***
На очередной утренний сеанс позирования принц явился в компании Сиф, безмятежный и до крайности томный. Милостиво поприветствовал собравшихся дам, пьющих чай с пирожными, и прошествовал за ширму. Дамы, уже привыкшие болтать о своём во время сеансов, иногда совершенно забывая, что Локи присутствует, через несколько минут расслабились и зажужжали. Но в этот раз всё случилось несколько по-другому: примерно через полчаса мэтр Бонифатио, обычно говоривший только тогда, когда просил натурщика повернуться или был чем-то недоволен, счастливым голосом сообщил, что эскизы для триптиха закончены и теперь можно приступить к написанию лица, рук, портрета и изображения ню. И что он сам считает, что сейчас свет подходит именно для последнего, так что, если принц не против… — Нет, конечно, мэтр, — с вежливостью ответил Локи. Разговоры как обрубило. В сомнительной тишине было слышно, как принц спокойно снимает одежду и аккуратно складывает её. Сиф с сочувственной насмешкой смотрела, как принцесса слегка смутилась, и собралась спасти положение, возобновив беседу, но реакция госпожи Сванхильд оказалась бодрее: — Принц, что вы себе позволяете?! В присутствии дам и принцессы Ванахеймской! Локи, продолжая шуршать, примирительно ответил: — Госпожа Сванхильд, мы же не деревенщина какая-нибудь. У нас есть договорённость — принцесса в любом случае составляет мне компанию во время позирования. Я делаю это ради искусства, и ничьей чести ничто не угрожает — тут двенадцать дам с безупречной репутацией, а я один, и между нами ширма. Ничего же не видно, что вы. — Зато слышно! — голос Сванхильд начал обретать визгливые нотки. — И ширма может упасть! В последнем взвизге слышалась грозная надежда на то, что так и случится. Голос принца становился всё более восхищённым и сахарным: — Ни разу за всё время не упала, а тут упадёт? С чего бы? — и шорох снимаемой одежды продолжился. Принцесса наконец очнулась: — Госпожа Сванхильд! — холодным, предупреждающим тоном, — договорённость и правда есть, а неудобной ситуацию делает в первую очередь ваша реакция на неё. Та попыталась возразить, но принцесса ещё более холодно попросила сменить тему. Госпожа Бергдис тут же исполнительно завела в высшей степени приличную беседу, но неловкое молчание, повисшее в воздухе, как будто никуда не делось, чувствуясь вторым слоем — в паузах между репликами, в слегка нервозном позвякивании посуды, во влажном шмякании дольки лимона, которую принцесса рассеянно уронила мимо чашки. Госпожа Сванхильд умолкла, однако её недовольство можно было потрогать руками. Сиф скосилась на её полыхающее праведным гневом лицо и со странным чувством отметила: «Вот ведь, обычно на поросёнка похожа, а тут похорошела как — чистая валькирия! Алеет зарёй, в глазах молнии, грудь волнуется. В первый раз вижу, чтобы скандал так красил…» Дамы старательно беседовали, уже ни на секунду не забывая о пикантности ситуации. Мэтр Бонифатио подливал масла в огонь. Сначала он привлекал внимание, негромко прося принца повернуться то так, то эдак; потом, когда поза его устроила, из-за ширмы слышалось уже вдохновенное корябание грифелем и восторженные вздохи: «Какая пластическая гармония!» — человек искусства действительно жил им и думал только о нём. Сванхильд не выдержала: уронила ложечку и нагнулась за ней, попутно заглядывая под ширму. И тут же затараторила: — Нет, это решительно неприлично! Если нагнуться и вот этак изворачиваться, то видно босые мужские ноги! Это нужно немедленно прекратить! Тут босые ноги начали двигаться в её сторону, что вызвало шквал эмоций, но возмущённый репортаж не прервался ни на мгновение — за короткое время, которое понадобилось коварным босым ногам, чтобы подойти ближе, госпожа Сванхильд, не разгибаясь и отслеживая перемещения, успела воззвать к чести принца и к девичьей стыдливости