Тридцать один день октября

      Вереск хрустел под ногами, над розово-сиреневыми цветками жужжали пчёлы и шмели, а полуденное солнце нещадно палило. Серый шёл, упорно переставляя ноги, обутые в тяжёлые сапоги, и сверялся по голографической карте, далеко ли им ещё до цели. Временами он посматривал на своих спутников: Еву и Вениаминыча.       Серый обладал самой бесполезной, по его собственному мнению, способностью: он был сновидцем. Мог странствовать по Стране Снов, заглядывая в разные уголки. Даже дважды пересекал зловещее плато Лэнг, и оставался живым.       Способности Евы были куда интересней. Она умела путешествовать по времени. Видела другие геологические эпохи, шагала по призрачной реальности, как по твёрдой земле. И могла брать с собой других колдунов, да и забирать из прошлого предметы ― тоже. Ева говорила, что её способность похожа на ту, которой обладал герой Саймака в повести «Кто там, в толще скал?», но Серый считал, что Ева куда сильней и талантливей персонажа истории.       Вениаминыч тоже не отставал. И хоть он и был старше всего на пять лет, и откликался на Лёху, но Серому казалось привычней звать его Вениаминычем. Как будто от этого Лёха Дружинин становился умней и мог вытащить из любой передряги. Невысокий, массивный, он стригся на лысо и носил кучу амулетов ― наудачу и для работы. Вениаминыч был химерологом, мог сотворить с геномом любой твари что угодно.       После чёртовой магнитной бури в две тысячи двадцать четвёртом всё изменилось. Многие дети обрели магические способности, обусловленные родом деятельности своих родителей.       Дочь геолога и палеонтолога Ева путешествовала по прошлому, сын генетиков Вениаминыч получил возможность создавать химер, а он, Серый, не стал ни лешим, ни повелителем зверей, аки суровая Белоснежка. Его мать верила в Страну Снов и, как оказалось, не напрасно.       При воспоминании о матери Серый вздохнул. Её забрала Дикая Охота три года назад, и теперь мама мчалась с кавалькадой духов и болотными огнями по вересковым пустошам лунными ночами. И встречаться с ней не стоило. Серый горько усмехнулся, чувствуя, как теплеет на сердце.       Его мать умерла во сне, он нашёл её на утро уже холодной. Вглядывался в осунувшиеся черты посеревшего лица, гладил каштановые вьющиеся волосы с проблесками ранней седины, а уже потом сообщил о том, что мать скончалась.       Полевой жаворонок выпорхнул из-под ног и, просвистев пару трелей, улетел за холм.       Alauda arvensis.       Он до сих пор помнил всех птиц этого края, даже научные названия. Всё, чему научил его отец. Серый мрачно сплюнул. Мать была для него святой, а вот отец… Серый вспомнить о нём не хотел. Даже сменил фамилию на девичью матери, когда стал совершеннолетним.       Он не понимал, за что мать любила отца: эгоиста, вечно убегавшего от ответственности. Всегда уходил или ругался, когда кто-то вечером у костра после тяжёлого перехода начинал петь дурацкую балладу об их любви. В «Камнях в холодной воде» он не находил ничего прекрасного.       «Хозяйка Серебряного Ключа» ― песня только о его матери, нравилась Серому гораздо больше. Особенно, когда её пела Ева. Она обладала прекрасным сильным голосом, на её песни слетались крохотные вересковые феи и даже мёртвые огни на вершинах холмов казались теплей.       Серый повернул голову и украдкой посмотрел на Еву. Она шагала быстро, в её движениях чувствовалась уверенность. Лучи солнца играли в выгоревших за жаркое лето светлых волосах, заплетённых в косу, и тонули в карих глазах. Странное сочетание генов, которое Серый видел только у Евы.       Серый провёл пятернёй по выбившимся из-под банданы тёмно-рыжим волосам. Лохматая шевелюра досталась ему от отца, и Серый, глядя на себя в зеркало, понимал, что похож на него внешне намного больше, чем на мать.       Жёсткий вереск покрывал холмы гористой местности насколько хватало глаз. Этот разноцветный верещатник был одной из многих буйно разросшихся пустошей. Вереск с давних пор считался магическим растением, и после того, как магия двадцать шесть лет назад просочилась в мир и затопила его, пустошей становилось всё больше.       Старый колдун Альфред называл это Проклятием пиктов и говорил, щуря глаз, которым видел призрачное мерцание, что скоро все сполна напьются красно-бурым вересковым мёдом. Именно к Альфреду троица и направлялась, преодолевая бескрайние верещатники.       За магию приходилось платить ответственностью: спасать обычных людей от переставших скрываться оборотней и вампиров, разнообразных существ, наконец, просто от колдунов, решивших, что теперь им всё по плечу.       Солнце перевалило зенит и неуклонно двигалось к закату. На темнеющем синем небе в дымке облаков отчётливо белела полная луна. Серый понимал, что до темноты они не доберутся до цели, а, значит, придётся ночевать в вереске.       Сердце кольнуло тоской. В полнолуние по пустошам носится Дикая Охота, а, значит, у него есть возможность увидеться с матерью. Разум и здравый смысл твердили, что не стоит разговаривать с всадниками Дикой Охоты, а душа требовала встречи.       Но Серый отлично помнил ― ему тогда было тринадцать ― что произошло с его непутёвым папашей, когда тот вздумал вылезти в лунную ночь покурить на пустоши. Теперь его серо-голубые глаза вечно горели среди болотных огней эльфийской свиты.       Он вздохнул, запустил руку за воротник рубашки и перебрал пальцами цепочку.       Всё, что осталось ему от матери ― потускневшая золотая цепочка и Серебряный Ключ, покоившейся сейчас в шкатулке с жуткими арабесками.       А ещё старый снимок, который он всегда носил с собой, помня о тех временах, когда ещё был не опытным сновидцем Серым, а Серёжей Ильинским.