***
На очередное занятие Тозиер пришел вовремя, не опоздав ни на минуту. Ещё во время первого урока Эдди удивился: тот не производил впечатление собранного и пунктуального человека. Он скорее относился к тому типу людей, которые забывают о назначенной встрече или прогуливают школу потому, что им лень вставать, но Тозиер умел удивлять, это Эдди уже понял. И, что самое поразительное, он и не ошибался. Преподавал хорошо, никогда не опаздывал, вел себя как нормальный человек, так что Эдди даже не было, к чему прицепиться, чтобы попросить учительницу поменять его на кого-то другого. Он уже пытался, естественно, но она отказала. Ответила, что Эдди должен быть благодарен за шанс исправить свои оценки. О, он был благодарен. Ещё как. — Ну что, Эдс, готов к новому раунду? Тозиер потряс в воздухе книгой по геометрии. Эдди заметил, что сегодня он улыбался шире обычного. Наверное, из-за того, что мама сегодня должна вернуться позже, а это значит — целый вечер, проведенный со Стефани. Эдди решил, что сразу после занятия пойдет гулять, куда-угодно, лишь бы не оставаться здесь. — Не готов, но разве у меня есть выбор? — Не-а. Тозиер скинул рюкзак на пол и поставил перед Эдди книгу. Хотя, они ещё даже не начинали, Эдди уже хотелось удариться головой о стол. Ему в последнее время часто этого хотелось. Особенно, рядом с Тозиером. — Дерзай, тигр. Эдди и рад бы сосредоточиться на задачах, вот только сегодня это было особенно тяжело. Тозиер почему-то сидел ближе обычного, и это очень отвлекало. Он вообще вёл себя странно: смотрел и постоянно задевал пальцы Эдди своими, когда находил ошибку в задаче, и поэтому мозг Эдди никак не мог включиться. Не то чтобы он вообще включался, когда рядом находился Тозиер. Эдди как раз пытался вспомнить теорему к одной из задач, когда Тозиер в очередной раз потянул руку к тетради (пальцы у него были длиннющие и очень худые; Эдди честно пытался не думать о том, какие метки они могли бы оставить на его коже) и намеренно прикоснулся к чужой руке, пробежался по выпирающим костяшкам и задержал ладонь. Эдди сначала посмотрел на их руки, потом медленно поднял взгляд на Тозиера. Тот уже не улыбался, что по какой-то непонятной причине Эдди расстроило. В свете светильника его глаза казались совсем чёрными, и Каспбрак вдруг понял, что его сердце бьется слишком уж часто. — Что ты- — У тебя руки холодные, —сообщили ему. Эдди сглотнул. — Они у меня всегда холодные, — потом немного помедлив, добавил, — не мог бы ты отпустить мою руку, мне так писать неудобно. Надо же, его голос почти не дрожал. — Не могу. Ты там ошибку сделал. Тозиер поднялся. Периферийным зрением Эдди увидел, как он встал сзади. Эдди почувствовал чужое дыхание где-то у самого уха. Тозиер протянул ладонь (господи, какие же длинные пальцы) и указал на что-то в тетради. Эдди был бы рад, Господи, просто счастлив увидеть, какая там была ошибка, но перед глазами отчего-то все плыло, как бы сильно он не моргал. — Вот это биссектриса, а не медиана, — донеслось сбоку. Чужое дыхание опалило ухо и часть шеи. Эдди захотелось развернуться и толкнуть со всей силы, сказать, чтобы убирался, или, господибоже, хотя бы отошёл, но голосовые связки его не слушались. Он только сейчас заметил, что ладонь Тозиера всё ещё накрывала его собственную и что пальцы у него были теплые-теплые, а губы находились опасно близко к шее. Казалось, Тозиер собирался вот-вот наклониться и Эдди знал, что если не оттолкнет его сейчас, не сможет оттолкнуть вообще. Он вдруг понял, что чужое дыхание стало ближе, на коже выступили мурашки, а шеи коснулись мягкие, шероховатые губы. Эдди глубоко вздохнул… …и вскочил на кровати. В дверь стучали. Он, взъерошенный и вспотевший, всё ещё пребывающий на грани сна и реальности (шею будто до сих пор жгло тозиеровское дыхание) потерянно моргал. Только спустя секунды он сообразил, что нужно открыть. — Привет, Эдс. Только не это. Эдди вдруг понял, что краснеет. Тозиер стоял прямо в дверном проёме, держал книжку по геометрии и улыбался. — О нет, я потревожил сон прекрасной принцессы! Простит ли она меня за такой вопиющий грех? Эдди не стал отвечать. После такого сна он на парня даже смотреть не мог. Хорошо, что тот хоть постучал, потому что если бы ворвался без стука, кто знает, что услышал бы. Как Эдди стонал его имя, например. Вот интересная вышла бы ситуация. Достойная дешёвого ситкома с закадровым смехом на фоне. Тозиер сел на свое привычное место, положил