Молодая женщина вяжет пинетки. — Дорогой, — нежно говорит она мужу, — ты бы хотел услышать, как по нашему дому бегают маленькие ножки? — Нет, я не очень люблю мышей!
Сиф никогда не видела сюзерена таким потерянным. Ей показалось, что он сейчас в обморок хлопнется — но нет, глубоко подышав, справился, только побледнел да глаза лихорадочно заблестели. Слегка оскорблённая такой реакцией, она молчала, прикусив губу и нахмурившись. Надо отдать должное, сюзерен быстро оклемался и шёлковым голосом завёл речь: — Божественная, ты же понимаешь, что беременность и роды не позволят тебе жить той жизнью, к которой ты привыкла… И мне ты важна рядом, как телохранитель и боевой товарищ. Глаза его заблестели по-лисьи, и он начал превозносить воинские качества Сиф, договорившись до того, что родить любая может, а быть таким ценным воином — она одна, и стоит ли уподобляться глупым курам, кроме деторождения, никак себя не могущим проявить. И что плохо будет ему без такого уникального соратника — и посмотрел жалобно. Однако в этот раз номер не удался, и ответ на жалобный взгляд последовал совершенно дикий: Сиф молча тихо заплакала. К гневу он был готов, но это… Обнял, прижал к себе, давая выплакаться, и тихо увещевал: — Ну дорогая, ну подумай: мы вместе уже второй год — и ничего… — он промолчал подразумевающееся, что Сигюн-то забеременела сразу, стало быть, дело не в Локи, но Сиф поняла и тихие слёзы стали полноценными горестными рыданиями. «Хороший кафтан, счастливый, и сносу ему нет, а слезами испортит сей же час, бабьи слёзы ужас какие едкие», — подумав, вздохнул и прижал Сиф покрепче, продолжая уговаривать: — Ты же сама понимать должна: не зря принцесс, как кобыл на продажу, выращивают и замуж пораньше выдают — чтобы родили, а воинские нагрузки не способствуют… ну что ты, всегда такая спокойная была, я думал, ты понимаешь… Рыдания перешли в вой. Локи, вздохнув про себя: «Нет, этот фонтан не заткнуть», решил переждать и молча стоял, сочувственно обнимая. Мысли в голове скакали блохами: «Всё-таки бабы завидущие — что у одной, сейчас и другой подай, а о том не думает, надо ли ей… вот подождать, пока сын родится, да подкинуть ей на пару дней, живо охоту плодиться отобьёт… дети маленькие, они ж противные, орут всё время… да, наверняка поможет… а можно и не ждать, я слышал, у казначея племянница недавно родила, вот бы спиногрыза у них позаимствовать», — и тут же попытался донести мысль до Сиф, вроде бы поутихшей: — Ну что ты? Сигюн скоро родит, это ведь мой ребёнок, то есть и твой почти… всегда сможешь понянчиться, а ограничивать он тебя не будет. Сиф вовсе умолкла, и, похоже, думала. «Дадут небеса, в ум сейчас придёт… это ведь как в одночасье спеклась, всё-таки Сигюн на неё ужасно действует, надо им поменьше общаться. Всегда была такая жёсткая! Крепкая, как кирпичный сортир; кремень-баба, почище многих мужиков, а тут расклеилась! Испортила её Сигюн! Всё-таки от женщин никогда не знаешь, чего ждать», — молчал, надеясь, что Сиф и правда придёт в чувство. Нельзя сказать, чтобы та не пришла: отстранилась, вытерла слёзы и посмотрела в глаза: — Сир, вы великий маг! — в голосе уже не было ни тени слёз, и говорила она сухо и решительно: — Я жду, что мой сюзерен сможет придумать что-нибудь и подарит мне дитя! «Давит-то как! Того и гляди, за грудки возьмёт! — он осторожно отступил на шаг, — и ведь никогда ничего не просила, не говоря уж о требовать! Значит, правда надо… Что ж, придётся подумать», — приняв какое-никакое решение, снова придвинулся, взял наложницу за руку и наобещал всего с три короба — а пока пусть подождёт и не переживает.***
