Лот номер

Амаэль погрузился всем телом в горячую воду. Мышцы расслаблялись, мысли приходили в норму. Граф прикрыл глаза, на лице вдруг появилась улыбка. Он и не подозревал, что однажды его жизнь так изменится и он влюбится в такого простого и наивного человека со странной, но красивой мутацией. Одно не давало покоя — реакция общества, вернее сказать то, как жить им с Ноэлем дальше. Знатные люди не были привыкшими к тому, что совместная жизнь изначально складывается на любви, а не на выгоде. Многие знакомые графы и маркизы были помолвлены уже на пятом году жизни, а некоторые знакомились со своими супругами за год до свадьбы. Они не любили друг друга, жили сотрудничая, рожали детей лишь потому, чтобы кто-то со стороны не счёл их неправильными, хотя можно ли назвать общество правильным, если в нем люди практически не знают, что такое любовь. Амаэль знал только одну по настоящему любящую пару — своих родителей. Натаниэль и Финнер, судя по их рассказам, были знакомы с подросткового возраста, сразу после совершеннолетия были женаты, они были хорошими друзьями, а из дружбы родилась настоящая, сильная любовь. Родители стали примером того, как должно быть, наверное поэтому сейчас граф был по-настоящему счастлив. Закончив водные процедуры, он надел халат и вышел из ванной комнаты, направившись к себе. Подойдя к двери своей комнаты, он услышал голос Ноэля, тот старательно и громко читал:"Кош-ка лю-бит ры-бу. Мыш-ка жи-вет в но-ре». Это неловкое, корявое чтение по слогам девятнадцатилетнего омеги как-то по-особенному тепло грело душу альфы. Объяснить это странное чувство в груди было невозможно. Он вошёл в комнату, Ноэль сидел на краю кровати, Дэвид был рядом, комната дышала ароматом омеги. — Вы уже вернулись, господин, — улыбнулся слуга, встав. — А Ноэль демонстрирует мне, как научился читать. — Практика полезна, — улыбнулся Амаэль, присаживаясь рядом с альбиносом. — Что же… Время уже обед, через полчаса жду вас в столовой, — Дэвид поклонился и ушёл, тихонько прикрыв за собой дверь. — Господин, я тут прочитал про каток, — перевернул лист Ноэль и указал пальчиком на небольшой текст про ребят, катающихся на катке. — Что это такое? — Ммм, это очень интересная зимняя забава, — взяв книжку, проговорил граф. — Недалеко от нас речка замерзает каждую зиму и там устраивают массовые катания, ещё в городе заливают небольшую площадку, но… Там не очень весело. Ты никогда не катался? — Амаэль посмотрел на Ноэля, который отрицательно покачал головой, перебирая пальцами. — В сиротском приюте было мало свободного времени, а если и было, то мы бегали кататься с горки, санок у нас не было, катались на чем угодно… — он посмотрел в окно и тихо засмеялся, — Нам так влетало, когда мы возвращались. — Чтож, тогда надо будет тебя обязательно сводить. — Но в книжке сказано, что нужны… Коньки, — омега ткнул пальцем в страницу, на которой был напечатан текст. — Ох, да… Ну, скоро Рождество, коньки обязательно будут. Омега недоверчиво посмотрел на альфу, подняв левую бровь, а тот только улыбнулся: — В Рождество сбываются мечты, и Добрый Волшебник обязательно сделает тебе подарок, — он подмигнул омеге и тот счастливо улыбнулся. После обеда Амаэль уехал в город, сказав, что ему нужно купить кое-какие книги, а Ноэль, выпивший отвар из трав, сидел в комнате молодого Регенбурга. Он помог Арчи сменить постельное белье, протереть подоконник и другие поверхности. Бета снял тяжёлый синий балдахин, чтобы стряхнуть накопившуюся в нем пыль и, вместе с Абеле, вынес его на улицу. Ноэль же зажёг свечи и сел за туалетный столик с книгой. И пусть глаза уже устали, язык заплетался, омега чётко знал, что ему надо научиться читать ради того, чтобы быть со своим возлюбленным. В голове горела одна единственная мысль — что если он так и будет неграмотным, то Амаэлю будет сложно жить с ним, да и сам он будет чувствовать себя неуютно. На улице совсем стемнело, свечи догорали, капая воском на лакированную поверхность столика. Арчи с Абеле повесили балдахин обратно, он приятно пах морозом. За окном шумел ветер, а в комнате тихо потрескивали свечи. Граф застал Ноэля спящим на