***
Когда Тейт выслушал лихорадочный речевой поток Романа ему показалось, что он оглох. Ничто вокруг больше не имело смысла, не слышал он ни колес проносящихся грузовиков, ни шелеста листвы, ни далеких охотничьих залпов. Пропали. Только это. Они пропали. Роман не знал, что делать, не знал и чего хочет от Тейта. Роман ничего не просил, он просто говорил и говорил в трубку, а когда повисло молчание и сам Тейт не сразу понял, что связь отключилась. Он повторил звонок. Но гудки больше не шли. Уставился на экран. Пропали. Как? Куда? Волна неизведанной прежде дрожи пронеслась по телу. Вайолет, оставленная одна в том доме, пропала. Но почему? Что произошло? Его залихорадило, сперва от гнева на Романа, потом на субъект, что мог причинить Вайолет вред. Кто это? Кто посмел? Тейт злился на фантомную фигуру равно как и на Романа. Нет, сам он, Тейт, не виноват! Что он мог сделать? Вайолет не захотела идти с ним! Не мог же он ее заставить! Или мог… но… нет, нет, это все другие! Роман оставался там после его ухода, он должен был позаботиться о ней! Это Роман не должен был ее оставлять! «Мотель, она рядом с мотелем, Тейт, кажется она где-то там, и я не знаю где Эя, мне кажется...» Все, что успел сказать Роман прежде, чем связь прервалась. Тейт долго стоял посреди бугристого асфальта, сжимая корпус телефона с такой силой, что нагрел устройство ладонью. Той ночью в мотеле, когда Вайолет подняла их всех в спешке, она рассказывала про какое-то происшествие… Он плохо помнил, плохо тогда соображал, но он точно запомнил свой вопрос. Там кого-то убили? Что тогда ответила ему Вайолет? Они четверо и правда свидетели? И можно ли быть свидетелем, не зная об этом? Шорох – под ботинком какая-то листовка. Нет, не листовка... Тейт наклонился, поднял… Карта? Не сразу он вспомнил о том, что это и откуда. Выпала из кармана?Шут – это дурак, а дураки зачастую действуют импульсивно. Видишь собачку? Она сдерживает Шута от падения в пропасть. Всегда есть то, что удерживает от падения…
Потерянно оглядевшись Тейт поправил лямки рюкзака, впервые за все время почувствовав вес своей ноши… Всегда есть то, что удерживает от падения… От его падения удержал звонок Романа…***
Когда в трубке смолкло, Роман еще продолжал кричать, словно растолковывал старику со слуховым аппаратом маршрут пути. Алло, алло! Тишина. Телефон разрядился. Роман выругался, разрезав воздух умершим смартфоном. Рванул до Форда, в спешке врезаясь в прохожих и тыкая на все ненужные кнопки ключа. Салфетки, жвачка, обертки от резинок, документы на машину, полный пакетик чипсов, ручка, одеколон, чеки, полупустая пачка сигарет Оливии, гигиеничка Леты – в бардачке было все, кроме чертового шнура зарядки! - Твою мать! – Роман ударил по кожаной обивке, повалившись на водительское сидение. Эя наверное отдала зарядку Вайолет вместе с телефоном. Черт, че-ерт! Ему нужен работающий телефон, ему нужно знать, где Вайолет, ему нужно связаться с Тейтом… А зачем последнее? Роман не знал. Поднял взгляд на хмурую городскую улицу. Что делать? Звонить в полицию? Вайолет говорила, что Эю пытались отравить в том мотеле. Но за что? Что они сделали? Мысли эти впервые пришли ему в голову, он действительно ни разу не задумался об этом после прибытия в Чикаго – с новым приступом отравления Эи для него померкло тогда все остальное. Он только сейчас вспомнил, что Вайолет говорила об убийстве, только сейчас вспомнил, как лично штудировал газету, купленную на чикагской заправке. Роман втянул воздух, с силой вцепившись в волосы. Сердце колотилось так, что он сжал крышку приборной панели. Он злился, что все последующие события после отъезда из мотеля для него стерлись и потеряли весь смысл. Еще день они все испытывали паранойю, вслушиваясь в каждую новостную сводку… Но что произошло потом? Как получилось, что всех их отвлекла и закрутила упоительная кутерьма праздничной юношеской жизни? Роман не хотел в этом признаваться, но все они четверо были на самом деле беспечны, эгоцентричны, неосторожны и слишком молоды. В их компании все эти качества волшебным образом приумножались, их связи – каждого друг с другом, – несли разрушительный эффект. На самих себя и на окружающих. Невольно Роман собрал в одной машине все худшие человеческие пороки. Должна быть причина, почему Вайолет за два штата от него, а Эя и подавно неизвестно куда пропала. Должна быть причина, почему Эя отдала свой мобильник Вайолет. Должна быть причина, почему на звонок ответил Тейт. Должна быть причина, почему он сам испытывает сейчас самую страшную в его жизни панику. И единственным объяснением было то, что нашли девушки в номере того мотеля. В логических потугах Романа именно это и было ответом. Кто бы ни желал им зла или мести, эти люди были связаны с мотелем. Это было единственной зацепкой, единственным местом, которое он знал, единственное объяснение за которое мог ухватиться. Мысли перескакивали одна на другую, Роман сжал волосы, силясь унять разрывающий сознание поток. Магазин. Надо найти шнур. Оживить телефон и поверить инстинкту. И Роман выскочил из салона. Он бежал вдоль витрин, заглядывая в каждую, сумбурно вырывая из вывесок буквы алфавита – они никак не связывались в адекватные слова. Ателье мясника. Страхование парикмахерской. Скидки арт центра. Обувь и сувениры. Какая-то чушь. Роман в жизни столько не бегал. Так вот зачем в школе физкультура! И ни одного супермаркета вокруг. Неудивительно, почему Эя бежала отсюда! Наткнувшись на книжный накинулся на первого же консультанта и купил необъективно дорогой зарядный провод. Когда телефон включился Роман уже выкручивал руль в сторону шоссе.***
Вайолет снова очнулась. Тело напряжено, словно стальное. Шепот знакомого женского голоса казался игрой ее поврежденного мозга, новой изощренной пыткой или всем сразу, и тело ее реагировать на звук не спешило. Но голос настаивал, все громче, ближе и различимее, он тащил на поверхность из-под слоя воды. - Вай! – и она вынырнула. – Вай! Очнись! О, этот годфринский напор… Где-то рядом перекрикивали друг друга мужские голоса, один из них тот самый, от звука которого заныли воспоминанием удары на теле. «…зачем ее привез…», «… она в полицию… там здание государственное…», «…никчемный…», «…идиот…». Фразы обрывались и появлялись вновь, возня, сдавленные вскрики, захлопнулось несколько дверей, затрещало дерево, затем что-то металлическое, шаги, и снова все смолкло до привычного природного шума. Сквозь доски на окнах, сквозь все десятки щелей пробивался свет, более холодный и приглушенный. Вечер это был или раннее утро – Вайолет потерялась во времени. - Вай! – еще раз, настойчивее. - Эя? – голова скакнула в бок точно болванчик, вызвав приступ тошноты. Медленно, пробным сжатием мышц Вайолет сглотнула. Осторожно облизнула пересохшие губы. - Да, да, боже… я думала, ты умерла... Знакомый голос толкал Вайолет на фокусирование. Лицо Эи в смешной дымке, как развеянный сухой лед при съемке старых кинофильмов. - Ад – это другие, – примостившись щекой к холодной ручке Вайолет вяло улыбнулась. - А? - Ад – это другие? Я так и не узнала смысл… Эя уставилась на Вайолет, гадая, насколько ей повредили мозг. Ад сейчас это то, что вокруг! - Сосредоточься! Мой телефон был с тобой? – слишком резко дернув головой Эя зашипела, инстинктивно потянулась к голове, ткнув в затылок связанными руками. Вайолет широко распахнула глаза. А так можно было? Перевязывая запястья Эи одна длинная веревка тянулась от балки под потолком вниз почти до самого пола, дублируя фиксацию лишь вокруг деревянной рамы встроенного шкафа. И если Эя могла поднимать и опускать руки, Вайолет же шевелить ими не могла вовсе. Они затекли настолько, что Вайолет их просто не чувствовала. - Ты как? Эя криво спихнула пальцами свои волосы со лба. Как я? Сижу в твоей же рвоте! Словно вспомнив этот факт поежилась, двинув бедро к краю линолеума. - Где телефон?! – лишь повторила Эя. Вайолет приоткрыла рот, не то для вдоха, не то собираясь ответить. Телефон? Геолокация! Она совсем об этом забыла! Вайолет вспоминала, медленно и тяжело. Где же он? Она не знала. Но он был здесь, точно был, им трясли перед ее лицом. Быстро, до дискомфорта забилось ее сердце: она больше не одна, не одна в этом месте, Эя рядом, и появилась надежда. Кто-то еще, извне, может знать об их местонахождении. - Был тут… – она замолчала, не зная, что сказать еще. - Хорошо, – Эя облизнулась. Быстрым, куда более быстрым и здоровым взглядом обвела помещение. – А это… – сглотнула, вернувшись к исполосовывающим ноги Вайолет алым, вздувшимся линиям. - Старший. А второй другой, нормальный… Нормальный. Странное слово. Эю передернуло от того, как плоха была сейчас Вайолет: волосы