принцессы, а также и к добродетели окружающих; выразить глубочайшее негодование общей ситуацией и предположить, что она вызовет международные осложнения. Когда ширма начала отодвигаться, она истерически взвизгнула, но тут же разочарованно умолкла: это оказался мэтр Бонифатио. Полностью одетый, даже в бархатном берете, но босой. И весьма обозлённый. В коротких ёмких выражениях он пояснил, что предпочитает рисовать босиком — это помогает лучше чувствовать вибрации мира. И что госпожа Сванхильд своими хаотическими вибрациями мешает работе. Та несколько стушевалась, мэтр и правда был грозен. Увидев, что дама вроде бы вняла внушению, мэтр, уходя обратно, сварливо добавил: — И я не позволю, чтобы всякие профаны нервировали и смущали натурщика! Это может нарушить его хрупкую душевную организацию и помешать работе! Вернулся, недовольно похмыкал, повозился, прочистил горло и уже совсем другим тоном объявил: — Ваше Высочество, простите досадную задержку. Продолжаем? Было осаженная фрейлина вновь собралась с духом и бесстрашно обратилась к Сигюн, вслух усомнившись в хрупкой душевной организации и прочих нравственных достоинствах её жениха — вот, буквально несколько дней назад она, госпожа Сванхильд, придя к принцу поздним вечером, своими глазами видела, как от него выходил смазливый блондинчик. Его одежда при этом была в беспорядке. Дамы обомлели. Сплетню уже, конечно, почти все знали, но чтобы в присутствии принцессы и принца рассказать об этом… Молчание было прервано Сиф, с холодком спросившей: — А вы, госпожа Сванхильд, что делали в покоях принца поздним вечером? Присутствующие тут же обратили внимание на наложницу, только сейчас полностью осознав, как выделяется она среди дам в шёлковых разноцветных платьях чёрной чешуёй воронёных доспехов и — и более всего — спокойной отстранённостью и холодностью. И что смотрит она на Сванхильд невыразительным взглядом рептилии, внимание которой привлекла чрезмерно активная мышь. Дамские дуэли редко, но случались, а исход поединка в этом случае мог предсказать любой пентюх; госпожа Сванхильд же пентюхом не была. То, что она только что, образно говоря, катила на Локи бочку, совершенно не помешало ей тут же перестроиться и прибегнуть к защите принца, горячо потребовав, чтобы он вступился и подтвердил, что всё было в высшей степени невинно. Локи, помолчав, ответил неохотно — видно, ему нравилось происходящее, и вмешиваться он не особенно желал. В голосе принца слышалась парадоксальная смесь довольства и досады: — Конечно, госпожа Сванхильд. Удостоверяю, что вы и десятник Вильям проводили время в моих покоях одинаково невинно. Окружающие примолкли, переваривая эту двусмысленность, принц же продолжал: — Моя невеста просила сменить тему, так давайте сделаем это. И, обращаясь к Сигюн, с насмешливой нежностью спросил: — О чём бы вы хотели поговорить, наречённая? Сигюн замялась. Она всё-таки испытывала неудобство и говорить ни о чём не хотела, а хотела дотерпеть этот цирк до конца. И терпела старательно, но инициативу никакую проявлять не собиралась. Локи, послушав её молчание и вздох, тоже вздохнул: — Что ж, тогда поговорим о насущном. Я сейчас буду очень откровенен: вижу, что вас смущает род моих занятий. Вы считаете их нечистыми. Нет-нет, не надо отрицать! Я понимаю. Таковы взгляды у вас на родине, так вас учили. Окружающие заинтригованно примолкли, затаив дыхание, а принц продолжал: — Я бы поговорил об этом с вами наедине, но такой возможности у меня нет. Впрочем, вряд ли это неприлично… хотя не знаю, как вы ощутите мысль, что мы с вами гораздо ближе, чем кажется вам сейчас. Принцесса недоверчиво молчала. Локи настойчиво продолжал: — Сигюн, вы — природный маг-интуит, — дамы ахнули, возмущённо и неверяще, но он не остановился и говорил всё быстрее, — послушайте, вы ведь носите на груди под