на стол книгу, вытянул ноги. Ноги у него тоже были длинные и тощие, он весь был какой-то угловатый, худющий, и Эдди искренне не понимал, что в нем могло нравится. Но вот сердцу его, кажется, на рациональные мысли мозга было плевать. Оно билось о ребра, отбивая привычный «кажется-ты-мне-нравишься-и-я-понятия-не-имею-что-с-этим-делать» ритм. — Чего стоишь, принцесса? Нужно особое приглашение? Эдди вдруг захотелось убежать. Просто выбежать за дверь, на улицу. Может, ему бы повезло, и его сбила бы машина. Как же тогда жизнь упростилась бы. Он сглотнул, постарался как ни в чём не бывало сесть возле Тозиера, но стул всё равно отодвинул подальше. На всякий случай. Занятие проходило нормально, под конец Эдди даже перестал краснеть каждый раз, когда Тозиер что-то говорил. И нет, он определённо украдкой не пялился на его губы, думая, на самом деле ли они такие же, как в его сне. Позже, уже почти в самом конце урока, когда Тозиер потянулся рукой к его тетради, чтобы указать на ошибку, и случайно задел чужую ладонь, Эдди непроизвольно дернулся. Тозиер руку тут же убрал, она осталась висеть в воздухе, словно невидимому кукловоду надоело дёргать за ниточки и он решил так её и оставить. Эдди тут же стало неловко. Господи, что за пиздец. — Да ты у нас недотрога, Эдс. — Я просто… не люблю, когда меня трогают, — пробормотал он. Тозиер отчего-то хмыкнул, но говорить ничего больше не стал. Остаток занятия он больше к тетради Эдди не лез.***
Когда супер неловкое занятие, наконец, закончилось (длились они обычно полтора часа, но в этот раз как будто вечность), они решили спуститься вниз. Тозиер, казалось, чувствовал себя некомфортно и вообще был на редкость молчаливым. Не будь всё так, Эдди бы даже восхитился своей способностью заставить самого бесстыдного человека в мире смутиться. На кухне мама как раз нарезала салат, а Стефани следила за пастой на плите. Доверять его сестре еду вообще было делом опасным, особенно, когда в доме был объект её неудержимой любви в лице Тозиера, но его мама никогда не отличалась дальновидностью. — Наконец-то! — воскликнула Стефани, — я думала, мой парень держит тебя в заложниках, медвежонок Эдди. — Кто кого ещё держит, — влез Тозиер, — он хоть и маленький, бывает действительно злобным. Я его даже боюсь. Кто ещё кого теперь боится, — подумалось Эдди. Тозиер подошёл к Стефани, легко чмокнул ее в губы, что-то шепнул на ухо (Эдди внезапно заинтересовался своими домашними тапочками). До его ушей донеслось хихиканье сестры и неразборчивый шёпот её парня. Ему вспомнился Тозиер из сна, такой же тихий шёпот, чужое дыхание у уха, и его бросило в жар. Эдди больно ущипнул себя за руку, и видение исчезло. «Господи, когда же ты уже уйдёшь?» Тозиер, будто услышав чужие мысли, наконец отлип от Стефани и, махнув Эдди на прощание, направился к выходу из кухни. — Не хочешь остаться на ужин, Ричард? — внезапно спросила мама. Эдди со Стефани переглянулись и даже Тозиер, казалось, был удивлён. Они все помнили, чем закончился первый ужин, когда Стефани привела парня знакомиться с семьёй. Эдди сразу понял, что это была плохая идея, ну, потому, что он тогда знал его более или менее близко неделю, и уже был готов убить. Он был уверен — их маме хватило бы даже десяти минут. Сначала ужин, конечно, проходил неплохо. Тозиер вёл себя адекватно, почти не шутил, поддерживал беседу, и даже показался Эдди нормальным человеком. Потом что-то вдруг пошло не так, Эдди даже не понял, что именно. Мама, конечно, ни разу не говорила Стефани, чтобы они расстались или что Тозиер ей не нравился, но по ней и так было видно. Их мама вообще редко выражала недовольство открыто. Она называла парня исключительно «тем мальчишкой» или «Ричардом», а выражение её лица при этом было таким, будто она съела лимон целиком, что ясно давало Стефани понять «Он мне не нравится. Я хочу, чтобы вы расстались, но не буду говорить этого прямо». — Конечно, миссис Каспбрак, я с радостью, — ответил Тозиер. О, это будет катастрофой.***
