Honeysuckle

♪ Even if the road is long
 When I'm many many miles from home 
This is where we all belong 
Many many miles from home ♪

Двадцать девятое октября, второй час пополудни. Форд в спешке въехал в городок Джейнсвилл, буро-зеленая опознавательная вывеска которого приветствовала переполненную машину с ухоженного газона. В лучах солнца играли флаги, торчащие из столбов по всей длине разделительной полосы, перемежаясь с низкими высаженными деревьями. Пейзажная ослепительность разнилась с внутрисалонными настроениями: из-за состояния Эи никто не мог расслабиться и насладиться теплом солнца, кажды пять минут на нее оборачивались, бросая пронзительные, взволнованно-испытующие взгляды – так, что Вайолет в инстинктивном страхе вжималась в сидение каждый раз, когда Роман надолго отрывал взгляд от дороги. Эя тихо лежала на сидениях, стараясь не шевелиться. О чем она думала никто не знал. Каждый пытался отвлечься, разглядывая окрестности отсутствующими взглядами. Большее количество районов города занимали простые дома в один этаж с дешевыми пластиковыми стульями на крохотных террасах. Чета Тернеров жила в более престижном цетнральном районе: Восток-Холмс-стрит соседствовала с огромной, похожей на торговый центр Публичной библиотекой и множеством ресторанчиков, выходивших видом на тянущуюся через весь город реку. От реки улица плавно уходила на подъем, местность была холмистой, и каждый дом оказывался то выше, то ниже последующего. Относительно соседей особняк Тернеров находился на небольшом склоне. Так, что с фасада дома соседский фундамент примостился под горкой. Дом по адресу – трехэтажный пепельно-розовый особняк в викторианском стиле: многуровневая крыша покрывала сплюснутое, но вытянутое строение со множеством узких окон и эркеров. Крылья фронтона и оконные рамы украшал резной незамысловатый нежно-розоватый узор в кельтском стиле – завитки встречались там и тут в обрамлении карнизных планок. Крытая веранда тянулась вдоль фасада, забирая под свой уютный навес и боковую длинную часть. Из-за уклона дорожка до главного входа имела две длинные, узкие промежуточные лестницы, а сам дом – мощный высокий фундамент, облицованный крупными камнями. Дважды сверившись с адресом Роман свернул к боковой части дома и заехал на территорию перед такой же пепельно-розовой гаражной дверью, встав под широкую тень разросшегося дуба. Остроугольная крыша башенки дома отбрасывала тени на бурую черепицу. Захлопали дверцы. Оббежав круглые стриженные, похожие на здоровенные пуфики самшиты Вайолет и Роман быстро перебирали ногами по ступенькам террасы, забарабанили в дверь; звонка у заднего входа не было. На террасной доске – скопление оранжевых тыкв и моток еще не использованной гирлянды. Дверь открыли быстро. На взмыленных подростков глядело с порога все то же круглое, приятное лицо Мэгги. Она улыбнулась – странным образом, эмоцию которой никто не успел считать. - Снова попали в переделку? Набрав воздуха, оба наперебой принялись за объяснения. Каждый прерывался, замолкая, и вновь начиная безудержно щебетать, думая, что другой дает высказаться именно ему. Мэгги едва скрывала улыбку. Отыскав взглядом меж веток кустов знакомый черный джип женщина махнула рукой. - Заходите, – на ходу она стягивала кухонный фартук. Маленький, но просторный холл упирался прямиком в большую гостиную с эркерным окном. Мэгги быстро призвала из недр дома мужа – он появился с книгой, увидев гостей стянул маленькие очки. Оба взрослых выслушали рассказ – на этот раз говорил один Роман. Как оказалось, член семьи Тернеров работал в местном госпитале педиатром. На стремительный одновременный выкрик подростков о том, что им нельзя попасть в систему бланков и номеров страхования Пит заверил, что в доме невестки стоит кое-какое оборудование и что он отвезет Эю не в больницу, а в частный дом. - У нас снова нет денег… – почесал затылок Роман. Мэгги ласково улыбнулась. - Мы что-нибудь придумаем.

***

Роман выгнал Тейта из Форда. Пассажирское место занял Пит, и послушную, притихшую Эю повезли по указанному адресу. Все произошло так быстро, что Тейт и Вайолет стояли в ступоре до тех пор, пока Форд, поблескивая игравшими на крыше солнечными лучами, полностью не скрылся из виду. Когда солнце начало ощутимо припекать Вайолет переглянулась с Тейтом. Уголки его губ дернулись в улыбке, пальцы рьяно сминали рукав толстовки. Оба молча обернулись, оглядели террасу и тыквы и потерянно вернулись в дом, прикрывая за собой тяжелую белую дверь. В небольшом холле было уютно и по-домашнему тепло. Темную паркетную доску устилал длинный персидский ковер, на низком широком комоде выстраивались в ряд китайские фарфоровые вазы, медная миска с мелочью и ключиками, потертый радиоприемник пятидесятых годов, забытая и явно не принадлежавшая этой части дома швейная корзинка с гобеленовой отделкой. Стены покрывали обои цвета полыни с мелким пыльным узором. Портреты, круглое зеркало, фотокарточки заснеженных гор, бабочки в маленьких рамках. Оба застопорились при входе – пройти дальше словно означало вернуться к себе домой. И пахло странно приятно – яичным шампунем, розмарином и вкусным кошачьим кормом. И в это мгновение даже глубины дома казались тихими, но не заброшенными, а остановившимися, словно хозяева замерли во времени. Вайолет нервно скомкала рукав куртки, Тейт выдохнул. Они оба это почувствовали: здесь сильнее, чем где-либо за всю их поездку ощущался дух Пенсильвании. Дух Хемлока Гроув, дух их домов. Домов таких разных, но таких похожих. От мысли со схожестью с Тейтом Вайолет почувствовала дискомфорт. - Да чего ж вы там стоите? – спас голос появившейся из гостиной Мэгги. – Не сходите в супермаркет? В протянутой руке список покупок и наличные деньги. Это не был вопрос, и Вайолет безропотно сунула бумажки в карман куртки. В слишком теплой прихожей ее носа коснулся запах – Тейт, его присутствие рядом с ней. И быстрой картинкой в памяти девушки всплыл недавний сон. Вайолет вздрогнула. Стараясь не смотреть на Тейта прошмыгнула к выходу. Молча сбежав по ступенькам, на мгновение застопорилась, пытаясь сориентироваться в направлениях, затем развернулась, держа курс к фасаду дома, а далее по тротуарной плитке вниз по улице, до библиотеки и направо к мосту, как и сказала Мэгги – речь, которую Вайолет всеми силами старалась услышать и зафиксировать, мучительно отмахиваясь от навязчивых видений. Тейт быстро нагнал ее, подхватив резвую походку. Руки в карманах: ее в куртке, его в серой толстовке. Чирикали птицы, теневые пятна густо разросшихся вдоль дороги деревьев мелькали на тротуаре. Пахло теплой землей. Уловив движение позади себя Вайолет затормозила. - Чего тебе? Вопрос ввел в ступор. Тейт приоткрыл рот. - П-помочь… донести покупки, – развел он руки в примирительном жесте. Он был прав. А Вайолет так разозлилась, что думать забыла о предстоящих пакетах. Ее тревожило его присутствие, и с детским упрямством она злилась на Романа, который оставил ее наедине с ним. Несколько минут они шли молча, миновали пару разноцветных домов с детскими разбросанными велосипедами, пару припаркованных у дороги авто и несколько у гаражных мощных дверей, одну ель, два пафосных парадных входа и целую выставку ненужной мебели: большой розовый диван, пластиковая подставка под обувь, стулья и набор розовой детской кухни. Вайолет шла и шла, упрямо глядя вперед на дорогу, не останавливаясь даже тогда, когда Тейт притормаживал, заинтересованный чем-то на соседских участках. Но он неизменно ее нагонял. И наконец спросил. - Ты его любишь? Вайолет замерла. Внутри все резко перевернулось, словно она оступилась на лестнице. Холодок прошел по позвоночнику до самого копчика. Она ждала от него вопросов, просто не думала, что получит именно такой и именно сейчас. - Что?! Поняв, что зря вообще спросила, быстро продолжила ход, в душе еще больше сердясь и негодуя. - Ты любишь Романа? Вайолет сжала кулаки внутри карманов. На этот раз остановилась, оборачиваясь. Она посмотрела на него, вгляделась в лицо, в глаза, словно пытаясь прочесть мысли, но все было тщетно – голова Тейта ей не поддавалась. Ее суровое, ставшее безэмоциональным выражение лица, казалось, удивило юношу. Он моргнул, втянул носом воздух, и, глядя в сторону, смахнул кудри со лба, будто смутившись. Вайолет молча отступила, улыбнувшись самой себе незаметной победной улбыкой. Думала, что молчание и стало ему ответом. Но еще несколько шагов, и рот Тейта снова раскрылся: - Эя тебе рассказала? – пауза, где-то рядом загудел насос. – О нас с ней. Мы были близки… Вайолет резко затормозила. Все их движение походило на первую попытку будущего водителя понять суть сцепления: толчок и торможение, туда-сюда, не прекращаемое, выбешивающее подергивание по сантиметру в сторону поставленной цели. - Ты от меня какой-то реакции ждешь? – ее волосы раздувало ветром, отливавшие пыльным золотом мягкие пряди осыпали лицо, и Вайолет раздраженно отмахивала их огромным рукавом куртки. Тейт сконфуженно разглядывал ее серьезное лицо, все сильнее сводя собственные брови, будто и вовсе не понимая причины ее гнева. - Я п-просто хочу понять, что между нами- - Опять? – не успел он договорить, как Вайолет вновь вспылила. – Опять?! Ничего между нами нет! - Но почему? Что случилось? – он бессильно развел руки, вытащив ладони из карманов. Вайолет обхватила свой лоб. Неужели придется пройти через тот несостоявшийся на мосту Гор-Роуд разговор? «Ты все время меня изводишь! Эмоционально насилуешь! Я никогда не знаю, чего от тебя ожидать! Каждое наше общение заканчивалось моими травмами! Я не чувствую себя в безопасности, когда ты рядом, ты как эмоциональная карусель!» – эти слова крутились в ее голове, готовы сорваться с языка прямо сейчас, посреди улицы. Вайолет еле сдерживалась. Видя ее колебания Тейт бегло оглядел окрестности и мягким быстрым движением руки оттащил ее в сторону к одному из деревьев. Она и среагировать не успела. - Я ведь из-за тебя терплю эту поездку, – настаивал Тейт. Вайолет устало выдохнула. - Я должна быть благодарна или что? Ты вынудил взять тебя с собой. Ждешь, что я буду милой? Как в детстве? Пойми, Тейт, я больше не тот ребенок, я даже не та, какой была год назад! Ты больше не знаешь меня, мы чужие! Его взгляд быстро бегал по ее лицу. - Но я хочу! – дослушав, твердо заявил юноша. – Я хочу тебя узнать. - Зачем? – в исступлении проныла Вайолет. – Зачем тебе это? Развлекайся с Эей, у вас явно много общего. Тейт залился улыбкой. - Ревнуешь? Вопрос был таким отстраненным от предмета разговора, звучавшим с такой детской наивностью, что Вайолет невольно улыбнулась. Не могла она злиться на него больше. Она устала, и объяснять ему сейчас что-то было просто бесполезно. Черт с ним! Облизнув губы Вайолет попыталась убрать улыбку. И смягчилась. - Иди рядом, но только молча!