одеждой, с самого детства, сколько себя помните, сапфир-инклюз с пузырьком воздуха внутри? Так, чтобы он всё время касался голой кожи? Было возмутившаяся принцесса озадаченно замолчала. — Понимаю, носите. На серебряной цепочке, да? — в голосе Локи появилась странная горечь. — Обрядов, призванных уничтожить дар, вы, конечно, не помните, но должны помнить, что всё детство и юность камин в вашей спальне топили можжевельником, дроком и орешником. Так? Сигюн в повисшем молчании судорожно вздохнула, и он расценил это, как согласие. — Вы легко отличаете правду от лжи… в примитивном варианте, по крайней мере, и с детства угадывали многое, казавшееся вам скорее игрой воображения — может, даже душевной болезнью; но потом поняли, что угадываете верно, и привыкли и к этому, и стали даже полагаться на вроде бы сомнительные догадки. По ставшему поражённым молчанию понял, что да, и тут угадал. — Дар. Он был у вас, и успешно подавлен — очевидно, по приказу вашего отца. Сейчас уже не обязательно носить сапфир: восемнадцать-двадцать лет крайний срок, когда можно было хоть что-то вернуть. Признаться, я рад этому — не встречал ни одной колдуньи, не считавшей бы любовь к мужчине кошмарным сном. Они, знаете ли, видят счастье в обретении власти над потусторонними силами. А я хочу, чтобы вы, Сигюн, стали моей женой и матерью моих детей, а не сбежали от меня в дикие горы познавать себя. Но сочувствую, понимая вашу утрату, как, может быть, сами вы её и не понимаете, — принц скорбно помолчал. И снова заговорил, стремясь закончить, пока дамы не опомнились: — Но крохотную часть себя утерянной я могу вам вернуть — и заодно это будет способствовать доверию между нами. Вы хотите попробовать? Не бойтесь, фокусов с вызыванием демонов не будет, это не по вашим возможностям. Хотя демона вы почти не испугались — что, кстати, дополнительно уверило меня в догадках насчёт вас. Локи умолк, гадая, как Сигюн отреагирует, ожидая чего угодно, и облегчённо выдохнул, услышав её глубокий грудной голос: — Я согласна. — Тогда снимите сапфир и положите на стол, чтобы он вас не касался. Послышался шорох вытягиваемой из-под одежды цепочки и лёгкий стук камня по столу, сопровождаемые паническим шепотком госпожи Бергдис: — Деточка, опомнись, что ты делаешь?! Локи уже гнал, не останавливаясь: — Пробудить вас легко. Я не опасаюсь взрыва силы — там уже почти ничего нет. Это будет последним всплеском. Прощальной улыбкой вашей несбывшейся судьбы. Расслабьтесь и сосредоточьтесь — одновременно на мне и на тёплом, как будто золотистом, как вы всегда его ощущали, сиянии в низу живота. Вы думали, что оно есть у всех — откуда было знать, что это не так? Очень хорошо, вы и правда были одарены в высшей степени… Теперь представьте… я не знаю… что вам кажется нежным и прекрасным? Сигюн онемевшими губами прошептала: — Цветы, бабочки… первый снег… — Хорошо, представьте кружащиеся, медленно опускающиеся хлопья… — голос Локи становился всё ниже, от него начинали резонировать хрустальные бокалы на столе. Сиф обомлело уставилась на снежинку, упавшую с потолка и тут же исчезнувшую в чашке с горячим чаем. Кто-то из дам слегка вскрикнул, тоже ощутив касание снега. Глаза Сигюн стали потрясёнными, сияющими океанами, она неверяще смотрела, как снежинки, сначала падавшие изредка, по одной, начинали падать всё гуще — и превратились в метель в отдельно взятой комнате. — Сигюн, вы чувствуете, вы должны несомненно почувствовать, что это делаете вы, я только сдерживаю вашу силу. — Да, я всё чувствую, — голос Сигюн был отстранённым, казалось, она удерживает слёзы. — Хорошо! Не теряйте это чувство, и не отпускайте меня, сейчас это может быть немного опасно… представьте, как снежная метель сменяется метелью из лепестков… Спустя минуту в комнате бушевала вьюга из белых лепестков пополам со снегом. — Что это