мокрые, грязные, глаза красные и затуманенные, лицо опухшее, на лбу теплится шишка, тело белое, в венах, линии от побоев, платье безнадежно испорчено. Она же тоже виновата в этом. Нужно было настоять, уговорить Вайолет поехать с ними! Нельзя было оставлять ее одну. Один черт знает, что с ней делали… Чувство собственной вины толкало Эю на поиски решения. - Почему ты здесь? – С каждым своим новым вопросом Вайолет все быстрее концентрировалась на реальности. Почему она здесь? Эя болезненно моргнула. Словно говорили они о неожиданной встрече в одном торговом центре. О, привет, а ты как здесь? Но что ей ответить она не знала. Почему они здесь? Их могли обокрасть или убить еще в Джейнсвилле, для этого не нужно было похищать и везти через все штаты. Здесь что-то другое, что-то личное… - Награда за мою покорность, – подцепив коробку фасадной дверцы ящика медленно подтянулась. – Собралась чек отнести называется. - Значит, вы доехали… Вайолет так и сидела прислонившись к холодной ручке щекой, влажным взглядом наблюдая за Эей. Потом, намного позже Вайолет вспомнит и с горечью рассмеется: в этот момент ее больше волновало не то, что Эя чудным образом оказалась рядом, а что они все-таки доехали до Гранд-Рапидса. Это второе казалось чем-то более фантастическим и невозможным. Произнесла тихо и так мечтательно, словно глубоко задумалась. Но думала сейчас Эя. Еще не до конца понимала, почему они здесь, но знала – выбираться им нужно самим, надеяться на помощь хорошо, но глупо. Столько лет она впитывала страницу за страницей десятков учебников по криминологии, сколько проштудировала руководств для следователей, сколько книг и статей, и вот он – непрошеный шанс применить полученные знания. Веки раздражены, неприятно моргать, во рту гадливый привкус. Ее собственное тело ныло от продолжительного дорожного путешествия в кузове грузовика – за все время она пришла в сознание один единственный раз, после которого ей залепили крепкий удар по затылку. Во второй раз Эя очнулась привязанная к кухонному гарнитуру. Болела голова. Она подергала руками, от натяжения веревка запружинила, с балки посыпалась пыль и мелкая крошка, а дерево встроенного фасада затрещало. Позади нее выдвинутый кухонный ящик – подтянулась. Внутри завал пыльных бутылок из зеленого стекла. Стекло. Попыталась дотянуться – безуспешно, слишком далеко. Сбоку отсутствующий под раковиной фасад с двумя отростками трубы – из глубины тянет подвальным холодком и гнильцой. Могильная чернота пробирала. В помещении пахло пылью, мокрым деревом и заплесневелыми вещами. Вокруг мусор, нескончаемая мусорная гладь где остатки прежней жизни перемежаются со строительными обломками, растворяясь друг в друге. Картонные мятые коробки, бумаги, удлинители, столовая утварь, перевернутые керамические горшки и даже почти совсем свежего голубого цвета щетка для пыли. Эя оглядывала все, что могла охватить взглядом. Кастрюли, ручки, ткани, вилки… Стоп! Столовые приборы! Эя вытянулась, насколько позволяли веревки, заелозила бедрами на скользящем линолеуме, протянула ногу и принялась отодвигать ботинком весь хлам до какого могла достать. В этом свинарнике должны быть ножи!***
Старший агент прожигал взглядом карту. Теперь на ней обширным кругом была отмечена территория поисков. Хватались за все сразу. Было стыдно признаваться, но как бы сейчас было полезно хотя бы одно найденное тело… - Нельзя отбрасывать теорию, что все эти люди живы и где-то удерживаются. - А что если похищают на продажу? В идее юного офицера был здравый смысл. Но мужчина покачал головой. - Слишком широкая типология. - Разве для серийного убийцы вот такое вообще типично? – кивнул он на разнообразие лиц на фотографиях. - Джек Ван Хорн совершил десять убийств по библейским заповедям, – вертел маркер агент, ответственный за геопрофиль, – пол, возраст или раса для него не имели значения… – озвучив статистику он быстро умолк. На мгновение замерли и все остальные. Каждый переглянулся. Вот оно! Полился поток свежих идей. - Наш субъект страдает от психического заболевания, это миссионер или визионер. - Но в таком случае он должен быть дезорганизован. - Нет, если субъектов несколько... Старший агент схватил со стола сотовый. - Нужно сузить круг поисков, в базе по неизвестным трупам совпадений нет, будем придерживаться теории о том, что субъекты прячут или избавляются от тел, поэтому это должно быть уединенное место, но достаточно близкое к малому населенному пункту: им нужно избавляться от автомобилей. Ищите псарни, питомники, фермы, удаленные семейные мотели с расположенными вблизи автомастерскими или автосвалками, и нужно проверить истории крупных покупок: садовые измельчители, растворители…***
Эя яростно распихивала все, что могло скрывать под обломками острые предметы, но помещение словно нарочно подчистили. - Что ты делаешь? – зашипела Вайолет, все косясь в сторону входной двери. Когда тело Эи практически распласталось на полу ее мышцы сдались, а с губ сорвался раздраженный выдох. Подтягиваясь обратно старалась не думать о мокрых от рвоты джинсах. - Ублюдки, могли бы хоть чашку разбитую оставить… – она качнула головой, смахивая волосы, и взгляд упал на прозрачную вазу, что призывно засверкала позади Вайолет с самого дальнего конца рабочей поверхности. Стеклянная ваза! Эя в спешке вновь оглядывала весь мусор. Совсем близко от Вайолет резиновая ручка швабры торчала из-под листа фанеры. Эя покосилась на ботинки Вайолет. - Двигаться можешь?***
В это время компьютерный аналитик ФБР сузил круг до пяти ферм, двух сдаваемых под комнаты частных домов и четырех мотелей, в список которых попал и «Линкольн мотель». Началась спешная проверка всех владельцев…***
Когда Вайолет впервые пробно сжала бедро, боль от ударов плетью усилилась, отдаваясь под ребрами такой резью, что защипало в глазах. Это не входило ни в какое сравнение с тем синяком, что она принесла в восемь лет из подвала Тейта. Та боль теперь казалась смешной, а то, как она превозносила те страдания – детской наивной глупостью. Разогнуть и вытянуть ногу оказалось еще болезненнее – мышцы задубели, противились действиям, и каждое движение отдавало дискомфортом других одеревеневших частей тела. Пока носок ее ботинка плавал в воздухе, пытаясь дотянуться до ручки швабры, Вайолет давила слезы и закусывала губу до пульсации кожи. Эя криво сжимала ее локоть, создавая подобие поддержки для ее туловища. Совсем скоро волосы Вайолет плотно налипли к ее вспотевшему лбу. Нога дрожала, трясло все тело, сдавливало голову, но Вайолет продолжала тянуться, выдохнув лишь когда носок уперся в резиновую ручку. Эя молчала, дала ей время выдохнуть. Вайолет тихо плакала, слезы скатывались сами собой, и стыдом жгла сумятица. Почему она плачет? Втянув носом воздух Вайолет напряглась, начав подтаскивать швабру. Платье задралось так, что оголилось нижнее белье, во внутреннюю сторону бедра впивался кусок строительной стальной сетки: резкое движение корпусом, и острый край царапнул кожу, оставив еще одну розовую полосу. Вайолет лишь сдавленно взныла, от досады пнув пяткой в скомканное одеяло. Швабра подтянулась – медленно, с мучительными периодами выжидания и прислушивания. Никто не говорил, Эя подбадривала мягким сжатием ее локтя, изредка, когда боль становилась невыносимой Вайолет мычала и замирала, пережидая и набираясь сил. Слезы скапливались на ресницах, мешая обзору. Вспотевший лоб горел. Когда ручка швабры доползла до края линолеума Эя шепнула, и Вайолет остановилась, не без помощи вернулась в полусидячее положение. Эя подтянула ручку к себе, криво хватаясь за рукоятку: ее связанные руки лишь только начинали ныть от позы, когда как связанные запястья Вайолет сводили с ума долгие часы. - А дальше что? – лишь сейчас спросила Вайолет, будто с самого начала веря в безоговорочность неизвестного плана. Эя пыталась удержать палку, дважды с шипением роняла. Вайолет не знала, каких усилий Эе стоило сжимать рукоятку, опухшие больные пальцы резало нечеловечески острой болью, каждый раз двигая фалангами ее словно вновь и вновь резали ножом, загоняя под кожу иголки. Теперь это был черед Эи сдерживаться от очищающих криков. - Я разобью вазу позади тебя, осколок подтащишь ко мне и я срежу твою веревку, – спокойно прошептала она словно сообщала о планах на вечер. Вайолет раскрыла рот. - Сдурела? Треск стекла точно услышат. - Если у тебя есть план получше можешь поделиться, – ее мучения выдавало сбитое дыхание, речь выходила с едва сдавливаемым писком. В любой другой ситуации Вайолет восприняла бы парирование за провокацию к ссоре. Сейчас же слова усмирили. Вайолет металась взглядом между входной дверью и не менее опасным