Тир-Фради и не только

Время перестало существовать, когда к ней в покои зашел посыльный в черной как смоль ливрее. Подобные ему, похожие на кладбищенских воронов, мрачные люди, приносили срочные и судьбоносные вести напрямую от ее брата, князя д’Орсея. Мадам де Сарде невольно положила руку на живот, под сердцем она хранила дитя. Молча взяла конверт, также молча вскрыла его, а потом услышала крик. Глубокий. Утробный. Дикий. Ее собственный крик, полный невыносимой боли и отчаяния. Письмо скупо сообщало: ее муж погиб в стычке с аборигенами далекого острова Тир-Фради. Тело из-за жаркого и влажного климата быстро начало разлагаться, поэтому управление Гильдии навтов отказало в перевозке трупа на родину. Любящая жена никогда не сможет оплакать утрату на могиле супруга. Свет померк, послышались расторопные шаги, возгласы, кто-то звал лекаря. Когда она пришла в себя, все казалось кошмаром. Смерть мужа, проклятый остров, но самое главное – ее живот, он был другим. Привычная тяжесть исчезла, дышать стало проще, бремя ее покинуло. Мадам де Сарде едва слышно прошептала: - Ребенок, – в глазах застыл немой вопрос, на который не оставалось сил. Вот сейчас его принесут, она наконец узнает – мальчик это или девочка. Такое долгожданное дитя! Муж хотел сына, а она, конечно, дочку. Чтобы баловать, наряжать и болтать. Ее сокровище! Имя было выбрано: для мальчика – Виктор, а для девочки – Адель. Врач, дежуривший у постели вдовы, спешно взял ее бледную истощенную руку и предложил выпить лекарство. С тех пор мадам де Сарде перестала замечать время. Часы превращались в дни, а дни в недели. Она лежала в кровати, разбитая горем, в бреду, едва реагируя на хлопоты врачей и гувернанток. Ей снился муж: он заботливо укачивал ребенка, смеялся и целовал ее. Но время шло, смерть не желала забирать, лишившуюся всего в один миг, женщину. Вторую, не менее чёрную и злую новость, так никто и не озвучил. То была тема запретная, кровоточащая. Мадам де Сарде не смогла оправиться от горя: даже чувствуя вернувшуюся жизненную силу, она продолжала сидеть взаперти у себя в покоях и почти никого не принимала. Однажды служанка нарушила тишину ее комнаты: - Мадам, святой отец Петрус из Телемы, нижайше просит аудиенции, - девушка присела в книксене и замерла в ожидании ответа. Благородная дама лишь повела рукой – впусти. В покои вошел молодой человек: высокий, хорошо сложенный, довольно молодой для сана, пышные волосы еще не тронула седина. Его внимательные темные глаза быстро обежали комнату вдовствующей женщины: та сидела на кушетке, опираясь на пестрые подушки. Черное траурное платье без кружев и рюш чужеродной кляксой выделялось на фоне позолоты и алого бархата окружения. - Мадам де Сарде, благодарю, что Вы соблаговолили меня принять… - его голос был тревожен, но приятен уху. – В это трудное для Вас время Светлейший не оставит Вас без своей милости… - Не утруждайтесь, святой отец. Вас послал мой брат? – скорее из вежливости поинтересовалась она. - Я не готова сейчас исповедоваться. - Нет, мадам, я к Вам по личному делу, - Петрус с трудом подбирал слова. - Я пришел молить о помощи. О Вашей помощи. - Какую именно помощь я могу Вам оказать? – на усталом лице мадам де Сарде показалось подобие улыбки. – Взгляните на меня. Что Вы видите? - При всем уважении, я вижу сильную женщину, способную выдержать множество ударов судьбы, мадам. Я вижу женщину, в сердце которой огромное количество любви, которую некому отдать. Светлейший послал мне Вас, пожалуйста, не откажите… - Хватит, - прервала она его. – Лестью Вы ничего не добьетесь. Переходите к делу, не тратьте мое время. Петрус впервые не знал, как выразить свою просьбу. Молодой священник тяжело вздохнул, откашлялся и вдруг бессильно упал на колени в ноги вдове. Та не смогла скрыть изумления. - Что Вы себе позволяете, святой отец?! – женщина отпрянула от него всем телом, но он крепко схватил ее руку. - Мадам, я знаю – вы потеряли мужа и… ребенка, - кровь прилила к лицу священника, но он продолжал говорить на одном дыхании. – У меня на руках сейчас оказалось чужое дитя, прошу Вас, будьте милосердны, сжальтесь над ней! Примите ее под свое чуткое крыло! - Что за бред Вы несете?! Вы! Вы… - дама пыталась высвободить ладонь из рук святого отца и с мольбой смотрела в сторону входа в покои. Если она закричит, охрана тут же услышит и выпроводит этого безумца. Петрус как будто понял ее намерения и продолжил говорить еще быстрее: - Мадам, это особенное дитя, она дочь островитянки с Тир-Фради, - тут он осекся, на его глазах навернулись слезы. – Я умоляю. Ее замучают в застенках, убьют! Я обещал ее матери… Мадам де Сарде перестала пытаться отдернуть руку и внимательно, будто по-новому, взглянула на священника: - Вы просите меня удочерить отродье того острова, что отнял у меня мужа и собственного ребенка?! - Да, - ответил не скрывающий отчаяния в голосе Петрус. – Она сирота и очень хочет жить. Умоляю Вас, мадам. Примите ее… Госпожа де Сарде обессиленно откинулась на подушки. Повисло тяжелое молчание, полное раздумий. Петрус не выпускал руку женщины, страшно боясь ее отказа. От ответа зависела не только судьба девочки, но и его жизнь. Ведь именно жизнью он поклялся той умирающей островитянке, чей облик хранил в сердце и с любовью лелеял. - Принесите ее, - ответ княгини вывел священника из ступора. – Я назову ее дочерью. Она будет жить. - Ваша милость… - только и нашелся, что сказать Петрус. Горе сменилось радостью. Тьма расступилась пред Светом. Он покрывал руку вдовы поцелуями. – Ваша милость так добры… так милосердны… - Но у меня есть условие: она никогда не узнает, кто ее настоящие родители. Никогда.