~*~
Городок Чарстонвилль находится в соседствующем с Пенсильванией штате Огайо; ровное, мягкое шоссе, за час с небольшим доставляющее до перевалочного пункта в обширном маршруте четверки. На границе двух штатов – скромный дорожный знак: контуры Огайо и белая надпись на голубоватом фоне «Найдете все нужное здесь». Внизу шла приписка сайта, но ссылку намеренно пропустили: каждый знал, что именно он найдет здесь. Моторное масло, обещанную скидку. Еду? Возможный заработок? О последнем сейчас думать не хотелось. Уже через десять минут после отъезда из отеля Роман пожалел, что заговорил о деньгах: не работая в своей жизни ни дня он смутно представлял себе способы заработка в захолустных местечках этой страны. Идею со звонками родителям отбросили сразу: в семье Лэнгдонов кредиток не водилось, родители Вайолет вообще не знают о сути поездки, а Эя отрезала упорное «нет». Нет и все, не переведут они ничего. Насчет украденных вещей Роман не переживал: кредитка, как заверила Эя, заблокирована, наличных не было – да даже если бы и были Роман относился к деньгам с присущим годфринским спокойствием: легко ушли, легко придут. Телефон? Да по возвращении домой он хоть сто таких же купит. Роман странно себя чувствовал. Впервые в жизни столь сильно ощущал ответственность – деньги были его, машина тоже, но в дороге кроме него самого еще трое людей. И в душе детское стремление отстраниться от труда боролось с желанием взять контроль в свои руки. Показать, что он способен. Способен на что-то. Яркие солнечные лучи грели землю, от асфальта шло тепло. Как и каждый дом обладает своим неповторимым, непередаваемым ароматом, так и воздух здесь пах иначе: свежий, словно морской. Чарстонвилль располагался на восточном берегу вытянутого вдоль, точно колбасная палка, озера, и даже в самом центре городка к запахам пыли и масляных двигателей примешивались кисловатые нотки тины. Вдоль всей главной улицы – праздничные растяжки: длинные светлые баннеры, развевающиеся на ветру, крепившиеся к кривым деревянным столбам. Дергающиеся голубые и белые шарики, людская суета, носящиеся, точно бесноватая мошкара, дети. Запахи гриля, сахарной ваты, и глухая, далекая фестивальная музыка: походные барабаны и духовые инструменты. За гомоном источник различить невозможно. Простые, старые строения, не превышавшие двух этажей. Побитый кирпич, дешевый, грязный белый сайдинг, выцветшие вывески бакалейных лавок, контор и магазинов с полупустыми витринами, спутанные провода, отколупавшаяся краска, низкие тротуары, блеклые листовки, слоями копившиеся друг на друге на боковых стенах строений, и аляпистые свежие вывески. Еще один унылый провинциальный городок, без фестивальной бутафории наверняка выглядевший бы голым и унылым. Даже Эя, любившая Хемлок Гроув настолько же, насколько и ненавидевшая его, считавшая свой родной город оплотом человеческой похоти и развращения богатством, при виде Чарстонвилля с тоской вспоминала Пенсильванию. Сейчас, на таком контрасте, Хемлок казался таинственным, туманным убежищем от простоты и отсталости – от провинциальности, которая ощущалась в этом городишке. Форд медленно пробирался по загруженной улице. Впереди – красный грузовичок с открытым багажником: комично смотрелся на упитанном мужчине костюм русалки, его пивной животик вываливался из ткани хвоста, что свисал за пределы авто. Он манерно откидывал криво сидящий парик, и спутанные дешевые локоны придавали образу еще больше уморительного шарма. Дети в восторге прыгали следом за красным грузовичком, отвечая на помахивания русала, явно наслаждающемуся вниманием публики. Позади, обтекаемая детьми, зеленоволосая женщина вела белого пони, по какой-то причине разодетого единорогом. Сухие листья прибивались с пылью к тротуару. Из-за снующих по проезжей части личностей внедорожник долго добирался до поворота на соседнюю, менее загруженную улицу. Дети бегали в тельняшках и дешевых широкополых шляпах, размахивали пластиковыми саблями. Роман много чертыхался, неистово сигналя рассеянной детворе, Эя нервно шутила, что на самом деле они проспали в отеле куда больше одного дня и Хэллоуин подкрался незаметно. Действительно, морская тематика ставила в тупик, и даже фестивальный факт не объяснял пиратских костюмов. Вайолет скучающе следила за семенящими фигурками, спокойно представляя ситуацию, в которой кто-то все же попадает под колеса Форда – ее не трогали эти мысли, будто размышляла она о невинном походе в магазин. Яркое солнце бесило, Вайолет лениво примостила солнцезащитный козырек к стеклу своей дверцы. Дул кондиционер. Было тепло, даже жарко. Вайолет стянула куртку. Автомастерская Пэйна располагалась в одноэтажном строении из простых серых панелей: выкрашенные в тот же цвет двери и оконные рамы поначалу дарили ощущение большой темной коробки. Рядом со входом – большой деревянный гаечный ключ. Над одним из окон – выцветший и поцарапанный оранжево-голубой символ североамериканской нефтяной компании «Gulf». На крыше – вывеска автомастерской: голубой кадиллак с потемневшим именем хозяина. Роман долго смотрел на автомобиль, будто вспоминал свой Ягуар, оставленный за десятки миль, брошенный, точно собственный ребенок. В автомастерской было душно. Громко работал станок. Чтобы не прерывать работу, Пейн вышел на улицу. - Да, Сэм звонил мне, – отмахнулся он от протянутой карточки Романа, тем самым говоря, что никаких доказательств от брата не нужно. Мужчина совсем не походил на своего родственника – был высоким, широкоплечим молодым человеком. Серая футболка пропиталась потом и маслом, и Пейн долго отирал руки мятым полотенцем прежде, чем обменяться рукопожатиями. Вайолет и Эя в мужской разговор не полезли – устроились на аккуратных скамейках возле входа: каждая на своей – красной и синей. Курили и щурились, вслушиваясь в диалоги. Хотелось пить. Пейн спокойно выслушал о краже в отеле – историю, которая должна была показаться неумелой ложью, но ко всеобщему удивлению мужчина издал смешок и хитро улыбнулся, коротко обернувшись куда-то в сторону зарослей деревьев. - Есть у меня для вас одно предложение…***
Издалека продолжали звучать музыкальные переливы фестиваля. Когда четверка услышала о сути «работы», повисло непродолжительное молчание. Пейн объяснил подросткам суть пиратской тематики: основатель их города – а прежде поселения – был прямым потомком капитана знаменитого Мэйфлауэра на котором отцы-пилигримы и прибыли на земли Америки. В честь этого каждый год в день основания деревни затеваются празднования – славят не только саму дату, но и судно, и все, что связано с морской тематикой. На фестивале устраивали шоу – после речи мэра должно идти представление на пиратском корабле. Организаторам как раз недоставало двух каскадеров. Услышав, что нужно заниматься физической активностью, Роман пришел в привычное возмущение. Эя рассмеялась: кузен-то и школьную физкультуру никогда не посещал. Тейт лишь глубоко вздохнул, и что было у него на уме понять было трудно. - Вам неплохо заплатят, – говорил Пейн, точно успокаивая. – Расплатитесь со мной за масло и даже останется. Все выгребли свои вещи из багажника Форда – машину оставили в гараже, Пейн уверил, что к концу фестиваля авто будет готово. До представления оставалось чуть меньше пяти часов. Он самолично отвез компанию до местной театральной студии. На вопрос зачем ответил легкой полуулыбкой. Театральная студия находилась рядом с причалом – музыка стала совсем отчетливой, но от фестивальной площадки их скрывали заросли деревьев; с дороги виднелся кусочек глади озера. Чуть поодаль от жилых домов стояло широкое квадратное строение, обитое голубым