хаотичным полетом палки над собственной головой. От боли у Эи резало в глазах. Желание выжить толкало к концентрации, и легкие ее вновь вбирали и выпускали кислород лишь когда конец палки уткнулся в край столешницы. Треск разбившегося стекла наполнил помещение. Шустро, в панике забыв о боли Эя опускала палку, отшвыривая ее подальше на мусорные завалы. Совсем скоро дверь ожидаемо распахнулась. Но вместо привычной мужской тучной фигуры появился высокий молодой человек. Новый, незнакомый, обе девушки застыли, вглядываясь в черты. Темные волосы, худосочное строение – он напомнил Вайолет мальчика в белой футболке. Но лишь внешностью. Этот же человек старше, замерев на мгновение у входа, словно бы не сразу нашел источник звука, не заметил или не захотел замечать осколки и за два быстрых шага обогнул стол и отвесил две пощечины: одну для горевшей краской влажной щеки Вайолет и одну для побледневшей Эи. Никто не вскрикнул, лишь дважды в воздухе раздались щелчки. - Если это за баллон для гриля, то жарил он сильнее. Сорвалось. Эя криво прижала к щеке сложенные ладони. Знала, что нельзя говорить, но не сдержалась. К ее удивлению высокая фигура молча опустилась на корточки. Когда появился складной нож Эя раскрыла рот, издав странный пищащий звук, и получила новую пощечину. Голова скакнула в бок, стукнулась о ящик. Эя охнула, глаза прожгло влагой. Вайолет не сразу сообразила, но мужская рука потянулась к ее собственным ногам, тощие пальцы ухватились за ткань задранного платья; окантовка грубо соприкоснулась с ссадинами, вызвав жгучее чувство боли. В слабой попытке Вайолет сжала бедра и взвыла, в панике чувствуя, как не хватает сил сопротивляться, как вся энергия ушла на дурацкий план со шваброй. Застучало сердце, вместо слов – раскрытый рот, и сквозь влажную пелену видела суровые, худые обезличенные черты. Треск окантовки подола. Лезвие проткнуло ткань в двух местах, с такой силой, что бедра Вайолет непроизвольно подскочили. От боли ткнулась лицом в сгиб локтя, закусывая кожу. Все происходило так быстро, что Вайолет не могла, не успевала ни за действиями, ни за собственными мыслями. Она не успела испугаться, и только инстинкт толкал сжимать бедра. Но, оторвав прямоугольный лоскут юноша обернулся к Эе, оттянул край ее футболки и спокойно срезал такой же кусок ткани – так же стремительно, не дав времени на осознание. Он ничего не сказал, словно выполняя рутинную работу молча встал и ушел, переступая через завалы. Под подошвами его протрещал пластик смятой бутылки. Эя моргнула. Никто ничего не успел понять. Сколько здесь вообще человек? Обе они испугались одного и того же, но обсуждать возможные сценарии исхода событий сейчас никому не пришло в голову. - Ты в норме? – лишь спросила Эя, задыхаясь от собственного сердцебиения. Вайолет кивнула, облизнула губы. От досады за свое бездействие хотелось плакать. Осколки вазы рассыпались на деревянной панели, и один, длинный и тонкий, забился под кусок шумоизоляционной ваты. Готовясь, Вайолет набрала воздуха…***
На широком столе появилось два кожаных переплета. Хозяин мотеля поднял один том, юнец в белой футболке сжимался возле дальнего угла. Мужчина показал обложку. - Вы знаете, что это? Одно простое слово прожигало темный фон серебряным тиснением. Впервые в жизни Вайолет взяла Библию в руки в номере пригородного чистенького отеля, когда от скуки пролистывала страницу за страницей, святотатствуя и дожидаясь выхода Эи из распаренной ванной. Полившийся речевой поток Эи удивил не только ее. - «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаеного, что не вышло бы наружу», Евангелие от Марка, глава четвертая, стих двадцать второй. Пауза. Эя продолжила отчеканивать изречения. - «Не судите, и не будете судимы, не осуждайте, и не будете осуждены, прощайте, и прощены будете», Евангелие от Луки, глава шестая, стих тридцать седьмой. Ее темные влажные волосы контрастировали с неестественно бледным лицом, и так странно и пугающе это выглядело, словно Библию цитировал персонаж японских ужасов. Хозяин мотеля разомкнул широкие губы, но Эя не останавливалась, точно читая по листу, вновь и вновь бесила самим выбором строк. - «Поднявший меч от меча и погибнет», Евангелие от Матфея, глава двадцать шестая, стих пятьдесят второй… - Хватит! Замолчи! - «Страдающий плотью перестает грешить» - - Я сказал хватит! Краской ярости налилось его лицо. Мальчик все сильнее сутулился. Вайолет не понимала, что ее поражало больше: знание Эей сакральных текстов или мимолетное смятение мужчины. Он не ожидал такой реакции, явно недооценил потенциал. Вайолет сжимала ручку ящика пальцами, они потели и скользили. Часом ранее осколок вазы неимоверными усилиями подтянули к пальцам Эи. Она пилила. Долго, упорно, Вайолет напрягала тело, подставляя веревку, Эя вдавливала стекло в свои пальцы, унимая зуд и боль еще большей болью. Но материал поддался, и Вайолет продолжала удерживать руки на той же высоте. Неописуемым счастьем был недолгий момент блаженной свободы затекших, ноющих конечностей. Я скажу, когда. Эта команда, этот чисто годфринский приказ, словно Эя действительно что-то знала, понимала или чувствовала, но Вайолет повиновалась. И продолжала сжимать ручку возле головы. Мальчик шумно вздохнул, словно впервые за долгое время. Мужчина втянул воздух. - «Грех есть беззаконие». Эя мотнула головой. - Я знаю Библию, прилежная ученица католической школы. В чем мой грех? Если бы у Вайолет были силы, слово «прилежная» вызвало бы усмешку. Вместо нее улыбнулся мужчина. - Знаешь Библию? Тогда знаешь, как в Аду наказывают грешников похоти? Запал Эи вмиг поник. Ее милое личико осунулось, и взгляд словно за секунду потух. Как по щелчку теперь вместо привычной собранной Эи перед Вайолет была растерянная и перепуганная незнакомка с остекленевшими широко распахнутыми глазами. Когда за плесневелыми стенами кто-то громко хлопнул чем-то металлическим, мужчина дернулся, с благоговейной любовью опустил книгу на стол и двинулся к выходу. С ними остался лишь безобидного вида юноша, юркнувший к дальнему оконцу, отстранено выглядывая на улицу. Вайолет двинула головой, одаривая Эю трезвым удивленным взглядом. - Откуда ты все это знаешь? – шепот едва различимый. - Я говорила, что не уважаю школьный распорядок, а не сами знания. - Что он имел в виду? Что с нами сделают? Вырвался тревожный выдох, затем три коротких сорванных вдоха, словно Эе стало больно дышать. - По церковным верованиям грешникам, которые испытывали похоть, удаляли органы, которую эта похоть порождала… Вайолет вздрогнула. И пробрало холодом. Теперь уже настоящим, холодом страха, и если до этой минуты ее разум отказывался понимать все происходящее, теперь ей дали повод. Грешники. Вот что имел в виду этот ненормальный: они заселились в мотель как четыре посторонних человека. В его глазах они были грешниками, которые открыто шли против заповедей. Их наказывали за блуд. Но это же абсурд! Вайолет затрясло. И инстинктивно сжались ноги. Удаляли органы…***
- Девять один один, что у Вас случилось? Хриплое дыхание, будто в горле что-то клокотало. Оператор слышала отдаленный крик бензопилы. Звонивший простонал. Что-то упало. - Авария… здесь авария… боже, я кажется… он… - Сэр, где Вы находитесь? - Восьмое шоссе в километре восточнее Ньювила… скорая… боже… Звонок прервался.***
Роману не хватило одной минуты. Всего одной, и конечная точка его нескончаемого маршрута была бы достигнута в целости. Но один пророк в лице рыже-серого койота решил иначе. Трасса номер восемь – относительно ровная дорога, не считая плавных поворотов асфальта, где предстоящая часть дороги отсекается для водительского обзора редкими группами разросшихся зарослей. Бесстрашный койот выжидал долго. Когда обе полосы продолжали оставаться заброшенными и ни одно транспортное средство не промелькнуло, мощная тушка опустила лапы на шершавый асфальт, нацеливаясь на луговых собачек, что прятались в полевой траве. Надо было только скакнуть через вон ту рощицу… Водитель серого минивэна заметил койота слишком поздно. Испустив ругательство вдавил в педаль тормоза. Завизжала резина, оставляя черные полосы на асфальте, койот извинительно скрылся в зарослях, а минивэн перемахнул через разделительные желтые полосы, развернувшись на сто восемьдесят градусов. Толчок такой силы, что будто разом встряхнули все органы. В багажник минивэна впечаталась начищенная радиаторная решетка. Грохот, скрип сжимающейся стали, стремительное непонятное движение, новая встряска и еще один сильный удар, все закружило, а затем черное пятно. Водитель минивэна придет в чувства не сразу. Корпус его авто вдавлен в ствол липы, от удара машину погнуло. Звон в