вскользь, мимолётно, но всё равно заставляя внутренности переворачиваться. Оставлять мнимые ожоги и подсаживаться на это ощущение, как на наркотик, запуская по венам. По ним теперь течёт жизнь. Яркая, новая, неизведанная. Маленькая жизнь на двоих, где можно. Где вместе. Антон предлагает зайти к нему, когда им надо бы было прощаться. Опять надо, а не хочется. Хочется ответить "да", и Попов выпаливает согласие даже чересчур резко и быстро, дабы не дать себе в чём-то усомниться. Оба на это улыбаются. Небо озаряется алым. Арсений думает, что это цвет любви и страсти. Антон думает, что это цвет жизни и энергии. Никто сейчас не считает, что это цвет пролитой крови разбитых сердец в будущем. Потому что на вопросе "а что потом" тоже стоит негласный замок. Может, даже крепче первого. Ведь ошибками прошлого выстлана дорога в настоящее, а будущее... Неизвестное и непонятное, таким должно и оставаться. Будешь думать о нём много — заведёшь себя в тупик, а кому это надо? Точно не им.***
— Ты чай будешь? — спрашивает Шастун, включая чайник. Он так-то помнит, что Арс всегда предпочтение кофе отдавал, но у них сейчас и так адреналин в голову бьёт, хоть ромашку заваривай. — Буду, — отвечает Попов, заходя на кухню, — чёрный, без сахара, — говорят синхронно и улыбаются снова, потому что Антон помнил. Лампы в квартире не включают. Можно пошутить про то, что им собственного света хватает, но в каждой шутке доля правды будет. Потому что между ними, кажется, правда провода натянуты, а по ним ток искрится. Потому что Антон "плюс", а Арсений "минус". А, когда Арс ближе к Шасту подходит, вообще взрывается что-то. И звёздочки перед глазами появляются, когда Антон сильнее зажмуривается и не сразу открывает глаза, чтобы поверить в реальность происходящего. Дыхание перехватывает у обоих и от неумолимого их разделяет один вдох. Попов решается первым, делая нужный шаг и замирает, впервые чувствуя мягкие губы на своих, чуть обветренных. Поцелуй долгий. Это не их первое касание тогда, после вечеринки — быстрое, торопливое и просто необходимое. Это растянутое в бесконечность время, когда губы напротив чистый мёд, а желания оторваться никто не испытывает. Сначала еле касаются друг друга, будто боясь спугнуть внутренних демонов. Потом просто бархатно, мягко, тепло и нежно, словно смакуя и стараясь запечатлеть это на своих губах на подольше. А позже руки Антона сцеплены на шее Арсения, пока тот считает его рёбра пальцами, вдавливая бёдрами в столешницу позади. Останавливаются, прерванные щелчком кнопки на чайнике, оповещающем о том, что тот достиг своей точки кипения. Они тоже достигли. Потому что Шастун находит себя сидящем на панели, а Попов так сильно сжимающем талию пацана, что вообще удивительно, как тот не задохнулся. А Антон задохнулся. Чувствами, эмоциями, мыслями. Сначала ничего, а потом сильнейший всплеск. Он боится реакции. Ибо это все ещё Арс, и непонятно, что от него ожидать. Он смотрит на него взглядом, пытающимся сказать "не бойся", пока тот отшатывается от него и по привычке закусывает влажную нижнюю губу. Они боятся оба. Себя и того, что они творят. Мыслят в немного разных направлениях, но переживая одинаково сильно. Так, что не остаётся слов. Не остаётся н и ч е г о. Арсений буквально разрывается на две части. Одна, старая, которая всё время была оболочкой говорит, что ещё не поздно остановится и уйти, хлопнув дверью. Забыв, как страшный сон. Это он понимает, кажется, мозгом. Вторая, новая, что всё время сидела внутри на повторе просит остаться и повести себя достойно. Не бояться и открыться чему-то неизведанному. Довериться. Нырнуть в бездну, не зная про подводные камни. А это уже сердцем. Абсурд? Ему подходит. Он выбирает сердце. — Чайник вскипел, — не желая больше мешкать, улыбается как-то вымученно. Но Антон понимает. Всё понимает. Он улыбается в ответ, принимая чужое доверие и отдавая взамен часть своей души, как доказательство, что не подведёт. Не даст усомниться. Шастун спрыгивает со столешницы, разливая кипяток в кружки. Заваривает чай, пока Попов садится за стол и начинает что-то рассказывать. Шаст ловит себя на мысли, что у того голос под вечер ещё более ласковый и убаюкивающий. И Антон так-то спать хочет жутко, но вечер плавно перетекает в ночь, одна чашка чая в несколько, а два человека продолжают напитываться друг другом. Потому что сколько бы у них не было времени вместе, им всегда было, есть и будет мало друг друга.