Мосты

Дай мне свою руку, леди.

      В моменты, когда Хром вспоминает о Мукуро, её глаз начинает ныть. Она осторожно касается кончиками пальцев повязки и отдёргивает руку, словно обжегшись. Ей мало даже целых десяти лет, чтобы отпустить его, чахнувшего в тюрьме, — тот, кто подарил ей шанс на жизнь и веру в себя, не может стереться из памяти, даже если для всех остальных он ужасный человек.       Хром вздыхает и опускается на подушки, запрокидывая голову и расправляя плечи. Шея ноет, левая рука привычно сжимается в кулак, словно хватаясь за трезубец. Сон медленно обволакивает, мерное тиканье часов становится всё тише и тише, а собственное дыхание — громче.       Стук у окна заставляет Хром приподнять голову, и она, включив ночник у кровати, вглядывается в темноту. Тусклый неверный свет лампочки едва достаёт до середины комнаты, лишь отблесками охватывая полы тёмных массивных штор, наглухо задёрнутых у окна. Бордовая портьера подрагивает, но за окном бушует ветер, и в том нет ничего удивительного, подмечает Хром. Темнота вглядывается в Хром, и девушка сминает простынь под ладонью, цепляясь за неё крепче, дышит реже и глубже, почти не моргая. Под ложечкой сосёт. Всякие тревожные мысли лезут в голову — Хром выросла, но детские монстры, прячущиеся во тьме, из головы никуда не делись.       Темнота вглядывается, но молчит и не шевелится. Хром оставляет ночник включённым и вновь укладывается на подушки, неплотно смыкая глаза. Но как только в тишине, почти оглушающей, слышится шорох, она вскидывает голову и всматривается с прищуром. Кажется, что там, у окна, средь штор вырисовывается чужой силуэт — крепкий, высокий, с до боли знакомой причёской и посверкивающими глазами. Хром мотает головой, отгоняя наваждение, но с тьмы глаз не сводит.       Тощий, но по-прежнему высокий Мукуро выходит из темноты, останавливаясь там, куда едва-едва доходит слабый свет, и его лицо на какой-то миг попадает под тусклое изжелта-белое пятно — бледное, серьёзное, осунувшееся, но всё ещё с привычным злым блеском в глазах. Мукуро не улыбается, он старается заглянуть в глаза Хром. «Это плохой сон», — думает Хром, избегая чужого, злого взгляда и холода, идущего от окна. Она выше натягивает одеяло, так, что кончики пальцев на ногах выглядывают из-под его края и их обдаёт холодом.       Мукуро качает головой и молчит. Длинные фиолетовые — почти чёрные в сумраке — волосы, собравшиеся комком на макушке, не собранные в привычный хвост, медленно раскачиваются из стороны в сторону. Посеревшая рубашка болтается на тощем теле; в рукавах она собрана под локоть, но на теле в некоторых местах уже превратилась в рвань.       — Ты ненастоящий, — шепчет Хром, наконец поднимая глаза на чужое лицо — теперь действительно чужое — не видеть столько лет.       — Ещё какой настоящий! — хрипло отвечает видение, с трудом разлепляя иссохшие и потрескавшиеся губы. — Я знаю, кто враг Вонголы. И могу помочь.       — Я не позволю больше управлять мной, — мотает головой Хром и поджимает губы. — Я сильна и способна справиться сама.       Пространство перед глазами плывёт, очертания мебели постепенно размываются, искривляются и наконец превращаются в какой-то водоворот, цветастую полутёмную кашу. Голова кружится, и Хром крепче обхватывает кровать, боясь упасть. В животе тоже скручивается тугой комок и больно тянет то вниз, то вверх.       — Вместе мы сильнее, — усмехается Мукуро, не делая ни шага с места.       — Мы не вместе, — выдыхает Хром и прикусывает нижнюю губу — почти до крови. Её мутит, тугой комок из живота поднимается к желудку, пищеводу и застревает в горле, не давая даже сглотнуть. Ей очень — очень! — хочется согласиться на всё, лишь бы отблагодарить Мукуро за собственную жизнь — что бы она ни делала, ей всегда казалось это недостаточным. Но Вонгола — семья, и Хром знает, что ради собственных прихотей не может подвести семью. Она слишком ответственна, чтобы связаться с предателем. — Я хочу сказать спасибо за всё. Но ты — преступник. И должен оставаться там, где тебе самое место.       Мукуро впервые улыбается — печально и едко, словно полностью разочаровывается в Хром. Хром по привычке шмыгает носом, внутри просыпается вина, но она делает над собой усилие, не опуская глаза позорно. Мукуро делает шаг назад и взмахивает рукой, растворяющейся в темноте. Комната вертится вокруг Хром сильнее, и она, перевернувшись набок, склоняется над полом и заходится в кашле.       Когда она наконец останавливается и поднимает голову, пространство обретает привычные очертания, а видения словно и не бывало. Хром мотает головой, отгоняя дрёму, и вглядывается во тьму — ничего. Приходил ли он в реальности или явился во сне? — она не понимает, но горечь на губах чувствуется так явственно, что не остаётся никаких сомнений — Мукуро вырвался из тюрьмы.