ушах, на лице что-то мокрое, заливает ушную раковину. Следом из кабины на траву посыпались осколки стекла. Водитель не смог сразу подняться. Позади него сложенный гармошкой черный капот Форда, дым валил из щелей. Когда ушной звон отпустил мужчина отполз по обочине и нащупал перемазанными кровью пальцами в нагрудном кармане рубашки сотовый. Будучи занесенным на встречную полосу он неповинно «подставился» для любого водителя. Любым водителем оказался Роман. Последние часы Роман гнал со скоростью, превышающей все законные цифры. То, что за семь часов езды его ни разу не остановили блюстители правопорядка было не чудом – скорее работой провидения. Ему суждено было оказаться на восьмой трассе именно в этот конкретный момент, как и водителю минивэна суждено было встретиться со стволом липы, а несчастному Форду вытерпеть новую и самую крупную в его жизни поломку. Роман несся на такой скорости, что на перепадах уровней дороги Форд взлетал, а пейзаж за окнами слился в два разделяемых полоской горизонта цвета. Когда зад минивэна заскочил на его полосу сделать было уже ничего нельзя. Рефлекторно носок ботинка еще скакнул с педали газа на тормоз, но реакция была бесполезной. Роман услышал собственный вздох. И произошел мгновенный, точно вспышка, оглушающий удар, и неразбериха кадров закрутила его разум так спешно, что намного позже Роман не сможет вспомнить, что было на самом деле перед его отключением, а что нарисовалось после. Когда капот Форда коснулся стальной преграды, Романа спасло то, что в обычной жизни приносило проблемы – его беспечность. Роман не пристегивался. В момент столкновения, в ту долю секунды, когда капот еще только начало сминать, деформированная водительская дверца раскрылась, и Романа выбросило из салона. Будь он в тот момент пристегнут, его бы просто раздавило.***
♪ Cold hard stare ♪
Ревущая где-то совсем близко бензопила смягчила грохот двух столкнувшихся автомобилей, а потому ни девушки, ни хозяин мотеля, ни покорно расстилавший на полу пленку мальчик не подозревали об аварии. Вайолет в ужасе сжимала ручку шкафа, Эя пыталась перебирать возможные идеи, но разум просто отказывался работать, будто в страхе заморозившись. Мужчина доставал из холщовой сумки инструменты, сильно напоминавшие медицинские приспособления. Удаляли органы…♪ Hold in the dust ♪
От ужаса Вайолет забыла, что руки ее свободны, но даже будь она в трезвом сознании ей слабо верилось, что тело ее сможет послушаться. Ее руки больше не крепились к одной веревке, но запястья все еще были связаны. Что она сможет? Схватить что-нибудь со стола и начать опасно размахивать в воздухе? Никто не говорил, и от этого становилось еще страшнее – речь бы отвлекла, дала разуму надежду на контакт, но мужчина словно выполнял свою тупую шаблонную работу.♪ Too old to care ♪
- Ты тоже знаешь Библию как твоя подруга? – внезапным вопросом обратился мужчина к истощенной, ослабшей Вайолет. - Я знаю уголовный кодекс, – подавив приступ истеричного всхлипа отозвалась она. Губы его скривились в презрительной усмешке. - Мы делали это задолго до вас. - Мы не какие-нибудь бездомные шлюхи, – напускная бравада Эи рубилась видом огромных ржавых ножниц. - Что вы нашли в том номере и где оно? – пропустил реплику мужчина. Эя выдержала его взгляд. - Ад – это не другие, – ее фраза вывела Вайолет из ступора. – Ад – это когда другие такие же, как вы, – обращалась ли Эя к Вайолет или нарочно провоцировала набожных лжецов, но неясная для мужчины фраза подействовала, он разобрал ее в шуме бензопилы, и широкое его лицо перекосило в отвращении. - Ты будешь первая, тогда твоя подруга заговорит.♪ Too young to die ♪
Он сделал шаг. Паника скрутила живот, крики, что наперебой срывались в девичьих губ и перекрывали один другой, Вайолет дернулась, собирая все силы и готовясь вскочить любым способом, Эя поджала ноги, собираясь отбиваться любым способом, но на улице резко, спасительно заглох мотор бензопилы, и давящий на разум звук сменился тишиной. Хрустя крошкой под подошвой хозяин мотеля обернулся. - Проверь. Побледневший мальчик отпустил края пленки и перемахнул через завал досок. И минуты не прошло как третий, срезавший с их одежды лоскуты, втащил в помещение что-то тяжелое. Эя вход не видела вовсе, Вайолет не могла разглядеть из-за ножки стола, но что бы это ни было, оно шевелилось. - Отец, здесь еще один, он что-то про наш мотель плетет... – сообщил вошедший, закончив втаскивать свою ношу. Он. Дрожью пробрало тело. Вайолет силилась вытянуть шею. Когда субъект на полу поднял раскачивающуюся голову, и каштановая макушка затмила уличный фон раскрытой двери, Вайолет не сдержалась. - Роман! - Роман? – Нервный возглас. Эя двинула корпусом, пальцы задели ручку ящика, сорвался болезненный выкрик. Все девичьи голоса разом будто оживили Романа. Когда взгляд выловил из обстановки лицо Вайолет, его губы разомкнулись…♪ Who's side are you on anyways? ♪
***
Романа отшвырнуло из салона на обочину, из-за узости проезжей части удары пришлись на плечи и бедра, голова застучала по твердой земле, загребая и все пыльные камни – какой-то из них или все сразу пробили кожу головы, и уже в бессознательном состоянии тело Романа исторгало струйки крови. Благодаря своей сущности клетки Романа регенерировались быстрее, чем у обычного человека, и очнулся он куда раньше водителя минивэна. Восстановление начало спешное подлатывание его треснувших костей и разорванных кожных покровов, но Роман ждать не мог. Голова звенела, перекрывая свист со стороны разбитых авто, он попытался встать и завалился снова – подошва заскользила на массе из песка и крови. Ладони хаотично хватали воздух, точно в поиске поддержки, и окрестности плыли перед взглядом. Он быстро восстановил события, отер неприятно влажный затылок, вытер окровавленные пальцы о брюки, совсем не подумал о водителе минивэна и нетвердым шагом двинулся вдоль поля – туда, где через какие-то жалкие метры должен был быть мотель. Его все еще мутило, голова опухла и ныла, но он продолжал идти, загребая ботинками песок, непроизвольно сжимая травинки, знал, что должен дойти, и шел, пока сквозь писк в голове не пробился звук бензопилы. Роман зажал уши, выискивая взглядом источник шума. Среди широких зарослей елей, вдали, скрываясь в лесном участке, торчала темная крыша. Он не понимал, сколько прошел и где он был, проезжали ли какие-то машины мимо или останавливались, звал ли его кто-то или звал он сам, достигнет ли мотеля через пять минут или миновал его час назад. И Роман отклонился, шагнул в некошенные, разросшиеся полевые заросли… Так он и нашел то, что искал, по воле случая оказавшись рядом с заброшенным домом. Когда среди еловых веток его заметил распиливающий бревна обладатель бензопилы, работа прекратилась. Представив ярость отца первым порывом подумал об избавлении от непрошеного гостя. А затем Роман рухнул в траву и понес нечленораздельные предложения, из которых лишь слово «Линкольн» звучало отчетливо и понятно…***
А затем события побежали с такой стремительной скоростью, что ни одному участнику этой сцены так до конца и не удалось проследить за сменой кадров. Роман выкрикнул имя Вайолет, найдя опору в груде досок торопливо переставлял разъезжающиеся ноги. Втащивший Романа юноша дернулся с места. Роману хватило одной секунды, чтобы почувствовать запах выпущенной без его разрешения крови Вайолет, и еще меньше времени на то, чтобы со всем внутренним зверством двинуть кулаком в сторону подскочившего человека – жест смелый, но слабый, парень увернулся, хватая Романа за горло, зажимая одно из его предплечий в том месте, где кости еще не срослись, заставляя юного Годфри разразиться не криком, но громким ругательством. Игнорируя боль он уворачивался и боролся, пытаясь поймать взгляд напавшего – поймать и заставить его перестать делать это и начать делать то, что прикажет он сам. Но взгляд поплыл, Роман был все еще слишком слаб для гипноза. Собрав все силы нацелился кулаком куда-то в живот, попал, но сам же отшатнулся, в то же самое мгновение, видя всеобщее замешательство, Эя очнулась от собственного ступора и шепнула Вайолет одно простое: - Давай! Что именно «давать» она не знала. Не соображала вообще, но сжала ручку ящика и подтянулась. Загребая край линолеума пятками подгребла сопротивляющиеся от боли ноги и кривым, неровным движением подскочила, на каком-то неизведанном для себя адреналине впервые за сутки поднявшись на ноги. Ее бедра не слушались в ватном онемении, ее мышцы затекли, ее голову закружило, в ее горле заклокотала подступающая желчь, ее колени в протесте подгибались, ее легкие жгло, но что-то в ее разуме щелкнуло, заставив на короткую минуту отключиться от всех физических ощущений и подскочить к столу, навалившись на поверхность с тяжелым всхлипом. Пока Роман боролся у входа, мужчина замер. Всего секундный ступор, но он почувствовал, обернулся. У Вайолет не было никакого плана. Но серебряные буквы издевательски сверкали на черной обложке… Ухватившись за книгу двумя связанными руками Вайолет быстро, с колотящимся от адреналина сердцем стащила ее с поверхности и, замахнувшись, со всеми остатками силы зарядила Библией в ненавистное мужское лицо. Удар пришелся корешком в ухо с таким громким хрустом, словно треснули хрящи. Он заорал. Хватаясь за ухо отшатнулся. Выкрик заставил остановится и возню у двери. В повисшем оцепенении юноша первый ожил и оттолкнул Романа, впечатав спиной в дверной косяк. Роман охнул, сползая на пол, вскрикнула и Эя. Юноша бросился от двери к остолбеневшей Вайолет, она инстинктивно, с криком попятилась, споткнувшись о залежи посуды рухнула на спину, выронив отяжелевшую Библию, а Роман, хватаясь за деревяшки, в новом упорном порыве поднимался на ноги… Но новый оклик остановил их всех. Всех разом, заставив замереть. От неожиданности, от ужаса, от удивления и, в самом дальнем конце трех сознаний, от радости. Тейт.♪ Who's side are you on? ♪
