Сказки духа Асгарда

      Потянулась и передумала:       — Всё-таки хочу выпить.       Разгоревшийся было злодей слегка охолонул.      Посмотрел внимательно, спросил:       — Наврала?       Ребекка молчала. Злодей деловито материализовал пару кресел у камина; малахитовый столик подъехал и встал между ними. На нём уже стояли не только бокалы, но и толстостенная бутылка.       Сел, вольготно положил ногу на ногу. Движением кисти указал Ребекке, чтобы садилась:       — Пить лучше вдвоём, экономней получается, — пять полуголых аватаров бледнели и таяли в воздухе, на принце же чудесным образом оказались сухая рубашка и чистый камзол.       На слове «экономней» сефардка слегка ожила, взблеснула глазами и присела в кресло напротив.       Локи мягко, почти с укором сказал:       — Не надо меня провоцировать, я пока не хочу убивать тебя. Наоборот, могу быть полезен, — и, обволакивающим голосом: — И приятен, как не был приятен никто. Сколько бы их ни было и как бы хороши в постели они ни оказались. Впрочем, был ли у тебя кто-нибудь, кроме мужа, честная сефардская вдова?       Не ожидая ответа, взял бутылку и поморщился: пыль, как мох покрывавшая её, ударила в нос и запачкала пальцы.       — Ещё и в паутине. Видно, из дальнего угла попалась, потащил не глядя. Извини, — щёлкнул пальцами, и бутылка запереливалась разводами старого, но очень чистого стекла.       Уловил взгляд, исполненный сарказма и, понимающе хмыкнув, искусительно предложил:       — Дорогая, почему бы нам не стать ближе? Скажи, о чём подумала, и я честно отвечу.       Ребекка сухо, глядя на бутылку, ответила:       — О том, пользуешься ли ты магией в сортире.       — Рад, что ты так основательно перешла на «ты», — злодей был обходителен, но смотрел тоже не на собеседницу, а на пробку, плотно засевшую в бутылке и крайне неохотно вытягивавшуюся из горлышка даже магией, — но и то правда, что на брудершафт мы сейчас выпьем. Ты же торговка, всё воспитание наносное, для клиентов, верно? Со мной можно расслабиться и быть собой.       Пробка с чпоканьем вылетела, над горлышком показался дымок.       — Любишь игристое?       — Нет.       — А что любишь, моя хорошая?       — Водку, настоянную на луковой шелухе.       — Да ладно? — он аж замер, только начав наливать, и вино запенилось и зашипело, оседая в бокале. Спросил с азартом, смешливо: — И чтобы гусиными шкварками закусывать, да? Отличный выбор! Но не сейчас. Всё-таки первое свидание… А, кстати о сортирах: не пользуюсь я там магией. Хожу, как все.       Глядя на появившееся на столе блюдо с виноградом и персиками, Ребекка буркнула:       — Не верится.       Принц, усмехнувшись, подвинул к ней бокал и протянул свой — чокнуться. Беззлобно поддразнил:       — Ну я же не сефард. Это только у вас священники всерьёз спорили, умственный труд или физический — в сортир ходить. И пришли к выводу, что точно не физический, иначе правильные сефарды нанимали бы кого-нибудь.       Ребекка только фыркнула:       — Гойский анекдот, — и выпила махом.       Локи, пряча улыбку, снова налил доверху. Сам едва отпил. Посидел, глядя в огонь, давая даме допить второй бокал.       Посмотрел — потемневший взгляд Ребекки слегка замаслился, перестал быть сухим и колючим, начал обретать легендарные сефардские глубину и проникновенность. Щёки и губы порозовели, напряжение оставляло её.       «Ещё бы: ночь с мертвецом, чужое место, неизвестность; мне истерику устроила — да не просто так, умереть хотела… и не ела, наверное. Шашлык-то она в пропасть выкидала. Афродизиаку, что ли, сыпануть?» — подумал, и, наливая третий, незаметно подсыпал порошочку из перстня.       Голос женщины стал глубоким и грудным, но насмешка в нём никуда не делась:       — Где же, принц, жена твоя и наложница?       Локи, рассматривая в свете пламени бокал, терпеливо ответил:       — Жена недавно родила, наложница… приболела, — и хмыкнул: — Подожди, обживёшься, все сплетни узнаешь.       Ребекка зло укусила виноградинку:       — Что, никто не даёт? Раз вынужден силой какую-то сефардку уламывать?       Вопрос не по вкусу пришёлся: бледная нервная рука с силой сжала бокал — и тут же расслабилась. Нарочито спокойно прозвучал ответ:       — Принц Асгарда берёт, что хочет. Я не позволю манипулировать собой, — и, слегка смешавшись: — У меня давно не было женщины. Увидел тебя — и захотел. Смирись, и не пожалеешь. И скажи, моя злая леди, правду наконец: много у тебя было мужчин?       