раскрытой книжке. Тот тихо сопел, немного ежился от холода, окутавшего комнату. Улыбнувшись, граф переоделся в ночное белье и осторожно уложил омегу на постель, которая тихо заскрипела, словно свежий снег. Укрывшись, альфа сам лёг рядом. Сон пришёл мгновенно, однако выспаться Амаэлю не пришлось. Среди ночи его ног коснулось что-то влажное и ужасно холодное, от чего альфа успел испугаться. Приподняв одеяло, он понял, что это всего лишь ноги Ноэля. Сам омега же раскинул руки в стороны, он прерывисто дышал, тихо постанывал, был влажный. На уроках полового воспитания Амаэль узнал, что многие омеги именно так переносят течку. Альфа нашёл в шкафу пару тёплых, вязаных носок и осторожно надел их на омежьи ноги, после чего поцеловал того в лоб и лёг рядом, прижав его к себе. Солнце вскоре выплыло на небо, разогнав ночную мглу. Весело засверкал снег. В особняке Регенбургов вновь закипела жизнь: слуги убирались, готовили, стирали, Ноэль уже сидел за книжкой и тихо читал, пока граф спал. Часы пробили девять часов утра и Амаэль заворочался. Открыв глаза, он поднял голову с подушек и посмотрел на омегу. Его волосы за время сна забавно растрепались, на щеке отпечатались борозды от подушки. — Уже занимаешься? — зевнул он, поднимаясь и протирая все еще слипавшиеся глаза. — Да… Мне не терпится… — Ноэль осекся. Говорить об истинном рвении скорее научится хорошо читать он решил что не стоит, поэтому, кашлянув, договорил: — прочитать какую-нибудь книгу из библиотеки. Их там так много. — Хорошее желание, — встав с постели, сказал граф и потянулся. Ноэль глянул на него и мгновенно покрылся румянцем. Из-под ночной рубашки показалось белоснежное нижнее белье графа. Амаэль снял рубашку, оголяя подтянутое тело, и Ноэль, закусив губу, отвернулся. Он все ещё смущался, видя графа в неглиже, все никак не мог поверить в то, что такой непримечательный человечек, как он стал кем-то для самого графа Регенбурга. Амаэль заметил смущение любимого человека и, накинув на плечи накрахмаленную рубашку, сел рядом с омегой, обнял его за плечи и невесомо поцеловал в висок. — Пахнет манной кашей… — вдруг тихо проговорил Ноэль, сжимая в пальцах свою рубашку, и чувствуя, как в щель под дверью пробирается чудный запах. — Видимо, завтрак уже готов, — шепнул граф, поцеловав плечо Ноэля, после чего продолжил одеваться. Омега тоже принялся надевать свою одежду, после чего они вдвоём вышли из комнаты и спустились в столовую. Слуга уже собирался уходить на кухню, но вдруг граф сказал: — Позавтракал со мной, сейчас попросим Арчи накрыть на тебя. — Ох, господин, но… Не положено, — пожал плечами омега и мягко улыбнулся. — Мы занимались многим чем, что не положено, — засмеялся граф, — давай, присаживайся, — Амаэль выдвинул стул, указывая омеге, чтобы тот сел рядом. Немного поджавшись, Ноэль все же присел и граф задвинул стул. — Арчи, будь добр, принеси тарелки и приборы Ноэлю, — приказал граф и сел рядом, а слуга кивнул и через несколько минут перед Ноэлем уже стоял набор из глубокой и плоской тарелки, чашки с блюдцем, двух ложек и вилки с ножом. Омега удивлённо уставился на непривычный набор, прежде он все ел только лишь ложками и то деревянными, а сейчас перед ним было настоящее серебро. Арчи налил Амаэлю и Ноэлю манную кашу, положив сверху кусочек сливочного масла, который аппетитно растекся по поверхности. Омега, облизнувшись, принялся есть, но вдруг услышал, что Арчи около него тихо кашлянул. Омега взглянул на бету, который покачал головой. Он подошёл сзади, выпрямил спину альбиноса, показал, как правильно держать ложку и повязал на шее омеги белую салфетку, после чего вытер ему рот. Ноэль глянул на графа, который понимающие улыбнулся и сказал: — Не спеши, кушай аккуратно. Ноэлю стало не по себе, конечно, не только умение читать делает графов теми, кто они есть, но ещё и безупречные манеры, коими он не был обучен. Он грустно посмотрел в тарелку, мешая кашу ложкой, аппетит совсем пропал. — Ноэль, не все сразу, все придёт со временем, — Амаэль положил руку на спину омеги. — Давай, тебе надо поесть, чтобы с новыми силами сесть за уроки. Я приготовил для тебя сегодня