сайдингом. Первый этаж – просторная комната с зеркалами и длинным балетным станком, большая раздвижная входная дверь и подсобные помещения с неизменной костюмерной, казавшейся нескончаемо глубокой норой. Было еще отделение с небольшой сценой для репетиций, но основные представления давали в местном концертном зале. Второй этаж жилой – отдельная комната для шитья с черной швейной машинкой «зингер», стопками свернутых тканей, пахнущих бабушкиным сундуком. Театром владела миниатюрная плотная женщина – такая, какую обычно и представляешь в роли учителя танцев и актерского искусства. Глядя на ее габариты невольно задумываешься, догадываясь о том, что в молодости она была еще той зажигалочкой: танцы у шеста, кабаре или что-то в этом духе. Она сразу обозначила, куда сложить сумки – большие сундуки на ключах, куда клали свои вещи все посетители ее занятий. - Тут все будет в безопасности. Роман отстраненно кивал, забрасывая последнюю сумку поверх сооруженного склада. Казалось, уж больше у них красть нечего. Женщина походила на жизнерадостный спелый персик. А узнав, что молодые люди согласились принять участие, искренне удивилась, словно бы даже потухла. - Вы, ребята, будущие профессиональные спортсмены, да? Оба парней залились широкими улыбками – каждый от личного: Тейт о своем будущем вообще не задумывался, и его это прекрасно устраивало, а вот судьба Романа была предрешена еще до его рождения – престижная и беспечная, и уж точно далекая от спортивных стипендий. - А как это связано? – спросил Роман. Все расхаживали по танцевальной студии, будто осматривались в зале музея. Женщина развела руки. - Ну как же! Каскадерские трюки ведь! Вы на какое из представлений подписывались? Все дружно замерли. - На какое из? – раздалось хоровое негодование.***
Солнечные лучи, лившись через огромный проем в раздвинутой двери, бросали длинные свежие линии, исполосовывая толстыми светлыми полосами пол студии. Большие зеркала отражали тепло и яркость улицы. Чирикали птицы. Под пение природы женщина объяснила суть представления, и после речи в повисшем молчании Эя первая разразилась громким мелодичным хихиканьем. В непроизвольном жесте Роман разрезал воздух ладонью. - Что простите? Он услышал. Прекрасно услышали и остальные. Шоу должно было делиться на отдельные представления, происходившие в разное время в разных точках берега: борьба на крыше морвокзала, потом захват судна пиратами и наконец где-то сценарий приводил ко взрыву машин – откуда в вольном воспроизведении исторических событий за семнадцатый век автомобили понять трудно, но до этого уже и не было никакого дела. - Так и что надо выполнить нам? – поинтересовался Тейт. - А на что вы подписывались в контракте? – добродушно отвечала одним и тем же начинавшим бесить вопросом женщина. - Мы ни на что не подписывались! – дергался на месте Роман. – Парень из авторемонта просто сказал, что нужны двое на ваш корабль! Женщина с улыбкой сложила руки. Копошение на улице привлекло внимание. В помещение ввалилась женщина, опуская набитый бумажный пакет к плинтусу возле входа. От громкой отдышки тряслась голова, и покачивались передние пряди темного каре. Эя быстро юркнула к плечу Вайолет, не успев прошептать свой вопрос до конца: - Это же… - Мэгги! – радостный голос владелицы студии громоподобным раскатом пронесся по помещению. Эя трясла руку Вайолет, та в раздражении вырывалась. - Констанция! – все еще пытаясь отдышаться, протянуло в ответ каре. – О, сколько лет! У Эбботов еще открыто? Пит пошел заглянуть к… – затянулся нескончаемый речевой поток двух тучных, радостных женщин и неуклюжие объятия – ровно до момента, пока приставленный к стене пакет не накренился на бок, и плохо утрамбованное содержимое не выкатилось на паркетную доску. Роман бросился помогать, и только тогда новоприбывшая обратила внимание на других посетителей танцевальной студии. - А, ребятки… – прищурилась та, придерживая пакет. - Это ведь вы нам помогали с машиной, – словно все еще не веря, уточнила Эя. - Точно, – заулыбалась женщина. – Полагаю, у вас все получилось. Ироничные смешки был понятны лишь подросткам. Оказалось, та самая Мэгги из синей легковушки, та самая Мэгги-тире-кладезь-историй-про-Вудсток – сестра вот этой владелицы театральной студии. Эя помнила, как именно она спрашивала компанию, не держат ли они путь на фестиваль в Чарстонвилль. Оказалось, держат, и еще какой. Как тесен мир! Все поняли, что только сейчас узнали имя: Констанция – Тейт невольно поморщился, наверняка вспомнив о матери. Поняв, что подростки не просто ее гости, но и попавшие в забавную ситуацию знакомые ее знакомых, Констанция просияла, какое-то время с воодушевлением расспрашивая подростков о беззаботном и пустом. Вскоре же студия опустела: женщины удалились на кухню, шурша несчастным помятым пакетом. - Вот это да! – шепнула Эя, подскакивая к парням. – Какого совпадение? - Я им не доверяю, – поморщился Роман. – Преследуют что ли… Эя беззаботно цокнула, комментируя паранойю брата. Всем предложили напитки, но только Вайолет согласилась на чай. Эя напрямую спросила насчет бурбона, но ее вопрос то ли не услышали, то ли тактично проигнорировали. Затянулся долгий час ожидания: ждали парней-каскадеров, которые должны были объяснить суть сценария и прогнать номера. Тейт спокойно уснул на лавке внутри студии, от скуки Эя же напросилась на экскурсию по дому, надолго потонув в теплом пыльном мареве крошечных комнат. На узкой веранде – массивные деревянные качели, подвешенные к крыше; цепи тихо поскрипывали. Вайолет медленно отпивала маленькими глотками холодный чай из стакана: не сладкий приторный напиток, а настоящий чай с кусками льда, постукивающими о полированную керамику. Шумели яркие кроны деревьев. Совсем скоро северный ветер снесет листья, будто отберет жизни. В который раз. Непрерывный круговорот природы: что-то умирает для того, чтобы родилось новое. С каждым часом ее новой жизни Вайолет казалось, что отмирает и что-то в ней самой, давая зарождение чему-то свежему, ранее неизведанному. Сильно тянуло жареными сосисками. Чай пах жженой травой. Волоски у лица нервировали покалыванием, раздуваясь от слабого ветерка. Застилали взор. Мягкий стук нубуковых каблуков: Роман прошагал по деревянному настилу. Последние полчаса он нервно семенил по помещению, будто его нутро вообще что-то брало и могло тревожить. - Глубокие мысли? Тонкий запах его одеколона. Раньше она чувствовала его в школьном классе – неизбежно вдыхала и раздражалась, сама не зная почему. Теперь же она могла гордо признавать, что ощущала его с потом, слизывая горьковатый привкус прямо с теплой кожи. Все произошло как в тумане, события минувшей недели – словно одна минута. Вот так это и происходит: раз, моргнул – и уже пролетела половина жизни. Не меняя сфокусированного на кронах деревьев взгляда она покачала головой. Засосала нижнюю губу, смакуя прохладную влагу. - Что-то не так. Он не присел рядом. Остался стоять, слабо сжав пальцы в кулаки. Будто от бессилия – внутренний инстинкт. - Тревога? Она медленно кивнула. Блестящие от жидкости губы дважды поджались – жест, словно она не то что подбирала слова, но силилась вообще найти ответ. - Знаешь, словно предчувствие. Роман быстро кивнул. Чувство ему знакомое – когда внутри что-то трепещет, какая-то неясная внешняя сила, пытающаяся что-то сказать, побудить к действию. Но посыл неясен, размыт, и Роман всегда продолжал избегать мыслей о необходимости действительно что-то делать с этим чувством – тем более пытаться понять его. На деле же он просто бежал от самого себя, ссылаясь на то, что не понимает, чего вообще от него хотят. - Ты