Она засмеялась:       — Не скажу.       Локи тихонечко фыркнул, вставая:       — Понятно. Только муж. И, судя по резкости в движениях и голосе, удовлетворения в постели ты не получала.       Осторожно присел на подлокотник её кресла. В трезвом состоянии она бы встрепенулась и подскочила, а сейчас только со вздохом откинулась, рассматривая его сквозь ресницы, и смолчала. Локи продолжал:       — Но желала всего, и враньё про близнецов было… достоверным. Я даже поверил в первые секунды. Мечтала о таком? — Ребекка отвела глаза, и он забрал бокал из её руки, поставил на стол и приобнял, зашептал на ухо: — Я способен доставить тебе это наслаждение — и иные. Ты забудешь обо всём в моих объятиях. Подари мне немного удовольствия, сама, без насилия… не люблю это, нравится, когда женщина хочет. Пойдём, я довольно ждал, — и поднял её обмякшее, уставшее сопротивляться тело из кресла.       У кровати повернулся, положил руку на шею сзади, провёл чувствительными пальцами вверх, путаясь в волосах. Слегка надавил на затылок, приближая к себе, и медленно поцеловал. Удовольствие от поцелуя было неожиданным для Ребекки, и то, что другая его рука неспешно расстёгивает пуговки на вороте, казалось сладким. Она ужасно утомилась от напряжения, нервного и физического, и ласковые прикосновения, избавлявшие от одежды, были приятны.       Встрепенулась только, когда ощутила, что голой грудью прижимается к его голой груди. Отпрянула — и ахнула, почувствовав спиной, что сзади тоже стоит мужчина, и тоже обнажённый. Локи прихватил покрепче, зашептал на ухо:       — Ну что ты, всего двое: я… и тоже я. Всё хорошо, моя честная вдова. Никакого падения, такие ощущения совершенно задарма.       Прижался с двух сторон:       — Я… мы будем ласковы, росомашечка, — и зашептал, сам хмелея: — Глаза твои терновые ягоды, намоченные дождём, вкус твоей слюны лишает дыхания…       «Если он сейчас начнёт превозносить мой шнобель и острые локти, я с ума сойду», — Ребекка Натановна не привыкла слышать хвалы своей красоте и даже очнулась слегка.       И тут же дождалась:       — А нос-то какой, истинно дщерь сефардская, породистая красоточка, — злодей, теряя себя, шептал жарко, дыша в ухо и постанывая.       «Ой вэй, а каким умным казался… умный, но сумасшедший. А я пьяна и не могу сопротивляться. Грешна перед господом — без брака, да с убийцей мужа…— он поцеловал в чувствительное место, и думать Ребекка Натановна перестала, всё оставив на потом.       Тело предавало, и опьянение делало происходящее не очень-то реальным, позволяя радоваться объятиям и ласкам двоих.       Предложение прилечь, удобнее ведь будет, было принято без малейшего отторжения, как и прочие — и она прогибалась, и поднимала ножку (правда получалось удобнее), и делала всё, что просили.       Заставило напрячься только трение двух членов о промежность. Сжала бёдра, протестующе дёрнулась, чувствуя это чудовищным откровением, но злодей только засмеялся и толкнулся — сразу в два места.       Просяще, жалобно вскрикнула:       — Нет! — и прикрылась.       Он начал ласково уговаривать:       — Росомашенька, больно не будет, я смазал соответствующей…       Перебила, простонав:       — Противоестественно, господь накажет! Нельзя!       Но злодей, буркнув:       — Если у него будут претензии, отправь ко мне, я договорюсь, — толкнулся так удачно, что вошёл сразу туда и туда.       Охнула от неожиданности, но боли и правда не было. Приятное жжение, ощущение полной недозволенности совершаемого — и внезапного, ослепительного, украденного рая. Цветы его были огненными; бархатные крылья раскрылись за спиной и вознесли туда, куда, казалось, нет хода смертному при жизни.       Это длилось и длилось, было бесконечным — и всё-таки кончилось.       Она очнулась, бездумно улыбаясь и глядя на тоненькую полоску света, прорезающую гардины.       — Доброе утро, возлюбленная, — злодей, улыбаясь, стоял у догорающего камина и одновременно обнимал со спины.       Чувствуя его тепло, ставшее действительно близким, смотрела на гибкое, сильное тело совершенного хищника и пыталась вспомнить, как разговаривают. Вспомнила, облизала губы, но по-прежнему не знала, что сказать.       Злодей, похоже, и не ждал ответа. Нежно сообщил:       — Дорогая, думаю, нам стоит позавтракать вместе и поговорить, — подошёл и протянул руку.