Первым делом к Сиф были приглашены целители — к чему магия, если и они помочь смогут. Удивительно, но сообразительная во всём, что касалось воинского дела, в простых житейских делах она смыслила немного и сама о таком не подумала. Но консилиум специалистов именно по женским делам ничем не обнадёжил, то есть сказал всё то же самое, что и Локи: всё-таки рожать в первый раз лучше не позже двухсотпятидесяти, не тянуть; и что тяготы и лишения воинской жизни фертильности не способствуют. Говорили обиняками, боясь гнева известного своей непредсказуемостью принца, но по их лицам и недоговоркам он понял, что от целителей успехов можно не ждать. Однако Сиф велено было лечиться — Локи подумал, что она это воспримет хоть каким-то продвижением к желаемому. Это и правда помогло, она успокоилась. Но, глядя, с каким фанатизмом прежде равнодушная к таким вещам наложница следует малейшим указаниям врачей, Локи понимал, что делать что-то нужно, иначе близится кризис, когда она поймёт то же, что и он — что лекари не помогут. Как хитрая задача всё это принцу понравилось. Он проводил бессонные ночи, копаясь в библиотеке и консультируясь с духами, и кое-какие задумки имел.***
Изыскания занимали много времени, и недосыпал принц изрядно. Явившись на заседание Государственного Совета заспанным, нещадно зевал, еле скрывая это, и слушал вполуха, за что удостоился гневного взгляда от Тора. Моментально собравшись, вид при этом сделал ещё более томный и лениво протянул: — Ах, брат, эти женщины, ты же понимаешь… — и глаза утомлённо закатил. Правдой это вовсе не было: скакать каждую ночь из одной постели в другую он бы и хотел, но Сигюн в последнее время маялась тошнотой, а Сиф, следуя рекомендациям врачей, подпускала к себе хорошо если раз в три дня. Принц жил на голодном пайке, да и дальше просвета не виделось. Но как приятно было увидеть перекосившееся лицо братца! Постарался, не упустил ни крохи из вызванных эмоций — и повеселел, взбодрился, глаза пояснели. В целом, быть женатым на прекраснейшей, как многие и многие считали, женщине во вселенной ему очень нравилось — сам факт обладания и зависть окружающих как елеем смазывали душу. Вести принцессу под руку во время официальных мероприятий и ловить взгляды тайной зависти и ненависти — от такого удовольствия уши поджимались и волоски вдоль хребта вставали дыбом. Прошёл месяц от свадьбы, о беременности Сигюн было объявлено официально, и как раз в это время Локи определился с магическим воздействием, которое, как он предполагал, сможет помочь Сиф. Тянуть не стоило, проводить старинный, связанный ещё с протоэльфийской магией обряд требовалось на Бельтейн, то есть через десять дней. Известное Сиф тут же становилось известным и Сигюн — женщины его очень сдружились на почве материнства, и Сиф часто бывала у Сигюн. Локи только глаза закатывал, глядя, как старательно Сиф сидит на месте, уступаемом ею Сигюн да как опивки за ней допивает — с истовостью. Не то чтобы она верила, но, как солдат, использовала всё, до чего могла дотянуться, и на осторожный вопрос Локи сказала, что хороший амулет помогает вне зависимости от веры в него, так что ж и тут не попробовать? От неё не убудет. Узнав про обряд — обрадовалась, посмотрела повлажневшими глазами с благодарностью и руки целовать кинулась. Локи не сопротивлялся, принял как должное и по щеке наложницу с нежностью погладил. Вечером в Большой Гостиной королевы его женщины встретились, и Сиф участливой Сигюн тут же новость растрепала. Сигюн начала желать успеха да выражать надежду на хорошее, и со счастливой улыбкой сказала: — Как прекрасно, если тут станут бегать два маленьких Локи! Сказано было достаточно громко, а гостиная была полна царедворцев. В установившейся мёртвой тишине кто-то пискнул удушаемой котом мышью, и снова стало очень тихо. Локи, не теряя времени, внимательно отслеживал и запоминал, кого перекосило больше всех. В той или иной степени поплохело каждому, но некоторым больше, и только обе королевы да Сиф сохраняли цветущий мечтательный вид и воодушевлённо обсуждали столь славную перспективу. Фригг ударилась в воспоминания о проделках Локи в детстве — Сигюн и Сиф умилялись и смеялись; пришедшие в себя царедворцы, как могли, подхихикивали.