это, – он неловко опустился на деревяшки качелей рядом, неумело пытаясь подобрать слова, – не думай об этом. Деньги достанем, все будет хорошо. Вайолет вяло, совсем незаметно помотала головой. Дело было вовсе не в деньгах и не в страхе не добраться до конечной цели – места назначения, которое важно было даже не ей самой, а Эе. Но по незнанию причины своей тревоги возражать не стала. Роман попытался утешить – коряво, как мог, но все же. Листва шуршала под потоками ветра, лед в стакане растаял. К четырем часам помещение потеряло свою сонную меланхолию, и студию наводнили крепкие парни: по слухам один из них был настоящим каскадером в Калифорнии. Все были похожи, словно на подбор, так что идею с запоминанием имен тактично отбросили. Тейт нехотя оторвался от скамьи, без особого желания прерывая свой сон. Пока юноши объясняли план предстоящего выступления, Роман все продолжал судорожно трогать уложенные воском волосы, крутясь возле зеркальной стены. Женская половина заняла скамью, точно публика на выступлении, и от зрительского присутствия идея с каскадерством нравилась Роману все меньше и меньше, будто тревога Вайолет передавалась и ему самому. Эя невольно приковывала внимание мужской половины, и это смутно его раздражало; ее темные волосы мягкими волнами касались локтя, когда она склоняла голову на бок, опираясь на тонкую руку и, ловя корпусом теплый солнечный луч, прикрывала глаза. Вайолет видела это. Видела хмурые взгляды Романа, что бросал он на крепких парней, следя за их жадными взорами, и сжималась в неясной тоске, словно у нее было право ревновать. Уличный ветерок раскачивал звонкий китайский колокольчик на террасе. Свежие потоки ветра гоняли по паркету пыльные комочки. Восемь человек попарно рассортировались по залу, напоминая группу на занятии по какому-нибудь каратэ. - Смотрите, – доставшийся Тейту напарник громко объяснял присутствующим план действий, – драка на корабле займет минут семь. Вначале у всех будут сабли, затем в двух парах у партнеров сабли выскочат, и остаток боя пройдет в рукопашную. Сейчас мы посмотрим, что могут наши новые помощники, и тогда уже решим, какие это будут пары. Идет? – взгляд на Тейта, затем на Романа. Сдаваясь на милость, те лишь развели руки в капитуляционном жесте. В воздухе стояло ощутимое веселье, расслабленное настроение, словно парни не то, чтобы не доверяли Тейту с Романом, но сомневались в их способностях: Тейт даже не снял рубашку, и соседняя пара парней уже давно посмеивалась над этим фактом. Напарник Тейта принял стойку. - Я бью, ты делаешь блок, – пояснял он, подкрепляя слова медленными жестами, – я снова бью, ты уклоняешься, присаживаешься и «перекидываешь» меня через плечо. Я прыгаю и приземляюсь на пол. Ясно? Тейт отстраненно кивал. - Давай на счет. Раз, – мягкий, замедленный «удар» кулаком, – два, – блок Тейта, – три, – юноша медленно, демонстративно занес другую руку, – четы-ыре, – Тейт пригнулся, – пять… Парень приготовился к прыжку, чтобы оторваться от пола и «перелететь» через напарника под небольшую страховку. Когда же его спина с грохотом коснулась паркета, в зале громко охнули. Никто не думал, что Тейт воспримет действие настолько буквально, никто и не ожидал, что ему хватит сил самолично уложить крепкого «противника» на лопатки. Эя вцепилась в сидение скамьи, Вайолет в ужасе прикрыла рот рукой. Светлое месиво из кудрей падало на лоб юноши, застилая взор; Тейт смахнул волосы рукавом. - Блин, чувак, прости, я не рассчитал, – и подал руку замершему на паркете парню. Но тот лишь рассмеялся, поднимаясь на ноги. - Вот это сила, – удивленно разминал плечи тот. Казалось, весь зал выпустил надолго задержанный вдох. – Ладно, теперь вы, – обратился он к соседней паре. Роман засучил рукава свитера, снял часы и отложил на сложенные рядом коврики. Нервный кивок. Другая последовательность, но суть одна: повторился счет, повторились движения, а затем воздух разрезал свист, и мощное тело напарника приземлилось на пол без его на то ведома. Вайолет зажмурилась. Роман развел ладони. - Че-ерт, – протянул Тейт. - Че-ерт, – повторил Роман. Казалось, будто он и сам не ожидал от себя такой мощи. То ли внутренняя сила, то простое желание не отставать от Тейта в глазах девушек, но остальные захлопали. Еле сдерживая улыбку, Роман помог юноше подняться. - Да вы силачи! – подбадривал растерянных парней напарник Тейта. – Отлично! Давайте на минуту прервемся… – разминал он ушибленный бок. Зажужжали разговоры, замелькали тела, на яркой паркетной доске двигались тени, перемежаясь с теплыми полосками солнечного света. Двое парней веселились, ребячливо и лениво отрабатывая прием. Хозяйка грузно удалилась за напитками, ее сестра ближе придвинулась к девушкам: она о чем-то спрашивала, Эя что-то отвечала, но слов Вайолет не слышала. Она смотрела на Романа, а он отвечал тем же, замерев возле станка, растирая свободную от часов кисть руки – с ним говорили, но смотрел он на нее, отстраненно кивая собеседнику. Ее слабо трясло, точно от внезапного жара, и она прятала влажные ладони под бедрами. Она смотрела на Романа, хотя думала о Тейте: его сила напомнила о детстве, о подвале, об ударе и синяке, и внезапной ноющей болью укололо колено. Немигающий, пронзительный взгляд Романа – настороженный, будто вопрошающий. Она словно хотела ответить, но губы лишь дрогнули, точно склеенные. - Твоя мама звонила. Голос ворвался в сознание, будто из пустоты, словно вырвался из вакуума. И точно как в фильмах возвращается звук из оглушившей тишины, так и голос Тейта вывел ее из транса. Она обернулась. - Что? Тейт стоял совсем рядом, возле края скамейки; светлым ореолом от раскрытого входа подсвечивалась его кудрявая макушка. - Твоя мама звонила. Она молча смотрела на юношу, будто не понимала слов. Всех внезапно привлекло действо. - И что ты сказал? – ее голос, внезапно показавшийся неимоверно громким. - Я не успел взять. Перезвонишь? Вайолет молчала. Всеобщие взгляды раздражали. - У меня разрядился. - Возьми мой. Тейт тянул ей устройство – так по-детски наивно, ангелоподобно. От гнусного контраста затошнило, и Вайолет не могла понять, почему думает совсем не о родителях. Вскочила, молча направившись к выходу. - Ты куда? – чей-то вопрос за спиной. - Гулять, – резко бросила та, спрыгивая со ступенек, уже не зная, услышали ли ее ответ. Всеобщее замешательство прервала Констанция, стискивающая в руках необъятный поднос со стаканами минералки. - Правильно, идите на пирс, – обращалась она к Эе. – Побудьте там до начала представления. Здесь слишком много мужской энергии, – и засмеялась, не то от собственной шутки, не то пытаясь развеять повисшее напряжение. Эя поднялась, будто бы в извинительном жесте поджав губы. Тейт так и остался стоять на месте, стеклянным взглядом уставившись на опустевшую скамью, сжимая нагретый от мертвой хватки сотовый.***