Ввалившись в помещение он выкрикнул. Его тело содрогалось от явного продолжительного бега, его голос звучал со свистом, грудь вздымалась с хаотичной ритмичностью. Он поднял черную двустволку, спешно утерев рукавом рубашки пот со лба под взмокшими прядями. - Стоп! Он сжал оружие, наставляя туда, где концентрировались два незнакомых лица. Мужчины замерли, один с болезненной гримасой все еще зажимал ухо, опираясь на подлокотник покосившегося кресла, второй человек обернулся, в шаге от распластавшейся на горе мусора Вайолет. Роман таращился на оружие. За те жалкие секунды пока каждый пытался понять, что происходит, Вайолет перевалилась на локоть, вытянулась и, подцепив ботинком одну из расставленных перед ней ног, с прытью и вскриком дернула юношу за голень с такой силой, что, потеряв от неожиданности равновесие, он повалился на пол. Голова его в полете встретилась с поверхностью стола с громким стуком и слабым выдохом, руки в хаотичном полете соскользнули с угла.♪ Take them down, take them down ♪
Его скулеж, еще один крик, потом чей-то другой. Движение мужской тучной фигуры, резкий оклик Тейта, его шаг и дуло, направленное на мужскую грудь. Мужчина замер, поднял одну свободную руку в воздухе с хриплой отдышкой. Вайолет заелозила поверх мусора, отталкиваясь локтями подтягивалась на ноги, в процессе не замечая, как голые колени скребут по шершавым строительным материалам.♪ Push their face right to the ground ♪
Юноша на полу закряхтел, заелозил поверх мусора, Тейт шустро переставлял дуло с одного на второго, и в поле зрения Вайолет попали здоровые портновские ножницы. Ее пальчики обхватили шершавые лезвия. Когда одно из колец ручки пробило мужской затылок, вздрогнул даже Тейт. Когда тело хозяина мотеля повалилось на колени, шумно выдохнула Эя. Когда, сжимая голову, попытался подняться и юноша, с предостерегающим выкриком Тейт наставил ружье на него. Когда мощная ручка ножниц разрезала воздух в третий раз, дернулся Роман. Когда Вайолет замахнулась в четвертый раз, упиравшиеся в пол руки мужчины сдались, и он мешком повалился на строительную крошку.♪ Bring the dirt, make 'em hurt ♪
Она била. Еще и еще, удары останавливались на мощной жилистой плоти. Она не слышала, как дробились кости, не слышала всхлипов и стонов, не видела, как разрывались сосуды, не видела кровь, не видела уже ничего, кроме собственных слез. Никто ничего не говорил. Ее не останавливали. Лишь раз дернулся Роман, но Тейт выставил ладонь, сдерживая годфринский порыв. И это был первый раз, когда Роман не отпихнулся от его прикосновения… Никто не мешал Вайолет, ей просто дали выплеснуть боль и гнев, и она вновь и вновь избивала человека, который избивал ее. И юноша на полу, не смевший подняться, тоже в ужасе смотрел, не зная, чего боится больше: человека с двустволкой или девушки с ножницами. Когда силы кончились, когда прошел запал, а мужчина недвижимо развалился на полу, Вайолет разогнулась и замерла. Ее всхлип оживил помещение, она по-настоящему зарыдала. Выронила отяжелевшие ножницы из трясущихся рук. Перед глазами расплывалась картинка окровавленной белой футболки мужчины.♪ Light and fast, so don't look now ♪
Вайолет начала задыхаться. Попятилась, зажимая рот связанными руками, на ослабевших ногах покачнулась, не поняла, как оказалась в объятиях подскочившего, поймавшего ее тело Романа. Она ухватилась за его руки, сползла к его ногам, не сдерживая разрывающего рыдания. Он опустился следом, он обнимал, ее било в очищающей истерике, тело дергалось и дрожало, не чувствовало больше боли, а он обнимал, прижимал ее голову к своей груди, оставляя кровавые отпечатки на ее коже, сжимал мокрые, грязные волосы, пыльная его щека терлась о спутанную макушку.♪ Gonna take them down, yeah ♪
***
Прибывшие на место аварии медики обнаружили водителя минивэна в бессознательном состоянии. Заброшенный дом нашли по следам крови Романа, оставленным по всей протяженности обочины до самого лесного участка. Ввалившись в дверной проем двое медиков увидели картину, от которой на добрую минуту оцепенели в отупляющем ступоре. Перед ними растрепанный, вспотевший мальчик не опустил двустволку, все еще не восстановив ритм дыхания выкриками спрашивал о полиции. Другой, пыльный и окровавленный мальчик не отпускал девочку – ту, что в истерике и устрашающе бордовом платье. Девичий голос откуда-то из недр помещения дублировал вопрос о полиции, и только тогда медики заметили и Эю. Полицейский наряд, получивший сообщение об аварии на восьмой трассе, оказался машиной, в это самое время ехавшей в сторону «Линкольн мотеля». Когда тремя часами ранее компьютерный аналитик ФБР зачитывал личные данные сотрудников всех подходящих локаций, юный офицер и старший агент обменялись понимающими взглядами. Именно они были в этой полицейской машине, направляясь в сторону обозначенного адреса по сто первой трассе. Тейт не желал опускать дуло до самого приезда полиции. Решительно потерянные медики просто не знали, что делать, не знали, кому помогать в первую очередь. Эя и Тейт наперебой кричали им о личностях на полу. Когда ступор отступил, один медбрат, нервно косясь на оружие, в легкой панике обогнул Тейта, подсаживаясь к распластавшемуся мужчине в красно-белой футболке. Второй медбрат спешно тараторил в мобильный, нервно сжимая ручку медицинского чемоданчика, словно наготове ударить любого из присутствующих. Ситуация была настолько дикой и неясной, что медики в оцепенении ничего не делали и все время прислушивались, подгоняя и ожидая приезда полиции не меньше остальных. Вайолет неконтролируемо рыдала, заглушая выкрики Эи. Романа сильно мутило, струйка крови заливалась под ворот футболки и отвлекала его от мыслей навязчивым зудом. Когда медбрат попытался оказать ему помощь Роман раздраженно отмахивался, указывая в сторону кухонных шкафов и продолжая сжимать лихорадившее тело Вайолет. Юноша под столом испустил неожиданно разборчивую для своего состояния реплику, прерванную ударом ботинка Тейта в лицо. Медбрат отшатнулся, нащупывая в спасительном жесте свой оранжевый чемоданчик. Второй напарник продолжал доблестно выискивать пульс мужчины, в сумятице мыслей и страхе от вида ружья соскакивая пальцами по окровавленным складкам шеи в безуспешных попытках найти вену. И лишь когда в отдалении зазвучала полицейская сирена Тейт отбросил двустволку на залежи теплоизоляционной ваты – приклад с пустым треском ударился о пыльную банку аэрозоля, – и метнулся под стол, пробираясь через посудные развалы к Эе. Сирены приближались, разбудив склонявшегося над мужчиной медбрата, и полился неизвестный для остальных поток названий и терминов, и обладатель желтого чемоданчика, любовно подхватив свое имущество, ринулся на помощь, с ожившей профессиональностью реагируя на весь спектр китайских намиенований, которые якобы были необходимы в их понимании мужчине, но совершенно ему излишне в понимании подростков. И пока санитары оказывали помощь груде саднивших мышц, Тейт спиливал веревки Эи перочинным ножом, а Роман был так слаб и не понимал, трясется ли он сам или вибрирует от истерики Вайолет, и никто не успел среагировать, когда оставленный без внимания юноша на полу в резвом порыве совершил рывок к брошенной двустволке… … когда он, в кривой попытке присесть, повалился на бок и наставил трясущееся в пальцах ружье в сторону единственной сейчас открытой мишени, Роман в ужасе распахнул слезившиеся от пыли и влаги глаза. Его