***

Открытое пространство вокруг библиотеки вывело к целому ряду закусочных и трехэтажных сдаваемых апартаментов. Небо было чистым и светлым. После каменного клуба для старшего поколения, а также крытой, увешанной флагами фестивальной площадки и череды сплошной красивой разношерстной древней застройки показался серый мост. Водная широкая гладь и зеленые виды освежали, мелькали чайки, крик которых смешивался со скрежетом соседствующей стройки. Затем унылая вереница домов. Вайолет хотелось пить. Идти вдоль дороги с потоком машин было утомительно. На развязке она остановилась и оглянулась: там, вдали, на другой стороне реки тянулись лесные массивы, а четырехполосная дорога уносилась вверх, словно съедаемая лесной чащей. И так этот вид напоминал родной штат, что Вайолет невольно сжалась. Ладони в карманах безбожно потели, и купюры перекочевали в карман джинсов. Куртку раздувало. На солнце приходилось щуриться. Супермаркет находился сразу за железнодорожным переездом. Вокруг деревья, дорожная развязка, бензоколонки. Напротив – редкие дешевые сайдинговые домишки и книжный магазин, крайне напоминавший сельскую автомастерскую. По изнуряющему петлянию с тротуара на тротуар, где каждая плитка неизменно заканчивалась и упиралась в дорожный съезд, а новый кусок приходилось долго выискивать среди автострадных разворотов напрашивался вывод – крупные магазины в пешей доступности были незнакомы даже для центра города. Издевательским тоном звучал с вывески слоган супермаркета: «Магазин шаговой доступности». Большие стеклянные окна обклеены осенними плакатами с адресами тыквенных и яблоневых полей. Внутри магазина прохладно, пахло цветочными букетами при входе. Сразу напротив – экспозиция хэллоуинской утвари: большое соломенное пугало с оскалом, торчащее сено, тыквы в опрокинутых коробах, кленовые листья. Дети носились вокруг, точно маленькие колдуны на шабаше. Ряды сезонных контейнеров с нагромождением годовых запасов сластей для приближающегося «Кошелька или жизни» – оранжевые и фиолетовые картонные стенды. Родители выбирали костюмы для детей, старики щедро складировали в тележки разноцветные мешки. Стенды с дешевыми пластиковыми черепами и тематическими статуэтками. Казалось, весь остальной скучный ассортимент померк в это октябрьское время. Вайолет выудила одну из дребезжащих тележек. В Хемлок Гроув ей редко доводилось самой закупать что-то громоздкое, занимающее больше, чем могли вместить ее руки, а потому этот поход за покупками принес странное, приятное чувство собственной важности, и телегу она Тейту не отдала. Он шел рядом вдоль рядов, изредка она оглядывала стеллажи и командовала снять ту упаковку или вытащить ту бутылку. Список оказался чудны́м набором товаров, которые в обычное время люди закупают впрок, используя собственные багажники: - конфеты в пачках для детишек (желательно с нугой и те, что в фиолетовых упаковках) - 6 - свиной фарш - 4 - бекон - молоко - «Тайд» простой - 3л - японская панировочная мука - лосьон «Джонсонс Бейби» лавандовый, детский - влажные салфетки в тубе (апельсиновые) - жирный крем после бритья «Нивея» - кошачий корм, мягкий в пакетиках – 15 - шампунь (любой хороший) Название фирмы кошачьего корма в примечаниях Вайолет никак не могла разобрать. А еще ввел в ступор последний пункт. Ну и что значит хороший? Баночки, пачки, контейнеры – все имело свой приятный разносортный материал, он трещал, гнулся, шуршал, похрустывал в руках, пока не занимал свое место в тележке. Вайолет спокойно бродила по рядам, медленно снимая нужные товары. Ей нравились магазины. Тейт уходил и возвращался. Возле отдела с праздничными костюмами он появился из-за стеллажа в маске из «Крика» – не напугал, а просто вышел, словно был в ней всю свою жизнь. - Я бы был Билли Лумисом, – стянув ее, улыбнулся Тейт. - Не сомневаюсь, – уткнулась Вайолет в бумажку со списком. Шум, детская беготня, писк кассовых аппаратов, незатейливая праздничная мелодия, свисающая с потолка паутина, желтые наклейки на полу и яркий солнечный свет в больших окнах. На кассовой ленте появлялись товары. Вайолет прихватила газету, указанную в списке как «обязательно черно-белая». По ленте двигались прямоугольнички кошачьего корма, и Вайолет задумалась о потенциальной кошке. Гадая о цвете и породе она отвлекалась от навязчивого присутствия Тейта рядом – его маячащая фигура с золотистыми растрепанными кудрями, словно светившимися на фоне яркой улицы. Захотелось их коснуться. Вайолет тихо чертыхнулась и вместо этого пощупала газетные страницы. Второй кассир складывал покупки в высокие картонные пакеты. Расплатившись и аккуратно сложив чек, Вайолет вручила Тейту два мешка, сама же приняла не поместившиеся в сумки бадью «Тайда» и пару пачек конфет. Как это обычно и бывает, дорога обратно показалась куда короче. - Смотрела новый тарантиновский фильм? Вайолет покосилась на Тейта. - Ну что? Это же нейтральная тема. Вайолет поджала губы. Смахнула волосы со лба занятой порошком кистью руки. Ладно, о Тарантино поговорить можно. Под свист проносящихся машин и оставшийся позади звон сигнализации опускающегося шлагбаума на железнодорожном переезде Тейту удалось вовлечь девушку в оживленную беседу. Вайолет и понять не успела, как уже обсуждала с ним кино и кто что полюбил с годами: Вайолет всегда ассоциировалась у Тейта с независимым кинематографом в стиле ранней Копполы, Тейт же у Вайолет – с увлекательно грязной атмосферой Гая Ричи. Оказалось, все куда интереснее: Вайолет нравились уютные комедии девяностых, а Тейт несколько раз пересматривал «Гильду». К удивлению Вайолет, со взрослым Тейтом было комфортно говорить. Он спрашивал ее о таких мелочах, которые, казалось, Романа не заботили вовсе. Когда удавалось не сравнивать его с Годфри, то все снова было как в детстве – легко и естественно. Тейт смешил ее, всегда это умел. Он мог шутить обо всем, что видел, и Вайолет была с ним на одной волне – всегда была. - Как думаешь, что будет, когда мы вернемся? - С нашим-то везением? Вернемся ли? От ее ответа он улыбнулся. Вайолет поняла, о чем он спрашивал – будут ли они общаться, когда их снова будут разделять две стены соседствующих домов. Но она не знала, не хотела об этом думать. Смешанные чувства ей не нравились, ей всегда было проще находиться на одном из спектров: либо тотальная ненависть, либо всеобъемлющее обожание. Но за последнее время ее все чаще держало посередине – ко всему, что происходило в жизни. Когда они вернулись к розовому особняку, Форд уже был припаркован на подъездной дорожке. А протиснувшись из холла в гостиную они с размаху налетели на энергию Романа, словно поглощавшую флюиды дома: лишь приметив компанию Годфри дернулся от камина в их сторону. - О, отлично, – его черная, криво заправленная в брюки футболка говорила о том, что Роман действительно взвинчен. – Хотите угадать, кому придется здесь задержаться? - Я в замешательстве, – просочился сарказм Тейта сквозь плотно набитые пакеты. - Где Эя? – опустила Вайолет тяжелый порошок на край кофейного столика. Роман выдал непонятный жест ладонью, не то указывая куда-то, не то снова стряхивая фантомные часы. - Под капельницей, – пояснил за него Пит. – Ей нужна пара дней. Роман взъерошил волосы. Казалось, что добраться до Миннесоты ему было куда важнее, чем сестре. - С ней все будет хорошо? – пакеты продолжали шуршать в руках блондина. - Да. - Я как раз предлагала Роману остаться, – поднялась с подушки дивана Мэгги, жестом поманив на кухню Тейта. По дороге Пит перенял один из пакетов. Роман глубоко вздохнул, губы поджались, глаза продолжали гореть бешеным огоньком. Все еще сжимая пачки конфет Вайолет поймала его взгляд. Он не был счастлив, что решение о гостеприимстве никак от него не зависело. И греющая, радостная мысль о ду́ше словно возникала лишь у одной Вайолет. Они остались в доме Тернеров. Покупки уплыли в сторону кухни, Вайолет отдала сдачу с чеком. Взамен Мэгги всучила ей свежекупленные бутылку шампуня и детский лосьон. Вайолет сконфуженно приняла банки. - Ванная наверху, я покажу тебе комнату. В который раз из Форда выгрузили личные вещи. Мэгги провела Вайолет по крытой ковром лестнице из темного массива дерева. На последних ступенях женскую компанию обогнал персидский бело-рыжий призрак. - Стаут, – кивнула Мэгги, представив кота. Пушистая тушка на миг замерла у перил, лизнув хвостом темные столбики. Сплющенная мордочка оглянулась. Вайолет в умилении склонила голову. - Вы назвали кота в честь- - Пива, верно, – женщина рассмеялась, но пояснять не стала. Вайолет поджала губы. Наверняка за этим кроется любопытная история. Мэгги вела ее вдоль темных стен и разнофактурных комодов. С потолка свисали светильники в индийском стиле, нарочито покрытые патиной; таинственной полутьмой играло в бликах солнца мутное разноцветное стекло. Двери сливались с панелями. Низкий подоконник большого арочного окна в потертой раме занимали стопки книг. Мэгги впустила гостью в один из дверных проемов. Кованая кровать с мягкими светлыми вставками изголовья и изножья, платяной шкаф, английское вельветовое кресло с «ушами» – прямо как дома, – ковер цвета мха и миллион декоративных старинных деталей, населявших не только эту, но и все комнаты дома. Примостив сумку возле изножья, Вайолет заметила детские рисунки на каштановых текстурных обоях – рисунки соседствовали с выцветшими коллажами в золотых рамках на цепочках. - У Вас есть дети? Мэгги стаскивала комплект полосатого постельного белья с полки платяного шкафа. - Они давно выросли. Они. За прошедшие дни Тернеры стали для Вайолет семейством фей крестных, и лишь сейчас она осознала, что видит Мэгги всего третий раз в жизни. Несмотря на помощь и столь быструю привязанность, о пожилой паре они ничего не знали. Как это выглядело со стороны? Трое подростков остались в доме и доверили здоровье подруги совершенно посторонним людям. - Ванная за дверью, полотенца в деревянном шкафчике. Вайолет взглянула на банки средств, все еще плотно прижатых к ее груди. Получается, в списке покупок уже был гостевой шампунь. - Так Вы знали, что мы останемся? Суетясь возле корзины пледов, Мэгги улыбнулась. - Простая женская интуиция. Восторг от горячего душа с этом особняке затмил даже отельные омовения после возни в автомастерской. Сквозь щель между занавеской и настенной краской Вайолет долго изучала висевшее в деревянной раме желтое квадратное фото парусника – судно напомнило о чарстонвилльском фестивале. Шпарила вода. Шампунь, который она выбрала пах женьшенем. Неровные, крашеные светлой краской стены ванной были увешаны всевозможными рамками с черно-белыми эскизами, японскими гравюрами, ботаническими сюжетами и морской тематикой. Все хотелось разглядывать и трогать, все свисало с гвоздей опасным, но небрежно-стильным наклоном рам так, словно они были живыми, готовыми вот-вот спрыгнуть с креплений. Светлый цвет стен разбавляла цветная вставка позади унитаза, выполненная из красивого мелкого узора темно-зеленых лепестков, перемежающихся с рябиновыми вкраплениями на черном фоне. Разноцветный кусок упирался в нависающий скат крыши, отделанный выкрашенными в светлый цвет палубной доской. Перед раковиной – мягкий телесный ковер с едва заметными бледными розами. Вайолет взяла бутылку детского молочка. «В доме сухой воздух, лучше воспользуйся» – посоветовала Мэгги. Вайолет и не противилась. После прачечной осталась нетронутой чистая широкая футболка в бело-шоколадную полоску. И серые пижамно-спортивные штаны – точное их назначение уже стерлось. Свежая, с завернутой в полотенце головой Вайолет рассматривала содержимое своей набитой дорожной сумки: чистые носки нашлись с трудом под завалом спешно распиханной в мотеле провизии, торчали упаковки оставшегося печенья, одна бутылка воды и даже клетчатая рубашка Тейта. Где-то в скелете дома вода била по трубам – кто-то еще принимал душ. По улице проехал детский велосипед, ребенок упорно дергал звоночек, развевались розово-голубые ленты на руле. Вайолет чувствовала свежесть и детский прилив счастья. Хотелось запищать. И курить – курить, сидя на чудесной веранде и глядеть на еще зеленые кроны деревьев, чувствовать, как вся их компания словно останавливает, замедляет время, обгоняя осень. Прыть Вайолет поубавилась когда ей удалось найти в недрах сумки мобильник. Восемь пропущенных от матери, два от отца. Вайолет ничего не почувствовала, но перезвонить было необходимо. Не хватало еще полицейского конвоя. Коридор имел одно ответвление с лестницей на третий этаж. На двух потрепанных сундуках – стопка книг в толстых кожаных переплетах, сложенная шахматная доска и гипсовый бюст Аполлона. Мягко приседали ступени лестницы по пути в проходную комнату первого этажа. Здесь под потолок тянулись мрачные книжные шкафы, плотно заставленные обилием томов. Большой глобус, по подозрениям девушки служивший скрытым баром. На старом каталожном комоде со множеством ящичков хорошая аудиосистема, на полках рядом целая коллекция пластинок. Два широких кожаных кресла, со спинки одного свисал плед с персидскими узорами. Торшер Тиффани. Вайолет брела до гостиной как по музею. Все в этом доме было словно собрано из разных уголков мира, всего было так много, что разбегались глаза, но при этом все предметы так органично вписывались в одно целое, что ты чувствовал себя занесенным в жилье почитаемого английского доктора девятнадцатого века. В арочном проходе врезалась в Романа. Его волосы влажные, зачесанные назад. Чистая одежда. Поймав ее рукой за плечо он заулыбался и замер, принюхиваясь. - Это что? - Детский крем. Роман склонился к ее шее. Вайолет уворачивалась, захихикав. Было щекотно. - Вкусно пахнет, – он легонько куснул шею прежде, чем дать Вайолет окончательно ускользнуть из его хватки. Хлопнула дальняя дверь, через пару секунд в библиотечную комнату вплыл Тейт. Вайолет машинально отпрянула, Роман все еще нежился в ее смехе, смурно глянув на блондина. Вспомнив о рубашке в руках, Вайолет сунула ее Тейту. Мэгги заварила всем кофе. Кухонные шкафы из ореха сливались с деревянными панелями под обоями в нежный голубой цветок. Схожего с деревом оттенка половицы поскрипывали. Смежная столовая. Рассеянный, задумавшийся о сестре Роман помешивал ложечкой несуществующий сахар. Седая голова Пита покачивалась на фоне солнечного окна – старик уверял о скором выздоровлении Эи. Мэгги поддерживала разговор, возясь с кофемашиной. Роман отстраненно кивал; казалось, ложечка в его хватке скоро погнется. Сжимая ручку кружки Тейт накручивал локон на палец, сосредоточенно глядя на профиль девушки, не то намеренно, не то погрузившись в раздумья. Слушая разговоры Вайолет недолго терпела, быстро глотая притупившуюся сливками горячую жидкость. Затем внимание всех привлек Стаут, гордо прошедший на кухню, на мгновение замерший, словно оценивающий присутствующих, и со знанием дела направившийся прямиком к Роману. Потеревшись о брюки шустро запрыгнул к нему на колени. Роман отпустил многострадальную ложку и коснулся пушистой шерсти длинными пальцами. Мэгги секунду изучала поведение питомца. Не стала говорить, что с гостями он так себя еще никогда не вел.

***

Алая бархатная ткань большого дивана гостиной – Вайолет сновала мимо него, потрясывая мобильником, похлопывая корпусом о бедро. Отбивали свой ритм высокие часы с маятником. Вайолет еще раз разблокировала экран и еще раз взглянула на фото из мотеля – то, которое сделала Эя. Считается ли это уликой? Может, удалить? - Все нормально? – по просьбе Мэгги Роман притаранил из подвала в холл три больших прозрачных коробки, до верху набитых белым пластиком. Вайолет вздрогнула. Сотовый в руке снова ожил. Сквозь молчание дочери упорно прорывалась Вивьен. - Если они меня убьют, проследишь, чтобы похоронили подальше от школы? Проходя в гостиную Роман издал смешок, потирая ладони. - Дай трубку Мэгги, скажи, что это миссис Фрай из началки. Вайолет нахмурилась. - А кто такая миссис Фрай из началки? Роман внимательно на нее посмотрел. Хитро улыбнулся. В глаза лукавые смешинки. Вайолет поняла. Разыскав Мэгги собралась с духом. - Мои родители думают, что я на школьной экскурсии и…

***

Мэгги исполнила свою роль. Не долго размышляя Роман перед отъездом придумал несуществующего преподавателя, якобы одного из сопроводителей. Придумал и поместил в разум школьной канцелярии. Виьвен смягчилась, услышав взрослый голос. Вайолет впервые за неделю говорила с матерью. Вивьен еще покричала на дочь для вида, и Вайолет успела вспотеть, дотошно произнося матери одну и ту же фразу «не слышала я телефон, не слышала». И все извинялась, будто бы и правда чувствовала раскаяние. С отцом говорить не стала – хватит на сегодня вранья. «А когда вернетесь?» Молчание, Вайолет в ужасе глядела на Романа, тот раздвигал ладони и схлопывал, изображал руль, шептал что-то неразборчивое. «Через пару дней, у нас неполадки с машиной» С автобусом! «С автобусом» Черт, боже. Вайолет сжимала всоптевший лоб. Роман давил смех. «Какой ужас! Дай мне еще раз эту, как ее, миссис…миссис-» Волна жара. «Мам! мам, ничего страшного, водитель уже занимается ремонтом» «Где вы сейчас?» Черт! Черт! Черт! Чтоб вас всех! Ужас в ее глазах. Роман поджимал губы. «В отеле! Ээ-отель, очень хороший…» Прикусила язык, жмурясь. Кожу так и жгло волнами жара. Часто задергала ворот футболки, пропуская воздух. Взволнованный щебет Вивьен. Роман продолжал веселиться. Помотал ладонью. Заканчивай этот спектакль, это ужасно. «Мам, я же сказала, все хорошо, я скоро тебе позвоню, тут очень весело, скоро экскурсия на молочную ферму, нас уже должны собирать» Пока, пока, люблю тебя, и я, папа шлет привет, звони нам в любое время, только звони! Кнопка сброса. Телефон летит на подушки дивана. Вайолет всю дергает. - Молочная ферма что вообще за- Кривилась та, в ужасе трогая влажное лицо. Пыталась отдышаться. Роман смеялся, сжал ее в объятиях. Ну все. Все уже позади. Вайолет трясло. Остаток дня прошел по-будничному расслабленно и приземленно. Без Эи было странно тихо, и троица словно на время позабыла о мотеле, о новостных сводках, оставшейся дороге и денежной проблеме. От мыслей отвлекали дела: Мэгги давала мелкие поручения, выполнять которые было нетрудно и даже весело. Еще до заката Вайолет спустилась в подвал, где жили свой век стиральные агрегаты с сушильными аппаратами. Не одна, но две стиральные машины. Большие корзины, большие полотна ткани из теплого хлопка. Вещи загружались в барабаны, заливался свежекупленный порошок из оранжевой бадьи. Мэгги любезно разрешила подросткам простирать личные вещи. Возле гофрированных труб – отбеливатели, губки, кусочки отрезанных тканей, старый белый утюг. Мыло для рук пахло розами. Движение вещей по телу Вайолет разносило аромат лавандового детского молочка. В подвале было тихо, лишь трубы гудели. Разгружая очередную сушилку Вайолет слушала монотонное подрагивание стиральных барабанов, изредка шизофреническими порывами обращаясь к человекоподобным манекенам в шляпах, точно плющ опутывающих деревянные перекрытия; клейкой черной лентой крепилась к одному засохшая незабудка. В приоткрытом отсеке позабытого комода Вайолет нашла указатель трав Северной Америки. Дрожали гофрированные трубы. В прямоугольном окошке что-то блеснуло – возможно, проехал очередной маленький велосипедист. Возвращаться наверх не хотелось. Наверху, в швейной мастерской Роман перетаскивал тяжелые рулоны ткани. Запах пыли, мелкие частички взрывались в воздухе. Пит увез Тейта в супермаркет докупать последние тыквы, и под вечер холл заполонят маленькие пузатые сеньоры. Довольный молодой парой рук Пит на все оставшееся время привлек Тейта к помощи в гараже. Юноши лазили по стремянкам, вставали на табуреты, доставали и переставляли тяжелые коробки, помогали двигать технику – все то, что, казалось, было трудной работой для пожилого мужчины. Вайолет же занимали «земельными» поручениями: склоняться над корзинами с бельем, вычистить под раковинами, собрать землю под горшками – все то, что было трудно для пожилой женщины. Быстро поняли, что работой они платили хозяевам за гостеприимство. Уличив минуту свободы Вайолет осматривала открытые стеллажи библиотеки. Квадратные фотографии в кованых рамках, вазы из черного стекла с ручной росписью, медные канделябры, обилие камней, старые фотоаппараты, шкатулки, бронзовые ангелочки, чучело совы, комплект стеклянных графинов, позолоченный гигрометр с окантовкой из знаков зодиака, свечи, бюсты, среди книг – нотные свитки, перевязанные атласными черными ленточками. Вайолет зачарованно брела от полки к полке, сжимая в руках кружку давно остывшего кофе. Здесь были все сокровища старины, а снаружи дом выглядел простым, даже скромным ухоженным особняком. Вайолет не замечала, но Мэгги внимательно следила за ней из гостиной. Когда девушка надолго остановила свое внимание на гипсовой руке для хиромантии, испещренной линиями, знаками и подписями, Мэгги окончательно прошла в библиотеку. - Нравится? – спросила она. Вайолет пожевывала губу. - Столько старины. Мэгги улыбнулась, поравнявшись с девушкой перед стеллажом. Ее внимательный взгляд не покидал юной гостьи. - Тебе когда-нибудь гадали? Вайолет словно стукнули. Она непроизвольно похлопала ладошкой по дну кружки. - Только в детстве. Но мне не понравилось. Снова улыбнувшись, Мэгги мягко переняла кружку, отставляя на пустующее место полки. - Пойдем со мной, – и двинулась к лестнице. В библиотеку, словно сопроводитель, резво вбежал Стаут. Вайолет покорно последовала, по дороге наблюдая за переливом гладкой шерсти кота и то и дело притормаживая: животное семенило перед ее ногами. - Вы же не будете мне гадать? – с толикой страха в голосе спросила Вайолет, поднимаясь следом по ступеням. Мэгги молчала, заговорив вновь лишь когда ее пухлые пальцы обхватили стеклянную ручку одной из дверей. - В свои двадцать я дважды была влюблена. Очень сильно. В молодости вообще любые отношения затягивают как водоворот. Они были в небольшом кабинете, обставленном тяжелой мебелью из темного дерева. Отодвинув атласную спинку стула Мэгги потянула за медную ручку нижнего ящичка длинного узкого комода. – Каждый из двух раз казался тем самым, настоящим и правильным, но каким бы сильным ни было чувство, я всегда отстранялась. – Мэгги продолжала говорить, потонув в недрах комода, ее крупное тело для баланса перегнулось через резной подлокотник. – Суть в том, чтобы не бросаться в отношения с головой, не порождать зависимость. Два раза меня разводило с моими влюбленностями, но только во второй раз свело снова. Когда Мэгги наконец разогнулась, смахнув на место ровную челку, в ее руках был бархатный черный мешочек. Вайолет напряглась сильнее, чем от самой речи. - И это был Пит, – закончила она, устав от поисков и опустившись в кресло. Развязав шнуровку, извлекла колоду Таро. Карты были меньшего формата, помещавшиеся в ладонь. Пролистав стопку, извлекла одну. – Это аркан Луна, – показала она картинку девушке. – Символизирует тяжелый путь через собственные страхи и предрассудки. Мэгги протянула карту Вайолет. - Возьми ее. Храни и помни: без усилий не бывает результата, но в конце пути всегда ждет вознаграждение. Облизнув губы, пересохшие от вдруг возникнувшего чувства прикосновения к неизведанному, Вайолет приняла карту. Не стала говорить, что использовала дома такие же как подставки под чашки. Признаться в таком теперь казалось стыдным.