Обширная открытая территория, граничащая с озером, еще сутки назад представляла собой ровный газон, где спокойно совершались медитативные утренние прогулки. Сейчас же у границы с растительными насаждениями установили открытую сцену, украшенную гирляндами из ракушек, морских звезд и прочей водной атрибутики. С вершины своего пьедестала развлекали младшую публику костюмированные пираты. Еще недавно звучавший квартет удалился в другую часть городка, и из колонок лилась задорная музыка. Тут и там дымились угольные грили, распространяя запахи копченостей, крытые палатки раздавали детям сахарную вату и печеные яблоки. Парень в широких штанах цвета хаки и черной банданой жонглировал мечами, мужчина с нарисованными усами помогал всем желающим освоить стрельбу из лука в большие деревянные мишени – естественно, с морской тематикой. Кто-то фотографировался сам или фотографировал родственников, дети кричали и бегали друг за другом, размахивая маленькими саблями, умиротворенные старички глядели на пристань, подпирая бока руками и гордо вздергивая подбородки, сверкая оправами солнцезащитных очков. Кто-то ел за большими деревянными столами, кто-то расстилал пледы, соседствуя с разворачивающимися игрищами детворы, кто-то участвовал в соревнованиях, но почти все – хоть чем-то, но отличившие себя той или иной «меткой» праздника: будь то пиратская повязка или темный жилет, нелепо надетый на белое поло, пестрая юбка или шляпа с самодельными перьями. Казалось, жители Чарстонвилля чрезмерно гордились своей истории и считали принятие участия во всеобщем представлении не просто своим гражданским долгом, но неотъемлемой частью жизни. Во всеобщем безумии потонули и Вайолет с Эей. Шум, беготня, непрестанная деятельность, музыка, что била по барабанным перепонкам, крики и хохот, плеск воды, внезапные аплодисменты и смесь запахов – все это поглощало и окутывало. И было таким контрастирующим с той тишиной прошедших дней. Пахло водой, даже морем. Возможно, именно бутафория подстегивала воображение, подпитывала органы чувств: неподалеку от пристани величественно возвышалось трехмачтовое судно, стилизованное под голландский флейт – тип незабвенного «Мэйфлауэра». Корма и порт состарены; темная краска блестела на солнце. Все паруса опущены, лишь на самых вершинах двух мачт грациозно развевались флаг Великобритании и красный крест флага Англии. Судно стояло в скромном одиночестве и безучастии, дожидаясь своего часа. Дети плясали на пирсе, подстегиваемые адреналином от вида длинноволосых русалок, чьей заботой было развлечение публики: костюмы девушек сияли на солнце, переливались пайетки, блестели изумрудные украшения. В восторг приводили те, чьи хвосты действительно показывались из воды – казалось, температура настолько теплая, что толпа с детским восторгом следила за русалочьим плесканием возле берега, и только легкий слой гусиной кожи напоминал о месяце года. Вайолет лежала на траве, на слое сухих листьев, раскинув руки и глядя на ослепительно голубое небо. Ничто вокруг не заботило: ни бегающие совсем рядом дети и собаки, ни дымок от гриля, изредка слишком менявший направление под ветряными потоками, ни холодок остывающей земли. Гул площади был тем, в чем она нуждалась – звуки отвлекали от мыслей. В тот момент казалось, что она одна во всем городе – во всем штате, так близка одновременно к земле и небу. Как долго она так лежала? Пальцев касались мелкие сухие травинки, земля пахла приближающейся осенью. Внезапно рядом кинули картонную коробочку и плюхнулось чужое тело; мелькнули пряди темных волос, и Вайолет только тогда поняла, что все это время Эя развлекала себя сама. Из коробочки пахнуло жженой карамелью. Эя облизала липкие пальцы. - Стащила? – не сменив позы лениво спросила Вайолет, лишь прикрыв глаза. - Купила, – будто бы обиженным тоном отозвалась Эя, устраиваясь рядом. Ответ вернул Вайолет к реальности, к причине поездки. Она купила яблоко, хотя и оказались они в этой дыре как раз из-за нужды в деньгах. - Очень разумно. - Что? Всего-то пятьдесят центов, – она и сама не знала, зачем это сделала; она ведь даже не любила сладкое. Хотела позлить? Карамель противно жгла язык. Вайолет качнула головой, почувствовав под затылком хруст давно опавшего листа. Солнце легкими касаниями грело кожу, слабый ветерок раздувал волосы. - Вы с братцем одинаковые, – язык словно горел от желчи, и хотелось говорить и говорить, и продолжать язвить и обижать. Ковыряя букву «R» принта толстовки «The Cramps», Эя подвинула голову, обращая на профиль Вайолет укоризненный яркий взгляд. Эя была в восторге от противоречия: девушка, спавшая с ее кузеном, вдруг начала осуждать его же расточительство. - Лицемерка. Она произнесла это со смешком, словно в шутку. Вайолет – не без прищура –открыла глаза. Она не злилась, она хотела дослушать весь букет упреков. - Ты умереть решила или типа того? – вдруг спросила Эя. Вайолет вздрогнула. Левая рука инстинктивно вжалась в траву. - Чего?! Облизнувшись, Эя с улыбкой переключила внимание на появившееся кучерявое облако. - Я слышала о таком. Скучные девочки решают покончить с собой, но перед этим пускаются во все тяжкие и делают то, на что кишка была тонка всю жизнь. Меняются привычки, поведение. Начинают спать со всеми подряд… Вайолет выслушивала со все больше нараставшим внутренним негодованием. Она ожидала порицание, а не психоанализ. Водя рукой по колючему газону, с силой закусила губу. Скучные девочки? - Не понимаю, о чем ты. Эя усмехнулась, сгибая длинные стройные ноги в коленях. - Да брось, думаешь, я не знаю, почему Роман позвал тебя с нами? Пальцы вонзились в траву, под ногтями – земля. Гнев бурлил в крови. Кровь. Именно она была причиной. Никакого предсуицидального поведения – Вайолет тешила себя мыслью, что точно знала причину, по которой была здесь. - Ты ничего обо мне не знаешь. - Тогда что за хрень была там с телефоном? Твои не знают причины поездки? Шуршание – Вайолет помотала головой. - И как долго ты сможешь игнорировать их звонки? Думаешь, строя из себя оторву все как-нибудь само рассосется? Раз уж начала притворяться, доводи дело до конца. Ври до конца, но не думай, что крутой образ сможет скрыть от других твой страх. Вайолет не понимала, почему продолжает лежать как лежала, лишь приоткрыв рот, силясь подобрать слова в ответ. Внезапный приблизившийся хруст и топот ног развеял запал. - Ки-йя! – подбежавший пухлый малыш наставил на Эю острие игрушечной сабли. Его нависшая тень прервала солнечные ванны. - Кыш! – махнула рукой Эя. Мальчик замер, надув щеки. Эя приподнялась на локте. – Пошел отсюда! – и треснула ладонью по земле. Мальчик вздрогнул и с громким пиратским выкриком помчался прочь, не то в испуге, не то и вовсе не придав значения. Укрываясь от солнца ладонью, точно козырьком, Вайолет лениво смотрела, как Эя поднимается с земли. - Ты обращаешься с людьми как с дерьмом. - Нет, я просто пропускаю этап с любезностями, – ее темная фигурка ровным шагом удалялась прочь, растворяясь в фестивальной сутолоке.***
Мэр города произнес речь, склоняясь над слишком низкой микрофонной стойкой. Что-то о почете и гордости, что-то об истории и вольностях в реконструкции. Два ретривера делили извалявшуюся в траве сосиску возле покинутого гриля. Вся территория словно опустела, люди сконцентрировались вокруг сцены, пчелиным улием роясь в одной точке. Деревья, потерявшие часть былой летней листвы, мягко поддавались легкому ветру, и шуршали пожелтевшие листья тонкоствольных нисс. Пышные зеленые дубы могучими защитниками укрывали под своей листвой певчих птиц. Высунув руки и головы из машин, люди слушали даже с дальнего расстояния обочины. Затянулись аплодисменты, а затем под барабанную дробь и залихватскую фразу мэр указал пальцем в сторону сооруженного строения поодаль от причала, и людская толпа потянулась к смотровому пространству. Импровизированный морвокзал высотой с четырехэтажный дом: под музыку и крики началось представление – прыжки, быстрая мелодия, лившаяся из колонок. Каскадеры дрались и дрались и под удивленные выкрики эффектно падали, спрыгивая на выложенные у основания коробки. Вайолет и Эя наблюдали со стороны, держась от толпы на расстоянии. Больше, чем само представление, привлекал их внимание величественный корабль, что простаивал по ту сторону длинного пирса – наверное потому, что они осознавали грядущее. Журчала вода, мелкие, сверкающие на солнце волны разбивались