71. Где две, там и три
6 января 2023 г. в 03:14
Тени ветвей мотались по освещённой солнцем стене. Какое-то время посмотрев на них, Сиф пошевелилась и скосила глаза на окно. Тело отдавало непонятной слабостью и ломотой.
Розовая цветочная пена покрывала дерево; ветер порывом занёс в комнату стайку тоненьких лепестков, и золото пыльцы засветилось в солнечном луче. Проследив за лепестками, Сиф, несмотря на боль в висках, ещё раз скосилась за окно: небо сквозь ветви синело так пронзительно, что, даже если бы не цветение, всё равно было бы понятно — весна.
Звуки и буквы вспоминались с трудом, но она непослушными губами выдохнула:
— Весна… — и неприятно поразилась хриплому своему карканью.
Рядом раздалось заполошное верещание:
— Банана! — и тут же послышался топоток маленьких ножек, быстро перебирающих к выходу.
«Шустрые какие твари, — думалось медленно, неохотно, — ты смотри, только зад мелькнул».
Куда, зачем — было всё равно.
Удивилась, когда в дверях появилась величавая королева. Лёгким движением руки остановила свиту, повелев оставаться в отдалении, сама же подошла близко, озабоченно присмотрелась. Помолчала, похоже, выбирая слова:
— Дорогая, мне доложили, что ты пришла в себя.
Сиф попыталась собраться, привстать, но тут же была трепетно уложена обратно:
— Лежи-лежи, какие церемонии, тебе нужен отдых…
Сиф недоуменно поморщилась, чувствуя, как на лбу собираются складочки:
— Кто доложил? — и простодушно добавила: — Я тут только миньона видела.
Королева присмотрелась ещё, и, видно, сделав какие-то выводы, фыркнула еле слышно:
— Ну, миньон моему сыну докладывать побежал. А мне сиделка доложила.
«А, сиделка… наверное, ещё раньше миньона убежала, пока я на стену смотрела», — соображалось туговато, и она молча смотрела на королеву.
У той вдруг повлажнели глаза, дрогнули губы. Тихо горячо прошептав:
— Спасибо, — тут же с собой справилась и уже тоном королевы милостиво пропела: — Мы восхищены вашим подвигом, и считаем нужным наградить, как свою подданную и как невестку.
Обернулась — двое свитских торжественно подносили длинный футляр, улепленный драгоценными камнями так, что из-под них материала этого футляра не видно было.
Королева сама откинула крышку. Сиф не видела, что там, но почувствовала, как полыхнуло силой. Голос Фригг стал глубже и зазвенел металлом:
— Дайнслейф, меч королей. Он принадлежит тебе по праву, девочка моя, — Сиф снова увидела, как дрогнуло лицо королевы, и как она справилась с собой в ту же секунду.
Забыв о слабости, Сиф потянулась к легендарному оружию — и смущённо отвернулась. Тихо сказала:
— Я неподобающе одета, чтобы быть представленной этому мечу, — но Фригг уже протягивала ей сияющую, как молния, стальную полосу.
Оставалось только взять и склонить голову, чувствуя, как пальцы начало покалывать, как волна восторга подымается в груди от того, что великий меч принимает новую владелицу — и увидела распахнутые в ужасе глаза сюзерена.
В кои веки асинья оказалась проворней миньона, и первой к ложу болящей успела королева-мать.
Глумливо улыбнувшись, Сиф покрепче взяла обретённый меч, поцеловала его и поблагодарила королеву. Не глядя на сюзерена, но чувствуя, что тот струхнул и готов ко всему — убегать, нападать, изворачиваться… Ничто из этого ему не понадобилось: Сиф спокойно отдала меч обратно, попросив положить его в футляр и оставить на столе рядом с кроватью.
Королева с усмешечкой глянула на сына, но ничего ему не сказала. Снова повернулась к невестке, наклонилась, поцеловала в лоб:
— Выздоравливай, — и, снова становясь королевой: — Мы жалуем нашей невестке титул маркизы и прилагающиеся к нему земли, поместья и богатства.
Сиф никогда не стремилась к подобному — но всю жизнь почти провела при дворе и цену короне маркизы знала. Выше были только князья и герцоги королевской крови. Не было случая, чтобы титул жаловали рядовому воину, да ещё и женщине.
Королевская чета считала, что задолжала невестке — и расплачивалась по-королевски.
— Церемония жалования титула Одином Всеотцом состоится, когда наша невестка полностью выздоровеет и будет в состоянии принять в ней участие.
Сиф тихо поблагодарила — сил ни на что не было. Фригг понимающе посмотрела, ещё раз усмехнулась и попрощалась, не желая, как она выразилась, утруждать раненую.
