Тридцать один день октября

      Малвайн лежала на каменном полу мастерской. Мёртвая. Жёсткая ткань пышного платья смялась так, что Олларду казалось, будто она сейчас треснет и рассыплется, точно восковая форма. Густые светлые волосы жены в неверном пламени свечей отливали золотом, а сквозь бледную кожу лица и рук просвечивали кости.       Наверное, подумал Оллард, склоняясь над Малвайн и зачем-то проверяя её дыхание, кости у неё такие же тонкие, как она сама. И ломкие. Малвайн была больна давно, но этой проклятой тяжёлой осенью сломалась окончательно. Он сам сломал её.       Оллард не хотел убивать жену. Но она пришла так не вовремя и кричала так громко, что ему хотелось только одного: чтобы она замолчала. Он набросился на Малвайн, которая подвывала и царапала дверь, и несколько раз ударил её. Но она не унималась, только кричала ещё громче, а в её глазах Оллард увидел страх.       Он бил, пока она не затихла, а когда огляделся, понял, что разгромил мастерскую. Костяные заготовки и шестерёнки валялись на полу, часть свечей потухла, несколько упало на раскрытые книги по механике. Оллард быстро потушил их. Только пожара ему сейчас не хватало.       Руки подрагивали, в голову словно залили свинец. Оллард прищурился и посмотрел на Малвайн. На белой восковой коже расплывались уродливые пятна синяков. Нечего было и думать о том, чтобы выдать всё за несчастный случай.       ― Ты убил свою жену. ― Вдруг раздался за спиной Олларда холодный тяжёлый голос.       Оллард вздрогнул. Некромант всегда появлялся бесшумно. Вот и сейчас он возник на пороге мастерской так, словно стоял тут с момента закладки фундамента замка.       ― Я не хотел. ― Оллард повернулся. В чёрных, похожих на обсидиан, глазах Дорохова отражались огоньки оставшихся свечей. Иногда Олларду казалось, что некромант не живее, чем те, кого он поднимает. ― Она так громко кричала…       ― Все мы не хотели убивать. ― Дорохов подошёл ближе и присел на корточки рядом с Малвайн. Его смуглые пальцы коснулись её спутанных, перепачканных кровью волос. Олларду не понравилось это прикосновение. Ему часто казалось, что Дорохов видел в его жене какую-то другую женщину. ― Но эта кровь навсегда остаётся на наших руках. ― Он усмехнулся, а Оллард посмотрел на кисти рук Дорохова. Создавалось впечатление, что с них когда-то содрали тонкими полосками кожу.       ― Я не хочу, чтобы кто-то знал, что Малвайн мертва. ― Оллард постарался произнести это как можно суровее. Странная робость, одолевавшая его в присутствии некроманта Дорохова, всегда раздражала.       Дорохов был странным. Высокий и мускулистый, он был настоящим силачом: убивал быка одним ударом мощного кулака. В смуглом лице явно проглядывало что-то восточное, навевающее мысли о специях и ярких красках, которые позволяла себе имперская знать.       Малвайн боялась Дорохова и умоляла Олларда не знаться с ним, но он не мог отказать себе в общении с этим человеком. Человеком ли? Порой он сомневался в этом.       Оллард отмахивался от глупых сказок Катерины и не верил в призраков. Но когда Дорохов поднимал в лесу мёртвых оленей или полуразложившиеся скелеты на кладбище, Оллард невольно замолкал и напряжённо следил, как бредут по указке некроманта послушные марионетки.       В такие моменты обсидиановые глаза Дорохова казались совсем неживыми, словно на самом деле из камня. Черты красивого лица заострялись, а чёрные волосы, которые Дорохов носил ниже плеч, слипались от пота. Иногда Оллард думал, какие же у Дорохова должны быть кости? Наверняка такие же твёрдые и чёрные, как мёртвые глаза.       ― И как ты планируешь скрыть её смерть? ― Уголки губ Дорохова дёрнулись и исчезли в аккуратной короткой бороде. ― Зальёшь её скелет воском?       ― Я сделаю куклу. ― Оллард поразился сам себе, как легко нашёл выход из положения. ― Не скелет. Я не смогу прикоснуться к Малвайн.       ― Хочешь, чтобы она всегда была с тобой, ― понимающе усмехался Дорохов. ― Твоя Малвайн похожа на одну женщину… а, впрочем, неважно. Сколько ты будешь делать куклу?       ― До зимы должен управиться. ― Оллард облизнул пересохшие губы. Малвайн белела на полу немым укором. Он старался на неё не смотреть, но взгляд то и дело соскальзывал. Не поднимется ли. ― Надо заказать некоторые детали.       ― А тем временем по замку пойдут слухи. Не надейся на слуг: они первые начнут распространять нелепицы.       ― И что же делать? ― Оллард с вызовом посмотрел на Дорохова. И вдруг всё понял. ― Ты хочешь…       ― Я могу поднять Малвайн. ― В голосе Дорохова послышались жёсткие нотки. ― На то время, пока ты не управишься.       ― А ты не мог бы, ― Оллард запнулся, ― поднять её навсегда?       ― Магия не даётся даром, маркграф, ― усмехнулся Дорохов. ― Тогда мне придётся жить у тебя вечно. Да и сохранять тело в подобающем состоянии трудно. До зимы можно, но дальше станет сложней. Ты не захочешь смотреть на то, во что превращается твоя жена.       ― Подними её. ― Оллард постарался произнести это повелительно, скрыв горькую усмешку: он, маркграф Оллард, приказывал смерти. ― Сейчас.       Дорохов лишь смерил его долгим взглядом, а затем повёл рукой, чуть пощёлкивая пальцами. Оллард, не отрываясь, смотрел, как передвигаются под кожей костяшки некроманта.       С пальцев Дорохова слетели бледно-зелёные и золотистые искры. Поблёскивая, они осели на неподвижной Малвайн, растворились в её волосах, просочились сквозь кожу.       Малвайн дёрнулась и поднялась. Разом встала на ноги, словно Дорохов потянул за невидимые верёвки марионетки.       Не успел Оллард и слова сказать, как Малвайн шагнула к нему, подняла выпрямленную руку и положила ладонь ему на плечо. Её тонкие, словно кости, пальцы особенно выделялись на его чёрном камзоле.       ― Она может говорить? ― Оллард всматривался в светлые и совершенно пустые глаза, тускло светившиеся на бледном лице. Левую скулу Малвайн обезобразил кровоподтёк. На прикрытых разорванным кружевом ключицах тоже расцвели синяки.       ― Нет, ― покачал головой Дорохов. ― Но может многое другое. ― Он пошевелил пальцами, как будто перебирал по клавесину или дёргал за ниточки ярморочных марионеток.       Малвайн, повинуясь его воле и движению пальцев, отошла от Олларда и присела в реверансе. Движения её были несколько скованными, но, если не приглядываться, если заглушить свет, можно представить, что маркграфиня Оллард жива. Просто немного нездорова.       ― Твоя Малвайн и танцевать может. ― Олларду показалось, что в голосе Дорохова проскользнула зависть. Но как можно завидовать тому, кто убил свою жену? Оллард бы себе только посочувствовал. ― Показать?       ― Не надо. ― Оллард не отводил взгляд от Малвайн, которая застыла, опустив голову в ожидании приказа. ― Какую женщину ты видишь в Малвайн? ― Это вырвалось у него внезапно. Но видеть, каким взглядом Дорохов смотрел на его жену, стало невыносимо.       ― На твоём языке её зовут Тайге. ― Олларду показалось, что в голосе Дорохова проскользнуло нечто, похожее на нежность.       ― И что с ней произошло? ― Оллард подозревал, что ничем хорошим для неизвестной женщины с необычным лесным именем нежность Дорохова не закончилась.       ― Она предпочла другого. Духи леса вообще непостоянные: видят лешего и норовят сбежать с ним. Но теперь она никуда не уйдёт.       Оллард тряхнул головой, как будто это могло помочь избавится от истории о сердечной одержимости Дорохова. Он снова посмотрел на Малвайн. Кем бы ни была Тайге, сейчас она далеко, а его жена ― здесь.       ― Останешься жить в замке, пока я не закончу куклу, ― отрывисто произнёс Оллард. ― Я прикажу слугам приготовить гостевые покои.       Он уже протянул руку, чтобы открыть дверь, как вдруг сзади прошуршало платье, и ладонь Малвайн легла на его спину. Вздохнув, Оллард подал ей согнутую в локте руку.       Маркграф и маркграфиня прогуливаются по замку вместе с гостем: что в этом может быть дурного?