Сказки духа Асгарда

      Сиф в разгаре тренировки стало не по себе. Она пропустила несколько ударов, встряхнулась, попыталась продолжить, но что-то в подсознании свербело, было муторно. Извинилась перед партнёром и пошла к Локи — проверить, всё ли в порядке.       Сюзерен тихо-мирно сидел за письменным столом. Сиф окинула его подозрительным взглядом и заметила разбитую скулу:       — Что-то случилось, мой принц? У меня было чувство, что с вами не всё в порядке.       — О, ты действительно чувствуешь сердцем, — очарованно протянул Локи. И огорошил: — Сиф, голубушка, хочешь за меня замуж?       Сиф с подозрением посмотрела на вкрадчивого сюзерена и осторожно ответила:       — Сир, я бы всё отдала, чтобы быть женщиной, которую вы любите. Даже приняла бы тягостный статус принцессы, заставляющий официально представительствовать где только можно и запрещающий сопровождать вас на войну, например, но он мне вашу любовь не подарит. Поэтому я его не приму, — и помрачнела.       — Что, матушка рассказала про фамильяра? — принц смотрел со странным сочувствием и еле уловимой насмешкой. — Как ты? Очень больно?       — Терпимо, — сквозь зубы ответила Сиф, и возвратила насмешку: — Не дёргайтесь, ваше высочество: во время поединка я всерьёз собиралась убить и передумала, восхищённая вашей внутренней силой. С моей точки зрения, за всё уплачено. Брак не требуется. Увольте от этого, сир. Женитесь на принцессе — они по воспитанию готовы ко всякой дипломатической дряни.       "Заодно и темперамент на двоих поделится. Такими темпами, как сейчас, я долго не протяну", — эту непочтительную мысль Сиф не озвучила, но спросила:       — Мой принц, узнав вас поближе, я начала удивляться одной вещи. Стесняюсь, но спрошу: как вы жили последние годы без... гм... личной жизни? С вашей-то... — она замялась и с трудом подыскала слово, — витальностью?       — Душа моя, как-то мне было не до того. Я хотел власти — и всё, чем жил, уходило туда. Потом в застенке сидел — там никто не спрашивал, чего мне хочется. Спасибо, что кормили иногда. Там да, мучался и мечтал о женщинах. Когда матушка упросила Одина освободить меня, не откладывал дела в долгий ящик и решил для начала тебя напоить, чтобы узнать поближе. Это очень помогло, да... А уж брату-то как приятно было нос утереть, — Локи довольно посопел.       — И что, неужто власть и сила больше не интересуют? — в голосе Сиф не было ни капли доверия.       — Я сам — власть и сила. И когда-нибудь дорасту до себя самого, это неизбежно — если не убьют, конечно. Просто приоритеты слегка поменялись. Власть над Асгардом — надо ещё подумать, не мелковато ли для меня, — усмешливо ответил принц, — я расту, и невероятный рост подразумевает столь же невероятные болезни этого самого роста.       Сиф возмущённо открыла рот, но принц продолжил:       — Да, госпожа Мурасаки сидела на крыше беседки. Я полностью в курсе вашего с матушкой разговора. Я, знаешь ли, очень внимателен к тебе и дело на самотёк не пускаю, — и самодовольно посмотрел, ожидая реакции.       Сиф покорёжило, но слов она не нашла и возмущённо промолчала.       — Как тебя перекосило, — принц захихикал, — ну что ты, знаешь же, с кем связалась, — и посерьёзнел: — постараюсь не причинять тебе страданий. Если получится. Знаешь, у меня никогда не было по-настоящему любящей женщины. Только мать. И кошка ещё, — принц задумчиво перебирал пальцами атласную шёрстку фамильяра. Та сидела на плече, громко тарахтя, и всё норовила потереться о разбитую скулу, заживающую на глазах.       — Мне кажется, или она лечит? Как вы ей обзавелись? — Сиф с интересом смотрела на кошку, занятую хозяином.       — Конечно. Фамильяр лечит ведьмака, восстанавливает магический резерв и ещё много чего. Она мне помогла в своё время — без неё наверное не выжил бы.       Принц встал и отошёл к камину. Снова пошёл дождь, а Локи был нездоров и его познабливало. Кошка так и осталась на плече.       — Сиф, посиди со мной, делать сейчас всё равно ничего не смогу. Сними доспехи, неудобно же в них.       Сиф кое-как избавилась от тренировочной одежды. Подумала и сходила в спальню за покрывалом. Завернулась и тоже уселась рядом с камином. Локи помолчал, глядя на пламя, и начал:       — Я тогда учился у волшебника Эльдрада. Совсем молокосос был, двадцать лет. Ничего не умел. Дар жёг изнутри, заставлял творить... всякое. Я был опасен, и надо было что-то делать. Здесь учить некому было. Ведьмы совсем зелёных учеников предпочитают не брать, а ведьмаков в Асгарде кроме меня нет. Эльдрад приятельствовал с Тором и взялся меня научить. Жил в башне с ним, был прислугой за всё. На руку учитель резок был. Но кое-чему научил. И я торопился учиться — видел, что другие ученики не заживаются у него, пропадают. Всё якобы по своей вине: тот заклинание неправильно прочитал, и демон унёс его; этот недолевитировал, а итог один — смерть. И при этом на людях он всегда такой добренький и светлый был — ни в жизнь не заподозришь. Да и я сразу не подозревал: ну, полы руками мыть заставляет и помои выгребать, ну бьёт иногда — так то, может, часть практики по осознанию себя. Для этого и не на такое идут. Мелочи. Терпи и учись.       