длинная ладонь в спешке выпуталась из пелены спутанных девичьих волос и опустилась на шершавый пол, и корпус его дернулся вбок, и колено стукнулось о что-то холодное и твердое. И впоследствии Роман так и не поймет, мог бы он сделать что-то еще кроме как закрыть от пули тело Вайолет своей мощной, побитой асфальтом спиной. И мысли… а были ли они? Думал ли он о том, какой идиотской была идея Тейта оставить вот так оружие или злился ли на медиков за помощь справедливо избитому преступнику? Или, может, перед глазами пронеслась вся жизнь, как это показывают в фильмах? Его жизнь, шаблонно сытая и отупляюще богатая, затуманенная кокаиновой эйфорией и основательно проспиртованная от возможного стыда, в которой единственным правильным решением и была вот эта защита женского тела… Мышцы Романа напряглись, впервые в жизни он полностью отдался на волю судьбы, казалось, готовясь принять и саму смерть, если так должно случится, если это убережет Вайолет. Но никакого выстрела не последовало… Когда Роман понял, что все еще продолжает слышать не только достигшие пика громкости сирены, но и попеременное хлопание автомобильных дверей, разлепил глаза. Когда спусковой крючок оружия в руках юноши не сработал, он затряс ружье, словно вытряхивая патроны, которые можно было в досаде начать просто швырять в расплывшееся в улыбке лицо Романа. С выдохом от чувства безопасности Роман расслабил напряженные мускулы, ни на мгновение не отпуская от себя притихшую Вайолет. Она еще не поняла, что именно произошло, заплывшее от слез лицо устало уткнулось в его грудь.♪ Gonna take them down ♪
В дверной проем набились полицейские, замаячила темная форма, погружая помещение в еще большую темноту. Замелькали лучи ручных фонарей, ослепляющих своим холодным свечением. Полицейские кричали, уверенно вытягивая перед собой оружие, и во внезапно оглушившем потоке команд было совсем неясно, кому надо стоять, кому лечь, кому что отпустить, а кому не двигаться вовсе.♪ You did the crime ♪
Первый арест – самый логичный. Человек с ружьем. Выволакивая его извивающееся длинное туловище под вечереющее небо двое полицейских выслушивали вопли о том, что ружье не его, и что он сам ничего не сделал, и что они обязаны помочь его отцу.♪ Now you pay the prize ♪
Коматозного его отца спешно втащили на носилки, загружая в машину скорой, подъехавшей настолько, насколько позволяла заросшая подъездная дорога. - Здесь еще один был, – разминала Эя болезненно ноющие и саднящие запястья, поддерживаемая мужчиной в форме под один локоть и Тейтом под другой, вышагивая через груды поломанной мебели. Когда ослабевшие ноги переступили покоцанный порожек, Эя ничего не почувствовала. Вид зеленой травы, запахи осенней прелости – все это просто вновь было вокруг, словно она только что покинула магазин. По пути к машинам скорой Эя обернулась, в первый и последний раз посмотрев на деревянную мерзкую хижину с покосившимся вторым этажом… С непрестанно дергающимся в каком-то своем счастливом порыве уголком губ Роман выглядел для медиков как человек с поехавшей – и пробитой – головой. Совершенно серый от пыли и бурый от спекшейся крови он неохотно отпустил от себя Вайолет, передавая ее в руки санитара. Обмякшая, вымотанная Вайолет не могла идти, ее несли. Она же, сжавшись на руках медбрата, на место своего заточения не обернулась ни разу. Когда макушка Вайолет скрылась среди роящихся повсюду представителей закона Роман вышел из своего победного ступора, стоило одному слову достигнуть его слуха: - Глазастик! Роман виновато встрепенулся. Ветер быстро охлаждал залитую кровью шею, яркой зеленью заблестели глаза, светясь среди пепельного налета лица. Найдя в толпе сестру Роман метнулся к ней, попутно вырываясь из рук обступивших его медиков. Они гнались за ним по траве мимо стволов елей, какой-то неосведомленный полицейский заметил это шустрое движение еще одной светлой перемазанной футболки, принял мчащегося Романа за одного из арестованных и выхватил пистолет. Зазвучал такой пронзительный шквал мужских голосов, что даже Вайолет в отрешенном порыве свесила голову, силясь заглянуть за плечо санитара. Самодура быстро отрезвили, а Роман ничего и не заметил, заключая в объятия Эю, успевшую, казалось, поседеть за эту минуту. Он сжал сестру в таком сильном и безмолвном порыве, что Эя зашипела от боли в скулах. Все было в крови, все пахло металлом, перемазанные его ладони липли к футболке сестры. Только тогда медики оттащили Романа, спешно уводя его к новоприбывшей машине скорой и попутно оглядываясь, не возникло ли еще у какого полицейского желания арестовать этого интересного и совершенно сумасшедшего пациента. Последнего, самого младшего мальчика нашли не сразу. В сарайной пристройке, зажимая голову, он скрючился в углу и раскачивался, бормоча обрывок молитвы. Когда его вели через лесной участок Роман не мог поверить, что это тот же самый мальчик, что выдавал ему ключ от номера и отпускал сальные шуточки в тот влажный дождливый день в мотеле… Синий цвет перчаток окружил место происшествия, точно рой африканских мотыльков: полицейские сновали через порог, что-то внося и вынося. Совсем скоро прибыли еще машины, защелкали затворы фототехники, замелькали вспышки. Когда вынесли двустволку Эя вздрогнула и наклонилась к сидевшему рядом в открытой скорой Тейту. - Тебя же посадят за это, – шепнула она совсем тихо, снисходительно позволяя медработнику осматривать ее растертые до крови запястья. Тейт одарил ее слабой, но гордой улыбке. - Это бутафория, – шепнул он в ответ. Эя заторможенно моргнула. - Он не настоящий, подделка, – пожал плечами Тейт, заковыряв пол машины скорой с детским смущением. Когда в оружейном Дулута он увидел стенд с игрушечными, но так сильно походившими на настоящие винтовками и ружьями, ему почему-то захотелось купить одно. Реальное ружье было у него и дома, новое ему не требовалось – только патроны, – но этот стеллаж навеял ему воспоминания о детстве, об охоте с отцом. И ему просто захотелось купить одно. Просто чтобы было. Чтобы напоминало об отце, об этом охотничьем уголке. В той поездке с отцом ему не покупали детскую бутафорию, его учили стрелять из настоящего ружья, и Тейту показалось, этой покупкой он закупорит свое детство, сохранит его навсегда. Это «навсегда» продлилось всего восемь часов. И вот его двустволку уже упаковывали в пластиковый пакет для улик. Роман вспомнил об аварии только когда миниатюрная латиноамериканочка в форме спросила, его ли фамилия Годфри и он ли был в том Форде. Роман сжимал и разжимал затянутые кровавой подсохшей пленкой ладони. Подставляя затылок в руки склоняющегося над ним санитара Роман пробурчал в собственную грудь вопрос о состоянии водителя, словно это сам Роман был виновником аварии. Водитель жив, Форд – нет. Санитар решительно не понимал, как Роман мог не только выжить, но и пройти целый километр пути с пробитой, но подозрительно быстро подживавшей головой, признаками сломанного ребра и вывиха плечевого сустава. Романа это не волновало. Его волновала Вайолет, над которой единственной из всей их четверки суетились целых два медработника. Когда дверцы ее кабины скорой стали закрываться Роман попытался соскочить и вырваться, и потребовалась помощь не одной пары рук, чтобы удержать его на месте. В сумерках мерцали красно-белые огни карет скорой. Утыкавшие полевую черту капоты полицейских авто исторгали все новых сотрудников правопорядка, рации с шипением выплевывали голоса. Юный офицер смотрел на хижину и машинально тер край бронежилета. - Не понимаю, – только и произнес юный офицер, наблюдая, как арестованного юношу загружали в кабину скорой. - Поймем, когда очнется третий, – сжал его плечо инспектор полиции. – Если он вообще выживет.♪ Gonna take them down, yeah Gonna take them down ♪