за цветы? Не видел таких, — в голосе Локи слышалось любопытство. — Ванахеймская горная слива… цветёт зимой — иногда не сразу разглядишь, отчего белы склоны, от снега или от её цветов, — очарованно вздохнула Сигюн и вдруг всхлипнула, — я поняла. Я всё поняла. — Не надо плакать, принцесса. Что упущено, того не вернёшь. Не омрачайте момент прощания, это более никогда не повторится. Ваша сила, ваш дар — он открылся слишком поздно и уходит от вас, но он возродится и расцветёт в наших детях. Сиф смотрела на побледневшее неподвижное лицо Сигюн, по которому текли слёзы, и видела, что да, та нашла и тут же потеряла что-то огромное, и это потрясло её. — Не надо… радуйтесь этому прикосновению. Могло ведь и его не быть, — голос Локи возвращал к реальности, и сейчас, по ощущению, был самым реальным в происходившем, — что ж, бабочки… у меня обычно ядовито-зелёные получаются… представьте своих. Это должно быть что-то действительно прекрасное, — и голос принца стал мечтательным. Сиф опустила глаза на стол и увидела здоровенного рыжего таракана, поблёскивающего хитином надкрылий и нахально поводящего длиннейшими усами. Миг — и целое стадо таких же лавиной хлынуло по скатерти в разные стороны. Дамы завизжали и завскакивали, роняя и опрокидывая стулья, козетки, ширму… Доселе помалкивавшая, только тихо ругнувшаяся на тараканов госпожа Сванхильд торжествующе завизжала и только потом вскинула глаза, тут же с разочарованием умолкнув — Локи, полностью одетый, застёгивал фибулу на горле, вздыхая: — Ну, всё-таки первый раз, бывают и накладочки.38. Пластическая гармония
18 мая 2021 г. в 22:49
— Сир, охота была удачной. Такого огромного вепря в Нетающих горах ещё не видели, и я взяла его на копьё в одиночку. Позвольте подарить вам его голову! — Сиф была очень довольна и собой, и проведённым временем.
Локи, глядя на хряпнувшуюся перед ним клыкастую кабанью башку размером с собачью будку, немного отступил, чтобы не запачкать обувь кровью, но улыбнулся чрезвычайно благосклонно и промурлыкал:
— Сиф, душенька, спасибо. Рад тебя видеть, прими и ты мой подарок, — и на запястье наложницы поверх доспеха возник сияющий женственный браслет.
Сиф, осчастливленная очередной ювелиркой примерно так же, как Локи кабаньей мордой, но так же, как и он, обрадованная проявленным вниманием, рассыпалась в благодарностях. Локи, опустив глаза, думал о двух вещах: как бы поскорее затащить Сиф в постель и не шокирована ли отрубленной головой Сигюн, видящая всё это, — на ступенях малого парадного входа во дворец собрался почти весь двор, встречая охотников.
Вторая мысль тут же перестала беспокоить: Сигюн, указывая на голову, с милым своим акцентом, смягчающим и удваивающим согласные, жизнерадостно рассказала, что в Ванахейме голова кабана считается лучшим подарком на Зимнепраздник; в подробностях поведала про изготовление холодца и упомянула, что изначально принято было дарить голову врага, а потом нравы смягчились. Локи тут же проявил любопытство:
— А что, из головы врага тоже холодец варили?
— Нет, её просто ставили посередине праздничного стола, любовались и радовались. Однако и этот обычай ушёл. Бывало, ярлы моего отца дарили ему головы врагов, но на праздничном столе таких украшений не помню, — призналась Сигюн.
— А как голову украшали? Золотом, ягодками, чем-нибудь ещё?
Принцесса простодушно удивилась:
— А зачем украшать голову врага? Это само по себе украшение.
— Чудесна ваша родина, принцесса, и обычаи её увлекательны, — искренне похвалил Локи, после чего обратился к слугам, — голову отнесите на кухню; клыки отдайте придворному ювелиру, пусть оправит в золото с изумрудами, — и, слегка кланяясь Сиф, — я ценю твой подарок, душа моя. Велю повесить над камином. Приходи вечером, вместе полюбуемся.
Уголки губ Сиф насмешливо дрогнули, но она почтительно склонила голову.