Сказки духа Асгарда

      Первым делом принц завёл спасаемых в самый дремучий лес. Там велел спешиться и ждать. Сам сидел, прикрыв глаза, медитируя — и никто не решился потревожить его, тем более, что Сиф ошивалась неподалёку, мрачно зыркая на подходящих ближе.       С наступлением сумерек Локи, наконец, отмер. Не обращая ни на кого внимания, углубился в лес. Сиф решила было, что он пошёл до ветру, но беспокоилась всё равно, и двинулась следом. Он обернулся на неё:       — Можешь остаться, но молчи и не мешай, — и Сиф смотрела, как сюзерен с заунывным подвыванием на неизвестном (и очень заковыристом!) языке обходит лагерь кругом с радиусом шагов в сто и сыплет при этом какую-то дрянь, при приземлении начинающую слабо фосфорецировать.       В полутьме сумерек и зеленоватом сиянии сыпучей дряни лицо его стало мертвенным, а хуже всего было то, что он казался спящим. Она искоса, осторожно взглядывала на лицо Локи — тот шёл вроде бы с приоткрытыми глазами, но они были остановившимися, неживыми. Иногда он открывал их пошире, буквально на миг, как будто схватывая окружающую картину, и тут же прикрывал обратно. Она заподозрила, что это делается для ориентирования в реальном мире, а прикрывая глаза, он видит уже нечто иное.       Ёжилась, думая, что боялась бы его — если бы не любила.       Круг он почему-то не замкнул, оставив в нём проход. Сиф прикинула: «Пара всадников бок о бок проедут… А дальше-то что?» — вслух, само собой, ничего не спросила.       Локи с тяжёлым вздохом привалился к мокрому стволу. То, что чистенький щеголеватый принц пачкается, обтирая дерево, настораживало. Сиф беспокойно всмотрелась: бледный до прозелени, руки дрожат.       Он поймал её взгляд и криво усмехнулся:       — Я полон силы только в своём замке, а здесь и сейчас… сама видишь, — опустил глаза, хотел что-то сказать — и смолчал.       Вместо этого вдруг взял её за руку, потянул к себе:       — Иди сюда, побудь со мной… — и приобнял.       Начал уговаривать, гладя по плечам:       — Ну что ты дрожишь, как испуганная лошадка, не бойся.       Сиф не боялась, но в режиме «телохранитель» подобные поползновения ощущались чуждыми, а оттолкнуть вот так сразу она тоже не решалась.       — Сир, нас могут увидеть, — она осторожно попыталась освободиться, но Локи не отпускал, прижимаясь сильнее, целуя в ушко, прикусывая кожу за ним, спускаясь к бьющейся жилке на шее.       — Если делать нечего, пусть подсматривают. Больше-то всё равно ни на что не способны, козлы безрогие, — сказано было безапеляционно и равнодушно, но таким глубоким, смягчившимся голосом, что в сознании Сиф тембр и звучание почти перевесили гнусный смысл сказанного.       Почти, но не совсем.       «О небо, этот козёл с рогами собирается меня поиметь в пятидесяти шагах от толпы мужиков!» — она упёрлась, сопротивляясь, но, пока собиралась с мыслями, Локи успел шепнуть:       — Я не выдержу эту ночь, сил мало… позволь, я займу… немного совсем. Я осторожно, — и тут же накатило чувство вины и желание поделиться теплом и силой так, как он может взять.       Голова кружилась, мир был прекрасен — слегка очнулась только когда почувствовала резкий весенний ветерок тем местом, которое на ветерке обычно бывало прикрыто штанами — и тут же снова рухнула в наслаждение, как в яму, и стало очень тепло и хорошо.       — Не хочу торопиться, хочу долго, вдвоём, на ложе, — в шёпот Локи вкрадывался оттенок досады, — но и так хорошо, потрогай, поласкай меня там…       Уже знающая, что ему нравится, она протянула руку и взялась за раскачивающуюся в такт движениям мошонку, слегка сжала — он резко вдохнул, клекотнул горлом, и, только что мягкая и мясистая, она стала в её руке каменным комком, а Локи замер. Слепо нашарив нужную точку на простате, сильно надавил:       — Небо, как хочется кончить… И нельзя, сегодня нельзя, энергия уйдёт, — он постоял, дрожа и почти вибрируя, часто сглатывая. Грудная клетка ходила ходуном.       Подождал, давая себе расслабиться — и снова начал толчки.       Сиф, забывшаяся полностью, в себя пришла от резкого гневного:       — Ваше Высочество, что вы себе позволяете в присутствии пожилых уважаемых людей!       «И правда блеет, как козёл… Позор-то какой… — мысли ворочались лениво, настроение, вопреки всему, улучшилось, — и раньше Альриксен ниже говорил… от безрогости, что ли, задребезжал?»       Локи, отстранившись, натянул на неё штаны и прикрыл собой:       — Гофмаршал Альриксен, зная вашу порядочность и благопристойность, я бы не посмел, если бы это не требовалось по обряду, — голос принца был медоточив, но застёгивался он при этом не спеша, с ухмылкой глядя на Альриксена, — стойте, передайте остальным, чтобы собрали весь сушняк в пределах отмеченного круга и сволокли сюда. За отмеченную линию не выходить ни в коем случае! — и, усмехаясь, закончил, — конечно, если рассудок и жизнь дороги вам. Идите.       Принц порозовел, взбодрился, и Сиф счастливо вздохнула, когда он пожал ей пальцы, обрадовавшись тому, что руки его теплы.

