***
Хотя Стефани и обещала не закатывать ничего грандиозного, этого обещания она выполнять не собиралась. Намечалось что-то действительно великое, судя по количеству алкоголя, которое Тозиер прямо сейчас загружал в машину. Эдди раздражался все сильнее, но не хотел своим недовольным лицом портить сестре настроение в день её дня рождения, так что изо всех сил старался улыбаться не так, как будто ему защемило лицевой нерв, и даже почти не огрызался на Тозиера, хотя тот своим поведением только будто этого и добивался. В машине он обычно сидел спереди, но там уже, ну конечно, уселся Тозиер, так что Эдди молча сел на заднее, стараясь игнорировать ухмылку, которой его одарил этот придурок. Все три часа, пока они ехали, Стефани и Тозиер держались за руки (Эдди хотел сообщить, что это небезопасно и что из-за их невъебической любви они все могли умереть, но сдержался. Во многом благодаря тому, что прикусывал щеку чуть ли не до крови). Тозиер несколько раз чмокал её в щеку и они постоянно шептались, словно влюбленные школьники. Эдди стоически терпел, смотрел в окно и повторял про себя все выученные теоремы по геометрии, потому что по какой-то неясной причине, его это успокаивало. Беверли улыбалась ему, всеми силами пыталась отвлечь, даже заставила сыграть в игру, в которой надо было считать собак, что встречались по дороге (он даже не пытался играть, так что Бев ожидаемо победила), за что Эдди был ей безумно благодарен. Она больше не заговаривала о Тозиере, даже не пыталась поднимать эту тему, и Эдди решил, что от своих дурацких выводов о его чувствах она отказалась. Это было к лучшему.***
Они не были в домике уже год, так что работы было достаточно: пыль, паутина и груды непонятно откуда взявшегося мусора были практически везде, так что Стефани тут же взяла командование в свои руки. