«Поздравляю, Шарик, ты балбес!» © кот Матроскин
Не утруждая себя приветствиями, глупыми вопросами и ещё более глупыми приглашениями, Сиф подскочила, схватила каминную кочергу и тяпнула по утопленнице. Та развалилась на две части; наружу полезли неаппетитные сине-зелёные потроха. Сиф в боевой стойке замерла, сомневаясь: то ли как следует помолотить по неприятно извивающимся внутренностям нежити, то ли напасть на белёсые щупальца, но те казались призрачными, туманными, да и вовсе уползали потихоньку в стены, как будто стушевавшись. Перевела взгляд на потроха, перехватила кочергу поудобнее — но тут пол с надрывным всхлипом всосал утопленницу в себя. Как и не было. — Что за адский домишко! — Сиф с сердцем сплюнула и осторожно выглянула в коридор. Стража спала стоя — кажется, нежить ей не повредила. Рассусоливать было некогда: Сиф очень беспокоило, не едят ли там сюзерена, и она вихрем помчалась вниз. В подземелье таких утопленниц (и не таких, и кадавров гораздо почище!) оказалась тьма, но сюзерена таки никто не ел: Локи спокойно стоял у пюпитра с какой-то книгой. Мельком глянув, Сиф опознала свежеотжатый у Соннелона Некрономикон, то самое первоиздание с дарственной надписью самого Аль-Хазреда. Сиф замахнулась на ближайшее, вызверившееся на неё чудовище — но адский домишко снова не подкачал: она не успела ударить, пол уже удовлетворённо подчавкивал, идя лёгкой рябью. — Что, Сиф, не спится? — голос сюзерена был полон благодушия и мальчишеской радости. — Смотри, какая прелесть! Чудесная, очень сильная книга, гады так и лезут! — И он с подобающей осторожностью перелистнул очередную страницу специальным пинцетиком. Сердито воскликнула: — Сир! Я переживала за вас! Локи поднял глаза и прыснул: — Вижу. Ты опять в сорочке. Не бойся, Мервин Пик глушит и поглощает чуждую магию. Живым здесь ничто не угрожает… кроме магии самого замка, конечно. Отличное место для весёлых экспериментов. Иди сюда. Сиф, не дрогнув, прошла сквозь строй чудовищ. Сюзерен, держащий в правой руке пинцет, левой достал из воздуха её меч: — Держи. Я бы наказал тебя за нападение, но совершенно не представляю, как это сделать, чтобы проняло. Учитывая, что ты спасала меня хорошего от меня плохого, и мир заодно, и собиралась умереть следом, уверенная в своей правоте. Сиф, побледнев, сдавленно сказала: — Сир, я пережила бы вас на миг, не больше, — и приняла меч. Воздух вокруг неё задрожал маревом — сорочка легким движением руки принца превращалась в броню цвета ночи. Локи закатил глаза и назидательно произнёс: — Тебе не хватает доверия к своему господину! Осторожнее надо быть и следить за собой, когда в стресс входишь! Я было подумывал заставить тебя ходить в дезабилье и без оружия, пока не выздоровеешь, но ты же, случись что, за кочерёжку хватаешься! — Помолчал, думая о чём-то, и неохотно буркнул: — а быть убитым кочерёжкой — это уж совсем ни в какие ворота не лезет. Вздохнул: — Ты великая воительница, Сиф. В следующий раз у тебя может и получиться, — и невесело усмехнулся. Сиф дрогнула лицом, опускаясь на колени: — Простите меня, сир! Локи насмешливо глянул и отвернулся к книге: — Ещё скажи, что раскаиваешься! Вставай, нечего колени протирать! Лучше бы ты любила меня таким, какой я есть и больше не принимала себя за мою совесть! Мне достаточно того нравственного закона, что есть во мне! «Нету в тебе никакого нравственного закона!» — непочтительно подумала Сиф и поднялась. Локи уже снова углубился в книгу и только снисходительно повёл рукой, отпуская наложницу.***
Фригг завтракала в малой Кремовой гостиной, в обществе излюбленного сотрапезника — личного врача Эйра, и, по совместительству, выдающегося сплетника. Свет утра, проходящий через полуопущенные портьеры, и правда был кремовым. Подливая топлёное молоко с пеночками в кофе, Фригг, вполуха слушая новости, опустила глаза, задумавшись, что и как там с младшеньким. Про то, что чумная область провалилась в тартарары, ей было известно, но интересовали подробности. Печалиться о сыне она не спешила, хорошо его зная, но беспокоилась и ложечкой в кофейной чашке позвякивала всё-таки печально. Эйр понял, что его почти не слушают и сочувственно умолк, а потом позволил себе спросить: — Что, Ваше Величество, новостей никаких? Фригг досадливо поморщилась — было неприятно, что её беспокойство замечено. Открыла