Они остались наедине. Сиф прикрыла глаза: она успела устать. Тихо, бесцветно шепнула:
— Вы хорошо выглядите, мой принц.
Тут же услышала шорох и вскинулась — миньоны кучковались на столе вокруг футляра с мечом, примериваясь к выносу.
— Нет! Не надо уносить!
Локи, который, похоже, потихоньку семафорил своим прихвостням, разочарованно увял:
— Но дорогая…
Дорогая внушительно повторила:
— Пусть. Будет. Здесь.
Сюзерен, который даже каминные принадлежности велел убрать от греха подальше — кто знает, какой очнётся Сиф, а бегать от кочерги ему не понравилось, окончательно сник и двинул подбородком в сторону миньонов. Те понятливо убрались, не тронув королевский подарок.
Сиф снова прикрыла глаза, оба помолчали. Потом Локи всё-таки заговорил:
— Ты пролежала в беспамятстве полгода… рад, что ты очнулась, и очнулась собой. Я… тогда… — ему, похоже, не очень-то хотелось напоминать наложнице подробности, — хотел доставить тебя в Мервин Пик и вылечить там, но замок… не принимал тебя.
На том, что ему с беспамятной Сиф на руках еле удалось сбежать от решившего её съесть замка, принц акцентировать внимание не желал.
— Поэтому пришлось лечить тебя здесь. Дольше получилось. Но получилось, — и, с энтузиазмом: — Я рад видеть тебя тобой, бесценная.
Смотрел при этом с подозрением.
Сиф прислушалась к себе и равнодушно ответила:
— Я и тогда была собой, мой принц, — и с оттенком удовлетворения перехватила почти панический взгляд в сторону футляра с Дайнслейфом.
«Не так уж и хорошо вернуться к себе прежней. Волнуют всякие глупости вроде того, как я выгляжу, полгода провалявшись в постели», — смотрела на тонкие черты лица любовника, на его шелковистые волосы, на руки на ухоженные, и чувствовала себя почти крестьянкой рядом с принцем — не зная, что достигла зенита красоты, и что все комплименты, которые, бывало, расточали ей восточные послы, были сейчас правдивы, как никогда.
Болезнь не съела красоту, и всё было при ней. Высокие соболиные брови, так легко принимавшие гневный изгиб. Глаза, как чёрные алмазы. Их почти кинжальный огонь слегка притенялся мохнатыми ресницами, и разве что губы были обветренными и искусанными от лихорадки, но и лихорадка сейчас румянила щёки, делая Сиф сказочной красавицей.
Но и не видя себя, по тому, как сюзерен сглотнул и отвёл глаза, поняла — хочет. «Нет, всё-таки соскучился, тосковал… насколько мог. Нравлюсь», — и зацвела, почувствовав себя гораздо лучше. Вспомнила про беременность принцессы и спросила с осторожностью:
— Сигюн… как она?
Локи тоже расцвёл:
— Родила благополучно, оба здоровы, и она и ребёнок. Когда наберёшься сил, они навестят тебя, дорогая.
Сиф, помолчав и подумав, спросила:
— А кто родился? Мальчик?
Услышав сухое «Нет», не смогла себе отказать и с наигранным удивлением подняла брови:
— А кто?!
Локи только зло зыркнул в ответ, и Сиф засмеялась, бархатно и весело. Отсмеявшись, утешила:
— Ничего, обучим воинским искусствам не хуже, чем мальчика! А может, и лучше.
Сюзерен посмотрел с умилением и ещё с каким-то, вовсе непонятным выражением:
— Душенька, я так рад, что ты осталась со мной. Я хотел этого и рисковал жизнью ради своего желания. И я очень благодарен тебе — за жизнь свою, за любовь — ты же любишь?
Сиф, теряя веселье, смущённо, почти обречённо кивнула.
Сюзерен продолжил:
— Я рад, что ты в хороших отношениях с Сигюн и собираешься участвовать в воспитании моей дочери…
Сиф, не выдержав, с любопытством перебила:
— Как назвали принцессу?
Локи польщённо засиял:
— Хель Локинсдоттир… она такая… ты сама увидишь! А как мама радовалась, как Тор был счастлив! У самого-то детей нет, даром, что старший… — и слегка осёкся, быстро глянув на Сиф, но та по-прежнему сияла глазами, никак с собой не отождествив прозвучавшее пренебрежение. Снова воспряв духом, гордый отец закончил: — Это самая прекрасная принцесса во всех мирах!
И, пока Сиф не прекратила сиять глазами, быстро добавил:
— Но дорогая, тут такое дело вышло: у меня появилась ещё одна наложница. Я надеюсь, что вы будете жить в мире. Моей любви хватит на всех с избытком, — и, ещё быстрее, — прошу, не гневайся. Так получилось.