***
Наградой победителю турнирному, всех рыцарей одолевшему, были серёжки красоты неписаной с каменьями драгоценными, радугой на солнце переливающимися. Радость для любой девицы красной, хоть царевны, а хоть меня. Уши, правда, у меня были не проколоты, так как не видела я в том никогда смыслу. Тем паче, что в лесу некому каменьями похвастаться, разве что русалкам томным или кикиморам болотным. Да и те не смогут понять прелести каменьев и лишь скользнут по ним взглядом равнодушным. Матушка моя, Баба-Яга тоже никогда не понимала зачем девицам украшения, поэтому в нашей избе их и не водилось. Иная Василиса-тётушка, Киева матушка. У той ларчиков с каменьями было видимо-невидимо и каждый день она новое украшеньице из них изымала и на себя надевала, долго перед этим в зеркало на себя глядя. Порою и меня в них обрядить пыталась, но я каждый раз от неё сбегала, а бывало и вовсе под лавку пряталась. Однако теперича интерес к каменьям у меня разгорелся, и я даже было подумывала упросить Кия принять участие на турнире. Тогда бы украшеньица всенепременно мне достались. — Красивые серёжечки, — шепнула мне на ухо царевна Риана. — Как Иван-царевич одержит победу, так мы себе по одной возьмём и станем носить у сердца, в знак нашей дружбы великой. Как тебе мысль моя, Яшенька? — С большой охотой приму я дар твой, — согласилась я, внутренне мыслей своих устыжаясь. Добра всё-таки «Ирина заморская». Нет, не Ирина, а царевна Риана, ныне моя подружка закадычная. Судит о людей не по внешности и достатку, а лишь по нутру человеческому, что редкостью нынче является. Причём не только среди царевен, но и среди простых людей, с родом царским никак не связанными. Пока я так размышляла, начался турнир рыцарский и завязались бои неслыханные, в землях русских невиданные. Разгонялись рыцари на скакунах своих, копья вперёд себя выставляя, а потом — бац! — сшибали друг дружку с коней своих и на землю спрыгивали. Доставались затем мечи булатные и начинали сражения яростные. Многих прямо с поля брани лекари уносили, дабы конечности вывихнутые вправлять и кости поломанные исцелять. Ивану-царевичу нашему везло покамест. Хоть и трусоват был, но всё-таки ловок, а удары меча его волшебного точны и быстры. Вдобавок он по наущению Киеву не стал надевать на себя железки тяжёлые и ограничился кольчугою лёгкой. Ни один из богатырей заморских, в железки закованных, не мог превзойти его в скорости. Так что стал Ивашечка скорёхонько в первых рядах, и мы с Рианой даже чуток расслабились. Зазря, однако же. Потому как бой следующий предстоял с противником странным, во всё чёрное облачённым, с белым оленем на щите и на груди. Мы уже видели его сражения ранее и знали, что рыцарь этот был умелым воином и многих победил уже. Разогнались скакуны ретивые, встретились взгляды решительные и поняла я, что быть беде. Приблизилось копьё рыцарское к боку незащищённому. Уразумел сие Иван-царевич, в сторонку уйти попытавшись, да только без толку. Ахнула царевна Риана, глаза закрывая, дабы не видеть раны страшной, которая вот-вот в боку царевичевском образуется. Взмахнула я рукой, слова волшебные выкрикивая. Хрустнуло копьё рыцаря чёрного, напополам переламываясь. Тут бы мне порадоваться, ибо успела я спасти Ивана-царевича, да только что-то и у меня в груди одновременно «хрустнуло», мир в серый цвет окрашивая, чувства все разом поглощая. Ухмыльнулся рыцарь чёрный недобро и к самым нашим местам подъехал, приговаривая:Коль будешь ты волшбу творить, Заклятья разные мутить. То сердце в камень обратится, И век ходить тебе в девицах.
После чего протянул он мне руку и поняла я, что единственное моё оставшееся желание — взять эту самую руку, сесть позади рыцаря чёрного и ускакать с ним невесть куда. Хотя почему невесть куда? В холмы нечисти басурманской, проклятие на меня наложившей. Буду я с ними веки вечные пировать и век свой человеческий коротать. Токмо прежде чем успела я руку в ответ протянуть, как обхватил сзади кто-то, прижал к груди своей широкой, так что никак с места было не сдвинуться, не то, что руку протянуть. — Яшенька, глупенькая… Говорил же я тебе не колдовать! Почему ты меня не послушалась? — произнёс за моей спиной голос взволнованный. — Неужели ты всё-таки решила меня покинуть? — Пусти, — бесцветным тоном произнесла я, из рук сильных вырываясь. — Мне нужно ехать… Не могу я далече здесь оставаться. Ничего не ответил державший, только вздохнул тяжко и почувствовала я на своей щеке что-то горячее, на слезинку похожее. Не моя это слеза была, но чужая. Одновременно с нею вернулись в мир мой и краски, и звуки, и ощущения. Разразился тогда чёрный рыцарь бранью великой:Слеза любви проклятье снимет, Девчонку несносную у фей отнимет. Оставить её придётся в покое, Уйти ни с чем, о, горе, горе!
Сказав так, чёрный рыцарь хлестнул своего скакуна и ускакал прочь. Я же, не чувствуя над собой более никакой власти, обернулась к спасителю своему, сыну Кощееву, и прямо в глаза ему глядя произнесла: — Спасибо, Киюшка. Спасибо, золотце. После чего приподнялась на цыпочки, обхватила руками щёки его бледные и прижалась к устам сахарным. Обхватил тогда Киюшка меня за стан тонкий и прижал к себе ещё сильнее. Так бы и стояли мы, обо всём свете позабывши, вот только свет о нас отнюдь не позабыл и напомнил о себе покашливаниями вежливыми. Оторвались мы тогда друг от друга и сделали вид, что ничего меж нами не было. Поймала я на себе взгляд Владимира-колдуна грустный и произнёс он слова непонятные: — Эх, Яша, Яша… Будь ты царевной — обязательно бы тебя похитил. Да и даже если не царевна, то почему нет?.. Но, как видно, не судьба. — Не царевна Яша, а суженая моя, — поправил Владимира Кий. — И если ты её надумаешь похитить, то пеняй на себя. Я не царевич, жалеть тебя не стану. — Смотри, договоришься у меня, — пригрозил ему Владимир-колдун. — Специально её похищу лишь оттого, чтоб испытать тебя! — А знаете, что? — негромко произнёс Иван-царевич, к ложе царской подъезжаючи. — Что? — одновременно вопросили мы, от спора враз отвлекаючись. — Выиграл я турнир рыцарский! — подбоченясь, довольно отозвался Иван наш. — Тот рыцарь был моим последним противником. А раз он убрался восвояси, со мной не сражаясь, то я и победил. — Ни минуты в тебе я не сомневалась! — воскликнула царевна Риана, повисая на шее у опешившего царевича. — Всей душой за тебя болела! Отныне ты не просто какой-нибудь там царевич, а жених мой, Иван. — Чудненько! — обрадовалась я. — Тогда пирком да за свадебку? — Обожди ты со свадебкой-то, — остудил мой пыл Владимир-колдун. — Нам ведь ещё надобно сообщить царю-батюшке, что царевна Риана отправится с нами на Русь-матушку. — Ну за этим-то дело не станет, — возразила я. — Иван-царевич все задания мудрёные честно выполнил, так с чего бы ему отказывать? — Поди разбери их, царей заморских, — вздохнул Владимир-колдун. Как в воду глядел товарищ наш верный, как в воду.