Сюрприз?

      — Почему именно у нас? — в который раз задает вопрос Накахара, вытирая полотенцем тарелку, которую до этого еще и помыл.       — Потому что при всем желании, даже я не хотел бы видеть то, что происходит дома у таких людей, — лениво ответил Рампо и снова сосредоточился на своем невероятно важном занятии.       Карточный домик сам себя не построит. Для завершения нового этажа осталось пристроить только эту червовую девяточку.       Чуя на это лишь хмыкает, понимая, что помогать ему не станут, да проще сделать все самому. Накрыть на стол не сложно, учитывая, что еду нужно только заказать.       Предпочтения бывшего напарника мафиози знает лучше, чем таблицу умножения, так как раньше они частенько после тяжелой миссии могли только встать с дивана, чтобы забрать коробки с готовым ужином или завтраком.       Достоевский тоже не доставит проблем — нужно только поискать в интернете диеты при анемии.       С Рампо возникали проблемы. С ним вообще часто возникали проблемы, когда дело касалось еды, но Накахара уже научился их улаживать, просто обещая ему после основных здоровых блюд что-то сладкое и желательно торт с мармеладными осьминожками.       Весь набор посуды лежит сухой на столе, как пара бутылок вина, которые хочется выпить прямо сейчас, чтобы пробыть в легкой эйфории весь вечер, но тогда на утро обиженный детектив выест ложечкой для мороженого его мозг, пройдясь попутно по привычке курить при нервах. Чуя не знает, как это всегда всплывает в их разговоре, но старается меньше курить даже на работе.       Полотенце покоится на специальном крючке, а голова Накахары удобно помещается на плече Эдогавы, который лишь освобождает руку, чтобы погладить рыжие пряди.       — Я уверен, ты переживешь этот вечер. Федор не даст Дазаю слишком расходиться. — «Дазай» и «Слишком» — синонимы.       Детектив доставляет последнюю карту и оставляет легкий поцелуй на чужом виске:       — Там в дверь звонят.       — Давай притворимся, что нас нет дома? — мафиози тянет руки к спине, закрытой бежевой тканью кофты, но почувствовать ее мягкость не удается просто потому, что его пихают в сторону прихожей.       — Дазай может просто вскрыть замок.       Рыжеволосый застывает на пороге, так и не отпустив ручку двери, когда бывший напарник буквально вжимает в его грудь бутылку вина. Очень знакомую бутылку, которую когда-то Накахара с горя осушил, не прочувствовав всей тонкости букета. Петрюс восемьдесят девятого года.       — Что?       — Это не машина, но стоит очень даже близко, — пожимает плечами забинтованный детектив, пытаясь высмотреть Рампо. — Впустишь?       Чуя на автомате кивает ему, а потом и Достоевскому, который сегодня не выглядел таким уж измотанным. Можно было даже сказать, что выражение его лица близко к удовлетворенному.       Он мог бы предположить причину по не желающему сгибаться Дазаю, но лучше не надо.       Не хватало еще аппетит испортить.       — Дос-кун, нужна твоя помощь.       Эдогава указывает рукой на свое творение и тот подходит ближе, чтобы помочь достроить последний рубеж перед крышей. Они еще и заговорить умудряются в процессе, словно давно знакомые люди.       Бывший (или не особо) Двойной черный переглядываются, а потом идут за штопором. Им определенно нужно выпить и зарыть топор войны.       По крайней мере, на этот вечер.       После пары бокалов алкоголя и еще горячих блюд компания за столом кажется приятной. Начинает тянуть на задушевные разговоры и совершенно неуместные шуточки, за которые Чуе хочется ударить неудавшегося суицидника, а тот на это только лыбу тянет, да нос подставляет.       Как только речь заходят о том, как начались отношения, Рампо бессовестно сдает своего партнера, говоря, что признался он первым, хоть детектив и узнал о взаимной симпатии раньше. Дазай на это смеется добавляет, что скорее всего «рыжий коротышка» краснел, как школьница.       — Собственно, как и сейчас.       Накахара смущен и злится, пока не знает точно на кого, но устроить свидание бутылке и каштановой макушке очень хочется.       — Ты понял, что мы на свидании только во время ужина, когда поедал своего краба. А потом неделю пытался от меня прятаться, потому что ответить на чувства храбрости не хватило, — Достоевский говорит это слишком холодно для человека, который выпил больше всех, хоть ему и было строго запрещено прикасаться и к первому бокалу. Осаму же тушуется, стараясь не смотреть на своего партнера. Ему больше не смешно, даже печально как-то становится, но, когда на плечо опускается голова без вечной ушанки, накатывает облегчение. — По крайней мере, после все было прекрасно.       — Не делай ему больно, — неожиданно серьезно произносит Накахара, хоть и его ведет малость в сторону от выпитого. Стоило, все же, больше есть. — Этот кусок бинта слишком чувствительный, когда дело доходит до таких глубоких чувств. Тебе нужно их беречь.       — Я знаю.       Рампо с гордым видом сжимает ладонь возлюбленного, что лежала до этого на столе и смотрит прямо в глаза цвета темной сирени. Он в этот вечер непривычно молчалив, но взгляды говорят о многом, особенно сейчас.       «Видишь его? Чуя потрясающий и мой»       Федор с усмешкой сплетает свои пальцы с пальцами Дазая.       В эту игру могут играть оба.

— Что ж, поздравляю. Нам удалось помирить их. — Да, это был хороший вечер. — Не смей ранить его еще больше, до полной поломки осталось всего ничего. — Когда об этом говорят дважды за день — стоит задуматься. — Я серьезно. — Не беспокойся. Этого в моих планах никогда не будет.