рот ответить — и тут по центру гостиной ляпнулось, расплескавшись, что-то, очень напоминавшее кусок ядовито-зелёного птичьего помёта. Эйр даже наверх посмотрел: само собой, птиц там не было. Перевёл глаза вниз — клякса, фосфоресцируя, втягивалась сама в себя. Стала невыносимо яркой точкой — и тут же свечение разошлось в стороны. На бледно-зелёном пятне величиной с тарелку стоял младший принц, тоже бледно-зелёный и призрачный. — Здравствуй, мама! — голос был бодрым и отнюдь не призрачным. — Приятного аппетита, доктор Эйр! Фригг рассиялась: — Здравствуй, сын! Как ты? — нежная забота и беспокойство слышались в её голосе. — До конца не был уверен, что связь удастся, и не переборщил ли я с щупальцами кугеля в рецептике… Мама, я зелёный? Фригг, внимательно на него смотревшая, волнующий её вопрос повторять не стала, кратко ответив: — Как купорос. Локи скривился: — Переложил… Фригг молчала, выжидательно глядя. Сын спохватился: — Ах да, мы с Сиф заразились космической чумой, а область я утопил. Серебряная ложка, выпавшая из пальцев королевы, зазвенела по паркету; доктор бросился к пациентке, доставая из нагрудного кармана какой-то флакон. Локи быстро, с позитивом продолжил: — Но мы вылечились, — и посмотрел с ясной улыбкой хорошего мальчика. Фригг отмерла, но Эйр всё равно сунул ей под нос флакончик, и, достав другой, начал отмеривать в воду капли: — Выпейте, Ваше Величество… эти дети, они разве что понимают в родительских чувствах! Фригг, протянув руку к бокалу, выпила капли и хладнокровно переспросила: — Что-что с областью? Локи не менее сдержанно, в тон матери, ответил: — Она утонула.***
Считавший, что достаточно отчитался о своих и государственных делах принц уже собрался перейти на почтительные расспросы о матушкином здоровье и цветении азалий в оранжереях, как Кремовая гостиная начала заволакиваться тяжёлыми клубами невесть откуда наползавшего серого дыма и в короткое время скрылась из глаз вовсе. Локи принахмурился, раздумывая, что могло пойти не так и не переложил ли он в экспериментальное зелье ещё чего-нибудь, но тут сквозь дым проступил монументальный трон Одина и сам Один, каменным истуканом на нём восседавший. Ворон у него на плече хрипло каркнул в лицо младшему царевичу, и это было единственное приветствие, которым его пожаловали. — Космическая чума… — лицо Одина было холодным. Спросил, почти утверждая: — Древние? Локи быстро кивнул: — Да. Корабль в пещерах. Один так же быстро спросил: — И где он? — Взорвался. Один разочарованно крякнул и сурово вопросил: — Сын, неужели за все свои годы ты не научился обращаться с наследием Древних? Как это вышло? Локи раздумчиво, с сухостью ответил: — Да я и дойти до него не успел… не должно было взрываться-то… так сразу. Не знаю. Один тяжело помолчал. Изронил: — Мда… на троечку исполнено, — и, не ожидая ничего более, исчез. Локи досадливо вздохнул, глядя, как тяжёлый дым расходится и перед ним снова проявляется Кремовая гостиная с, похоже, не успевшими заметить паузы и вклинившегося в разговор Одина собеседниками. Папенька, хоть и являлся, по глубокому убеждению принца, крестьянином от магии, иногда проявлял удивительную прозорливость, видя в словах сына второе-третье-восьмое и сто восьмое дно. И был осведомлён о многом, что Локи хотелось бы скрывать; в частности, он, похоже, знал о Мервин Пике.***
Всё-таки подробно расспросив матушку о здоровье и обожаемых ею азалиях (о беременной невесте на всякий случай в присутствии Эйра не спрашивал — да если что не так, матушка сказала бы), и, в свою очередь, рассказавший о том, что кушает хорошо и чувствует себя тоже и только после этого попрощавшийся, Локи на самом деле чувствовал себя погано. Отец — нет чтобы похвалить за спасение спутницы и поздравить сына, что тот хорошо и удачно отстроился на той стороне мира — раз уж всё равно узнал, — нет, только обругал! Практически балбесом обозвал. Горький привкус поражения хотелось смыть, забывшись с женщиной, и принц целенаправленно пошёл в покои Сиф. Войдя, поймал её только проснувшейся, глядящей в окно, стоя у него в ночной сорочке. Приник сзади, радуясь сонному теплу, ещё не покинувшему её, развернул к себе. Горячая волна предвкушения толкнулась между бёдер: вот податливая, тёплая женщина; вот её постель, куда он сейчас эту женщину завалит. Жадно вдохнул сладкий запах и голодно впился в губы пискнувшей от неожиданности наложницы грубым поцелуем, стаскивая с плеч сорочку и прижимаясь окаменевшим низом живота к женскому, мягкому, тёплому... Сиф, даром, что воительница, в такие моменты часто ощущалась беззащитной и хрупкой, и это заводило ещё больше. Кровь ударила в голову, он застонал — и понял, что Сиф как-то неправильно напряглась в его руках, и в следующие секунды наблюдал, как она мертвеет, костенеет и напрасно пытается вдохнуть.***