о береговые, затянутые скользкой тиной камни. По параллельной пристани дорожке вышагивали Роман и Тейт. Позади, неспешно, точно прогуливались, Мэг и Пит – тот самый Пит, который так любезно помог им с автомобилем на пустой дороге. Увидев Пита, обе девушки невольно вздрогнули, кожа покрылась слоем непрошенных мурашек. Быстро переключаясь, завидев костюмы парней, Эя присвистнула. На Тейте – кожаные узкие брюки, светлая туника с глубоким вырезом на шнуровке, подхваченная пояском на талии. В руках – коричневая треуголка с пушистым алым пером. Романа одели в более свободные темные бриджи, свободно висевший на талии пояс и кружевную рубашку с воланами на рукавах и жабо, сверху – темный жилет. У обоих – высокие ботфорты с отворотами на шнуровке. Костюмы, не имевшие под собой никакой исторической достоверности, но выглядевшие столь эффектно, что прощалась любая неточность. - Дамы, – махнул шляпой Тейт, склоняясь в шутливом театральном поклоне. На закатывание глаз Эи Вайолет издала смешок. Роман молчал, всю дорогу угрюмо переставляя ноги. - Вайолет и Эя, верно? – уточнил имена Пит. При свете дня его короткие седые волосы отливали платиной. Девушки закивали. Было действительно странно встретить этих людей вновь, словно мир и правда – одна тесная маленькая комнатка. На пораженные выражения юных лиц мужчина повторил объяснение жены, мол, заехали они на один день, на фестиваль. Мы же вам говорили. - Чего ты там возишься? – обратилась Эя к Роману, видя, как кузен продолжал дергать отвороты сапог. - Эти штуки велики размера на три. - Так подвяжите шнуровку к поясам, – добродушно предложила Мэгги. Все подняли взгляды на женщину. – Развяжите шнуровку сапог, поднимите отвороты и привяжите к поясам брюк, – развивала она мысль. – Под рубашками никто и не заметит. Пит отмалчивался, девушки пожали плечами. Юноши сделали как было предложено. Теперь сапоги хоть и болтались в голенищах, но не должны были слететь. - Ну, как я выгляжу? – расправил руки Роман, щурясь на солнце. Выглядел он действительно хорошо, как настоящий капитан корабля. Посматривая на него, Вайолет почувствовала странное щемление в груди, до этого испытанное лишь раз. Мэгги разлилась в комплиментах, глядя на парней с нежной тоской не то по ушедшим годам молодости, не то с любовью заботливой матушки-наседки. - Не поощряйте его, – с улыбкой хлопнула ладошкой Эя по торсу Романа так, что прошуршала свободная рубашка. – Его это раззадоривает. Роман в улыбке поймал ладошку сестры, нежно сжав пальцы. Смеясь, Вайолет с Тейтом переглянулись. Он тоже выглядел иначе – в такой одежде совсем по-другому. Никогда она не видела его без пыльного налета гранжа и не думала никогда, что разделить его с фланелевой рубашкой и драными джинсами вообще возможно. Он странно на нее смотрел: что-то среднее между угрожающей опасностью в ее спальне тем роковым вечером и добродушной усмешкой в стиле «не думай, к теме звонка родителям мы еще вернемся». Занятые представлением зрители не заметили – а, может, не захотели обращать внимание, – как к напоминавшему букву «г» соседнему рыболовному пирсу пришвартовали баркас, переделанный в пиратское судно. С палубы активно замахали руками. - Кажется, вам пора, – подставляя от солнца ладонь ко лбу козырьком произнес Пит. Они двинулись по деревянному настилу пристани. Замыкая группу, Роман уличил момент. - Ты как? – его пальцы мягко сжали ее талию – рука не обхватила тело, он коснулся слева, где и шел, словно пряча прикосновение от посторонних глаз. Губы сложились в ровную тонкую линию: Вайолет лишь прищурилась, глядя на крошечное «пиратское» судно, зная, что скрывалось за вопросом, но не зная, как ответить. Его касания отдавали теплой пульсацией, и Вайолет быстро увернулась, лишь молча сжав его локоть – будто бы в немом ответе. Она видела, как оборачивался Тейт – то и дело, вышагивая впереди, косился, будто бы лишь на настил причала. Алое перо треуголки, словно кровавое предостережение маячило на фоне серых деревяшек. - Вы точно знаете, что делать? – единственный ее вопрос. Щурясь, Роман лишь коротко сморщил точеный нос: не то умиляясь заботе, не то и сам не зная ответа. Каскадеры помогли ребятам залезть на судно, а затем один из парней отпустил швартовой столбик, отталкиваясь от пирса подошвой идентичного сапога. Лодка покачнулась, держа направление в сторону корабля.***
Колонки разрывало от быстрой, воинствующей мелодии. Очарованная толпа аплодировала, с интересом поддерживая действие на палубе: в солнечном свете сверкали шпаги, блестели пряжки на ремнях, неистово тряслись перья на шляпах. Каскадеры заскакивали на кормовую часть, спрыгивали, слетали на канатах и непрестанно вертелись в сальто – все перемежалось с размахиванием клинками и уверенными выпадами в сторону «противников». Дети неистово прыгали на досках причала, размякшие от воды русалки вяло били хвостами по воде, со знающими улыбками поглядывая на корабль. Судно покачивало. Чувствуя на себе взгляды зрителей Роман и Тейт пытались не отставать от других, ориентируясь среди выставленных бочек, грузно передвигаясь в широких сапогах. - Забавно вы придумали их подвязать, – нанося удары, успевал комментировать привязанные голенища сапог к ремню напарник Романа – фраза, встреченная одобрительным смехом соседей – тех, кто услышал. Роман отбил фальшивый, но сильный удар сабли, пригибаясь, кое-как следуя за сценарием. Свободные рукава рубашки пузырились от движений, точно флаги на мачтах. Было странно от забавного контраста: с берега зрителям хотелось верить, что на борту происходит настоящее сосредоточенное сражение, а на деле парни-каскадеры спокойно, словно как между делом обсуждали обувь. - Так ведь и правда удобнее, – запыхавшись, отвечал Роман, мельком глядя на опущенные голенища сапог других. – А вы чего так же не сделали? Быстрые обмены взглядами, смешки. Продолжалось представление. Из руки Тейта «выбили» саблю, его напарник замахнулся, Тейт подставил локоть – все нежно, почти едва касаясь. - Сейчас перебросишь меня, но только не на бочки, – предупреждал его каскадер с улыбкой. Тейт, бледный, безэмоциональный, ненароком оглядывался на настил из матов.***
Обхватывая себя рукой, Вайолет не отрывала ото рта ладони, нервно наблюдая за действием. Все было красиво, издалека все выглядело по-настоящему, но нервный ком в животе не давал ей насладиться представлением с тем же азартом, что и жителям городка. Рядом Пит – изредка свистел, с широкой улыбкой обнажая ровный ряд зубов. Сложив ладони под подбородком, Мэгги не двигалась, ветерок сдувал ее челку со лба. Эя натягивала рукава толстовки: ее взгляд быстро бегал, и Вайолет понимала – следит она за конкретными людьми. За двоими ли сразу? А затем – взрыв. Сперва лишь звук: с палубы ли или из колонок? Громкий, бодрящий; Вайолет успела лишь вздрогнуть. Тело напряглось, словно став одним железным бруском, и разум не сразу зафиксировал черный фонтан, искры и клубы дыма…***
- На счет три прыгайте в воду! – крикнул парень в черной бандане, перелетая на веревке над палубой. Солнце слепило. Щурясь, Роман нашел взглядом Тейта: шляпа давно слетела, чужой кулак бьет по грудине, Тейт отбивался, перепрыгивая между матами. Дожидаясь, пока его напарник эффектно встанет на ноги после «падения», Роман выглядывал за борт, будто оценивая возможности. Как это – прыгать? Было ли это запланировано? Говорили ли об этом им на репетиции? Черт упомнит, он все прослушал! И что он вообще творит? Напарник Тейта тактично уводил его в бою к борту. - Два! – вскричал кто-то. Роман пригнулся от удара. Сердце забилось, ноги вдруг подкосило. От жара запылало тело. Напарник кивнул, место посередине палубы расчистили. - Три! Бочки взорвались словно по команде, черным месивом орошая воздушное пространство. Все разом пригнулись и, оттолкнувшись от палубы, подпрыгнули, перелетая за борт. Двое – кто именно заметить не было времени – утащили за собой Романа и Тейта. Удар о воду затмил собою оглушающий взрыв, и никто из них не услышал бурных аплодисментов с берега.***