***

      — Я хочу, чтобы ты осталась здесь.       Сиф куснула губу, думая, как бы возразить; Локи, заметив, глянул с гневом, но продолжил говорить мягко:       — Когда мы уйдём, сразу же разведи костёр, перекрывающий проход. Следи за ним — он не должен погаснуть, это ориентир для возвращения. Тут я на тебя надеюсь, — Сиф перестала кусать губу, проникнувшись важностью миссии.       «И нечего ей туда тащиться… я-то по-любому вернусь, хоть и без костра, а этих никого не жалко. А она пусть тут посидит, целее будет. Опять же, лишнего не увидит и не будет меня донимать… этой, как её… совестью!», — вслух же продолжил инструктаж, настрого запретив гасить огонь перед кем бы то ни было:       — Тут может наползти… всякое, так ты не вздумай разговаривать и уж, тем паче, погасить костёр. Через пламя никто не полезет. Если придёт кто-то из моих спутников без меня, тем более не пропускай. Без меня это точно будут… иные. Поняла?       Сиф кивнула.       — Раз поняла, то повтори.       Сиф оттарабанила:       — Костёр поддерживать, за границу не выходить, сюда никого не пропускать. Только вас и тех, что с вами.       — Чудесно. Ты лучшая из женщин, — он чмокнул её в щёку и повернулся, небрежно махнув рукой:       — Господа, следуйте за мной.