Возбуждение и жар, охватившие Сиф, сменились льдом и холодом, и невозможностью вдохнуть. Старательно пытаясь это сделать, она со стороны слышала жуткие звуки, с которыми воздух всасывался носом и горлом — но не проходил дальше, как будто лёгких у неё и не было. Глянув в побледневшее лицо сюзерена, она на секунду прекратила попытки и выдавила: — Всё нормально… сейчас… — уж очень ей не понравился страх, плеснувший у того из глаз. Доставлять неприятные ощущения сюзерену не хотелось, но она заподозрила, что умирает и огорчалась, что он это видит — и парадоксально радовалась, что сама в последний момент может смотреть на него. В целом умирала вполне хладнокровно, по-прежнему пытаясь вдохнуть (вдруг получится!) и беспокоясь больше о том, что адские хрипы ввергают, как ей казалось, Локи в панику. Прощально впилась в него взглядом — и в какой-то момент поняла, что, хотя воздух и не проходит в лёгкие, но и задыхаться она не задыхается. До сознания дошёл голос Локи — вроде бы спокойный, но да, со скрытой на дне паникой: — Всё хорошо. Я дышу за тебя, — левая рука принца лежала на груди Сиф. Так и держа одну руку на груди наложницы, второй принц подхватил её и понёс. Спускаясь по лестнице в подвальную лабораторию, он не переставая успокаивающе говорил: — Не бойся, моего дыхания хватит на двоих, я силён здесь. Сейчас помогу. Прости, я забылся, а ты не была здорова, дыхательная система не восстановилась. Это коллапс лёгких, ничего слишком ужасного, я тебе помогу. Не бойся. Сиф хотела сказать, что не боится, но почему-то не смогла. В полном сознании, чувствуя под собой ледяной стальной стол, смотрела, как разбегались по лаборатории миньоны, подгоняемые спокойным, собранным Локи, внятно перечисляющим: — Дренажную трубку, скальпель, кровоостанавливающие зажимы, антисептик, стерильную парафиновую марлю и салфетки… — он всё перечислял, глубоко дыша и не убирая руку с груди, и каким-то образом Сиф не задыхалась. С подозрением скосилась на взбежавшего на неё миньона со шприцом величиной с него самого, но сдержалась, даже когда он этот шприц воткнул между рёбрами и начал вытягивать поршень. В шприце при оттягивании появились розоватые пузырьки, потом пошла жидкость. Локи с оттенком облегчения утвердительно сообщил: — Да, это пневмоторакс, просто тяжёлый очень. Ничего, сейчас задышишь, — сверкнул глазами на миньонов, стоящих наготове с салфетками, и Сиф почувствовала, как на неё опускается прохладная ткань. Закрыли они всё, кроме рёбер, и это хоть чуть-чуть согрело. Но также отгородили и место операции, и она уже могла видеть только сосредоточенное лицо Локи, склонившегося над ней — всё остальное закрывала натянутая простынка. Очень успокаивающе, со значением посмотрев в глаза Сиф, Локи сообщил, что сделал местную анестезию; что боли не будет и что всё идёт, как надо. Попросил не спать. Сиф как раз захотелось, но к ней был тут же приставлен миньон, очень неприятно потягивающий за ухо и не дающий отключиться. Манипуляции за простынкой не обнадёживали: по груди, как мыши, всё время скакали миньоны, ассистировавшие принцу, который мог пользоваться только правой рукой; что-то там втыкалось, неприятно скользило и царапало по рёбрам и между ними; было видно, что Локи что-то шьёт. Периодически он внимательно смотрел — было понятно, что его больше интересует состояние зрачков пациентки, а не её чувства. Слева возникла какая-то металлическая бандура, с натугой подкатываемая миньонами. Локи протянул руку, нажимая на кнопку на панели — раздалось гудение, неприятные всасывающие звуки, и Сиф почувствовала, что его левая рука, которую он так и держал на её груди, исчезла. Снова захотелось вдохнуть. Она с хрипом, безнадёжно втянула воздух — и с изумлением почувствовала, что дышит, дышит! Сюзерен обмяк, вдруг задрожавшей рукой вытер пот и устало произнёс: — Вот и потрахались.