***

Таким же образом Мэгги наблюдала за Тейтом. Привлечь его внимание было сложнее: оставаясь в одиночестве, юноша будто болтался без особых мыслей, ни на чем не фокусируя внимание. Наконец, его интерес привлекли японские катаны, крепившиеся над каминной полкой. Увидев это Мэгги прочно убедилась в своем выборе – аркан Шут. - Безрассудный смельчак. Перед тобой открыто множество возможностей, но не спеши. Шут – это дурак, а дураки зачастую действуют импульсивно. Видишь собачку? – указала женщина на угол карты. – Она сдерживает Шута от падения в пропасть. Всегда есть то, что удерживает от падения… Тейт задумчиво принял карту, хотя мыслей у него в этот момент не было никаких.

***

- Завтра будем украшать дом, – довольно сообщила Мэгги, вытаскивая из ящика большую сковороду. На ужин была паста болоньезе из фарша, купленного подростками днем. Вайолет нарезала томаты, Тейт сосредоточенно следил за пенящейся в котелке пастой. Свет от вытяжки подсвечивал золотом шкворчавший в масле лук. Стемнело быстро, и комнаты дома погрузились в мягкое теплое свечение всевозможных ламп. Ели в гостиной. Мэгги налила всем красного домашнего вина, и поднося к губам бокал Роман заметно поник. В доме было жарко, и камин не разжигали, но Пит зажег толстые высокие свечи, выставленные на каменной подложке перед коваными решетками. Устав от дневной работы и размякнув после ужина играли в настольную игру, угадывая исторические факты, поделившись на две неравные команды: Вайолет и Мэгги взяли к себе Романа, и долго смеялись, когда на каждый вопрос он громко хлопал по обивке дивана и выкрикивал «Стойте, стойте, мы что-то такое проходили, я помню цвет учебника!». Контраст светлых спортивных штанов с алым вельветом дивана; белые носки с красными полосами терлись о большие мягкие подушки. Рука Романа, что грела девичье бедро редкими случайными касаниями, незаметными для других. Они переглядывались. Игра света в винных бокалах. Край ватного пледа с розами, упавшего с кресла Мэгги; с кончиком лениво поигрывал Стаут, распластавшись на ковре возле ножки кофейного столика. Запах базилика. Запах детского лосьона. Прохлада игральных фишек. Посасывание Тейтом шнуровки толстовки, сосредоточенно следившим за песочными часами. Смех, напряжение от азарта, блеск наручных часов Пита и приятная полутьма. Истошные выкрики о закончившемся времени в песочных часах и мягкие подшучивания. Запрыгнувший на диван Стаут, вытянувшийся тушкой вдоль ног Романа, и Тейт, в перерыве игры сымитировавший позу кота. Снова смех. Заваренный травяной чай. Финиш игры. Задремавший в своем кресле Пит и недопитый стакан бурбона в его руке. Смех, но уже сдавленный, притихший. Вайолет вновь расслабилась среди мужчин. Настольная игра, словно в том самом детстве. Уборка посуды. С очередной порцией смытых тарелок подростки замерли возле раскрытой посудомоечной машины, на дверце которой спокойно устроился Стаут. Смеялись снова. Хруст бумажных полотенец, аромат крепкого алкоголя. Свет в окнах: соседский дом натянул белую гирлянду по периметру задней лестницы, и пластиковые призраки подрагивали на ветру. На широкой террасе прохладно и тихо как дома. Вдали лаяли собаки, по обочине быстро прошмыгнула черная кошка. Чернели здоровые плюшки туй под каркасом веранды. Шумели деревья. На плетеном садовом диване из ротанга Вайолет провалилась в мягких холодных подушках, поправляя плед на коленях. Вился сигаретный дымок. Пахло табаком и первым осенним холодом Висконсина. Приоткрылась дверь, в проеме появился Роман. Неожиданно для себя Вайолет тихо рассмеялась. - Что? – с улыбкой спросил подсевший юноша. - У тебя там Виктория правила сто восемнадцать лет, – вдруг вспомнила она, за затяжкой силясь унять приступ веселья. - Да я пытался подсчитать! – рассмеялся и он. За стеной в доме что-то упало, раздался глухой, словно вторящий смех. Все еще улыбаясь Роман достал портсигар. О доски прошуршала подошва его ботинок. Роман вытянул длинные ноги и закурил. Вайолет стряхнула пепел в пепельницу на узком круглом столике. Роман долго глядел на дом напротив, затем произнес посерьезневшим голосом. - Я так и не поблагодарил тебя за спасение Эи. Улыбка исчезла. Вайолет закусила губу. - Спасла не я, а ты. Ты принес аптечку. Ты понимаешь это? – обернувшись, она настойчиво ловила его взгляд до тех пор, пока Роман не посмотрел на нее. Испытующе вбивала она зрительным контактом в него эти мысли. Роман раскрыл рот, в отрицании замотал головой. Но пальчики, вынырнув из пледа, упрямо сжали его ладонь. Он не верил, они оба знали, что это неправда, но чем сильнее сжималась ее рука, тем сильнее он удивлялся своим ощущениям. Лишь живость ума Вайолет помогла там в мотеле, но она хотела, чтобы он чувствовал свою значимость. Она была первым человеком в его жизни, кто вселял в него такую веру, и Роман был безмерно ей благодарен. И это чувство начинало его пугать. Он сжал ее пальчики в ответ, тяжело выдохнул, поджал пухлые губы и откинул голову на спинку, прикрывая глаза. Вайолет смутилась, словно резко поняла, что не имела права вот так трогать его руку – так, как касаются друг друга пары. Спешно вытащила ладонь. Роман не заметил, снова затянулся, а затем появилось густое, плотное кольцо дыма. Вайолет воспользовалась возможностью. - Как ты это делаешь? Роман открыл глаза. - Что? - Колечки дыма. Он улыбнулся. Сменил позу. - Все дело в работе губ, – с видом ученого, будто прежнего разговора и не было принялся объяснять он, демонстрируя правила мимики. – Резко выпускаешь дым вот так, – показал он. – Толкаешь его как бы из легких. Попробуй. Вайолет прищурилась. В попытке повторить густо выпустила простую струю дыма и в процессе залилась смехом. Роман тоже засмеялся. - Это вам не викторианскую эру высчитывать. Они смеялись. Под колыхание дубовых ветвей Вайолет в смехе смотрела на повеселевшего Романа, и сердце снова сжалось странной пульсацией. Он так красиво курил. Так красиво, что было больно. Была ли история Мэгги в комнате наверху негласным намеком? Начинала ли Вайолет любить Романа? Нет, до этого было еще далеко, но ей так непомерно нравилось то, какой она была рядом с ним, когда он говорил с ней, касался: ее било от энергии, и эта энергия словно бы заставляла двигаться все вокруг. И Романа тоже. И он чувствовал это. И этого тоже боялся. Просто не думал об этом. В проем приоткрывшейся двери показалась всклокоченная макушка Тейта. Прежде, чем заговорить, он помедлил, интенсивным взором темных глаз осмотрев двух куряг. Затем произнес сухим голосом, крепко сжав дверной косяк. - Там фильм какой-то, Мэгги всех зовет.

***

По комнатам разошлись поздно. Совместный просмотр увлек всех, даже Пит снова проснулся, пригладив седые волосы и долго выискивая на соседних поверхностях свой недопитый стакан. Мэгги была счастлива, долго сообщая об этом подросткам. По ее словам, давно уже компанию им не составляли юные люди. Тейту выделили диван на чердаке, Романа разместили в гостиной. Все меланхолично сновали по дому со стопками залежавшегося в шкафах постельного белья. Гудели душевые. Вайолет с улыбкой наблюдала за Мэгги – ее радость от новоиспеченных проживающих казалась абсурдно забавной. Стаута выпустили на террасу, и персидский красавец обошел территорию веранды прежде, чем покорно усесться на придверном коврике, глядя на дорогу, словно провожая ушедший день. - А чем Вы занимаетесь? – спросила Вайолет, помогая на кухне с последними штрихами уборки. Клокот бойлера тихим стуком доносился из подвала. - Немного тем, немного этим, – с загадочной улыбкой складывала Мэгги полотенца. – В основном шью городским вещи. Вайолет поджала губы. В заднюю дверь тактично поскреблись, и Мэгги на мгновение пропала в проеме распашных двустворчатых дверей и впустила Стаута, окончательно заперев замок. Вайолет удивилась. Ей казалось, эта женщина точно должна была подрабатывать с мутным шаром для предсказаний. - Почему Вы так добры к нам? – решилась на вопрос девушка, поежившись от начавшегося сердцебиения. Мэгги подняла добрый взгляд, цвет глаз сливался с цветом волос. - Помощь появляется тогда, когда к ней готовы. Стаут уселся на половицах, гордо раскинув куриные лапы в стороны и принявшись вылизывать шерсть. И с досадным чувством сеанса к Оракулу Вайолет дотерла последнюю тарелку, отправляя ее в открытый шкаф с двояким ощущением: от Тернеров шла благоприятная энергетика, но что же все-таки они скрывали? Неужели в мире бывают бескорыстные добрые люди? Мэгги словно вновь прочитала ее мысли: - Если задержитесь на тридцать первое, у меня для вас будет кое-какая работенка.

***

Когда все банные процедуры были закончены, свет в комнатах начал поэтапно гаснуть. Заперли двери, потушили свечи; дымок вился в воздухе, наполняя гостиную ароматом горячего воска. Стаут запрыгнул на бархатный диван, и Роман долго сгонял кота, пытаясь накинуть простыню на подушки сидения. Наверху Вайолет разучивала махинации с оконной ручкой. Пустая, темная улица, фонарь высвечивал блестящую крышу Форда. Мрачно дрожали верхушки дубов. Стало тоскливо. Детский рисунок под фоторамками затрепыхался от потока ветра. На бумаге женщина в коротком узком платье с треугольными светлыми волосами. Вайолет долго не могла уснуть, прислушиваясь к дому. Еще какое-то время по трубам гоняли воду, тени двигались по полоске света под дверью. Затем наступила тишина, и гудел лишь уличный ветер. Продолжал дрожать детский рисунок, по нежно-синему потолку ползли силуэты листвы. Это была ее первая за неделю ночь в одиночестве, и странное чувство пустоты охватило ее голову. Вайолет никогда не ощущала потребности в общении, всегда была одиночкой, но сейчас, лежа в просторной постели среди мягкого белья ей было неуютно, будто чего-то не хватало. Вайолет присела, поправив подушку у изголовья, и уткнула край одеяла под грудь жестом обидевшегося ребенка. В набитой раритетными вещами спальне думать было сложно. Вайолет что-то тревожило, и ее злило, что она не могла понять причину. Она давно уже забыла чувство, когда тебя что-то беспокоит. Столько месяцев она провела в абсолютной беспристрастности, что нынешние ее чувства казались неведомым непотребством. Думать не хотелось вовсе. Вайолет начала злиться, что что-то вообще могло занять ее разум, словно она была создана для того, чтобы провести жизнь в апатичном равнодушие. Чтобы не думать разум Вайолет толкнул ей незатейливый мотив мелодии, который и начал крутиться в голове. Казалось, сна ни в одном глазу. Вайолет рассматривала мрачные очертания комода, платяного шкафа, смежной двери, корзину с пледами и десятки деталей декора до тех пор, пока взгляд не привык к темноте, и цвета белых фарфоровых дверных ручек не пробились сквозь тьму. Затем откинула голову на подушку, уперевшись взглядом в оконную раму. Ветерок касался лица, волоски падали на лоб, но Вайолет не шевелилась. - Пожалуйста, пусть мне станет легче, – почти не контролируя свои губы прошептала Вайолет не то улице, не то ветру, не то самой себе. Веки прикрылись сами собой, ласкаемые прохладой осени. И в этом полусидячем положении Вайолет показалось, что она смогла отключиться. Она мгновенно проснулась когда дверная ручка еще только-только собралась совершить оборот. В двери встал Роман – его длинные ноги мало с чьими еще спутаешь. Прошуршало одеяло. Вайолет проморгалась. Который вообще час? Темный силуэт юноши замер в проеме, словно ожидая приглашения. - Ты чего? Роман шагнул, прикрывая дверь. Опустил руки, и дважды потерянно сжал и разжал кулаки. На нем болтались пижамные штаны, о существовании которых Вайолет и не подозревала. - Не могу уснуть, – лишь выдавил он, снова шагнув ближе. Вайолет напряглась, предугадывая просьбу. Но Роман держался странно сдержанно, и его расслабленные ладони коснулись изножья отстраненно. Вайолет окончательно присела. Совсем неожиданным были его дальнейшие действия. Роман присел, и только тогда Вайолет увидела его осунувшееся лицо. Мгновение, другое, и он подсел ближе, и голова его упала на ее грудь, и он заплакал. - Я боюсь за нее, – прошептал Роман, обдав ее горячим дыханием. Вайолет в ужасе сжала его шею, не то обнимая, не то удерживая голову. Он елозил по ее груди, растирая щекой теплые слезы. Никто еще не плакал так рядом с ней, и Вайолет испугалась. Плачущий Роман был еще более непредсказуемым, чем Роман взбешенный. Слезы мочили ее кожу, размазываясь по кофте. Она не знала, что говорить, и просто позволила ему изливаться. Зато говорил он – о том, как страшно ему за Эю, и о чем-то еще, чего Вайолет разобрать уже не могла. Она уверяла его, что все будет хорошо – коряво, но как умела. Он спрашивал, правда ли она так думает, и она соглашалась. Никогда Роман еще не казался ей таким уязвимым и подавленным. Когда он успокоился они долго и тихо говорили. Ни разу еще Роман не был с ней так открыт. Рассказывал о собственных страхах. Насчет будущего, насчет самого себя. Он не понимал, что за дикая связь была у него с кровью, а Вайолет не знала ответа. Но она была хорошим слушателем, и вскоре Роман уснул поверх одеяла, примкнув к ней, точно маленький ребенок. Уснула и Вайолет, чувствуя его горячую руку на бедре и все еще мокрую ткань кофты. И не знала она, что за плохо прикрытой дверью их недолго слушал Тейт. В то же самое время, воодушевленный их с Вайолет дневным простым ребячливым разговором по дороге от супермаркета он подумал, что все стало как прежде. Что он снова стал близок с ней. Он стоял во тьме ночи в жарком коридоре второго этажа, слыша тихое бормотание Романа, представляя полуголую Вайолет рядом, и кулаки его сжимались с бешеным неистовством, и горячая кровь билась по венам ревнивым запалом.

