Emilie Autumn — Fight Like A Girl
Тир, «Жемчужина Востока», как много рабов покинули твои богатые рынки, чтобы ублажать хозяев по всему Морровинду?.. Лланвен ходила меж рядов, заваленных тончайшим паучьим шелком, сладостями из Киродиила и Скайрима (и так только довезли), ароматными пряностями от Дома Хлаалу и поделками из тонкого ледяного стекла, какое водится в сердце Солстейма. — Госпожа присмотрела что-то? — следом семенила даги-рат — рабыня-хаджитка, которую Лланвен подарил отец как извинение за излишнюю строгость. Данмерка отмахнулась от рабыни, вырвала из хаджитьих лап расписной веер и принялась обмахиваться: все же, для Руки Дождя было жарковато. — Закрой пасть и не смей открывать, пока я тебе того не позволю, — наконец громко, но как-то лениво произнесла темная эльфийка, не забыв при этом многообещающе улыбнуться сразу троим: торговцу соленым рисом, молодому данмеру-сапожнику и господину из Дома Редоран. Ты (никто не стал заморачиваться и узнавать имя хаджитки, как никто не стал давать новое, все ограничились простым «Ты», лишь изредка еще и указывая на нее пальцем) вздохнула и подчинилась приказу. Ей было куда жарче, чем взбалмошной хозяйке, но Ты терпела. А еще мысленно проклинала Лланвен, Дом Дрес, Тир и Морровинд, тайно надеясь, что хоть кто-то ее услышит: если не Баан Дар, то хоть Азура. Душный полдень сменился чуть менее душными сумерками, когда мутсэра дошла до рядов работорговцев. Те улыбались надменно, некоторые одергивали не в меру упрямый товар, чтобы те глядели добрее. Начинались ряды дешевками: забитыми или старыми аргонианами, каджитами с потухшими от неверия в избавление глазами. Дальше шли товары дороже: неудачливые нордки, красивые каджитки и аргонианки — все молоденькие и красивые, хоть сейчас в бордель или в горничные… Самые дорогие рабы были в центре. Холеные — шерстинка к шерстинке — катай-рат и катай, аргониане с яркими перьями, крепкие мужчины-норды, каких берут в личные телохранители. А еще здесь были темные эльфы — те немногие из данмеров, кто попал в неволю либо за долги, либо был продан сострадательной родней (кормить лишний рот бывало накладно). Ты разглядывала соотечественников-катай, любовалась украдкой и аргонианами, но хозяйка целенаправленно шла вперед, тащила хаджитку за собой. Когда впереди показался торговец Дома Дрес, наотмашь, без капли жалости стегающий полуголого раба, Лланвен замедлилась. И чем ближе она подходила, тем медленней становился ее шаг. Торговец же, заметив покупательницу, тут же стряхнул с кошки кровь и ошметки кожи, поклонился вежливо Лланвен и угодливо улыбнулся. — Мутсэра… Темная эльфийка коротко кивнула. — Чем могу порадовать вас сегодня? Есть крепкий сутай, с ним занимались непревзойденные мастера боевых искусств. Лучшего защитника для такой нежной сэры, как Вы, нигде не найдете! Лланвен поморщилась. — Тогда, может, аргонианина? Снаружи он истинный варвар, но отправь его на арену, и деньги потекут к вам рекой. Прекрасный гладиатор в ваши прекрасные руки. Он принесет немало побед! Ты едва сдержалась, чтобы не прыснуть. Данмерка же расхохоталась в голос. Но торговец и тут не потерял присутствия духа: — Тогда могу предложить вам мальчика из Дома Сатил. В три года мать продала его в один из суранских борделей. С тех пор он многому научился, — торговец многозначительно приподнял брови, а потом абсолютно неуместно подмигнул. — Оставьте, серджо. Ты осмотрит рабов и выберет достойных. Она знает, какие именно мне нужны, — Лланвен мягко погладила даги-рат по плечу. — Ты иди, присматривай, — отпустила от себя хаджитку и снова повернулась к торговцу: — Она еще ни