Раскрыв рты обе девушки смотрели на дым, что медленно, но уверенно рассеивался над величественным кораблем. Три головы всплыли над поверхностью, резкими движениями стряхивая воду с волос. Не те. Не они. Казалось, музыка стала еще громче. Окончилось представление, толпа начала рассеиваться, отходить с причала. Трещали доски настила, дети визжали от восторга, наперебой засыпая родителей репликами об увиденном. Кто-то вновь заговорил в микрофон со сцены. Пит обернулся к девушкам с довольной улыбкой. - Как вам? Эя слабо улыбнулась, Вайолет все заметнее бледнела. Шли секунды, переодетые матросы вылезали на пирс, но знакомых лиц все не было. *** Вода, точно контрастный душ, выбила воздух из легких. Сперва собственный вдох, а затем – лишь звон в ушах, все нараставший, словно силящийся и вовсе оглушить. Сковавшая прохлада испугала не столько температурой, сколько неожиданным действием озерного водоворота: мутная, вспененная вода поглотила тела, и единственным маячным огоньком стал солнечный свет, ласково выманивающий на такую близкую поверхность… Вот только была она намного дальше, чем казалось. Из-за пузырей воздуха и взбаламученного осадка со дна видны были лишь собственные руки, инстинктивно загребающие водные слои. Рукава рубашек раздулись и грузными, намокшими комьями тянули вниз. Но самым страшным было не это. Вода стремительно набиралась в сапоги, столь любовно подвязанные к поясам брюк, – теперь служившие удобными кожаными ковшами для жидкости. Наполняя раздувшийся материал, тянула вниз, ко дну, и ужас сковал тела юношей. Они не могли всплыть, грузным, предательским камнем обувь утягивала все ниже. Роман подумал о матери. Почему-то именно она первым делом всплыла в сознании. Ни мысли о спасении, ни какой-то план – лицо матери. В тот вечер, один из многих, когда только что принесенный прислугой ужин источал ароматы утиной поджаристой кожицы и размякшего от плиты розмарина. Оливия разбила бокал, в исступлении швырнув его на пол. Роман тогда вновь ее разочаровал. Разочаровал. Это было ее слово, будто оно принадлежало ей, словно она его и придумала. Тогда Роман так не считал, о нет, он не разочаровал, он просто ослушался. Вновь сделал по-своему. А сейчас он впервые в жизни послушал кого-то кроме себя. И к чему это привело? Он тонет, умирает самым постыдным для себя способом – захлебнуться в захолустном городишке, переодетым в дешевый костюм пирата, на глазах у объевшейся мясом толпы, пытаясь заработать денег на бензин. Кто он? Роман ли Годфри? Или кто-то другой? А мать все повторяла: разочаровал. Разочаровал семью, фамилию. Нет, он не сделает ей такого одолжения, не подарит минуты наслаждения и радости от своей правоты.***
Тейт видел пузырьки, заволакивающие взор. В его сердце бился образ – образ девушки, чьи волосы всегда сверкали на солнце здоровым блеском, чьи тонкие пальцы касались вещей, всегда таких обыденных, теперь казавшихся далекими и недосягаемыми. Вода начинала жечь в груди, он не сразу понял, почему тонет. Инстинкт заставил дергать шнуровку сапог. Для нее. Ради нее... Ему хотелось в это верить, он убеждал себя в этом. Гнал от себя мысль, игнорировал правду: он должен довести задуманное до конца, он должен. Для отца. Ради себя…***
Двое каскадеров выбрались на пирс по склизкой лестнице. Вода бурными потоками хлынула с тел на настил. Фигуры возвышались на деревянной доске, вглядываясь вдаль на водную гладь, будто пытаясь заглянуть за корму. Девушки-русалки, словно чувствуя напряжение, переворачивали засахаренные тела и в ступоре устремляли взгляды в том же направлении, словно это могло помочь. Кто-то – самая трезвая в опьяняющей опасностью ситуации – адресовала вопросы под опорными столбами. Секунды били в висках, точно отщелкивая свой собственный замогильный ритм. Вайолет бросилась вперед, наперекор толпе, почти расталкивая замешкавшихся ленивых зевак. Пролетев весь пирс, в смутном заволакивающем тумане ориентируясь на две мужские фигуры, не раздумывала ни мгновения, бросившись со всего разбегу в сероватые воды озера. Стоявшие парни озадаченно отшагнули, в ступоре следя за миллионом сверкнувших брызг. - Вай! – выкрик Эи угас в громком всплеске. Бросившись за ней следом, оставляя позади пожилую чету, она замерла на краю пирса, игнорируя людей, что заинтересованно оборачивались на всплески. Быстро двигающийся нежно-розовый силуэт, исчезнув под водой, удалялся все дальше от берега. - Где они? – задрожала Эя рядом с вымокшими каскадерами. - Они привязали сапоги к ремням, – странно улыбались парни, хотя и не без опаски наблюдая за уплывавшей девушкой. Завидев ошарашенное лицо Эи, быстро посерьезнели. – Да не волнуйся, там- Поняв произошедшее, Эя едва дернулась корпусом, бросила быстрый взгляд на свои ладони и, сильно моргнув, выдохнула и спрыгнула с пирса следом: плавный, отточенный, почти профессиональный прыжок девушки, которая так ненавидела занятия в пансионском бассейне. Мягкий, несдерживаемый внутренний стон от касания с водой поник в вакуумной тишине. - -да стой! Черт! – не успели они ее остановить.***
Действия, такие заторможенные, будто пластилиновые – когда сжимаешь полутвердый материал, пытаясь придать ему желаемую форму. Жгло в носу, с каждой секундой все сильнее сдавливало легкие. Взбаламученная вода – словно разведенная в стакане сода. Волосы застилали взор, заторможенными волнами двигаясь перед лицом. Жилет раздувался, мешаясь под руками. Уверенной поступью идя ко дну, Роман и сам не понял, каким образом удалось отключить мысли о матери и когда он понял причину произошедшего. Сапоги. Нужно было немедленно их снять. Он задергал шнуровку с такой силой, что смог почувствовать жжение на сгибах пальцев. Но кроме этого действие ни к чему не приводило – узелки были завязаны намертво, словно он и не собирался их никогда снимать. Лишь дергался застегнутый поверх бриджей ремень, остро впиваясь в спину. О чем он только думал на суше? Жжение. Жжение, жжение и только оно сейчас пульсировало во все новых частях тела, и мелькал безлунно-зеленый цвет водорослей. Словно демоническая фея блеснуло что-то со дна – а, может, то и не дно было вовсе. Игра света, будто насмехалось само солнце. Внезапный блеск напомнил сверкание пряжки ремня…***