***

      «Идут, бродяги, так, как будто в королевском саду прогуливаются, совсем страха не имеют… а ведь удобно было бы, да… но матушка ворчать начнёт, и братец это дело так не оставит… жаль».       Сумерки сменились тьмой, еле разгоняемой бледноватым светом звёзд, и было ничего не видно, но даже самые ненаблюдательные начали опасливо вздыхать и останавливаться, когда лес расступился и показалась прогалина, покрытая не остатками сугробов и проталинами с подснежниками, а суховатой травой, мертвенно шелестящей — и шелест этот, казалось, уводил куда-то.       — К шелесту не прислушиваться! Заморочит! — «Ей-ей, ясли на прогулке! Небо, до чего я дожил!», — По сторонам не смотреть, за огоньками не гоняться. Просто идите за мной — и есть хороший шанс, что вернётесь обратно, — Локи первым ступил в шелестящую траву.       Шагал бодро — покамест всё это казалось скучным и хотелось побыстрее закончить.       Судя по дыханию и вырывавшимся восклицаниям, спутники его не скучали, и всё им было внове: и шелест, и огонёчки, ласково подмигивавшие из темноты.       Потом кто-то поскользнулся, упал, и, разглядев, на что, заорал. Локи пришлось раздражённо увещевать, про себя поражаясь — его эти плесневелые косточки, на которые он тоже наступил, ничем не впечатлили.       «И ладно бы гуманитарий какой, у которого воображение есть — нет, крыса-финансист, а воплей-то, воплей-то!» — принц потихонечку начинал закипать.       В довершение всего собрался дождь, и, как принц ни торопился пересечь прогалину до его начала, пришлось вымокнуть.       За прогалиной их встретил лес страшный, дремучий, и даже милосердная тьма не скрывала его: древесные грибы и гнилушки трупно светились, не добавляя привлекательности ни окружающему, ни невольным путешественникам.       «Мужички, однако, кряхтят, а идут… что ж, и я бы пошёл», — и он счёл нужным подбодрить спутников, сказав, что время для похода выдалось хорошее, тихое: ни умертвий, ни шабашей поблизости, да и дождь заканчивается.       Сглазил: не успели они отойти подальше в чащу, как над отрядом пронеслось что-то тёмное, причём настолько близко, что у идущих волосы раздуло ветром.       Силач Олаф Хрёрек, любимец Тора, шедший без жалоб и криков, только угрюмо бурчавший под нос про всяких мерзавцев, чтоб их нечисть съела, не выдержал, и, выхватив топор, с удивительной для такой туши быстротой напал на тень. Та, было замедлившаяся, с адским хохотом отпрыгнула и зависла в воздухе подальше, так, чтобы было не достать, и мелодичным девичьим голоском кокетливо пропела:       — Милый принц, давно вас не видно…       — Прекрасная Йеннифэр, всё дела, дела… — голос Локи стал ласковым и шутливым.       Девичий голосок с любопытством спросил:       — Эти… это жертвы? Так много… Принц, неужто вы один всех съедите? Поделитесь со мной… Мне нравится толстяк с топором!       Хрёрек, до того слушавший с неким оторопением, как и остальные, взревел, снова попытавшись достать Йеннифэр. Однако ж топор из рук благоразумно не выпустил, вслед не метнул; вместо этого по-медвежьи зарычал, нападая уже на Локи:       — Байстрюк чёртов, ты на погибель нас привёл?! Так я дорого продам свою жизнь и уж тебя-то с собой захвачу! — топор с хряском врезался, как ему казалось, в клятого байстрюка.       Хрёрек подскочил добить — и совершенно в другой стороне услышал насмешливое:       — Вот удивительно, до чего же моему братцу нравятся тупые солдафоны… Вы зачем убили господина Альриксена? Вряд ли даже Тору понравится такое самоуправство… А впрочем… Эй, Йеннифэр, забирай этого, с топором, он агрессивный очень. И труп в нагрузку можешь взять, я щедр сегодня.       Последнее, что осознал Олаф Хрёрек в своей жизни — золотистый свет, осиявший деву невиданной красоты и невиданного же соблазна. Бесстыдница совершенно голой сидела на метле. Хрёрек пялился — и не мог шевельнуть пальцем. И не хотел. Стоял, пускал слюни и думать забыл, что собирался её убить.       Богиня ласково улыбнулась, грудным мягким голосом позвала:       — Брось топор, воин, идём со мной. Твоя война кончилась, дальше будет только счастье… я подарю тебе радость, какой ты не знал раньше, и смерть твоя будет сладка.       Путники, онемев от ужаса, наблюдали, как Хрёрек бросает топор, навьючивает на себя, по просьбе ведьмы, труп Альриксена, и целеустремлённо исчезает в темноте следом за ней.       Онемение прошло, когда будничный скучающий голос Локи констатировал:       — Двумя меньше, — принц, не особо беспокоясь, идут ли спутники следом, уходил в лес, тихо бурча: — Вот, скажут, что я виноват. А что я? Сами, всё сами…