разу не прогадала. Каждый, кого она выбирает для меня, приносит мне счастье, — пояснила с теплой улыбкой эльфийка. И вдруг нахмурилась. — А кого вы наказывали, когда я подходила, мой добрый серджо? Данмер повернулся к забитому рабу и ничуть не стесняясь Лланвен плюнул в сторону провинившегося. — Этот с’вит упрям, как невоспитанный гуар! Его проще забить, чем кому-то продать. Лланвен положила свою маленькую ладошку на локоть мужчины и предложила продать упрямца ей. — Отец давно уже ищет подходящий материал для экспериментов, так почему бы не использовать вашего «невоспитанного гуара» во благо? Торговец задумался, что-то высчитывая и назвал цену. Пятьдесят дрейков. Лланвен трижды давила на жалость, дважды прибегала к порицаниям и пять раз к тяжким вздохам и слезам — в общем, со вкусом поторговалась. К тому же, она сбила цену, а значит, торг был еще и результативен. — Полдрейка за этот труп и восемьсот дрейков за теперь уже моего сутая я отдаю сейчас, а остальное в поместье, как приведете мне моих мальчиков. Данмер ловко пересчитал монеты и кивнул — сошлось, — и вновь расплылся в угодливой улыбке. — Может, для закрепления наших добрых отношений вы продадите мне свою чудесную Ты? — Эээ, нет, хитрый ф’лах, — засмеялась эльфийка, впрочем, не ставя перед собой цели оскорбить собеседника, — Ты всегда была и будет моей. Не тяни к ней потных ручонок!***
Тьма, облепившая его сознание, не спешила исчезать, даже когда он пришел в себя. Она давила со всех сторон, проникала в глаза, вызывая почти физическую боль, спрутом тишины вползала в уши, щупальцами проникала в рот и почти доставала до сердца. Зачарованные кандалы из двемерита не давали двинуться, не позволяли использовать магию. Оставалось только лежать на неудобном, впивающемся металлом в позвонки столе, и ждать, когда вернется забытье. Но даже этого ему не было дано… — Ну здравствуй, Нелинар, — крошечный язычок пламени ударил по глазам больнее, чем луч Магнуса в ясный день, но даже это не помогло Нелинару увидеть говорящую. Впрочем, ему и не надо было: он и так ее вспомнил…***
Она визжала и вырывалась, царапала ногтями его лицо и руки, но Нелинар смеялся: наконец хоть какая-то забава за последний месяц. К тому же, он соскучился по девчоночьим повизгиваниям. Очень скоро девка охрипла, хоть и не не бросила попыток вырваться, лягнуть его или цапнуть зубами. Потом, не иначе ослабев, уже едва трепыхалась, безмолвно плача. Последние из банды, кому она досталась греть постель, и вовсе остались недовольны — кусок мяса, а не девка, отплевывались. Некоторые даже кололи ее ножом: кто послабей, а кто с большим энтузиазмом — лишь бы хоть что-то ответила. — Киньте ей полдрейка, — приказал Нелинар утром, когда отдохнувший и с новыми силами собрался в очередной рейд, — шлюхам принято платить. Даже таким хилым, как эта. И тогда она ответила. То ли решила, что он сжалится и добьет ее, то ли просто оборзела, но она бросила ему в лицо, что обязательно вернет долг.***
— Твоя паршивая шкура стоила мне полдрейка. И, хоть даже это достаточно высокая цена, мой долг почти уплачен. Осталось совсем чуть-чуть… Ты знаешь, что я для тебя придумала? — теперь он видел, как она потягивается, как улыбается, скаля зубы. — О! Это будет просто чудесно. Постарайся визжать погромче и дергаться активнее. Я хочу получить удовольствие, как когда-то получил его ты… Лланвен повернулась к темнеющему провалу двери и коротко кивнула стоящей во тьме даги-рат. — Веди их, Ахини. Пора начинать, — Лланвен снова улыбнулась Нелинару. — Всегда мечтала увидеть, что будет, если по-живому сжигать, морозить и бить слабыми молниями…