***

Вайолет проснулась от громкого автомобильного гудка под окнами: на солнечной улице два водителя никак не могли разъехаться из-за соседских ящиков с кабачками. Романа рядом не было. Был ли он здесь вообще? К смежной со спальней ванной Вайолет привыкла быстро. Здесь было даже слишком комфортно. На лестницу тянуло ароматом бекона: борясь за здоровое питание Вивьен его жарила редко, и ведомая вкусным запахом Вайолет проследовала в гостиную. Ни запахи, ни грохот сковородок о конфорки, ни шаги, ни заливавший комнату через эркерные окна яркий солнечный свет не мешали Роману мирно спать на диване. Нет, прошлая ночь ей не приснилась: на Романе те же пижамные штаны. Подле него вытянутая тушка Стаута – одна лапа свисает с края с балетной грацией. Диван скорее принадлежал коту, великодушно пустившему человека прикорнуть по контуру подушек. Со странно довольной улыбкой Вайолет проскользнула в раздвижные деревянные двери кухни. Мэгги колдовала над сковородками у черной плиты. Пит разбирал утреннюю почту. Ели перед большим окном, скрывавшим второй этаж соседнего дома за толстым каштаном. - Хорошо спалось? – вопрос заставил Вайолет уткнуться в кружку с кофе. Закивав в ответ девушка покосилась на кухню. - А где Тейт? - Не знаю точно, его с самого утра не было. Вайолет нахмурилась. Пока Мэгги подкладывала ей тушеных помидоров, машинально поглядывала в окна на солнечную улицу. Мысль об отсутствующем Тейте зазвенела тревожным звоночком. Куда он мог пойти в незнакомом городе? Вскоре, прервав ее размышления, через стены послышалась возня, и словно запутавшись в ответвлениях комнат вялый Роман нашел столовую через коридор. Ему с улыбкой вручили кружку кофе. Проводив юношу Стаут уселся между стульев, подметая половицы пушистым хвостом и с мольбой в глазах-бусинках глядя на гигантов-гостей. Мэгги принялась за ласковую ругань, грузно поднимаясь с сидения. Было светло и тепло, и Вайолет к ужасу своему поняла, что это первый ее такой уютный прием утренней пищи за многие месяцы. Завтраки по выходным проходили в исходившем от нее самой напряжении, в постоянной обиде на родителей, и сейчас было легкое и светлое чувство той самой обстановки, которой, оказывается, ей так не хватало. Пижамы, растрепанные волосы, сонные зевки, солнечный свет, поднимавшийся от больших блюд пар, звон столовых приборов, речь Мэгги о дневных планах. Один раз Роман и Вайолет многозначительно переглянулись, юноша улыбнулся ей странной улыбкой. Насытившийся Стаут прервал контакт, устраиваясь у Романа на коленях. Мэгги согнала кота. Прошуршала газета в руках Пита, и Вайолет с тревогой коряво изучала первую полосу. Роман проследил за взглядом, тоже понял и тоже пытался вчитываться в пропечатанные строчки, но никаких заголовков о пропавших людях или разыскиваемых подростках на первой полосе не было. Роман отсутсвия Тейта не заметил вовсе. Зато в два счета смел еду, стоило Питу обмолвиться о скорой поездке к Эе. И совсем скоро Форд выехал на дорогу – тратой собственного бензина Роман негласно оплачивал гостеприимство. Женщины как раз заканчивали уборку посуды когда через заднюю дверь в коридор вошел Тейт. - Где ты был? – тревога в голосе удивила даже саму Вайолет. - Гулял, – пожал плечами Тейт, засовывая руки в карманы джинсов. Криво сидела клетчатая рубашка. Мэгги предложила завтрак, но юноша отказался, сказав, что не голоден. Свежий утренний ветер окутал аурой неспешности с веранды. Притащив из гаража стремянку Тейт подтаскивал к выходу прозрачные коробки. Уже через час террасу заполонили всевозможные гирлянды и бутафория. Мэгги двигалась медленно, по большей части указывая что куда и как крепить, и Вайолет невольно задумывалась обо всех предыдущих годах, когда Тернеры самостоятельно украшали участок. Каждый ли год они вот так чудом вылавливают на дорогах помощь? Тейт держался отстраненно, смурно и серьезно и весь его вчерашний запал куда-то делся. Его холодность казалась Вайолет недобрым знаком. Пугала. Подушки зеленых туй перед входом затянули белой паутиной, подтащив стремянку к деревьям Тейт опутывал стволы гирляндами, что распутывала и подавала Вайолет. Мэгги подсчитывала тыквы. После полудня к давно пестревшему персонажами бертоновских фильмов дому напротив подъехал пикап, мужчина в незаменимой клетчатой рубашке выгружал оранжевые овощи, и несколько раз Мэгги тучным облаком переходила дорогу, приветливо беседуя с соседями. На главный вход повесили кленовый венок с летучими мышами, рядом выставили армию скелетов. С дуба возле тротуара теперь свисало два привидения. Ветер постепенно срывал первую редкую желтую листву. Вниз по улице звучали детские голоса, трижды пронеслись юные велосипедисты, дергая звоночки при виде подростков. Относя опустевшие контейнеры к гаражу Вайолет помахала детям рукой; у одной девочки к велосипедному шлему уже крепились красные рожки. Для Вайолет это первый Хэллоуин вне дома, и первый раз за долгие годы, когда она занималась украшением участка. Родители ее любили Хэллоуин, каждый год выбирали костюмы, каждый второй год выезжали в город на взрослую вечеринку – в такие года Вайолет просили самолично открывать детям дверь и раздавать конфеты. Вайолет и этого не делала: выставляла на крыльцо деревянный короб, засыпала его доверху всеми купленными сластями из пакетов, всовывала незатейливую самодельную табличку «Возьми одну если осмелишься» и проводила часы «Кошелька или жизни» взаперти своей комнаты. Для Тейта это тоже был первый раз вдали от дома, его собственный Хэллоуин мало чем отличался от Хэллоуина Вайолет, хотя его мать и имела совсем отличное от Хармонов представление о празднике. Констанс к украшению дома не притрагивалась никогда, но детей округи это от назойливых дверных звонков не останавливало. Всему виной был извечно горевший на крыльце фонарь, являвшийся маячком для детей – правило этого дня, если у дома включено освещение, можно смело ломиться в дверь. Когда в очередной год Констанс ругалась на дверные звонки, пытаясь расслышать речь киноактера с экрана квадратного телевизора, расплескивая в стакане бренди, Тейт попытался намекнуть на уличное освещение. - А весь свет в доме нам ради мелких паршивцев не отключить? – с язвительной улыбкой кидала Констанс через спинку дивана. – Может, в подвале запремся? Больше Тейт эту тему не поднимал. В прошлом году Констанс решила проблему, подрядив Бэна и закрыв дверной звонок старым холодильником. Дети не могли его сдвинуть, а игнорировать простой стук в дверь было гораздо проще. Порой Тейт уходил на это время из дома, болтаясь по окрестностям, покупая себе соленых крендельков и устраиваясь на одной из скамеек, наблюдая за группами разодетых детишек, весело размахивающих фонариками со сластями. В остальное время он повторял рутину Вайолет, оставаясь в своей комнате. Первое время он выглядывал Вайолет в окнах ее спальни, но в один из годов единственное ее попадавшее в поле видимости окно стало плотно закрываться ставнями, и Тейт с щемящей тоской вспоминал совместное веселое детство. Дух Хэллоуина медленно пропитал весь Джейнсвилл. Подсуетились все запоздавшие с украшениями участки, каждый пестревший тыковками фонарный столб на набережной теперь гармонировал со всеми домами, пабами, ресторанами и магазинами. Большой кирпичный тематический супермаркет с заманивающим с растяжки скелетом в костюме Элвиса принимал последних нерасторопных покупателей. Ветер трепал разноцветные объявления на дверях школ и Публичной библиотеки. С витрин на тебя зорко глазели соломенные чучела и огромные светящиеся ведьмы. С воздухом доносило тонкие нотки водной свежести с реки. На перекуре Вайолет подавала Тейту комки паутины, и юноша опутывал ею ограждение террасы. Нечаянно прожгла сигаретой пакет. На подошвы ботинок налипли размякшие во влажной земле листья. К ее свитеру прицепилось два оранжевых ценника. Один раз Тейт свалился со стремянки, упав на мягкую гору привидений; край толстовки прорвался, зацепившись за сучок дерева. Одна огромная тыква перевалила с ограды веранды, шмякнувшись на землю, но чудом не пострадав – за нее было особенно страшно, и всеобщий болезненный выкрик подростков привлек не только внимание Мэгги, но и заставил выглянуть в окна соседские дома. Выпущенный под присмотром курящей Вайолет Стаут долго обнюхивал появившихся на пороге скелетов, ткнулся мордой в нежный переключатель и в испуге кинулся обратно в дом, стоило скелету резким басом засмеяться. Картинка развеселила подростков. Вайолет в смехе тушила сигарету, поправляя носком ботинка улетевший из-под мощных лап Стаута дверной коврик. Стряхивая влажную землю с ботинок Тейт снимал прицепившиеся к толстовке линии паутины. И это было их первый за день вербальный контакт. В доме пахло мясом. После ланча из сэндвичей Вайолет с улыбкой орудовала специальным ножичком: уже многие годы она не притрагивалась к тыквам. Забыв, насколько трудно выскребать волокна Вайолет сдувала волоски со лба, погрязнув рукой во влажном месиве – лишь правой, той, рукав которой можно было засучить. Периодически пробегала взглядом колонки газетных страниц, что служили покрытием под разведенную на столе деятельность. Зачерпывая горсти мякоти Тейт скидывал оранжевые внутренности в кастрюльку, порой дразня девушку и заставляя ее нервно уворачиваться с не менее нервным хихиканьем. Он снова стал собой, шутил и веселился, и Вайолет с облегчением выдохнула. Мэгги чувствовала прежнее стоявшее напряжение, наблюдала теперь и за игрищами, но молчала, лишь тактично пряча многозначительную улыбку. Вайолет вырезала на своей тыкве стандартного Джека – так давно она этого не делала, что захотелось чего-то обычного. У Тейта получился одноглазый, со слегка кривой усмешкой. Мэгги вырезала две. Всех красавцев гордо выставили на главном крыльце. Тейт отнес остатки в компост. Все трое долго стояли на улице перед дорожкой, разглядывая получившееся убранство. Теперь розовый особняк добровольно терялся на фоне хэллоуинской мишуры. Вайолет невольно поглядывала на дорогу, но знакомого капота все не было. Форд еще долго не приезжал. День несся так быстро, что когда маятниковые часы в гостиной пробили пять часов Вайолет удивилась. Мэгги увела Тейта для работы в саду, предоставив Вайолет короткое время наедине с собой. Она дважды курила, намеренно вслушиваясь в звуки улицы, ожидая появления знакомого Форда, но Пит и Роман возвращаться не спешили. Вайолет ловила себя на мысли, что скучает. Ночной Роман ее напугал, но говорить с ним было так приятно. Ей хотелось еще, как поначалу ей хотелось лишь секса с ним. И мысль эта вдруг устрашила. Вайолет выронила сигарету на доски террасы, опомнившись поспешила поднять. Ветер унес янтарные крошечные головешки. Неужели у нее зарождались чувства?

***

Резина прошуршала по подъездной дорожке лишь под вечер. В доме как раз начинало пахнуть ужином, Пит внес в гостиную полученные на почте пакеты, передавал Мэгги конверты с письмами. От нетерпения Вайолет возилась у раковины, нервно, с трудом стягивая резиновые перчатки. Роман выглядел растерянным и угрюмым, лишь одарил девушку коротким взглядом. За Романом в дом вплыл табачный запах. Страшась появившегося волнения, закусив губу, Вайолет быстро юркнула через холл на террасу, огибая угол дома до плетеного кресла. Пальцы дрожали, волнами жара жгло кожу, и девушка подставляла лицо слабым, прохладным потокам ветра. Никогда она еще не испытывала такого состояния, но ей казалось, что именно так должны чувствовать себя влюбленные девушки. Заламывая и разминая трясущиеся кисти рук Вайолет ходила взад-вперед, силясь найти рациональную причину. Нет, она не влюблена, это все просто дурное влияние прошедшей ночи, ее просто удивила ласковость Романа и все. Никакой влюбленности, простая смена настроения, простой прилив нежности и сочувствия. Роман размяк, потому что Эя больна. Ты не влюблена в Романа! Ты не влюблена! - Не помешаю? – подкравшийся Роман заставил Вайолет подпрыгнуть. Сердце заколотилось. Не дожидаясь ответа юноша вытащил портсигар, примкнув к ограде террасы. - Как Эя? - Капризничает, требует кофе, – поджег он сигарету. - Словом, выздоравливает, – улыбнулась Вайолет, все еще растирая пальцы. Роман рассмеялся, кивая. Он провел с сестрой весь день и сейчас, нервно потрясывая сигаретой, рассказывал об этом. - Эя тебе привет передавала. Завтра вернется. Я хотел, чтобы ее еще под наблюдением подержали, но она неумолима. Вайолет улыбнулась. Неужели она стала нравится сестре Романа? Он спросил, как прошел здесь день, и Вайолет рассказала об украшении участка и непрекращающейся помощи по дому. О странном поведении Тейта решила умолчать. Вечер прошел в обыденной домашней обстановке к которой так быстро можно привыкнуть. Перед отходом ко сну Вайолет обнаружила в раковине своей ванной свернувшегося Стаута. Какое-то время трогала в душе гравировку на медовом мыле. Снизу еще долго раздавались приглушенные голоса: мужчины играли в карты. Несмотря на все Вайолет уснула быстро, но часто просыпалась. Ей все казалось, что вот-вот в комнату должен войти Роман, но это так и не произошло. Хотела ли она этого и была ли разочарована под утро? Его порезы на ее плече уже давно не просто затянулись, но полностью побледнели. Ночью у дома пару раз проезжали машины, словно делая разворот и освещая окно ярким светом фар. Вайолет глушила и звуки, и свет, и мысли второй подушкой. Оставался один день чтобы добраться до Миннесоты.

***

Утро тридцать первого октября было другим, как и все праздники отличаются от обычных дней. Это что-то в воздухе, не поддающееся описанию, но неизменно присутствующее – по ним, по этим маленьким или большим, осязаемым или пахнущим деталям всегда можно узнать, описать и обозначить праздник. Как сегодня – запах попкорна и сладостей, раздающийся где-то по соседству смех бутафорских скелетов, семенящие по газону до школьных автобусов ученики начальной школы, полностью разодетые в костюмы и готовые с последним звонком отправиться в волнующее, долгожданное шествие. Мелькали фиолетовые юбочки фей, белые крылья ангелов, черные рваные платьица ведьм, крохотные полицейские фуражки, дьявольские плащи – список цветов, фасонов и героев был необъятным. Даже Вайолет чувствовала какое-то предпраздничное неясное волнение. С самого утра к участку Тернеров начали подтягиваться люди. То и дело звучал дверной звоночек. Мэгги знала всех, называла по именам и уводила в недра дома. Гости быстро уходили, двигаясь к выходу в плавном танце человек-чехол с одеждой. Подростки наблюдали за чехардой с удивлением, затем Вайолет быстро смекнула: жители города приходили к Мэгги за маскарадными костюмами. После завтрака Форд снова двинулся в путь, но теперь вернулся куда быстрее. Словно бы не просто Эя, а именно ее заразительная энергия вернулась в гостиную, заполняя все вокруг. Ее голос – теперь звонкий и здоровый, не тот ужасающе притихший и болезненный – снова заливал помещения, отскакивал от стен и заставлял юношей улыбаться. Каштановые волосы, потемневшие и грязные, собранные в пучок. Помятая одежда и словно бы еще больше исхудавшее личико. Несмотря на все это Эя была прекрасна, ее улыбка будто стирала все предыдущие дни, будто ничего с ней и не случилось. С мужским эскортом она вошла так, словно дом принадлежал ей – словно все, что могло быть вокруг, принадлежало, должно было принадлежать ей. Вайолет была рада выздоровлению Эи. Но неожиданно для Вайолет всеобщее воссоединение оказалось наполненным странной грустью. Вот она, перед ней – живое воплощение femme fatale. Та, ради которой можно умереть. А что Вайолет? Вжавшись в арочный проем она с нахлынувшей тоской наблюдала за щебечущей брюнеткой, за тем, как все мужчины дома слушали ее речь, как светился счастьем Роман и даже позволял Тейту ее обнимать, как пыталась Мэгги вырвать ее из мужского плена, утягивая к лестнице, заверяя о лечебных свойствах горячего душа. Это ее, это Вайолет она с той же лаской водила по коридорам дома, это ей давала шампуни и бутылочки. Совсем недавно все было лишь для одной Вайолет. Чуднó‎ было испытывать зависть. К неожиданности Вайолет, по пути к лестнице Эя нашла девушку взглядом и стремительно подлетела, сжимая ее в объятиях. От нее пахло лекарствами и пóтом, но такими искренними были теплые касания, что Вайолет даже усомнилась, та ли самая девушка, сестра ли это Романа ее так крепко, так по-дружески обнимает? Эя так долго находилась в ванной второго этажа, что, казалось, дотронься до дверной ручки и та окажется раскаленной от душевого пара. Вайолет двигала свои вещи, свою сторону постели. Это больше не ее личная комната, больше она не будет здесь одна, словно в больничную палату подселили еще одного пациента. Больше никакого ночного молчания, шепота деревьев и ласки ветра в раскрытое окно – всего того, что было лишь для нее одной. И никакого ночного Романа. Вайолет почему-то ясно осознала, что не только здесь, не только в этой спальне – вообще нигде. Вещи Эи заполонили пространство. И все то, что Вайолет позаимствовала снова принадлежало Эе. Странным было это щемящее чувство тоски, словно у Вайолет отнимали часть ее самой. Вновь запахи кремов Эи, свист фена уже больше не лично от Вайолет. Перебрав выстиранные Вайолет вещи Эя будто и не заметила, что они стали чистыми. О прошедших днях лечения Эя не говорила, не то желая забыть, не то не считая необходимым. На деле же стыдясь. Они дали ей какую-то мазь для рук, и ранки на пальцах быстро подживали. Казалось, это и заботило Эю больше всего остального. Она закидывала Вайолет вопросами: как ей Тернеры, есть ли в доме алкоголь, было ли что-нибудь интересное и резвились ли они с Романом. Вайолет спокойно сидела в изножье кровати, нервно потирая большим пальцем ладонь и коротко отвечала. Резвились ли? Последний вопрос проигнорировала. Пошутила насчет работы по дому и сколько всего придется нагнать Эе. С улицы донеслись детские крики. - Нынешние дети знают это кино? – услышав реплику из «Охотников на привидений» безразлично-удивленно вскинула бровь Эя, задвигая свою дорожную сумку ногой под кровать. Вайолет лишь хмыкнула. О том, что у половины страны все еще кассетные проигрыватели уточнять не стала. Она много чего не стала делать в то утро: не стала заводить разговор о мотеле, не стала возвращаться к таинственной теме платка, не стала говорить о Романе, о том, как сильно он без нее скучал. Не рассказала о прогулке с Тейтом и чехарде в мыслях, хотя в душе очень этого хотела. С кем-нибудь поделиться. Вайолет уверяла себя, что момент откровения прошел вместе с выветрившимся действием травы, и больше им по душам разговаривать словно бы было запрещено. Четверка воссоединилась. Роман повеселел и будто ожил, даже подчистил ветчинные запасы Тернеров. С бодрым видом курил на террасе, энергично обсуждая с Тейтом плюсы зажигалки на бензине. Повозившись со Стаутом, будто в жизни никогда не трогала кошек, Эя с лучезарной улыбкой устроилась на коленях Романа, изредка вклинивалась в разговор и безотчетно возила пальчиками по шее брата, взъерошивая там короткие волосы. Поначалу казалось, Эя трогает все подряд, наслаждаясь здоровыми, свободно разгибающимися пальцами. Но потом Вайолет перехватила ее взгляд. Он словно лукаво ее изучал, словно говорил «Смотри, что я делаю, хочешь тоже вот так беззаботно сидеть у него на коленях? Ничего не выйдет. Наслаждалась, пока меня не было? Ну вот и все». А, может, Вайолет просто так казалось… Пальцы Романа играли на голени кузины, будто отстукивали ритм по клавишам. Говоря, Тейт жестикулировал, затем не глядя опустил ладонь на террасную ограду за спиной. Коснулся в движении локтя Вайолет. Замер. Вайолет отшагнула к столику, стряхивая пепел. И, сама того не осознавая, вернулась обратно, примкнув к теплому, широкому плечу Тейта. Было ли это желание вызвать у Эи ответную ревность? Или прошедшие сутки настолько размягчили ее сердечко? Какими бы они были, проходи их подростковый период в другой эпохе? В начале девяностых, например? Вайолет впервые об этом задумалась, впервые представила. Может, они четверо могли бы проводить время в одной из комнат, что увешана плакатами The Clash и Joy Division, психоделическими картинками, постерами MTV Unplugged и молодежных драм, где главные герои подростки-изгои. Носили бы широкие дождевики с глубокими карманами, рваные конверсы и поношенную джинсу, ели бы пиццу по шесть долларов за коробку и звонили родителям по телефонам с гладкими проводами. Перезаписывали диски, курили во время учебного дня – когда это еще позволялось делать прямо возле школы. И жизнь бы была плавной и непосредственной, мягкой, точно фильтры камер в кинематографе того времени. А самым большим потрясением были бы массовые убийства в школах. И смерть Кобейна, конечно же. Тейт бы страдал больше остальных. Вайолет и это представила. Пока они нежились в тени веранды, по доскам снова застучали гостевые каблуки. Люди приходили и уходили, порой здоровались, желали хорошего дня. Подростки махали руками. Будто бы это действительно был их дом. Как и остальных, Эю тоже поглотила библиотечная обширность. Роман следовал за сестрой. - Смотри, – застопроилась девушка возле одной из книжных полок. Прямо к детали шкафа крепилась рама. На картине любовники, спина мужчины словно поглощает хрупкую фигуру. - У Оливии ведь… Роман тоже замер, вгляделся. - Да, такая же, – усмехнулся. – А говорила, с аукциона, – передразнивал он. Они все еще смотрели на знакомую картину, когда в библиотеке появилась Мэгги. И, равно как и Вайолет с Тейтом, увела отпрысков Годфри наверх. Долго перемешивала карты, словно сомневаясь. Затем протянула одну Эе. - Дьявол означает запутавшийся разум, искушения, которые приводят человека к срыву. Все то, что затемняет рассудок, все страхи и предубеждения. Без других карт, без тех, которые рядом, найти выход сложно. Но те, что рядом, всегда помогут. Эя не успела ничего спросить, раскрыла рот, но Мэгги уже вкладывала следующую карту в ладонь брата. - Повешенный. Карта перемен. Выпадает людям, которые противятся менять себя и свое сознание, тогда жизнь вынуждает их меняться насильно. Не стоит противиться. Самопожертвование во имя цели – это не слабость. У детей Годфри вопросы посыпались как канадский снег. Но Мэгги выпроводила их из комнаты, сказав, что понимание придет позже. Застыв в коридоре оба глянули друг на друга. Внутри себя Эя была благодарна за карту, словно давний друг прислал ей открытку из путешествия. Она сжала карту в руке, будто силясь прочувствовать услышанное. И лишь Роман не придал словам женщины никакого значения, нахмурив брови запрятал карту в задний карман, словно стараясь поскорее забыть. Четверка воссоединилась, лишь чтобы вновь разделиться.