Вечерний воздух пах еловой свежестью, продувая сжавшиеся от пыли легкие Эи. Никто не ощущал шок – может, потому, что в шоковом состоянии пострадавшие и не должны его ощущать… Люди, много людей, все такие похожие, темная одежда с разным набором белых букв на спинах. Создавалось ощущение беспорядочной, непрерывной сутолоки. Тейт с тоской провожал взглядом свою двустволку в пакете, а Роман продолжал упорную борьбу с медработниками. И только Вайолет ни о чем не тревожилась, будто стремительно очищаясь по мере удаления от места событий. Ее машина скорой спешно неслась в сторону ближайшего госпиталя. Госпиталь этот совсем скоро станет пристанищем всех действующих в тот день лиц: и пострадавшего водителя минивэна, и оглушенного хозяина мотеля со вспаханным ножницами телом, и стонущего от удара головой юноши, и даже самого младшего юнца, так и не прекратившего ни на минуту своего молебного бормотания. Все трое последних будут помещены под строгий, неусыпный конвой в лице трех сонных и упитанных полицейских. Пока санитары боролись с последствиями отравления и сотрясения Вайолет, а над Романом вились раздраженные медсестры, от которых он вновь и вновь отмахивался, не давая больше осматривать свои руки или ноги, или голову, или что им там еще взбредет, двое агентов ФБР помогали связаться с семьями подростков. Когда Бен Хармон выслушал вступительную речь, из которой он только и выцедил, что слова «я агент ФБР» и «ваша дочь» его начало мутить, нетвердой рукой он нащупал спинку дивана, еще более нетвердой, сжимавшей телефонную трубку, уткнулся в живот подошедшей Вивьен, передавая аппарат ей. И пока Бен всматривался в бездну домашнего камина, Вивьен расшвыривала исписанные бумаги, выискивая пустой лист. Когда звонкая трескотня стационарного телефона раздалась в огромных помещениях особняка Годфри, но трубку так упорно никто и не снимал, Оливия в мыслях обдумывала увольнение нерасторопной прислуги, плавной походкой сокращая расстояние до столика в гостиной. Ни одна мышца ее натянутого лица не дрогнула, когда она внимала речи агента. Не дослушав, прервав монолог на названии госпиталя, она спокойно положила трубку. Вздохнув, сняла со столика портсигар и дала подбежавшей прислуге указание приготовить ее светлое пальто. Когда такой же звонок получила мать Тейта, с недоверием утвердительно отвечая на вопрос о своем имени, ее реакция потрясла агента. Выслушав минутную тишину, в которой донышко стакана медленно опустилось на поверхность, а затем послышался короткий выдох, словно сообщение о втянутом в уголовное преступление сыне было обыденным делом, агент не выдержала и повторила звонкое «Алло». Единственное, что спросила Констанс, это какова сумма залога. Когда ей ответили, что сын ее не преступник, а потерпевший, молчание повисло на еще больший промежуток времени, совершенно смутив матерого агента ФБР. Через пять часов спокойная Оливия Годфри столкнется в приемной госпиталя со взмыленной четой Хармонов. От долгого перелета они будут выглядеть разбитыми, Оливия – свежей и собранной. Под ее опекунское крылышко попадали все годфринские дети – когда агенты не смогли связаться с родителями Эи, Оливия непоколебимо заверила, что уладит все вопросы. Встретив растерянные, жаждущие ответов взгляды Хармонов Оливия впервые узнает, что их дочь была вместе с ее сыном. Безразлично и даже немного обиженно встретит эту новость, пока Роман не устроит ей скандал в смотровой, где на ее угрозу немедленно его усыпить столкнется с угрозой Романа, включавшей развлечение с дочерью ее банкира и вместе с тем самый громкий скандал для прессы. Оливия в бессилии молча стиснет прутья изножья койки и даст обещание, что уладит все и для дочери Хармонов. Эе выделили кушетку в перевязочной, где пациенты на соседних койках зрелищно отвлекали ее во время ожидания. Романа продержали куда дольше, остатки кровавых подтеков и отсутствие ран вводили в ступор. Врачи решительно ничего не понимали. Оливия ясно дала понять, что понимать им ничего и не надо. Обследование Тейта было самым быстрым, полностью невредимого юношу совсем скоро передали под опеку полиции. Медперсонал перемежался и растворялся среди непомерного для госпиталя количества снующих офицеров в форме. По громкоговорителю то и дело кого-то вызывали. Ботинок отбивал нервную дробь: Тейт кусал заусенец, сидя в приемной и наблюдая, как агент ФБР в десяти шагах от него слушает телефонную речь. Когда Тейту стало ясно, что Констанс в этом штате ждать бесполезно, он выловил в коридоре Оливию. И поставил еще один в своей жизни ультиматум: я продолжаю таскать вашу наркоту из цыганского трейлера, а вы улаживаете вопрос за мою мать. Оливия тактично умолчала, что будь ее воля, и Тейт бы продолжал исполнять ее поручения просто потому, что так сказала она, но ей всегда было жаль этого смазливого, потерянного мальчика, скрытый потенциал которого был так подстать годфринскому. Испытывая к нему почти что материнскую привязанность она пригладила его беспорядочные кудри. В этот момент ей показалось, что детей у нее уже четверо, и ужас от возраставшего количества заставил задуматься, а нет ли здесь еще какого «сиротского» рта, который тоже был в поездке, но о котором Роман забыл ей сказать… Единственной, кого поместили в палату с секционной кроватью, была Вайолет. Она не поняла, в какой момент с нее срезали безвозвратно испорченное платье, а в какой переодели в больничный балахон. Когда непрерывные промывания, обследования, тесты и введения растворов наконец-то закончились, больше ничто не удерживало ее ослабевший и изнуренный организм в сознании, и Вайолет в счастливом отдохновении провалилась в долгий сон. Сон этот ласкал и излечивал, не давал чувствовать тупую ноющую боль в голове и спасал от нежелания и страха встречаться с родителями. Хармоны, скомкано посвященные полицией в суть произошедшего, растерянно ютились на диване в приемной, в ожидании сжимая давно опустевшие стаканчики из-под кофе. Те пять часов ожидания, которые каждый из подростков провел отдельно друг от друга, каждый на своей кушетке, кровати, стуле, слушая речь врачей и вместе с тем не слыша ничего, дали первую за сутки возможность выдохнуть. Тряся ногой Тейт вперился отсутствующим взглядом в начищенный светлый пол, с упорной монотонностью накручивая на палец локон. Единственное, о чем он думал, что, может быть, еще есть шанс как-то забрать свою купленную двустволку… И к Вайолет его почему-то не пускали… И рюкзак! Где его рюкзак? Тейт резко вспомнил и резко подскочил, выискивая в толпе какого-нибудь человека в униформе… Мысли Романа были схожи. Его порывы слезть с кушетки быстро пресекались, в ответ он отвлекал каждого пробегавшего мимо медработника, расспрашивая о двух девушках. Форд был безнадежно поврежден, и что же скажет мама, когда узнает об этом… Вайолет спала, и голова Эи в эти минуты тоже была совершенно пуста. Ее отвлекало окровавленное незнакомое тело на соседней кушетке, над которым вились зеленые формы медиков. Когда у бурого месива случился приступ, и тело задергалось в быстрых конвульсиях, один из санитаров резко расправил светлую шторку, и оторванная теперь от происходящего Эя, точно в трансе, продолжала различать лишь двигающиеся тени и равнодушно слушать крики и дребезжание техники по плитке. Кто-то истошно всхлипывал и скулил, суетный страх пропитывал, казалось, эту самую ширму, мелькнули колесики каталки, медицинская обувь мягко постукивала о пол, заскрипели двери, а потом все смолкло, словно отъезд припадочного тела погрузил всех оставшихся в особую прострацию. Скрытая ширмой, словно совсем одна, Эя опустила взгляд. Запястья перебинтованы, пальцы все еще распухшие, но зуд не ощущался. Был ли он сейчас? Эя ничего не чувствовала. А затем она заплакала. Слезы появились до странного неожиданно, испугав ее саму, скатывались, пропитывая медицинскую рубашку на бедрах, в постстрессовом очищении. А затем ее стошнило в большое зеленое ведро у тумбочки. Показания подростков оказались финальной деталью. Сами того не осознавая они помогли поймать серийного убийцу. Хозяин мотеля, над остановкой внутренних кровотечений коротого врачи трудились долгие часы, воспитывался в глубоко религиозной семье, подвергаясь неоднократным наказаниям. Его отец избивал всех членов семьи за любые прегрешения, возводя эти проступки в ранг смертных грехов. Мальчик рос в обстановке насилия, отправной точкой его собственных убийств стало «предательство» жены, сбежавшей с каким-то заезжим кадром и тем самым оставившей мужа с тремя сыновьями. Воспитывая в тех же спартанских условиях они неминуемо стали его помощниками в убийствах, которыми мужчина «очищал» общество от «грешников», никогда не забывая предательства и «падения» его жены. Им просто «повезло» не быть пойманными раньше. «Линкольн мотель» не был раскрученной сетевой точкой, в нем всегда было мертвенно тихо, а оплату принимали наличными, чем он и становился привлекательным местом для нерасторопных постояльцев, желавших уединения и конфиденциальности. По воле судьбы больший процент постояльцев оказывался жертвами просто потому, что казались грешниками. Любовники, ищущие остановки на одну ночь, женщины, которые выбрали «Линкольн мотель» как перевалочный пункт в своих поездках – обреченные быть убитыми, потому что «оставили свои семьи», а потому тоже грешившие, равно как и семьянины и мужчины с явственного вида развратными девицами. Тела никогда не находили, потому что вспахивались и без того развороченные заброшенные фермы и дома округи, где в вязком слое земли никому не