Вайолет не понимала, куда плывет. Поднятый со дна песок и мелкие водоросли мельтешили перед глазами и не позволяли увидеть дальше собственной руки, а потому идея с добровольным спасением внезапно показалась глупой, абсурдной. Сбоку мелькнул пугающий темнотой каркас судна. Мышцы наливались убаюкивающей тяжестью. Тейт остервенело дергал шнуровку. И когда уже казалось, что вот сейчас легкие разорвет от давления, шлевка на брюках поддалась. Воздуха не хватило, Вайолет вынырнула, жадно хватая ртом живительную свежесть. Ослепительным сиянием сверкала водная гладь, упиравшаяся в лесной массив по другую сторону от причала. Вода заливала глаза, ноги яро бились под водяным слоем, руки безотчетно шлепали по поверхности. Солнце било по макушке, с берега лилась раздражившая мелодия. Оказалось, она оплыла вокруг судна, и, только она была готова вновь погрузиться под воду, в нескольких метрах от нее начали выныривать головы. Роман. Он смекнул стянуть удерживающий обувь ремень, и как только пряжка двинулась в свободном плавании, ноги выскользнули из отяжелевших сапог, и он дернулся, остервенело рвясь навстречу солнечным бликам. - Роман! – Выкрикнула Вайолет. Мелкие волны били по лицу, вода попадала в рот, и девушка отплевывала безвкусную жидкость. Появившись над водной гладью точно буек, он рвано всхрипнул, закашлявшись. Рядом – чужая макушка: совсем близко, удерживая его тело. - Ты как? – украл ее вопрос чужак. Головы двигались над поверхностью, точно поплавки. Роман утер глаза, криво цепляясь за мужское плечо. Вайолет держалась рядом, вдруг остро почувствовав себя глупой дурочкой. Зачем она бросилась в воду? - В норме, в норме, – повторял Роман шершавым голосом. Его склеенные от влаги ресницы казались еще темнее. Щурясь, он увидел Вайолет. Губы его разомкнулись в маленький кружочек, лицо приняло странную вопросительную эмоцию. – Да не лапай меня! – отпихнулся он от каскадера. К удивлению Вайолет, тот лишь усмехнулся; его намокшая бандана приклеилась к остриженной голове. - Роман! Слава богу! – Оклик подплывшей Эи. – А где Тейт? Ноги под водой точно сковало холодом. - Он с другой стороны прыгнул, – отозвался каскадер. Послышались размытые женские крики, и все разом кинулись в воду. Никто не ожидал увидеть Тейта на пирсе – мокрого, сдерживаемого мужскими крепкими руками – такими же вымокшими, облепленными одеждой. Другой парень сидел на досках, и по крикам и ругани стало ясно: Тейт его ударил. Привлекаемые сценой, некоторые стали оглядываться. Думали ли они, что это тоже часть представления? Девушки-русалки терлись на берегу, не зная, что делать. - Стойте! Стойте! – подбежавшая Мэгги замельтешила меж мужских тел. Четыре головы-поплавка молча задвигались к лестнице.***
Фестивальная музыка продолжала разрывать головные нервы. Жители Чарстонвилля перешли на другую локацию, а посему до сцены на пирсе никому уже не было дела. С тел хлестали потоки воды. Юноши-каскадеры помогли девушкам выбраться на деревяшки настила. - Они знали! Знали, что так будет! – выкрикивал босой Тейт, все еще хрипло дыша, тактично сдерживаемый ладонью Пита. Собравшись с силами и поднявшись с настила, Роман стряхнул воду с рук – звук, точно полоскались простыни. – А ведь и правда, вы ничего нам не сказали, когда наши сапоги увидели! – откашлявшись, он поджимал губы, выставляя палец. Это снова был старый-добрый взбешенный Роман. – Да какая разница! – пытаясь отдышаться, упиралась в колени ладонями Вайолет. - Они могли утонуть, – свешивая ноги с пирса, спокойно выжимала волосы Эя. Повисло минутное молчание. Слепившее солнце грело сквозь вымокшую одежду. - М-может вам помощь нужна? – послышался тонкий женский голос. Стоявшие парни выглянули за настил. Говорила девушка-русалка, и каскадеры принялись разуверять, успокаивая. На пирс прибежали два здоровых черно-белых пушистых пса, кидаясь с лаской к каждому из присутствующих, и Роман раздраженно выкрикивал «чьи это, блин, собаки?». Подсуетилась Мэгги, пробираясь меж вилявших хвостов и касаясь каждого знакомого плеча рукой, точно беря детенышей-птенцов под свое заботливое крыло. - Пойдемте, вам надо обсохнуть.***
- О господи, что произошло? – встречала Констанция промокших, точно котята, подростков. В ступор вводила именно женская половина. - Девушки тоже решили искупаться, – отдал ей Пит отжатый на газоне жилет Романа. Констанция машинально приняла вещь, все продолжая разглядывать мокрые лица. Парни ступили на паркет, оставляя песочные следы от носков. - Ваша обувь утонула, – пояснил Тейт. - Мы заплатим, – устало добавил Роман на раскрывшийся рот хозяйки. Придя в чувства, женщина замахала руками. - Давайте, давайте, ванная наверху. Полотенца сейчас принесу.***
Потребовалось немалое количество времени, чтобы стянуть прилипшую к телу одежду; Тейт возился с кожаными брюками дольше остальных. Вайолет и Эю запустили в швейную комнату, и вскоре портновский манекен был завален полотенцами. У Эи были запасные леггинсы и чистая черная рубашка в мелкий светлый цветок. У Вайолет других джинсов не было, и пришлось довольствоваться пижамными серыми штанами. В сумке не нашлось другой одежды кроме широкой футболки в шоколадно-бежевую полоску с длинными рукавами. Это была ее последняя чистая вещь, и, поджимая губы, она обреченно надеялась, что до конца поездки больше никаких неожиданностей не случится. Переодевшись, Роман и Тейт долго курили возле террасы, деля одну сигарету на двоих: не то в целях экономии, не то просто делив общее состояние от произошедшего на выступлении. Молча. Пахло потушенными углями. В какой-то момент пришли и парни-каскадеры – сдать одежду. Они даже выловили из озера сапоги с ремнем, но те вряд ли удастся спасти. Спрашивали девушек о самочувствии, и было видно, что им и правда было не все равно. Кто-то из них даже синхронно чесал затылки, слушая благодарности. Роман и Тейт больше не злились. Последний даже вяло извинился за импульсивный удар. - Мы бы все равно вас вытащили, – уверял один из каскадеров. Они знали. Эти парни были шутниками, потому и не дали подсказок о физических законах. Горячо, точно внуки, благодарили Констанцию, после чего распрощались, ссылаясь на желание скорее получить расчет. Все мокрые вещи девушки гордо преподнесли Констанции, на что женщина с рассеянной улыбкой извинилась – сушилки у нее нет, но в городе есть прачечная. Во дворе была натянута бельевая веревка. Роман вызвался помочь и держал влажную кучу в руках, пока девушки подтягивались на носочках, орудуя зажимами для белья. За временным отсутствием стиральной машины нижнее белье тоже требовало сушки. - Хм-м, – Роман приподнял с горы светлые трусики, игриво покрутив предмет одежды на одном пальце. Вайолет отобрала, залившись ответной кошачьей улыбкой. - Это не мои. Роман втянул щеки, причмокнул, озорно поигрывая глазами. Он веселился, и эта его эмоция была гораздо приятнее «Романа взбешенного» или «Романа Я-Вас-Всех-Засужу». Не оборачиваясь ни на мгновение, Эя поправляла на веревке черный лифчик так долго, словно старалась придать вещи какое-то идеальное положение, на деле же просто погрузившись в раздумья. Ее высушенные феном темные волосы были убраны в низкий пучок: как пояснила она Вайолет – без насадки, потому что не хочет тратить время. «Пучок сам даст всю укладку» – говорила она в швейной комнате. Вайолет слушала. Молча. И кивала. Было что-то странное в ее поведении, никогда еще Эя не закидывала ее малозначительными фактами о себе – да вообще никакими отстраненными речами, словно все время контролируя себя. Сейчас же Вайолет была слишком уставшей, чтобы спрашивать. Вечерело. В кустах у студии голосили последние дневные птицы, фестивальная площадка перестала гудеть от музыки, и доносились лишь человеческие голоса. Где-то там, вне поля их зрения, произошло финальное представление – наверняка более удачное, нежели последнее. В акватории озера размеренно плескались волны. Солнце, такое яркое и теплое днем, теперь же стремительно бежало к горизонту: перистые облака заволакивали кроваво-грейпфрутового цвета фон – будто и не двигались вовсе, дожидаясь заката. Дожидались со всеми остальными. Обещали салют. - Какао хотите? – выглядывал в проем Пит; было ясно, что послали его женщины. – Констанция варит лучшее какао в штате.***
