Обрывки чужих легенд

      Пеньковая веревка врезалась в запястья, терла так, что хотелось взвыть погромче сиродильских волков от боли. Имгесалин терпела, ругалась сквозь стиснутые зубы и ждала. До’Закар с Турундиром выбрались из передряги, она — нет. И все, что ей оставалось — ожидать. Ждать конца или спасения. Третьего варианта не было дано — со связанными руками и ногами далеко не убежишь, а проклятые веревки не перетирались и не пережигались — она уже трижды пробовала магией, пусть и рискуя собственными здоровьем и красотой, избавиться от пут. Ничего не выходило.       Наверное, стоило смириться с неизбежным: еще одна пеньковая веревка ждет ее завтра утром. На этот раз последняя, если, конечно, проклятые деревенщины не бросят ее потом, крепко связав, в воду.       «О Финастер, что за нелепейшая смерть, — вздохнула, — ради чего вообще все это… — Гесси подняла голову и с апатией стала разглядывать потолок сарая. — Я всегда была послушной: примерной дочерью, верной супругой — хотя видит Мара, мой муж едва ли заслужил хорошее отношение, — я даже в тайне не поддерживала презрения к другим расам. И вся вина на мне — отказалась сидеть дома, как мокрая курица, как старшая сестра. За это надо было наказать меня таким концом? — мрачно хмыкнула, снова попробовав пошевелить онемевшими пальцами, а после прожечь веревки. И снова безрезультатно. — Тогда лучше бы я вела разгульную жизнь и поклонялась дэйдра, а не вам…»       За окном медленно темнело, через щели стала проникать сумеречная свежесть, а затем и ночная прохлада. Заснуть было сложно: к режущей боли в запястьях и лодыжках прибавилась и тягучая головная боль. Теперь уже хотелось поскорее сдохнуть. Радовало лишь то, что ждать осталось совсем чуть-чуть.       Вывели ее из сарая с первыми лучами солнца, хотя вернее было бы сказать, что вытащили и протащили до импровизированного эшафота — деревенских главных ворот, украшенных петлей, с заботливо поставленным под ними тяжелым ящиком.       «Мало того, что повесят, так еще и так некрасиво, — мрачно пошутила Гесси, терпеливо позволяя поставить себя на ящик. — И чем я это заслужила вообще?»       — Ты обвиняешься в убийстве наших мужчин и женщин, злом колдовстве против Империи, поджоге посевов и отравлении рек!       Говорил староста вдохновенно, вкладывая в слова всю ненависть к альтмерам и Альдмерскому Доминиону. Имгесалин хмыкнула, пожала плечами, тут же поморщившись от боли в затекших мышцах.       — Правда? Я не помню, чтобы это делала. Диверсионные отряды, возможно, таким и занимаются, а я — разведчик. На вашем месте, я бы спросила за подобное в первую очередь со своих же. Поля жжете вы, а не мы, — улыбнулась разбитыми губами, едко и зло. — Но я прошу прощения, что прервала. Продолжайте, пожалуйста. В чем еще я не виновата?       Староста на мгновение опешил, но тут же взял себя в руки, посмотрел с еще большей злобой и продолжил:       — Посему ты понесешь наказание за свои злодеяния. Ты приговариваешься к смертной казни через повешение, — и добавил еще злее, — а за свою дерзость лишаешься права на последнее желание.       Ящик выбили резко, силу приложил к пинку каждый, кто хотел «мести» за погибших.       Громко хрустнуло, оглушая.       Все заволокла тьма.

***

      Голова болела так, что хотелось взорвать первое, что попадется на глаза. Правда глаза, к сожалению, открываться не спешили. Как не спешило отзываться на задуманное движение тело. И все же, Имгесалин пересилила себя и медленно села. Рядом раздался душераздирающий вопль ужаса:       — Лич! Лич!       И вопящее существо стало быстро удаляться, оглашая округу криками.       «Что же ты орешь-то так, овца имперская?» — сердито подумала Гесси и еще медленней, чем садилась, стала подниматься на ноги, обхватила руками больную голову и открыла глаза.       Память возвращалась по крупинкам. Сперва эльфийка вспомнила, что с двумя товарищами пошла разведывать путь и все шло хорошо. Потом, как они угодили в засаду, из которой До’Закар и Турундир — ее спутники — смогли кое-как выкрутиться. А вот она оказалась в сарае связанная, избитая и грязная. И под конец, что вообще-то ее, Имгесалин Арана, больше не существует. Ее повесили, обвинив в том, что она никогда не делала… Ну… разве что убила пару-тройку имперских солдат… Пару-тройку десятков… А может с полсотни…       «И правда лич…» — вздохнула, села обратно на каменный берег ручья, возле которого ее явно бросили, так и не решившись закопать, и заглянула в водную гладь, чтобы так ничего и не увидеть. Напилась вдоволь.       «М-да… ну что же… спасибо, Аури-Эль или кто там еще решил мне помочь. Правду говорят, что невинные не подыхают. Особенно на веревке…»       Хохотнула нервно и, поднявшись на ноги, пошатываясь побрела вперед, еще не зная, куда вообще направилась…