***

Мэгги не обманула – работенка у нее на Хэллоуин для компании нашлась. Услышав предложение Роман отреагировал первый. Нервно рассмеялся. - Водить детей по домам? – его тон был таким, словно он пытался сообщить «да я и себя-то еле до школы довожу, о каких детях речь». Но женщина была непоколебима. - Вообще для старшеклассников это обязательная программа, но я договорилась, комитет выплатит вам небольшую сумму после. Мне казалось, вам нужны были деньги на дорогу… Эя незаметно толкнула брата в бок локтем. Тейт взъерошил кудри, Вайолет беспокойно трогала нижнюю губу. В деньгах они и правда нуждались. Их всеобщее молчание Мэгги приняла за единогласное соглашение. Радостно хлопнув в ладоши указала на лестницу. Костюмы были обязательны.

***

Вайолет помнила, что ответила ей Мэгги на вопрос о работе: шью для местных. Но, увидев масштабы швейной комнаты, засомневалась. Мастерская походила на складские помещения киностудии, не меньше. Рулоны тканей торчали с продольных планок под низким потолком, складировались на глубоких полках стеллажей, стояли торчком, примостившись к громоздким комодам. Всех цветов и материй. На одном из комодов – шляпные круглые коробки с серебряными звездами. Девушкам первым предоставили выбор. - Что понравится, – заверила Мэгги, пропуская их вперед. Множество готовых костюмов помещались на рейлах, точно в гримерных трейлерах. Что-то убрано в полупрозрачные чехлы – такие, с какими весь день гордо вышагивали безостановочные гости. В этой комнате сутки можно было провести, а до конца так все имеющееся богатство и не осмотреть. Теперь же девушки точно убедились – Мэгги действительно в родстве с владелицей театральной студии. Чарстонвилль… он словно был десять лет назад – такими далекими теперь казались те события… Эя нашла себе костюм быстро. На одном из рейлов были вывешены белые однотипные платья, напоминавшие ночные рубашки викторианских времен. Эя не задумываясь выбрала одно – с высокой талией под грудью и кружевной отделкой круглого ворота. Довольная крутилась напротив напольного зеркала так долго, что оголенные плечи покрылись от холода гусиной кожей. - Кем ты будешь? – спрашивала Мэгги. - Возлюбленной Дракулы, – решительно и гордо заявила Эя, будто это и так было очевидно. Но как бы Мэгги ни пыталась предложить еще что-то из бутафории, показывая ту или иную накидку, Эя не соглашалась, словно вечерний холод ее нисколько не волновал. Тогда Мэгги принесла шерстяной черный кардиган Пита. Эта вещь пришлась Эе по душе. Кардиган был так огромен, что окутывал Эю точно пальто. Вайолет на выбор костюма потребовалось куда больше времени. Последний раз она наряжалась на Хэллоуин лет десять назад, и теперь чувствовала себя потерянной среди обилия выбора. Вайолет отнеслась к предоставленной работе совсем иначе, чем Эя, и с толикой зависти смотрела сейчас на радостную, вертевшуюся в длинной рубашке девушку. Эе шло белое, ей шел старинный фасон, она и правда словно была сошедшей с романа чахоточно-бледной героиней с распущенными мягкими темными волосами. Вайолет бродила вдоль рядов с вешалками, откуда ей манерно подмигивали разноцветные плечики костюмов. И мыслей вроде не было совсем. Кем бы она хотела быть на этот вечер? Смешно сказать, но такой выбор казался ей сейчас куда более сложным, чем выбор будущей профессии. Так, проводя пальчиками по складкам вещей, с пустой от мыслей головой она дошла до манекенов. И замерла. На одном было платье в колониальном стиле цвета пыльной розы со вставкой из серого панбархата и шнуровкой до квадратного выреза. Без корсета. С рукавами до локтя и кружевной окантовкой. И такой красивой пышной юбкой. Маневрировав между манекенами Мэгги уже дергала за язычок потайной молнии. Как во сне Вайолет стянула одежду и влезла в платье, глядя сверху на складки юбки. Немного великовато в талии да и рукава ниже нужного, но из-за отсутствующего корсета село мягко и легко, словно облепив ее фигуру. То, что нужно. И совсем не тяжелое. Вайолет любила платья, но никогда еще не примеряла такое. Не чересчур ли это? Эя ахнула, отступая от зеркала, давая Вайолет возможность увидеть себя в отражении. Вайолет несмело подступила, словно в страхе оглядывая себя со спины. Расправила мягкую ткань. Волновало только запястье, кусок материи торчал из-под рукава. Но никто ни о чем не спросил. Мэгги еще раз потуже затянула шнуровку. - Красота, – сложила на груди руки женщина, словно отправляла собственных дочерей на школьный выпускной. А под длинными юбками – неизменные грубые ботинки. До выхода еще оставалось время. Снова разделись. Эя решительно настояла, что сделает Вайолет прическу. Она безропотно последовала за Эей до спальни, теперь же вкусив азарт от переодеваний и в душе торопя время, чтобы скорее вновь надеть выбранное платье. Ей было любопытно, что скажут о ней другие. Что скажет он…

***

Вайолет послушно сидела на краю их постели. Эя залезла на матрас, постукивая по нему носками ботинок колдовала над волосами – точно две подружки на ночевке. На покрывале раскрытые косметички. Закусив хвостик тонкой расчески Эя шепеляво процеживала «не вертись». Вайолет улыбалась, нервно играя с пальцами опущенных на коленки рук. - Не слишком ли много приготовлений для одного вечера? – От позы шея начинала затекать. - Это ты еще с Оливией никогда не жила, – вытащила Эя изо рта кончик расчески. Вайолет издала нервный смешок. Мать Романа у нее никогда не вызывала особых мыслей. – Года два назад мои потащили на вечер для аукционеров в Башню, так она два часа подбирала мне украшение в тон к галстуку Романа. Матрас пощелкивал под весом тел. Эя возилась со шпильками когда вдруг взгляд ее перешел на стену. - Что? – воскликнула Вайолет, потянувшись к волосам словно причиной затихшего парикмахера могла быть она сама. - Не трогай, – бросила Эя, откладывая оставшиеся шпильки и перелезая через постель. Детский рисунок – тот самый, который каждую ночь колыхался от ветра. Эя коснулась листа, самих цветов, как человек, читающий по шрифту Брайля. Будто тоже пыталась прочесть. Вайолет наблюдала с интересом. - Так странно… – нахмурилась Эя. – Я словно уже видела этот рисунок. - Мэгги сказала, у нее есть дети. - Хм, – только и произнесла Эя, затем вновь переключилась и резво спрыгнула с постели, словно ничего и не произошло. – Ну все, принимай работу.

***

В зеркале ванной комнаты Вайолет оглядела себя со всех сторон. Она и словно и не она. Растрепанный низкий пучок, и будто волосы стали темнее, медовее. Так волосы она еще никогда не убирала. Вокруг было столько этих так еще никогда не, что голову кружило. В отражении – знающая улыбочка Эи. Заламывая руки за спину покачивалась в стороны, словно довольный ребенок. И жест рукой, вроде «а, брось, еще и не то могу». В половине пятого Мэгги собирала всех в гостиной. Эя выпорхнула из швейной комнаты, кружась и танцуя по коридору в своем призрачном одеянии. Кардиган накидывала по ходу. Придерживая юбку при спуске по лестнице Вайолет именно в этот момент почувствовала себя настоящей придворной дамой. И так это было приятно, что чувство испугало. Так сильно Вайолет всегда ненавидела все слишком женственное, что стало страшно. В гостиной уже околачивались юноши. Кто-то из них присвистнул – кто именно Вайолет не успела понять, глядя под ноги, боясь наступить на подол юбки. - Ну дела, – пригладил волосы Роман, разглядывая Вайолет. На нем был собирательный образ смокинга: брюки его собственные, ботинки тоже, лишь пиджак и рубашка, одолженные из складских запасов Мэгги. Что-то вроде ну очень сильно спешившего Джеймса Бонда, собиравшегося впопыхах. Эя принялась поправлять его окосевшую черную бабочку. Вайолет почувствовала, как краснеет. И волосы были собраны в предательскую прическу! А как бы сейчас пригодилась их извечная защитная ширма! Снова это волнение. - Это очень… – медленно кивал Тейт, словно никак не подбирая нужных слов. - Так понравилось каскадерство? – спасая от тотального смущения подшутила Эя над пиратским костюмом Тейта. Юноша улыбнулся, манерно поправляя широкополую шляпу. - Это ты еще мою шпагу не видела. Все засмеялись. Даже Роман, не то проигнорировав, не то не поняв подтекст. Мэгги позвала из коридора. По дороге к выходу Роман примкнул к Вайолет, игриво дернув за шнуровку платья. И не признался, что глаза у нее горели по-другому, блестели новым живым огоньком, описать который он не мог. Напоследок женщина накинула Вайолет на плечи мягкий антрацитовый платок. И вручила Роману дверной ключ. - На случай, если нас не будет.