кое-что новенькое. Омега удовлетворительно кивнул. Через силу доев кашу, несмотря на то, что она была ужасно вкусная, но кусок в горло не лез, он вытер уголки губ так, как это делал Амаэль, после чего заметил, как Арчи забрал глубокую тарелку у него и у графа. На оставшееся плоское блюдо бета положил жареное яйцо, колбаску и несколько долек свежих огурцов. — Арчи, будь добр, налей нам сразу чаю, — попросил Амаэль и взял в руки вилку с ножом. Слуга кивнул и ушёл на кухню за чайником. Чтобы больше не ударить в грязь лицом, Ноэль внимательно посмотрел как граф управляется с вилкой и ножом и решил все повторять за ним, однако это было на столько непривычно, что вилка и нож падали, колбаска чуть не отскочила в сторону, а лезвие на столько неприятно скребло по фарфору, что казалось ушные перепонки вот-вот лопнут. — Не торопись, всему научишься, — альфа повернулся к омеге, отрезал кусочек колбаски и поднёс к губам Ноэля. Тот смущённо попытался спрятать взгляд, но все же съел его, после чего прикрыл рот рукой. — Учиться тяжело, — проглотив, проговорил Ноэль. — Но я постараюсь, господин. Граф кивнул и продолжил кормить омегу. Настроение у Ноэля тут же поднялось, он чувствовал себя самым счастливым и любимым на этой земле. Это чувство окрыляло, он еще никогда раньше не испытывал такую приятную негу, до тех самых пор, пока не пришел старший Регенбург. — Крысеныш даже пользоваться приборами не умеет? — послышался вдруг недовольное ворчание графа Финнера. — Он не крысеныш, и он все умеет, — ответил Амаэль, нахмурившись и уже хотел отправить очередной кусочек вкусного завтрака в рот омеги, но тот повертел головой, отвернувшись. — Давай попьём чаю и вернёмся в комнату, — сказал альфа и отодвинул свою тарелку в сторону. То же самое сделал омега. Финнер же сел на свое место, бросив на стол газету, которую прежде читал. Он недовольно что-то фырчал себе под нос, хмуря густые брови. Его напрягало, что его сын так относится к слуге, однако был уверен, что все это не всерьёз и совсем скоро Ноэль ему надоест, и сын остепенится, будет жить как большинство графов — имея мужа и омегу для утех. После завтрака Финнер Регенбург поднялся на второй этаж и направился в свой кабинет. Проходя мимо библиотеки, он услышал смех сына и Ноэля. Его мгновенно накрыла волна недовольства, его сын давно не веселился с ним и вообще редко проводил время вместе с отцом. В груди горел огонь, альфа открыл дверь и, увидев парочку, сидевшую за столиком. — Амаэль! — прикрикнул граф, отчего младший Регенбург даже вздрогнул. — Чем вы тут занимаетесь?! — Учимся чистописанию, — повернувшись к отцу ответил Амаэль. На лице не осталось ни тени той радости, что сверкала несколько минут назад. — Животные не могут научиться писать, — прошипел отец, подойдя к столу и заметив разлинованные листы пергамента, на которых криво, неумело и несмело были выведены крючки, черточки и петельки. — Всё бесполезно, Амаэль, зря тратишь свое время, — граф взял эти листы и разорвал. — Отец! Что ты творишь? — подскочил молодой граф, хмурясь. От переполнявшей злобы он шумно дышал так, что его ноздри раздувались, как у разъяренного быка. Казалось, он сейчас набросился на своего отца, но вдруг альфа почувствовал, как к нему прижался невысокий тёплый парнишка. — Господин, не надо злится, я напишу ещё… — тихий голос напуганного Ноэля немного успокоил графа и тот, выдохнув, прикрыл глаза и сел на свое место. — Что? Это глупое животное дороже тебе родного отца? Не забывай, кто воспитывал тебя всю твою жизнь, — проворчал Финнер, чувствуя, что пожар в груди разрастается, ненависть к альбиносу росла с каждой секундой, появилось желание вышвырнуть его на улицу, однако сделать это при сыне он не мог, он понимал, что это может надломить и так хрупкие отношения его с единственным ребенком. — Пошли, Ноэль, позанимаемся в более спокойной обстановке, — вздохнув, граф взял Ноэля за руку и ушёл из библиотеки, оставив противный и горький осадок на душе старшего графа. Он любил сына и понимал, что кроме Амаэля у него никого нет. Не хотелось терять и его, но как все вернуть на свои места граф и не подозревал.