Более неловкого ужина в жизни Эдди ещё не было никогда, да и, наверное, не будет, чего уж там. Даже первый ужин месяц назад был, ну, лучше этого, хотя Эдди думал, что такого быть не могло. Они сидели в полной тишине, нарушаемой только скрипом вилок, даже Тозиер рта не открывал, а Эдди то думал, что он чисто физически был не способен молчать дольше пяти минут. Они со Стефани то и дело нервно переглядывались и по очереди бросали взгляды на маму, которая, казалось, единственная за этим столом чувствовала себя вполне комфортно, потому что Тозиер постоянно поглядывал на дверь, будто размышлял, каковы его шансы на побег, Стефани нервно сжимала вилку, а сам Эдди смотрел на свою тарелку со спагетти, думая, как же сильно он устал. — Ричард, как проходят ваши с Эдди занятия? Надеюсь, он делает успехи? Эдди едва подавил желание закатить глаза. Как же это в духе его мамы — говорить о нем, будто он рядом с ней не сидел. — Конечно, он очень способный, — тут же отозвался Тозиер. Эдди подумалось, что Стефани, наверное, толкала своего парня под столом, чтобы случайно не сказал что-то тупое. Он поднял взгляд. Они с Тозиером встретились глазами и тот едва уловимо дернул уголком губ. Эдди тут же вновь заинтересовался своими спагетти. — Судя по его оценкам, я бы так не сказала. В последнее время он будто в облаках летает. Совсем отбился от рук. Эдди сжал вилку. Подумал, что сейчас было бы очень кстати воткнуть её себе в глаз, чтобы не слушать всё это в очередной раз. Его оценки и правда ухудшились, но он мог всё исправить. Ему просто нужно было немного времени, чтобы разобраться со всем дерьмом, которое разом свалилось на голову. Он вдруг осознал, как же сильно ему не хотелось здесь находится. Не за столом, а в доме вообще. Надо было отказаться от ужина и пойти прогуляться, только бы не сидеть тут и не выслушивать недовольства его мамы, которые та даже ему в глаза сказать не хотела. После того, как он отказался от её таблеток, заявил, что знает о её обмане, она вела себя так, будто его не существовало, а если и вспоминала о нем, то только, чтобы напомнить какой он дерьмовый сын. В связи с последними событиями он оказался ещё и дерьмовым братом. — Думаю, всё не так радикально, как вы говорите, миссис Каспбрак. Мы с Эдди в одном классе почти на всех уроках и он, по-моему, отлично справляется. Эдди подумал, что ему послышалось. Но нет, Тозиер действительно сказал это. Даже не шутя, Эдди его шутливый тон выучил давно. В груди привычно что-то разлилось, такое тёплое-тёплое, словно патока и распространилось по всему телу. Он не стал поднимать головы, боялся, что вновь покраснел, так что продолжал наматывать спагетти на вилку. Несмотря на это, он буквально ощущал на себе чужой взгляд. Мама открыла рот, Эдди знал, что все закончится очередным скандалом, как и обычно, когда на ужине речь заходила о нем, но Стефани, поняв всю напряжённость ситуации, тут же поспешила заговорить: — Знаешь, мам, я все забываю тебя спросить. Можно мы на мой день рождения поедем в наш домик? Тот, что у озера. Я подумала, что там праздновать будет лучше, да и тебе мы мешать не будем. Эдди был уверен, что мама не разрешит, и Стефани знала это тоже, но он был благодарен ей за то, что сменила тему. Его сердцу требовалось время, чтобы после слов Тозиера вернуться к нормальному ритму. Мама долго молчала. Зачем делать вид, что думаешь, если и так понятно, что откажешь? — подумал Эдди. В голос он говорить ничего не стал, просто продолжал ковыряться в своей тарелке. Спагетти, кстати, оказались даже съедобными, в отличии от всей еды, которую его сестра держала в руках. Вот только сейчас есть ему не хотелось. — Не уверена, что это хорошая идея, Стефани, — ожидаемо ответила мама. Стефани даже спорить не пыталась, зная, что это бесполезно, но Тозиер, как всегда, схватился за новую возможность кого-то побесить. — Почему не уверены, миссис Каспбрак? Вам же будет лучше, если мы отпразднуем не здесь. Подумайте, будет много народу, подростков, которые могут принести алкоголь, испортить вашу мебель и все такое. И… — поспешил он добавить прежде, чем мама успела ответить, — это может быть вашим подарком Стефани на день рождения. Эдди заинтересовано посмотрел на мать. Она же сверлила взглядом глубоко посаженных глаз Тозиера, а тот смотрел в ответ, ухмыляясь. Мама, казалось, взвешивала все за и против, но Эдди был уверен, что она откажет. Обаяние Тозиера, которым, как он думал, он обладал, в этом случае ничем не поможет. Только не с мамой. — Ладно, — внезапно согласилась она, — но никаких громких вечеринок, никакого алкоголя и чтобы потом вы все убрали. Стефани, казалось, от шока разучилась говорить. Она сидела, забавно приоткрыв рот, рука с вилкой зависла в воздухе. — Конечно, мам! Я…как скажешь! Тогда мы с Ричи и Эдди уже завтра поедем все украшать. Эдди в свою очередь подумал, что эти выходные будут самыми сложными в его жизни.