приходило в голову их искать. На одной из таких ферм – как раз на той, в которой четверка подростков останавливалась во время ливня, – в этот поздний час нашли закопанное тело самой первой жертвы… Убийцы отгоняли машины на ближайшую автосвалку и брали сувениры – кусочки материи с вещей жертв. Один такой синий лоскут и нашли Вайолет с Эей в номере мотеля. Эя рассказала полиции, как спрятала его за плитку возле гриля… Там его и нашли, впоследствии ДНК крови совпало с последней жертвой, чье лицо смотрело на Вайолет с фото в салоне Тойоты… в мотеле нашли и другие «сувениры». Когда в подсобной комнатке арестуют третьего, среднего сына, юный офицер произнесет: - Нам ведь просто повезло, если бы не авария, мы бы не скоро нашли тот заброшенный дом, и девушек бы скорее всего убили… И старший агент ФБР ответит фразой, которую юный офицер запомнит надолго: - В бездействии не бывает помощи. Когда ты на верном пути, детали складываются сами собой, и все происходящее ведет тебя к правильному исходу. Юный офицер оглядел призрачный, темный коридор мотеля. - Но все равно, зачем серийному убийце покидать свою зону комфорта и преследовать группу подростков? Агент промолчал, лишь вытащил ответ испытующим, по-отцовски мягким взглядом. - П-потому что у них были улики… это стало личным делом, когда убийца понял, что на него есть улики… Старший агент удовлетворительно кивнет. А впоследствии протянет юному офицеру визитку. - Ты смышленый парень, звони, если надумаешь у нас работать…***
Прошло несколько дней. Из всей их подростковой четверки Вайолет покинет этот штат самой последней. Когда она подслушает медсестринский треп о том, что «тот убийца выжил», на целый день уйдет в себя, статичным взглядом остановится на длинных жалюзи своей больничной палаты и окончательно потеряется в противоречиях. Она боролась с негодованием от факта, что мужчина выжил, и приходила в ужас от того, что понимала – ее это расстроило. Ужасно расстроило, что мужчину спасли. Хотела ли она убить? Действительно ли пыталась? А потом сон стал спасением. А когда просыпалась, начинала симулировать буйство, и ей вкалывали успокоительное, и она снова засыпала. А потом настал день, когда врачи сообщили, что ей можно уезжать домой. Сцена была абсурдной: вконец помятых Хармонов известили, что дочь их можно забирать, но рассказали и о порезах на запястьях, которые оба родителя приняли – или просто хотели в это верить – за действия похитившего ее человека. Переодеваясь в купленную мамой одежду Вайолет глушила слезы. Даже сейчас родители слышали то, что хотели слышать, им было невдомек, что порежь ее тот человек, и раны бы так быстро не затянулись. Ей было тошно. И больше всего она ненавидела себя. Она хотела, чтобы хозяин мотеля умер. Но его накажут. Ее за эти мысли – нет.***
Дорога от аэропорта до годфринского особняка пройдет в молчании. Натянуто спокойное лицо Оливии белело на фоне разноцветной листвы. Роман и Эя распластались на заднем ряду, точно нашкодившие младшеклашки. Шершавыми от затянувшихся мелких порезов пальцами Роман то и дело трогал свои поджившие царапины на лбу, скулах и подбородке, словно от постоянного трения они могли быстрее побледнеть. Замечая эти безотчетные проявления психомоторики Эя дергала уголком губ, чувствуя свой собственный болевой отзвук в гематомно желтевшей щеке от которого приятно подрагивал левый глаз. Казалось, методичный мазохизм отвлекал их обоих пока дорога тянулась мучительной пестротой. Не таким образом Роман хотел окончить поездку, не думал, что вместо приятного, сонливого движения через штаты за рулем Форда и свежим – и здоровым – личиком Вайолет рядом получит пассажирское детское место и ужасающе молчаливую мать на водительском. А в госпитале ему даже ни разу не дали войти в палату Вайолет! Роман все-таки довез Эю до Гранд-Рапидса, он все-таки ни разу не применил гипноз, хотя столько раз порывался это сделать. Чек Эя так и не успела отнести. И казалось, что кроме помощи в поимке серийного убийцы больше они ничего полезного за неделю не сделали. Подписывая бесчисленное количество бумаг и улаживая все юридические нюансы Оливия так устала, что единственным ее желанием было доехать уже до особняка и налить себе здоровый бокал вина. Запах родной пенсильванской земли, потоки ветра – не по-миннесотски северного, еще остаточно теплого и прелого, словно хранящего память о летней духоте, тактично и неспешно подзуживающего расчехлять пальто в шкафах. Бескрайний участок, где должно было быть безопасно и спокойно, но вид которого быстро нагнал на Романа привычную тоску. Следуя по мощеной широкой дорожке за Оливией, точно птенцы за мамой-наседкой, Роман от досады дернул длинную ветку ивы, а Эя нетерпеливо суетилась за его спиной, испытывая радость, что – пускай и на несколько часов – ей позволили остаться в любимом семейном особняке. Но быстро возвращавшаяся годфринская беззаботная рассеянность спешно прервалась одним гостем из прошлого, о котором все как-то разом успели забыть. Гостем не одним, а целыми двумя, мирно проплывавшими через парадный холл с кружками в руках. От широких улыбок памятных призраков оба подростка замерли на начищенном мраморном полу, так схоже хлопая своими одинаковыми густыми темными ресницами, походя на двух, пускай и немного подбитых, но все равно идеальных кукол. - Пит? – первым очнулся Роман. - Мэгги? – подхватила Эя. Тернеры, живые и пышущие здоровьем, в явственном присутствии притормозили возле одной из колонн. И не было это совместной галлюцинацией, Оливия тоже остановилась, передавая засуетившейся прислуге пальто. Но как? Что они делали в Хемлоке? - Что- Начала Эя, но так и не закончила. Роман разомкнул пухлые губы и тоже так и не сомкнул их снова. Мэгги улыбнулась, Пит спрятал белесую щетину за ободком кружки. - Я до сих пор удивлена, что ты так и не вспомнила меня, – покачивая круглыми бедрами неспешно сокращала дистанцию Мэгги. – Уж после рисунка в гостевой спальне я была уверена… Гулко стучали ее низкие каблучки туфель. Эя снова моргнула, Роман потряс головой, будто стряхивая причудливый сон. Рисунок? Тот детский рисунок женщины со светлыми треугольными волосами в гостиной… Эя ворошила воспоминания, но они противились, и впервые ей закралась идея, что это напрягаются и упорствуют непропитые клетки мозга. - Мы были знакомы? - Твой пятый день рождения. Тогда мы виделись в последний раз, – постучав по дну кружки пухлыми пальчиками Мэгги одарила Эю улыбкой. Эю захлестнуло. Ее пятый день рождения. Женщина, которая тогда только что постригла и перекрасила волосы в черный, и маленькая Эя с забившимся под ноготки воском от мелков. Она хотела подарить той женщине память о светлых и длинных – пускай и получившихся треугольными – волосах. Маргарет. - Вы же… – выдохнула Эя, вспомнив, действительно вспомнив, словно и не забывала. - Ваша тетя, – кивнула Мэгги. - Стоп, какая еще тетя? – окончательно потерянный Роман сжал и расслабил кулаки. - Маргарет Годфри, – выпустила дым Оливия, неизвестно когда успевшая закурить. Маргарет. Да, да, Эя вспомнила. Не смогла сразу, потому что не придавала значения уменьшительному имени. А затем полился поток вопросов, звучавших наперебой и не дававших возможности отвечать развернуто. - Не думал же ты, что я оставлю тебя совсем без присмотра, – впервые за весь день улыбнулась Оливия сыну. По воле ли судьбы или по тонко продуманному плану Оливии, но они четверо встретились с Тернерами на глухой пенсильванской дороге, чтобы позже встретиться снова в Чарстонвилле, а еще позднее получить третью помощь в Джейнсвилле – причина уже не была важна. Подростки в поразительном отупении хлопали ртами и внимали словам. Ошеломляющим и диким были эти совпадения, но теперь залежи богатств дома Тернеров были вполне объяснимы. А потом встрепенулся Роман. - Но вы оставили нас! После Хэллоуина! Вы же ушли! И Вайолет похитили! Никто не ответил сразу. Мэгги – не то в смешке, не то на выдохе – с придыханием улыбнулась, Пит прятал озорной взгляд на дне кружки, а Оливию отвлек нерешительный оклик прислуги. Ей звонили. Уводя за собой змеящийся от сигареты дымок она покидала холл, поманив плавным движением руки и Тернеров, словно звонок нужно было разделить и с ними. Роман потерянно обернулся на сестру. Никто не говорил, но Эя была уверена, что слышит в голове женский голос: Так было нужно. Так было суждено. Без нашего отсутствия вы бы не прошли то, что было суждено пройти. Помните и несите с собой это знание. Знание, которое прожигало каждого. Знание одной в заднем кармашке черных узких джинсов, знание второго в коробочке из-под драже, знание третьего в отсеке рюкзака, и знание четвертой в недрах дорожной сумки…