***

Начальная школа имени Рузвельта находилась в десяти минутах от дома Тернеров. Поросшую деревьями лужайку перед двухэтажным кирпичным строением уже занимала семенящая детвора. Гул, крики, визги, смех. Девушки в светоотражающих жилетках привлекали рассеянное внимание малышни, размахивая кто руками, кто табличками. На вытоптанном газоне нетерпеливыми хаотичными движениями пестрели костюмчики самых маленьких учеников. Такое столпотворение можно было наблюдать только в самый первый школьный день. Мэгги шустро юркнула в толпу, подводя свою команду к одной из кучек, облепивших молодую учительницу – по росту она и сама казалась ученицей начальных классов. Пока Мэгги беседовала с молодой женщиной Роман озирался по сторонам, найдя среди низких голов таких же как и он сам подростков успокоился. В окружении детей ему было неуютно. - Мероприятие с половины шестого до половины восьмого, детей вернуть к восьми, – Мэгги чуть было не добавила «в целости». И, погладив стоящую ближе Эю по спине передала четверку на попечительство педагогу. Молодая женщина, то и дело рьяно заправляя косую челку за ухо, собрала вокруг себя всех, кому в этот вечер предстояло сопровождать детей. Раздала распечатанные карты с обозначениями улиц и объяснила правила: подходить только к тем домам, на крыльцах которых горят источники света, не уходить за пределы отмеченного маршрута и естественные не упускать «выданных» детей из виду, не давать принимать конфеты от прохожих с улицы, сторонится неосвещенных дорог и уж совсем понятное – следить за подозрительными средствами передвижения. Что это были за такие «подозрительные средства» и как их надо было отличать от обычных соседских авто четверка понимала мало, но уверенно кивала вместе со всеми. Компанию разделили. К Вайолет и Эе добавили совершенно незнакомого местного школьника, одетого в костюм не то вампира, не то нерасторопного винодела, пролившего на средневековую рубашку смачное количество вина. Радостная Эя бесстыдно с ним флиртовала. Романа и Тейта присоединили к другим девушкам. Ко всем подвели небольшие группы детишек из пяти человек. И все двинулись по обозначенным маршрутам. К половине шестого солнце еще ярко пробивалось сквозь листву, подсвечивая дома от линии горизонта, словно просачиваясь в пространства между стенами соседских строений. Через пятнадцать минут свет словно приглушили, и синева покрыла дороги. К шести стало темно. Улицы осветили яркие фонарные столбы. Хорошенькая светловолосая фея сразу заприметила Вайолет, всю дорогу держа девушку за руку. Ей было лет шесть, не больше. Вайолет странно было сжимать такую маленькую ладошку. Странно и приятно. Детвора вилась вокруг троих подростков, при ходьбе о ноги отстукивали еще пустые пластиковые тыквы. Шуршал подол платья Вайолет. Имя третьего сопровождающего Вайолет не запомнила – эту информацию полностью предоставила Эе, чье выздоровление словно бы напрямую было связано с мужским общением. Вайолет воспринимала эту данную Мэгги «работу» слишком серьезно. Так они вели детей от одного дома до другого, встречались с другими провожающими чтобы вновь разминуться, терпеливо ожидали на тротуаре пока взволнованная детвора трясла фонариками перед раскрывающимися дверьми. Со всех сторон звучали дверные звоночки. Шуршали конфеты, громыхая в пакетах и пластиковых фонариках. Дети визжали и пищали, выкрикивали стандартные фразы, дергались от срабатывающих звуковых фигур и неистово веселились. Украшения разнились: были и жуткие мумии, и светящиеся черепа, и действительно реалистичные персонажи настоящих фильмов ужасов, и милые улыбающиеся надувные тыквы и коты. Дети, словно досконально знающие правила поведения, неизменно возвращались. И светловолосый ангелочек преданно вкладывал свою ладошку в руку Вайолет. После первого же дома Вайолет присела на тротуаре, подсобрав подол. - Что ты получила? – спросила она свою подопечную до странного своим обычным голосом. Ей всегда казалось, что с детьми все автоматически начинают ужасно пищать. - Мандарины, – показала девочка содержимое фонарика. Вайолет скривилась, надув губы. - Какой жуткий дом. Ветер упорно трепал пучок Вайолет, пряди все чаще выбивались, падая на лоб. Девочка рассказывала про ее любимые конфеты с нугой. Чуть впереди Эя без умолку трещала с парнем-вампиром, но то и дело поглядывая вокруг, словно умудряясь еще и отслеживать происходящее и местность изучать. Двое мальчиков спорили о вкусах в шоколаде, дважды Эя присаживалась, вновь и вновь завязывая детские пуанты. Во мраке все казалось другим, более реалистичным. Все звуки, все огни, сияние гирлянд и мерцающее свечение, что исходило от домов и гаражей. Все смешивалось и создавало ощущение, словно ты летишь на американских горках, а мимо тебя на скорости проносится пейзаж, и трудно разобрать что-то, выхватить из общей картинки. Через полчаса внимание начинало рассеиваться, детские костюмы мелькали то тут, то там, кто-то сбегал с веранд, кто-то носился вокруг фигур на газоне. Были еще прохожие, и разодетые подростки – те, которые просто слонялись по улицам в компаниях или направляясь на вечеринки. И все труднее было находить «своих» детей. Эя тоже это почувствовала. Но Вайолет тревожило не это. Было что-то еще, что-то немного другое. Она не могла это объяснить, но постоянно оглядывалась. На Юг-Гарфилд-авеню, где дорога плавно раздваивалась точно рогатка они свернули направо. Навстречу им шла такая же группа, все казалось безопасным. Но там, на другой улице, перед их поворотом блеснул свет фар, и машина затормозила у тротуара. Сворачивая на Восток-Холмс Вайолет крепче сжала детскую ручку. Дома, такие разные, бело-коричневые фахвектовые, колониальные пафосно-белые, резные викторианские и бревенчато-каменные. Все они принимали маленьких посетителей, пышные женщины и худые старики, домохозяйки и принужденные к работе более юные члены семей – все в костюмах. Даже женщины в простых кухонных фартуках казались одетыми в незамысловатый наряд. Одна из детских групп распевала праздничную песенку тонкими голосами. Откуда-то с соседней улицы были слышны взрослые выкрики. А ближе к набережной тянулись призывные мелодии, доносившиеся из баров. Дул ветер. Вайолет поправила платок. Во всех встречных группах она невольно выискивала знакомые лица, но парней они так ни разу не встретили. Она думала о Романе, глядя на общение Эи с сопровождающим ей стало любопытно – а Роман тоже завел беседу с приставленной к ним незнакомкой? Чушь. Вайолет расправила плечи, словно разгоняя с молочной кислотой такие мысли. Дом Тернеров тоже попал в их список. Покорно ожидая детей у ставшей почти что своей веранды девушки помахали появившейся в дверях с огромной миской Мэгги. Дети быстро ее облепили, вороша ручками купленные Вайолет фиолетовые батончики. Каре женщины венчал пуританский чепчик – все, что можно было разглядеть из-за толпы маленьких сластен. Дети встречали своих одноклассников, иногда задерживаясь и быстро тараторя. Тогда подростки останавливались. Это же не запрещалось правилами. Винодел-вампир рассказывал девушкам о вечеринке в доме его брата, звал и их. Кто тогда и что ответил Вайолет не помнила. Она слушала вполуха, обтекаемая чужими детьми и следя за «своими». В беспорядочной череде костюмов, заполонившей улицу, оглядывалась. И на пересечении с Юг-Висконсин-стрит снова увидела черную машину. Как долго она так стояла, вглядываясь вдаль, не знала, но водитель быстро включил фары и медленно двинулся от тротуара. Детвора щебетала слишком долго, и парень-вампир подлетел к маленький компании, точно летучую мышь, громко рыча. Малышня завизжала, смеясь разбегалась. Пока происходила эта кутерьма Эя неслышно шагнула к Вайолет, взяв ее под локоть. От движения Вайолет вздрогнула, точно от касания незнакомца. Эя улыбнулась. - Ты чего? Вайолет нервно облизнула пересохшие губы. - Видишь вон ту машину? – шепнула Вайолет. Авто все еще медленно катило по пустой дороге. Эя обернулась. – Мне кажется, я уже видела ее сегодня. Эя отпустила ее локоть. Вайолет ожидала смеха, но Эя даже не улыбнулась. И ничего не ответила. Лишь откинула передние пряди волос и обернулась к беснующейся детворе, что уличили момент свободы и теперь радостно скакали под опутанным гирляндой деревом. - Пойдемте, – хаотичными движениями рук собирала она всех пятерых детей. – Давайте, давайте, мы же хотим собрать побольше конфет, верно? Ответом ей были радостные вопли. Их сопровождающий тоже рассмеялся, поднимая одного, самого маленького мальчика и усаживая на свои плечи. Остальные быстро запротестовали, желая занять очередь счастливчика. Светловолосая девчушка вновь вжалась в платье Вайолет. Эя бросила девушке понимающий взгляд, и вся компания, точно по команде, поспешила свернуть на соседнюю улицу. Они обогнули открытую парковую зону и пустующую детскую площадку, захватили еще несколько домов, вместе испугались особо украшенному участку, где из-за клена выскакивал белый натуральный призрак, умилились лабрадору в ковбойской шляпке, предотвратили драку из-за последних «Скиттлс», утешили маленького полицейского, которому в этот вечер дали слишком много лакрицы и выдержали натиск вопросов. Парень все спрашивал кто они и почему вообще «подписались на всякое такое». Он много раз и зачастую без надобности употреблял в предложениях «всякое такое», а когда похвастался, что он квотербек в школьной команде по футболу, Эя наигранно округлила глаза, поглядев на Вайолет. - Да-а ты что? – тянула приторно-заинтересованным голоском Эя, подхватывая его под руку. – Расскажи еще о себе, – уводила она его под детский гул и беготню и дальше под тротуару, и подальше от расспросов о них самих. Вайолет еле сдерживала смех. И не могла перестать оглядываться. Пройдя так неровный квадрат и обойдя все указанные улицы они вернулись к корпусу начальной школы без четверти восемь. Детей только начинали возвращать на точку сбора, и у их группы еще было время. Эя с квотербеком разглядывали фонарики детей – все то, что было их сокровищем и чем они с гордостью хвастались. Двое детишек уже начали обмен. Вайолет присела возле своей феи. Девочка была так мила, так послушна, что расставание с ней казалось просто нечестным. Она до странного привязалась к ребенку. Еще по дороге, совсем неожиданно девочка вдруг резко обернулась и тихо сообщила Вайолет, что ей нравится ее платье. Произнесла так робко, словно долго волновалась и наконец решилась. Сейчас же, сидя подле нее в неудобной позе, подбивая складки платья неровными комками и то и дело поправляя съезжающий с плечей платок Вайолет приняла батончик с нугой. Девочка покачивала плечиками, не то от смущения, не то в простом детском кокетстве. Но она поделилась с Вайолет самой большой на тот вечер драгоценностью. - Когда я вырасту я буду такой же, как ты, – шепнула ей девочка, склонившись близко к уху. Тепло приятно его обожгло. «Боже, надеюсь, что нет», с ужасом подумала Вайолет, сжав в объятиях хрупкого, милого, наивного ребенка, от которого пахло детским шампунем. Девочка долго не хотела ее отпускать. Затем, видимо, совсем смутившись, убежала к другим детям по вытоптанному газону. А у Вайолет больно защемило в груди, и, больше не чувствуя тепла ее тельца, снова ощутила холодный ветер. Плотнее кутаясь в полы кардигана Эя сошла на тротуарную плитку. - Не видно машины? Вайолет бегло оглядела улицу. Но кроме прибывающих детей дорога была пустой. Возвращались другие группы. Вскоре их нашел Роман, затем вернулся и Тейт. Пока отмечались в учительских списках квотербек снова повторил предложение о вечеринке. Роман его быстро отогнал. - Миледи, – стянул пиратскую шляпу Тейт, склоняясь перед Вайолет в поклоне. – Позвольте проводить Вас до вашего особняка. - Боюсь, у меня очень пуританская матушка, – рассмеялась Вайолет, вспомнив чепчик Мэгги. - Такая у нас, конечно, месиловка из эпох, – подхватила Эя, просовывая руку под локоть брата. В детском столпотворении, выглядывая из-за спины Тейта Вайолет напоследок помахала своей маленький фее. Девочка не решилась на еще одно объятие, и с расстояния грустно потрясла ручкой в ответ. Четверка снова двинулась в путь. - Что это? – кивнул Роман на прижатый к груди Вайолет батончик. - Подарок. От хорошего человека. Роман надул пухлые губы. - А мне всю дорогу фантики отдавали. - Это вот потому, что ты так себе человек, – пошутила Эя и громко завопила, когда Роман в стремительном жесте оторвал сестру от асфальта, прокручивая в воздухе. И все смеялись, и словно жизнь была такой вот веселой и простой. Как в воображении Вайолет. Ах, если бы они все жили в этом городке, были бы простыми соседями, все равные друг другу…

***

Тернеров дома не было. Зато к картинной раме в холле крепилась записка:

Мы ушли. В доме сильно не озорничайте. На набережной есть хорошее ночное заведение «Серый дуб». Деньги за «Кошелек или жизнь» под ключницей. Веселитесь!

Тейт вытащил из-под медной миски почти идеально ровные купюры. Пересчитал. - Офигеть! Двести долларов! - За такую-то легкотню? Дай посмотреть, – отнял Роман. И правда, двести. Вайолет все еще держала в руках записку. Тейт стянул шляпу, примостив на старый радиоприемник. Роман обвел всех взглядом, расплываясь в коварной улыбочке. И потряс деньгами. - Ну что, кто хочет выпить?

***

Стаут уселся возле двери гостевой спальни, настороженно наблюдая за юными гостьями и меланхолично подметая половицы пушистым хвостом. Посасывая красную мармеладную палочку Эя в одном нижнем белье вытаскивала из дорожной сумки мутно-белый чехол на вешалке. - Ты же не любишь сладкое, – вернулась Вайолет в комнату, относив платье в швейную. Эя вытащила мармелад изо рта точно детскую соску. - Я сегодня не обедала. Вайолет нахмурилась. Склонилась к Стауту, животное взметнулось с задних лап, радушно подставляя под касания спинку. Все еще так странно было видеть Эю живой и активной. Последнее, что Вайолет помнила – как они обсуждали ее девственность, а потом провал, и вот Эя снова здесь. Пристраивает вешалку на двери ванной, расстегивает молнию как ни в чем не бывало. Заслышав трение язычка Вайолет оторвалась от кота. И округлила глаза. В чехле было то самое любимое платье Эи цвета шампанского, в котором она столько раз кривлялась перед зеркалом в пансионе. - У тебя и платье с собой? – к тому, насколько Эя «экстра» оказалось не так легко привыкнуть. Девушка лишь улыбнулась, извлекая вещь из чехла. Отбросила недоеденный мармелад. Через мгновение ткань села по фигуре. Эя небрежным движением откинула волосы. - Пойдем, и тебе что-нибудь подберем. - Но я- Но ей не дали закончить. В швейной комнате Эя босыми ногами быстро перебегала от одного рейла до другого, теперь же с точностью бывалого стилиста выуживая то одну, то другую вешалку, морщилась и вещала на место. - Мы не можем просто взять отсюда вещь, – натягивала Вайолет рукава свитера, словно предчувствовала выбор Эи. - Я же не украсть предлагаю, – не прерывая своей работы бросила девушка. В свете лампочки красиво сверкала металлическая вставка на ее поясе. И Вайолет смирилась. Никогда она еще не была в баре – по-настоящему, не так когда они рыскали по местным забегаловкам в поисках механика. А в баре. И ей было любопытно. Ведь Мэгги же наказала веселиться. А с платьем она будет аккуратна. - Вот оно! – Эя победно держала находку. Это было прямое платье в стиле двадцатых годов цвета розовой воды из струящейся шелковой ткани, расшитое бисером и окантовкой на круглом глубоком вороте. Вайолет обхватила лоб ладошкой. Ну приехали… - Ты вообще без тормозов. Эя захихикала.

***

К девяти вечера Роман завел Форд. Эя укуталась в кардиган Пита, низ которого полностью скрывал подол ее платья. Для Вайолет нашла длинную куртку в гардеробной хозяев. - Зачем? Эя пожала плечами. - Будем сюрпризом. Парни ждали у машины. Роман вообще не стал переодеваться, костюм и так казался частью его повседневной жизни. Тейт сменил пиратское безобразие на свои привычные джинсы, белая футболка – не то его, не то где-то раздобытая. Небо было черным, ветер утих, но температура заметно упала. - Вы там голые? – оглядел ноги девушек Роман. Кутаясь в куртку Вайолет с улыбкой спрыгнула с последней ступеньки. - Может, это ты слишком одет, – запирала входную дверь Эя. - Да это он с надеждой, – выкрикнул Тейт из салона. Смех. Форд съехал на дорогу. Улицы заметно поредели, дети скрылись в домах, разбирая щедрые завалы сластей. Зато ночной город наводнили взрослые. Молодежь целыми компаниями пересекали проезжую часть, семенила по газонам. Форд проезжал отдельные дома, где музыка гудела, а свет бил из окон всех этажей. Набережную заполоняли люди в маскарадных костюмах, уличные столики баров покрывали пивные стаканы, посетители смеялись, разговаривали и курили. Указанный в записке бар располагался вверх по набережной в более индустриальной части города. Кирпичные трехэтажки сменились стеклянными серыми строениями. Толпы гуляк сновали по тротуарам. От музыки вибрировал салон Форда. Роман припарковался в свободном «кармашке». Снаружи «Серый дуб» напоминал кинотеатр: резкие черты, строгий черный цвет с вытянутой голубой табличкой. Глухая вибрация стен. На улице курили Мадонна, Битлджус и пожарный. Еще были Алладин и женщина в уж очень сомнительном наряде. Никто на подростков внимания не обратил. Выглядели они куда старше своего возраста. Роман придержал входную дверь длинной ладонью. Бар поглотил шумом. Сразу обдало жаром, спертым воздухом. После петлявшего темного коридора с уборными и подсобками шел просторный зал. Черные стены. Слева длинный бар, справа, между колоннами, россыпь темных столиков. Еще в отдалении зоны с полукруглыми бархатными диванчиками. Посередине танцпол. И все, просто все свободное пространство занимали они – личности кино, персонажи фильмов и телешоу, книжные герои. И не было ни одного человека без костюма. Это была ночь уставших от родительского бремени пар, обезумевших студентов, выгоревших на работе коллег и сплоченных дружеских компаний. Как День святого Патрика, только с меньшим количеством зеленого цвета. С потолка свисала паутина, в полутьме синие огни плясали по полу, меж ножек барных стульев тянулся генерируемый дымок. Если здесь и был какой-то персонал, то точно потерянный среди массы посетителей. Музыка била по барабанным перепонкам. - Найдите пока свободное место, – подтянувшись к уху брата выкрикнула Эя и утянула Вайолет к ряду черных дверей. Несколько уборных, все раздельные. Внутри на удивление чисто. И темно. Эя резво скинула с плечей кардиган. Вайолет стягивала рукава куртки. Платья засверкали в тусклом свете. - Распусти волосы, – тянулась к растрепанному пучку девушки Эя. Через мгновение на голые плечи упали мягкие волны. Вайолет взбила волосы. Эя довольно улыбнулась. – Ставлю все двести баксов что ты никогда не была в клубе. Вайолет помотала головой. Эя склонялась над узкой раковиной, смазала пальцем уголки губ, будто поправляя помаду, провела по одной брови, взъерошила волосы. - Расслабься. И получай удовольствие. Вайолет лишь сейчас вспомнила про повязку на запястье. Плечи открытые, руки голые. Дурацкая затея. Может, все бросить и уйти? Это место не для нее. Словно уловив сомнение Эя выставила ладонь, в требовательном жесте пошевелив пальцами. Вайолет и подумать не успела, как Эя уже держала ее руку. - Здесь нет твоих родителей. Мы все понимаем, – резво развязывала она узелок. – С этим ты только больше внимания привлекаешь. Не прячь их, ты же не позер. Вайолет даже улыбнулась. До странного приятным было касание воздуха к оголенному запястью. Тонкие и толстые шрамы темными линиями были почти незаметны во тьме помещения. Эя раскрепощала ее, рядом с ней все словно приходило в движение, в особый ритм. Годфринская особенность. Рядом с ними ты горишь ярко, пока огонь не съест тебя полностью. Пока Эя прятала ткань и шпильки в карман куртки Вайолет поймала свое отражение. Красиво. Красивое все: платье, раскиданные по плечам волосы, молочный оттенок кожи. Она словно повзрослела. Сейчас она не была собой, это не та девушка в вязаном свитере и колготках, подписывающая очередную обложку для CD. Сейчас она была той, кого всегда сторонилась. Такой, как многие девушки. Как Лета. Как Эя. Больше подстать Роману. Грубые ботинки спасали ее рассудок. Но при всем контрасте Вайолет удивительно нравилась себе в тот момент. Словно общение с Эей действительно вселило в нее уверенность – не ту, какая всегда присутствовала в Вайолет. А иная, уверенность в собственной сексуальности. Сейчас она не подросток в клетчатой рубашке. Сейчас она настоящая юная девушка. И что-то щелкнуло в голове. Вот он, это ее переломный момент в психике. Осознание того, что она меняется. Черт побери, и ведь действительно, последние недели она с завидной регулярностью по-настоящему спит с мужчиной. Вне отношений. И относится к этому так спокойно, словно выполняет лабораторную по химии. Там, на поляне перед заливом Чарстонвилля Эя предположила, что Вайолет «пустилась во все тяжкие». Ну и пусть так. Всю свою жизнь Вайолет пребывает в Чистилище. И пускай эта неделя будет ее спуском в Ад! Как оказалось, здесь чертовски весело. Они вернулись в зал. От музыки вибрировал пол, мелькали огни, люди двигались и заслоняли проход. На девушек никто и головой не повел, все веселились и подпевали, подпрыгивали, не замечая паутинных нитей, словно сплоченные гордым поводом. Вытягиваясь на носочках девушки выискивали взглядом знакомые головы. Раз – и Роман уже машет им с другого конца бара, привлекая внимание. Горят подсветкой барные полки, сияет стекло. Взмахи рук, движение голов. На полпути обогнули наконец танцпол. Сейчас они впервые были по-настоящему похожи. Волосы, платья, что еле доходили до колен, стройные голые ноги и грубые кожаные ботинки. В свете бара сверкали глаза. Грохот музыки. У Вайолет отстукивало сердце – так тяжело и ощутимо, словно готовое сорваться, упасть. Первое, что она увидела – глаза Романа. Оторвав ладонь от барной стойки он протянул свое извечное чертыхание, потонувшее в тяжелом басе колонок. Взгляд немигающий, недоверчиво-удивленный, будто Роман не верил своему зрению. Пухлые губы разомкнулись. Он так на нее смотрел, что Вайолет впервые смутилась. Она словно была сейчас голой, робея так, как не робела даже будучи нагой в его постели. Такую Вайолет он видел впервые. И не мог понять, что чувствует. Но картинка была чарующе привлекательной. Сверкал бисер. - Че-ерт, – еще раз произнес он, кроме этого больше не находя других слов. Наощупь нашел на стойке давно уже поданные барменом стопки. Вайолет рассеянно улыбнулась, чувствуя как жжет щеки. Эя скинула кардиган на барный стул. Повторила жест и Вайолет, все это время крепко сжимая куртку, теперь уже не зная, куда деть руки. Откинула волосы. Тейту было еще тяжелее. Одна девушка – предмет его давних мечтаний, недосягаемая, пленившая его с детства. Не сосчитать сколько раз он представлял ее без одежды. И вторая, тело которой облегала короткая ткань – вид, вызвавший сразу все воспоминания о том первом, немного неуклюжем опыте. Выпить. Срочно надо было выпить. Тейт первый метнулся к стопкам. - За вас, – выкрикнул он, пытаясь перекричать гул музыки. Они выпили, затем выпили еще. Девушки сидели, парни стояли, они оттаивали, наблюдали за танцполом и смеялись от вида тучного Шрека или как неумело подкатывал к близняшкам матрос. А затем закончилась одна песня и сменилась новой. И Эя подскочила. И потянула за собой Вайолет. - Я не-я не умею, – пыталась отпираться она, но Эя не слушала да и не слышала. Лишь помотала головой, мол, ничего не знаю. Вайолет вяло улыбалась.