Заподозрил, когда по утрам недомогание начал чувствовать и сонливость; спотыкаться на ровном месте; небрежничать с опасными заклинаниями. Повадился было спать на чердаке, и жизнь наладилась, так учитель моментально это пресёк: начал на ночь запирать, и всё пошло по-старому. Я пытался не спать, но ни к чему это не приводило, только хуже становилось. И я тогда понял, что смерть близка, и единственное, что могу сейчас предпринять — попытаться вызвать фамильяра. Осознавал, что силёнок для этого мало и рано мне ещё, но выхода другого не видел. При вызове фамильяр может убить вызывающего, если тот недостоин, по его мнению. И нередко убивает. Но если ты им обзавёлся, то будет восстанавливать твои силы, магические и физические, и лечить, а это мне и нужно было. И я решил рискнуть. Обряд проводил втихаря, запертый в своей комнате на ночь, чуть ли не на коленке — нормально не подготовиться было, даже зеркало удалось раздобыть только маленькое. Это просто удивительно, как мне, дураку, повезло тогда. Всё получилось: на мою кровь слетелись сначала мелкие неинтересные духи, а потом появилась Она — фея с бесстрастным лицом и глазами, как черные узкие зеркальца. Мелочь разогнала, но сама кровь пить не торопилась: смотрела на меня из зеркала. Заговорила:       — Малёк, ты как через это зеркало возвращаться собрался, если вдруг выстоишь в поединке?       У меня на этот счёт был план: вернуться предполагал через большое зеркало в главном зале башни, что, конечно, усложняло и без того самоубийственное предприятие.       Видно было, что дух очень сильный, и что нравлюсь ему — иначе кроме поединка потребовал бы оплаты и в случае победы: жизненной силой, услугами... много чего потребовать можно. То есть, если выстою — у меня будет истинный фамильяр. Я ещё раз разрезал руку — предложил кровь персонально ей. Дама была польщена, эдак манерно попробовала, и чёрные глаза стали огненно-золотыми, дух перестал сдерживаться, вспыхнул. Я понимал, что как раз из-за личной симпатии поединок магический ещё тяжелее будет, она старательно начнёт меня убивать, и что шансов мало, но верил в себя. Подал руку, когда она протянула из зазеркалья свою когтистую, получеловеческую-полукошачью лапку, и оказался в каких-то холмах духов, заросших низким кустарником. Ночной ветер шелестел их ветками и песком, нагонял тучи на полную луну. Я знал, что нужно делать: продержаться до рассвета, не отдав жизненную силу духу — а тот будет стараться её забрать. Насобирал сухих веток, развёл костёр, провёл ножом вокруг линию и сел ждать. Смотрел на огонь, к которому прибился какой-то мотылёк, слушал шорох кустарников и заметил, что засыпаю. Встряхнулся в ужасе: заснуть там — это смерть. Понял, что уже сильно ослаблен и что мотылёк это и есть дух, и сил из меня выпито порядочно. Мда, костёр и линия не помогли — дух действительно был силён и коварен. Не знал, что делать, и кинулся бежать, чувствуя, как по пятам движется что-то очень большое и тяжёлое, хрустящее ветками, и настигает меня. Сделал единственное, что мог: свернул плащ, прижал к низу живота, и свернулся клубком. И всю ночь продолжался липкий кошмар: то мне казалось, что кустарник вокруг горит и надо вскочить и бежать, и я еле сдерживался, понимая, что если побегу, то это конец; то бабочка, еле касаясь лапками, почему-то очень тяжёлыми, садилась на меня, и лапки эти ударяли в каком-то странном, очень неприятном ритме, заставлявшем низ живота судорожно сжиматься. Дух пытался вынуть из меня душу. Ночь продолжалась бесконечно, и к рассвету я отчаялся. Ещё немного, и я бы погиб. Удивительно, что этого не случилось. С первым светом бабочка исчезла; я какое-то время пролежал в кустах с больной головой, не в силах двинуться, и вдруг провалился, но не в мир живых, а на другой уровень мира духов. Ослабленный, с почти погасшей аурой — лёгкая добыча для всякого. Но фамильяр уже был со мной в образе огромной пантеры — в мире духов Мурасаки предпочитает... гм... более солидные размеры. С этого пласта реальности мы с ней год выбирались. И познакомились поближе, конечно. Я ей, знаешь ли, напоминаю героя увесистого романа, который она когда-то написала, пока жива была. Симпатии духов такая странная вещь.       Питаться приходилось мясом убитых нами чудовищ. Я тогда и привык кровь пить — самая съедобная вещь у кадавров, как правило.       Спустя год я увидел изнутри зеркала главный зал башни Эльдрада и понял, что здесь время почти не подвинулось. Но я вырос, а Мурасаки и духи меня многому научили. Она стала маленькой статуэткой, и я вернулся в свою комнату, легко вскрыв запирающие руны. Эльдрад ничего не заметил и не почувствовал. Следующей же ночью она убила чёрную многоножку, подползавшую ко мне, когда я заснул. Учитель после этого пропал. Само собой, все верят, что я скормил его демонам. Я сам не уверен даже, что он мёртв. Да, сил после его исчезновения у меня стало больше, но это, скорее всего, мои ко мне вернулись. Но если бы не госпожа Мурасаки, он бы меня высосал или я бы потом сдвинулся от одиночества во время путешествий по мирам, или падения в бездну. Чьи те глаза, которые все видят, Всю боль, что у меня в душе сокрыта? Лицом к лицу – ты зеркало мое, в воде пруда – ты света отраженье. О, будь всегда со мною, Мурасаки, Мой дорогой, бесценный, милый друг! — и принц влюблённо посмотрел на кошку, почёсывая её за ушком.       Мурасаки искосилась на Сиф, с однозначным кошачьим выражением:       "Ты видишь, видишь, кто лучшая и самая любимая фиалочка в этом доме?"       Сиф только ухмыльнулась.