Быстро темнело. Закатное полотно меняло цвета, и брусничные краски размытыми наплывами разбавлялись синеватой тьмой. Вайолет пыталась найти минуту покоя, мгновение, когда она сможет все обдумать, но вокруг постоянно кто-то был. Тейт долго отсутствовал, просиживая в душной театральной студии возле своего грузного рюкзака, рассматривая что-то внутри, будто искал среди содержимого конкретную вещь. - Что он там блин делает? – шепнул Роман Эе громче нужного. Роман вновь выглядел по-обыкновенному лощеным. Тонкий серый свитер – вещь обтягивала идеально сложенную фигуру, – точеные черты лица в обрамлении высушенных, уложенных волос. Перстень на пальце, часы на запястье. - Ну вот иди да спроси, – пожимала плечами его кузина, невольно отрывая взгляд от метлы. Роман смурно таскался за ней по студии с совком, пока Эя сгребала налетевшую пыль из угла помещения – работа, которую им дала Констанция в счет уплаты за порченную обувь. Оба Годфри ненавидели физический труд, оба справлялись криво и неумело, но почему-то именно их двоих ласковым голосом попросила Мэгги. Вайолет сидела на качелях на террасе. Какао давно остыло, и зефирки двигались по поверхности в плачевном, нетронутом полумертвом состоянии. Взгляд ее блуждал по кронам деревьев, и она мысленно вырисовывала их очертания, будто прокладывала карту. Сколько еще до Миннесоты? Волосы она не стала сушить, хотя Эя и подсовывала ей свой фен в доброжелательном порыве. Ей же хотелось почувствовать, как волосы сохнут естественным путем, от ветра, ставшего к вечеру прохладным, даже слегка морозным, но все равно хранившим остатки летнего тепла – того времени, когда кажется, будто жизнь замирает, останавливается во влажном, греющем безвременьи. Когда будущее кажется незначительным, несуществующим. - Я не знаю, что им говорить, – тепло от тела Тейта шло через одежду. Как долго он сидел рядом, она не знала. В его руках мобильник, почти полностью скрытый за длинными рукавами разношенной клетчатой рубашки. Он нервно вертел устройство, медленно потирая большим пальцем край рубашки, что покоился на джинсах. Почему она раньше не замечала, что в профиль его нос схож с носом Романа? Такие точеные, красивые… Его волосы – светлые и темные одновременно, чистые и беспорядочные; кудри падали на уши, и от представления ощущения становилось щекотно почему-то именно Вайолет. Она почесала свою мочку уха. Ее волосы полувлажными прядями покрывали плечи. - Кому? – вопрос глупый, но ей хотелось услышать известный ответ. - Твоим родителям. Молчание. Она сказала «звони сам, ведь это на твой позвонили», но на деле она совсем не знала, что делать. Просто не хотела знать. Как сложное задание, к которому не хочешь приступать. Внезапно ее осенило. - Не знаешь? Тейт впервые за долгие годы выглядел потерянным. Его минувшая уверенность в миг улетучилась, и он снова говорил и поджимал нежно-розовые губы в попытке подобрать правильные слова точно провинившийся ребенок. От контраста с той пугающей чернотой, которую она почувствовала в своей комнате, когда он мерзко ее шантажировал, Вайолет вдруг вновь ощутила свою силу, свою власть. Над ситуацией, над ним. И захотелось ответить издевкой, показать, что она ничего не забыла и не смирилась. Но что-то ее сдерживало, какое-то странное пустое чувство внутри, будто ничего из этого не имело никакого значения. Тейт смотрел на нее взглядом, в котором читался наивный вопрос, словно просил ее подсказать, что ему делать. Вайолет откинула голову, неспешно вдыхая свежий воздух. Затем, к удивлению и себя, и его, молча поднялась, удерживая полную какао кружку. - Придумай сам. Если хочешь и дальше ехать с нами, придумай. Она бросила это на ходу, шурша широкими серыми штанинами. Аппетитная ямочка в уголке ее губ появилась на миг, вновь скрывшись за широким дверным проемом. Тейт долго смотрел в одну точку между стволов деревьев, смотрел тем немигающим, стеклянным взглядом. И его легкий, чуть сдвинутый в полуулыбке уголок губ надолго отпечатался на его лице довольной, лишь слегка загадочной эмоцией.***
Заручившись помощью парней, Пит вытащил на террасу складной деревянный стол. Вынесли стулья. Вскоре появились миски салата и куски запеченного лосося. Цветные стаканы поблескивали в свете уличных фонариков. Все приготовились смотреть на салют. Эя свернулась на одном из стульев, кутаясь в антрацитовый кардиган брата – сидела недвижимо, замерев, глядя на какую-то точку на столе, пока все остальные продолжали организовывать ужин, кружась вокруг и рассаживаясь по свободным местам. Вайолет сидела рядом, так и не сменив своего места на качелях. - Хочешь поговорить об этом? – долго изучала она профиль Эи. Та вздрогнула, словно от внезапного укола. И лишь помотала головой, втягивая носом воздух так, словно до этого и вовсе не дышала. Пит закурил самокрутку, и потянуло сладковатым запахом качественного табака. Звенели столовые приборы. Наконец, внезапным свистом разразился воздух, и чернильное небо над акваторией осветилось первой яркой сиреневой вспышкой. Оглушающими ударами последовали за ним шары голубые, красные, розовые, оранжевые. Со стороны пирса затянулись радостные людские выкрики, заставлявшие какую-то энергию клокотать в груди в счастливом порыве всеобщей причастности. На террасе замерли, лишь Мэгги от неожиданности обронила одно единственное «ох». На какое-то время всех поглотили раскаты салютов, вспышки и медленное угасание цвета. И Вайолет наконец-то поняла, что вот он – ее недолгий шанс подумать. Вопрос, который мучил ее долгие минуты: кого она спасала? За кем бросилась в воду? В тот момент она не успела даже понять, происшествие показалось объемным, точно шарик, а внутри – его герои, перемешались, став одним целым. Вот что ее так гложело весь день, вот отчего была тревога! Неужели это так работает? Но салют так быстро кончился… Роман долго и упорно отказывался от предложения Констанции переночевать в студии на матах. «У нас график», говорил он, хотя вот уже третьи сутки подряд это оправдание становилось скорее проклятием и шуткой судьбы. После ужина Пит проводил Романа до автомастерской, и тот, забрав долгожданное транспортное средство и получив скудные остатки расчета, вернулся обратно. Вайолет и Эя как раз закончили помощь с посудой, суетясь, почти бегая, боясь не успеть ввиду медлительных, возрастных передвижений – даже покачиваний – старшего женского поколения. Тейт передавал Питу стулья. Вещи на бельевой веревке высохнуть не успели, и Эя предложила разбросать их на задних сидениях Форда. - Будете проезжать наш городок, заходите в гости, – тянула бумажку с рукописным адресом Мэгги, провожая подростков возле машины. Забрасывая сумки в багажник, Роман принял листок, все норовящий скрыться за длинным подолом вязаной шали женщины. Он лишь уставился на буквы, и Вайолет принялась благодарить щедрую чету за него. Загружаясь в Форд, у каждого было странное, тягучее чувство грусти, будто провели они в этом городке не сутки, а добрую неделю. Констанция даже обняла Эю, благодаря за помощь с уборкой, на что та, не привыкнув к проявлению таких чувств, неуклюже похлопывала сжимающее ее необъемное тело женщины кончиками пальцев. Тейт бесконечно прощался с Питом. Он понравился ему, когда Тейт помогал убирать мебель, мужчина даже называл его «сынок», и многолетняя тоска на мгновение рассеивалась в испорченном разуме. Было ли разумным отправиться дальше в ночь? Нет. Задумывался ли об этом Роман? Тоже нет. Внедорожник плавно съехал на асфальтированную дорогу, шурша камешками под резиной. И никто даже не вспомнил, что это именно Мэгги предложила им подвязать шнуровку сапог к ремням брюк… Констанция махала рукой вслед, все продолжая утирать неясные слезы. Пит крепко обнимал жену, гипнотическим взглядом следя за ярким светом фар. - Все идет по плану? – сменившимся, погрубевшим голосом шепнул он. - Конечно, – был ответ. Серьезный, бархатистый, словно совсем чужой. Мэгги сухим, уверенным жестом смахнула челку, и подняла на мужа знающий, решительный взгляд.