♪ When marimba rhythms starts to play ♪

Огни. Сверкание платьев.

♪ Dance with me ♪

Костюмы. Мелькание лиц, фигур.

♪ Make me sway ♪

Руки. Тела.

♪ Like a lazy ocean hugs the shore ♪

Людской жар. Поглощающая энергия музыки.

♪ Hold me close ♪

Ритм заставлял двигаться помимо воли.

♪ Sway me more ♪

Текила ударила в голову. Вайолет и не думала, что умеет так двигаться. Может быть, всему виной раскрепощающее действие алкоголя. Или же уверенность Эи. Однако Вайолет быстро влилась. Это была совершенно незнакомая песня, но такая заразительная, от нее словно трепыхалось сердце, и хотелось прыгать до одури. Так сильно волновалось что-то в груди.

♪ Dancing in flames, dancing in flames
 ♪

Вайолет в жизни столько не пила. Стало еще жарче. Ритм полностью ее поглотил. Он был повсюду: в вибрации пола, в словах что лились откуда-то из стен, казалось, дышало само здание, в движениях Эи, людей вокруг, проникал внутрь ее головы. В какой-то момент она потеряла контроль. Рука на плече Эи. Они практически терлись друг о друга. Волосы липли к шее, ноги пружинили, о голые бедра терлась ткань платьев, задираясь все выше. И дыхание срывалось, и хотелось кричать от восторга. И в стремительной смене кадров мелькала знающая, до безобразия счастливая улыбка Эи. Ее тело было так близко, горела кожа. Колени, руки, волосы. Синие огни и блеск во мраке.


 ♪ Sway with me, sway, sway, sway ♪

И Вайолет не могла не посмотреть на Романа. Его взгляд был все время на ней. Испытующий, напряженный. Рассеянное подобие улыбки. Вайолет словно нарочно двигалась для него. Ее разомкнутые, алеющие губы. Она словно впервые поняла, какой властью обладает над ним. Над мужчинами вообще. Такой у нее был распутный вид, что в брюках Роману быстро стало тесно. Опомнившись, захлопнул приоткрывшийся рот и сглотнул. С силой сжал челюсти. От вида двух прижимающихся девушек Тейт чувствовал, как стремительно учащается его собственный пульс, собирается пульсацией в одной знакомой точке. Словно угадывая мужской настрой Эя подскочила к юношам, утягивая их с собой на танцпол. Роман лишь успел стянуть пиджак.

♪ So follow me into the dark ♪

И они танцевали, прыгали, касались горячими пальцами паутины над головой и касались друг друга – легко, словно случайно. И улыбались. Так часто, что словно сама кожа начинала болеть. Они стали одни целым, это было как секс, такое же интимное, заводящее, волнующее, будто единое дыхание на всех. Роман чувствовал ее тело, двигался вместе с ним, и ничто вокруг его больше не волновало. Репертуар менялся с популярного на совсем традиционное праздничное. Но ту первую песню Вайолет не забудет никогда.

♪ Break up a piece of your heart ♪

Стопки стукались о липкую поверхность бара. Шеи плавно двигались даже вне танцпола, ботинки отстукивали ритм, плавными волнами двигались тела. Они пили еще, переводили дух, выходили курить и словно бы провели в этом месте целую неделю. Познакомились с молодежью – такой же, как и они сами. И, расширившейся компанией словно выжигали на площадке все печали и переживания. Головы опустели. Алкогольный туман то заволакивал, то вновь рассеивался. Жарко. Было так жарко. Вайолет не могла остановиться. Не хотела. Все прыгала рядом с Тейтом в беснующемся порыве. А Эя и Роман, переводя дыхание, наблюдали из бара. Роман сжимал тремя пальцами стакан. Внезапно Эя заметила: блондинка, лет двадцати пяти, простаивала с бокалом у колонны, вполуха слушала речь подруги и часто бросала взгляды на Романа. Эя повернула голову. Роман неотрывно смотрел в ответ. Но то, как именно он это делал сильно поразило Эю. Он не улыбался. Его красивое лицо было абсолютно каменным, как если бы он следил за движениями пантеры. Напряженно даже. Поначалу Эя просто не поверила, затем вновь перевела взгляд на блондинку, абсолютно точно увидела кокетливый взгляд и вздернутые уголки ее накрашенных губ. И снова на безэмоционального Романа. Брат так поразил ее, что она дала ему спокойно сделать глоток, а затем приблизилась к его уху. Роман чуть склонил голову. - Она тебе нравится! – Выкрикнула Эя. - Что? Кто? – Словно не услышав нахмурился Роман. Но, преданный собственной психикой, быстро перевел взгляд туда, где подпрыгивали две знакомые ему фигуры. - Вайолет! Роман фыркнул, лениво посмотрел на сестру, затем вновь перевел взгляд на блондинку. Отпил из стакана еще раз. - Кому-то на сегодня хватит алкоголя, – бросил сестре. Эя в изумлении хлопнула его по груди. - Да иди ты! И ведь сильно нравится! - Да с чего такие выводы? – Роману стало жарко. Эя облизнула пересохшие губы. Глаза горели недобрым блеском. - Ты ведь знаешь правило! А эта блондинка тебя прямо на месте раздевает! Роман правило прекрасно знал. Когда на тебя с лукавой улыбкой смотрит девица, ты оцениваешь ее и, если желаешь перепихнуться, даешь об этом знать ответной улыбкой. Сам часто пользовался этим правилом. Роман слушал, склонившись к сестре. А сам смотрел на предмет разговора: девушка была симпатична, алеющие губки, применение которым он мог бы так легко найти, белокурая прическа и белое короткое платьице. Хорошие ножки. Он всегда любил постарше. Но почему-то никак не мог заставить себя улыбнуться в ответ. Вот просто не мог. Стекло стакана под пальцами стало влажным. Роман осушил остатки виски. И, пока жгло горло, думал. И все быстрее приходил в тотальный ужас. Бедра Вайолет мелькали между Тейтом и новыми знакомыми. Чужая рука тронула ее локоть. К уху в быстрой фразе склонился залитый улыбкой блондин. На ягодицах переливалась атласная ткань – цвет напоминал о плоти, о цвете румянца, о нежной розоватости отпечатка его ладони на ее коже. Когда она была на грани оргазма он иногда шлепал ее, ей нравилось, она так чувственно хватала ротиком воздух в тот момент. Ее волосы пружинили, падали на плечи и снова их оголяли. Она подняла руку, смахивая вспотевшие пряди. И только сейчас Роман заметил, что запястье ее свободно от привычной повязки. Однажды он сделал порез и там, и сейчас его неприятно стукнула навязчивая идея, что сняв повязку Вайолет словно открыла миру их секрет. Словно больше ему не принадлежала. Роман испугался. Так сильно, что кровь прилила к голове. Он отставил стакан, зная, что еще немного, и может запросто сжать, раздавить стекло. Хотелось ударить в стену. На мгновение ему захотелось все бросить, подойти к той блондинке, молча увести в туалет и отодрать со всей силы. А потом порезать. Сильно, прямо по венам, и чтобы кровь хлестала и грела его язык. От этой картинки у Романа потемнело в глазах. Подняв один из недопитых стаканов – Эи ли это был или Тейта – залпом проглотил и эту жидкость. И молниеносным движением направился в эпицентр веселья. Эя лишь головой успела повести. Стремительно выудил из толпы Вайолет. Остальные даже не заметили. Во вспышках света, сжав ее горячую ладонь, быстро вел к выходу.

***

У Вайолет словно ком в животе рухнул. Разгоряченная, влажная, разомлевшая она обмякла под настойчивыми касаниями. Роман быстро затащил ее в свободный туалет, резким движением усадил на край раковины. От вожделения перехватило ее дыхание. Он так спешил, что дверь захлопывал ногой, замок поворачивал не глядя, наощупь. Они оба чувствовали запахи табака, сладость пота, алкоголя. Влажность поцелуев. Роман словно озверел, сминал в полумраке ткань платья – то, с которым она обещала себе быть аккуратной, – ощупывал горячие бедра, втискиваясь между ног и будто вжимая себя в ее тело. Обхватывал голову, оттягивал, запускал пальцы в ее волосы – те, которые так призывно мелькали на танцполе. Прикосновениями словно клеймя ее. Вайолет горела, внизу всю сжималось и пульсировало от предвкушения, дыхание выходило рваным, совсем тихим постаныванием в его губы, все больше его подразнивая. Ее пальцы сминали, оттягивали его рубашку, взъерошивали волосы. Роман гадал, понимает ли она, что у него нет с собой резинки? Ему так хотелось кончить в нее, сделать ее полностью своей. Она отклонилась, прервала поцелуи, опустила взгляд, нетерпеливыми, судорожными движениями пальцев выдергивая его рубашку, уже возясь с ремнем брюк, чувствуя эрекцию. И улыбалась. А Роман смотрел. Наблюдал. И видел в глазах ее блеск совсем иного рода. Она изголодалась, она хотела его. Вайолет так спешила, что пряжка все не поддавалась. Роман сжал ее волосы, укусил шею. На миг он захотел уметь прокусывать кожу. Его всегда удивляло, насколько она нежная у Вайолет. У большинства из тех, с кем он спал кожа была сухая, подпорченная косметикой и загаром. У Вайолет же мягкая, нежная, он словно держал новорожденного. Ее хотелось касаться. Везде. У корней волос на тонкой шее, на холмике плеча, изгибе ребер, под грудью. Везде. Такая противоестественная мягкость. Запах ее тела сводил с ума, пахнуло тем детским лосьоном. Запах раззадоривал. Ее пальцы соскальзывали с ремня и касались возбужденного органа так, что ему казалось, он просто не выдержит. Он так ее хотел сейчас, что сила чувства вдруг накрыла его словно дождевой поток. Это она должна ему принадлежать! Она, а не наоборот! Эя не права, он не может испытывать чувств, не должен! Он должен ею только обладать! Словно умерщвляя эти мысли он снова тянется к ее губам, все влажное и мягкое, и горячее, и диким электричеством покалывает кожа губ, и ремень наконец поддался натиску, и клацает пряжка, и ладонь его сжимает ее набухшую грудь, и вторая забирается под задравшийся, мягкий, прохладный подол. И снова обжигает кожа, горячая как никогда. Стены гудели от музыки. Пытаясь унять зуд Вайолет трется о его торс, мешая его пальцам дергать резинку ее трусов. Вниз, к ботинкам, нетерпеливо стягивают с одной ноги. И да поможет ему Господь, как она сейчас текла! Ему стало почти что стыдно за то, что он не занимался ею все предыдущие дни, оставив в таком состоянии. И внезапно он сам не понимает, что шепчет это вслух: - Я тебе нравлюсь? Сжимая его взъерошенные волосы Вайолет игнорирует вопрос. Тянется к раскрытой ширинке. Но Роман перехватывает ее запястье. Вот оно, снова, он бросает взгляд на шрамы, едва различимые в плохом освещении туалета. Туалет бара. Он вдруг отчетливо увидел все со стороны. Милая девчушка с ангельским, свежим личиком, мягким ореолом волос и такими невинными, огромными глазами – та самая, с истории, молчаливая, в ужасно растянутом свитере, сейчас извивается без белья на краю раковины в призывном платьице, практически умоляя его ею воспользоваться. Роману вдруг показалось, что он стал причиной падения ее нравственности. Когда вообще он такое чувство испытывал? И почему вдруг стал этого стыдиться? И снова этот предательский голосочек сестры. «Она тебе нравится». Он использовал ее, пускай и по обоюдному согласию, но весь ужас был в том, что сейчас Вайолет нравилась ему. Даже сильнее, чем прежде. Вероятно, он стоял так куда дольше, чем думал: Вайолет потрясла сжатым в его руке запястьем. - Ответь, – повторил он, усилив хватку. Тяжело дыша Вайолет отвечала лишь на его взгляд. – Я тебе нравлюсь? - Да, как время сейчас проводили очень нравилось, – сдавленно, немного нервно. Роман прикусил губу, помотал головой. - Нет, я сам. Ты влюбляешься в меня? Вайолет словно током ударили. Она отпрянула, чуть не стукнувшись затылком о зеркало. Тело напряглось, жар возбуждения отступал. - Что? – выдавила она, будто не поняв смысла. Роман отпустил ее запястье. - Я хочу знать. Вайолет откинула волосы со лба. Начало лихорадить. Он так испытующе на нее смотрел, что хотелось увернуться. В защитной реакции она издала смешок. - Что на тебя нашло? Роман сделал шаг назад. Отступил. Лицо не выражало ничего, взгляд забегал где-то на уровне ее ног, по раковине. Вайолет свела бедра. - Ведь так? – напирал Роман. Снова ладонь во взмокших волосах. - Да почему меня все время все об этом спрашивают?! – на миг обхватила она ладошкой лоб. Снова, снова этот вопрос! Как непрекращающийся допрос! - Все? Кто еще? Эя, Тейт, Мэгги. Роман по-настоящему испугался. Кто бы ни задавал ей таких вопросов, они тоже давно это видели. Вайолет соскочила с раковины. - Да какая муха тебя укусила? Все же нормально было. - Мы больше не можем встречаться. Вайолет замерла в ступоре. - Да мы и не встречаемся! – ее затрясло. - Не можем это продолжать. Все это, – разрезал он ладонью воздух. Ремень брюк все еще был расстегнут. Вайолет не глядя потянулась к своему нижнему белью, болтавшемуся у ботинка. О дверь резко что-то ударило. Затем чужой смех, вроде как случайно. Но все это было оставлено без внимания. - Ты серьезно? Из-за нелепой идеи? - Никаких чувств, помнишь уговор? Ни романтики, ни всей этой любовной чуши. Простой обмен, – Роман распалился вновь. Казалось, он напирал, чтобы защищаться. Вайолет начинала понимать. И ее тоже понесло. - Я хоть раз дала тебе повод? Говорила, что хочу отношений? – вырвался смешок. – То есть когда надо успокаивать в ночи твои рыдания – это не проявление чувств? Да ты сам в себе запутался! Роман сжал кулаки. Вайолет резко отшагнула к двери. - Ты думаешь, я могу ударить тебя? - Нет, а вот ты сам себя боишься. У тебя такая каша в голове, раз ты допустил все эти сомнения. Роман втянул воздух. - Мы хорошо повеселились, – болезненная улыбка. – Я хорошо тебя трахал. Многому научил. Можешь двигаться дальше. Не я последний. Вайолет в шоке раскрыла рот. «Но ты первый» так и хотелось сорваться с языка. Нет, такую слабость она себе не позволит. Он лупил словами, пытаясь обидеть ее, ослабить ее власть над ним в защитном механизме. Резко полностью протрезвела. От услышанного почувствовала себя дешевой шлюхой. Нет, шлюхам хотя бы платят. А все, что получила она – это упреки. Знала, что Роман говорил сгоряча, но обида подступила тошнотворной волной. Два шага. Щелк. Пощечина. Такая сильная, что треск перекрыл гудение музыки. Роман хватается за горевшую щеку. Ярость во взгляде. Поджимает губы, будто нависает над ней. Вайолет выдержала атаку, в последний раз посмотрела в его глаза, еще пять минут назад полные томления и желания, теперь же она вообще не понимала, как могла прикасаться к нему. Романа било в исступлении. Первым порывом было впечатать ее в дверь. А дальше – как пойдет. Но Вайолет так на него смотрела, с такой ненавистью, словно была наравне с ним, словно имела полное право злиться. И он это чувствовал. И дал ей уйти. Развернувшись, она молча повернула щеколду, в коридоре столкнулась с компанией, не то зажимавшейся возле других кабинок, не то выискивающих что-то у плинтусов. Хохот. Музыка снова оглушила. Вайолет молниеносно протискивалась меж людей, почти что расталкивая посетителей. Когда пронеслась мимо сестры Годфри, задев плечом и даже не подумав остановиться, Эя шлепнула раскрасневшегося, подпрыгивающего Тейта по торсу, останавливая его пляску. Вайолет уже выуживала куртку. - Ты чего? – еле дыша упала на стул рядом Эя. - Я ухожу. Эя вскинула брови. - Хорошо, тогда Романа- - Нет, вы оставайтесь. Я пешком. - В таком виде я тебя не отпущу! – схватила ворот куртки девушка. Но Вайолет не слушала, резким движением вырвала вещь. - Что случилось? – выкрикнул пыхтящий Тейт Эе на ухо. - Вайолет уходит. - Сейчас?! - Иди с ней, – кричала Эя. Во рту пересохло, она спокойно потянулась к стакану с водой, потягивая через трубочку, и быстрым жестом руки прогоняя Тейта прочь. Вайолет уже терялась из виду среди танцующих. Резво толкнув дверь на ходу натягивала куртку. С тротуара ей свистнул один из курильщиков. Вайолет услышала, но головы не повернула. А когда из дверей выскочил следом Тейт, выкрикивая ее имя и подстраиваясь под ее темп, успокоилась. Они шли вдоль темных магазинных витрин, мимо шумных веранд ресторанов, мимо праздных толп. Так же, как и днем ранее по пути в супермаркет. С той разницей, что сейчас Вайолет была благодарна Тейту. Голые ноги холодил прохладный ветер, Вайолет обхватила себя руками, плотнее кутаясь в мужскую куртку. Если бы не Тейт, она бы заплакала. - Ты- тебя обидели? – неуверенно спросил Тейт. Его белая футболка маячила в уголках ее взора. Она лишь покачала головой. Обидели, еще как. Она, сама себя. Когда, в какой момент она дала Роману повод сомневаться? Ее гложили эти догадки. Неужели он сам почувствовал перемену в ней? Не мог! Он же бесчувственный! Роман-Мне-Все-Ни-По-Чем-Годфри! Может, тогда, когда добровольно предложила порезать себя в туалете мотеля? Или когда красила его волосы? Он был тогда так мил, так обаятелен. Так нормален. Все это чушь, это все началось с той злосчастной зажигалки! Зачем, вот зачем он тогда решил ее возвращать? Зачем она согласилась на поездку? Совсем устала от жизни? Так купила бы лотерейный билет или с парашютом прыгнула, нежели вот так сходить с рельсов! Эя права была, Вайолет пустилась в отрыв. Вот и расплата. Слова Романа ее не так сильно задели, как то, что она к нему чувствовала. Она привязывалась к нему. Фатальная ошибка молодости. Так, в молчании, они шли вдоль кирпичной разномастной застройки, мимо автозаправки, пустующей парковой зоны с раскачивающимися кронами, все по прямой и по прямой, добравшись до жилых отдельных домов, пока не остановились на красном сигнале светофора у серого многоэтажного универмага. Тогда Вайолет нетерпеливо потрясла коленом. Пахло ночью. Квартал пустовал, грустно темнели голые витрины здания через дорогу. - Расскажи что-нибудь, – хотелось заплакать. Очень. Если он сейчас не отвлечет ее, она разрыдается прямо посреди этой чертовой дороги! Тейт надул губы, выдохнул. Взъерошил кудри на затылке. Со свистом пронеслась машина. Затем еще одна. - Карточный король червей единственный из всей колоды без усов. Вайолет медленно моргнула. Перевела взгляд. И засмеялась, все по нарастающей. В тот момент это показалось таким смешным, что они чуть не пропустили зеленую ладошку светофора. Тейт сконфуженно улыбался. В фонарном свете ямочки казались еще глубже. Вайолет так к нему привыкла, что и забыла, насколько он хорошенький. Словно почувствовав, что растопил ее лед, Тейт весь оставшийся путь рассказывал ей сюжетные связи между фильмами. Вайолет не стала говорить, что все это знает, она слушала, представляла в голове кадры, вспоминала лица и имена, и будто отвлекалась от своих мыслей. Тейт говорил с бешеным запалом, словно прорвало его собственную речевую дамбу, словесный поток был неукротим. И Тейт забыл на это время о своем гневе, обо всех своих мрачных мыслях. Она позволяла ему прикасаться к ней на танцопле. Черт, ее рука была на его плече! Жгла энергией. Вся его ненависть к окружающим растапливалась, когда Вайолет обращала на него внимание. Сейчас она действительно нуждалась в нем. И пускай лишь сейчас, пускай что-то и произошло в клубе, он давно уже решил – он всегда будет здесь для нее, всегда будет рядом, всегда, когда она того захочет. Пусть и ненадолго. Последний отрезок пути они шли под одной курткой. Тейт так съеживался в одной футболке, что Вайолет с улыбкой пустила его под полы. Они жались друг к другу, точно скрывались под внезапным дождем, со стороны выглядя как обычная парочка после свидания. Дома, где проходили вечеринки все еще не утихали. Какой был час никто не знал. Наверное, в одном из этих домов сейчас напивается квотербек. В викторианском гудящем особняке парочка целовалась на веранде второго этажа. Жилые кварталы, меньше освещения. Кот сиганул в кусты. Вот он, дом Тернеров. И если бы Вайолет тогда посмотрела вокруг, вдаль, на возвышение улицы, то заметила бы припаркованный черный автомобиль… Хитро скалились тыквы на лестнице. На крыльце Тейт отпустил куртку. И только тогда Вайолет ударило волной ужаса. Где ключи? В инстинктивном порыве сунула руки в карманы. Связка покоилась за скомканным платком. Безрассудная, безрассудная Эя, вот так оставлять куртку на стуле бара! В доме было темно и пусто, где бы Тернеры ни были, они все еще не вернулись. Дом принадлежал сейчас им двоим. Помещения вдруг показались Вайолет непомерно обширными. Возле ключницы все еще лежала снятая Тейтом пиратская шляпа. В кухне миска с остатками конфет. Одна нетронутая пачка у кофеварки. Кастрюля остывающего чили на плите. Выглядело очень заманчиво. Выкрикнув единственному человеку в доме предложение, стянула с полки две миски. Стаут путался под ногами. Тейт сбежал по лестнице в толстовке. Нашел в холодильнике открытую бутылку красного полусухого. Напиться еще больше? Да, пожалуйста. Прихватив все съестное каким-то образом оказались на чердаке, где Тейту был выделен раскладной диван. На чердак вела широкая крутая лестница. Белое белье не заправлено, торчал кусок разноцветного лоскутного покрывала. Словно в смущении Тейт быстро все поправил. На деревянных подпорках крыши большой растянутый платок с изображением крокодила. Много теплых оттенков, встроенные книжные полки, печная труба. Тейт зажег лампу в тканевом абажуре. Здесь было уютно. Разложенный диван казался просто гигантским. Ели молча и как-то даже чересчур быстро, не то действительно проголодавшись, не то желая быстрее возобновить разговор. Вайолет старалась не заляпать платье. А был ли смысл? Что там вытерлось подолом сзади о раковину клубного туалета? Бедро оголилось от позы, Тейт изредка бросал взгляды. Он смотрел и еще на одно место, все не решаясь спросить. Казалось, оголенное запястье ее больше не волновало, словно она и вовсе забыла. Когда чили кончилось, Вайолет вытащила из металлического держателя салфетку. Вино развязало ей язык. Вайолет водила пальцем по ножке бокала. Тейт откинулся на подушки. Он был уверен в себе. - Папа тебе наверное говорил, что мы переезжаем. - Когда? Жест плечами. - Не знаю. Когда-нибудь точно. Я словно все время живу в опасном для пожаров районе Калифорнии, с сумкой наготове. - Что ты об этом думаешь? Вайолет подняла взгляд. Это опять был тот славный Тейт-сосед, которому в детстве можно было рассказать обо всех заботах, который умел выслушивать. И сейчас она сама не особо отличалась от Романа. Она использовала Тейта ради собственной выгоды. Пользовалась им, чтобы отвлечься. Судя по всему, не очень успешно. Вайолет тряхнула головой, копна волос мягким каскадом упала к щеке. - Черт его знает. Бесилась поначалу, сейчас привыкла. Наверное… не знаю… – она уронила голову на руку, вяло улыбнулась. Вино подействовало слишком расслабляюще. - Не уезжай, – голос Тейта боролся за ее трезвость. – Останься со мной… в доме. У нас много пустых спален. Тебе скоро восемнадцать. Он помнил о ее дне рождении. А Роман и вовсе о нем не знал. Вайолет грустно улыбнулась. - Констанс меня на дух не переносит. Тейт усмехнулся. - Она столько пьет, что и отсутствия моего не заметила. Правда, оставайся. Будет как в общежитии. Будешь ездить в колледж. Вайолет поджала губы. Вино сверкало на донышке бокала. Заманчивой казалась идея оторваться от родителей и пожить хотя бы время не банальным планом университет-стажировка-работа-семья. Это никогда не было ее схемой, но окончание школы и правда маячило совсем близко. - Почему я? – оторвалась от разглядывания алой жидкости девушка. – Почему именно я? Тейт пожал плечами. Отхлебнул еще вина. - Ты другая. Ты отличаешься от остальных. Ты всегда была такой. Вайолет замотала головой. - Ты не знаешь меня. Я куда хуже, чем тебе кажется. - Это все Годфри! Его влияние. Отравляющее, извечное влияние всей этой богатенькой массы, – вспоминая суть своей ненависти Тейт чувствовал, что теряет контроль. - А как же Лета? Мы дружили. И Эя? Вы неплохо друг друга знаете. - Как и ты с Романом. - Я давно не та пятнадцатилетняя, которую ты помнишь. - Ты нравишься мне любая. Вайолет перевалилась на спину, бокал пошатнулся между пальцев. Сверху нависало потолочное перекрытие. Нравишься. Почему те, от кого так хочется услышать такие слова, сторонятся их? Вот как просто это произнести. И как спокойно было сейчас говорить с Тейтом, как легко. Словно ничего дурного никогда и не было. И ей в нем это нравилось – своим стремлением быть рядом с ней он всегда был открыт к общению, казалось, прощая ей все. Все грехи и все огрехи ее несовершенной природы. - Почему все всегда не может быть таким простым? - Потому что люди сами все усложняют. Тейт оставил бокал. Вайолет повернула голову. Прошуршало под ее волосами покрывало. В теплом свете лампы беснующимся ореолом дрожали его кудри, покрывали лоб, линия скул выделялась на фоне кирпича. Красиво очерчивались сердечком его губы. Вайолет трогала бисер на узоре платья. Шумел бойлер. Они и не услышали, в какой момент хлопнула входная дверь. - Тебе не страшно? Эю пытались отравить там. Мне все время кажется, что нас преследуют. Безумие какое-то, – Вайолет потерла лоб. Ей вообще нельзя пить. - Я защищу тебя. От всего. Возможно, была бы она трезвее, подумала бы сейчас получше и пришла бы к правильному выводу: Тейт цеплялся за прошлое. Был ведом фантомными воспоминаниями и никак не хотел их отпускать, когда как Вайолет менялась каждый день, двигалась дальше. Шорох покрывала. Она подняла бокал, в немом жесте передавая его Тейту. Он поставил посуду возле лампы. Слова звучали приятно, успокаивающе. Два бокала назад она поняла бы, что Тейта мало волновала причина ее тревоги. Он просто был. Тут, рядом. Для нее. Гордость охватила ее девичье чувство. Словно назло Роману, себе и всем вокруг она вдруг решила, что попробует. Так всегда билось ее детское сердечко при виде Тейта на соседском участке, такой нервной дрожью пробирало, когда она видела его с отцом в мастерской. Тейт был хорош собой, красота иная, не Годфринская, более простая, но ничуть не хуже. Она не влюблена в Романа, она не влюблена... С этой мыслью Вайолет лежа дотянулась до его руки, мягко потянула за растянутый рукав толстовки. Он нервно облизнул губы, пересаживаясь. И склонился к ее лицу, и коснулся своими губами ее. Вайолет обхватила шею, впервые запустила пальцы в его волосы. Так непривычно было трогать кудри. Поцелуй нежный, словно боязливый, чем дальше, тем более настойчивый. Неуверенно коснулся ее талии, теплая ладонь сквозь холодок ткани. Мягко, приятно. Дверь распахнулась. - Эя не- Бум. Сердце забилось в груди с бешеной скоростью. Оторвавшись друг от друга они уставились на ввалившегося Романа. В его руках расстегнутая, полупустая сумка сестры. Он словно вошел в свою собственную комнату. Секундная тишина, замешательство, Вайолет отерла губы, Роман сглотнул. Дернул головой, словно что-то в нем щелкнуло. - Ка-акого черта? – сумка упала, перевернулась. Роман кинулся на Тейта в зверином порыве. Вайолет вскрикнула, не успела схватить руку Романа. Конечности замельтешили перед взором. Роман вжимал Тейта в диван, крепко держал за ворот толстовки, Тейт отпихивался, улыбаясь, Роман выкрикивал угрозы и собирался занести удар. В проеме появилась Эя. Вайолет не сразу заметила рюкзак в ее руках. - Эй! Эй, с ума сошли? Прекратите! – Эя немедленно подскочила, оттаскивая Романа за шкирку точно котенка. Присутствие сестры словно сгладило первичный запал Романа. Он отступил, все еще тяжело дыша. Расправил плечи. - Что, не нравится, когда трогают твое? – разминал шею Тейт. - Хей! – возмущенно выкрикнула Вайолет. - Что на вас нашло? Ты тоже узнал? – обращалась Эя к брату. Пауза. Вайолет прошуршала покрывалом, подползая ближе к краю, поджимая под себя ноги. - Узнал что? – высказала она всеобщий вопрос. Эя потрясла рюкзаком. - Это же мой, отдай! – голос Тейта переменился. Тотальный ужас. Он резво вскочил с дивана, пытаясь отобрать свою собственность. Эя отскочила, Роман сделал шаг, выставил руку, не подпуская его к сестре. - Нет, пусть выскажется. Тейт присел обратно. Эя глядела на него широко распахнутыми глазами, будто ожидая его реплики. Ее красивые черты подсвечивались светом лампы. Тейт просто не мог на нее злиться, хоть и знал, что это его конец. Когда он продолжил молчать, Эя запустила руку в глубокий карман. - Не хочешь объяснить? – и выудила маленькую книжечку. Вайолет не знала, что это, но Роман, кажется, понял. Он выдохнул. - Паспорт на оружие? - Здесь еще и деньги, – раскрыла Эя страницы. Роман обезумел. Яростью горели глаза. На Вайолет он старался не смотреть. - Так у тебя была наличка?! Все это время, когда мы выискивали деньги на бензин у тебя были деньги? О, ну ты и сволочь! – он кинулся вперед, но Эя удержала его от порыва. - Ты хотел купить оружие? – сглотнув, спросила Эя. - Да нет, оружие-то у него явно есть, вот ведь паспорт, – с издевкой говорил Роман. – Патроны нужны? Чтобы что? Охота? Жить надоело? Или, может, в кого еще пострелять решил? - Ром, – смягчала Эя. - Нет, а что? Ты нас всегда недолюбливал, – Роман поджал губы, развел руки. Тейт молчал, испепеляющим взглядом прожигая Романа. Казалось, будь у него ружье сейчас, он не задумываясь бы выстрелил. Вайолет похолодела. - За этим в поездку напросился? Купить подешевле? Пистолет тоже в рюкзаке припрятан? – продолжал напирать Роман. - Может, лучше спросишь у сестры о причине поездки? - Тейт! – в отчаянии выкрикнула Эя. Мысли путались, голову кружило у всех. Роман обернулся к сестре, выставляя указательный палец. - Как раз об этом, – и обернулся, поднимая с пола ее сумку. Эя в ужасе отбросила все, что было в руках, бросилась к брату. Но Роман остановил. Выудил из внутреннего кармашка свой мобильный и зажим для денег. Вайолет раскрыла рот. Это было как на викторине – факты сыпались со всех сторон, ты был уверен в правильности ответов, а тебе вновь и вновь звучал раздражающий, пугающий сигнал ошибки. Телефон Романа. Целый и невредимый. И совсем не украденный. И деньги. Вон она, карта, за клипсой, торчала призывными цифрами. А они-то весь отель на уши поставили! - Как- Вайолет не закончила. Слова не подбирались. Роман закивал, поддакивая. - Да! Как, Эя? Как так? - Зачем ты рылся в моей сумке? - Искал Тайленол. - А зачем ты в моем? – встрял Тейт. Эя обернулась. Дернула плечами, словно ответ был и так понятен. - Искала орешки... Сейчас они двое злились, что в мотельной спешке вещи рассовывались не глядя. - И обратно к сути, – настойчиво потряс своим имуществом Роман. – Почему все это я нахожу в твоих вещах? – медленно, словно разжевывая ребенку процедил Роман. Эя сглотнула. - Я думала, что без сотового и денег ты повернешь обратно и мы не поедем дальше! – выпалила на одном дыхании девушка. Вайолет чувствовала себя безмолвным свидетелем самой насыщенной серии культового сериала. Как герои «Тутси» в конце – не меньше, тот же шок. Роман выдохнул. - Да я даже не знаю, зачем мы вообще едем в эту чертову Миннесоту! - Может, в этом и вся проблема? – улыбнулся Тейт, подергивая край простыни. Роман злобно сверкнул взглядом. Выставил палец. - Тебя не спрашивали, – вернулся к теме, испытующе глядя на сестру. Эя откинула темные волосы. Казалось, она на грани истерики, хочет уйти из комнаты, а злые взрослые ей не позволяют. Она впервые переглянулась с Вайолет. Словно искала поддержки. Вайолет молча наблюдала. Эя сглотнула. - Меня вышибли из пансиона. Если я до завтра не отвезу чек в местную управу, они передадут дело в суд. Роман снова выронил сумку. Обхватил лоб свободной рукой. Взъерошил волосы. - Какой еще суд, что ты натворила?! – казалось, Роман медленно сходил с ума. Эя взмахнула рукой. - Ну повздорила я там кое с кем, инцидент произошел. Роман таращился на нее как на привидение. - Почему мне не рассказала?! - Да вот почему! Знала твою реакцию! - Но деньги, Эя! – тряс зажимом Роман. – Это глупо и по-детски! - Да знаю я, знаю! Но не хуже ведь лицензии на оружие… – она пыталась перевести стрелки, делала то, что умеют делать все Годфри, одно из немногого, что у них так хорошо получалось, – защищаться. Она словно мстила ему сейчас. Тейт прикрыл глаза, чувствуя, что снова в эпицентре внимания. Роман опомнился. С сестрой он еще разберется. Пока действительно надо покончить с самой вопиющей проблемой. Если Тейт и собирался провезти с его помощью что-то незаконное, уж он в этом участвовать точно не будет. И не знал он точно, сказал ли все последующее из-за находки в его рюкзаке, потому что обезумел от сцены на диване или же все сразу, накопительным эффектом. Он резво поднял с пола его рюкзак. Швырнул в юношу. Книжечка отлетела к тумбочке. - Собирайся. И проваливай. С нами ты больше не едешь. - Сейчас? – в голосе Эи звучал страх. Ее взгляд метнулся по поверхностям, словно в поисках часов. - Да, сейчас. Пусть сам добирается куда ему нужно. Чтобы через час тебя здесь не было, иначе я сообщу не только хозяевам.

♪ Don't look back, you know better than that
 We've got a long way to go Even though the road is long
 And we're many many miles from home ♪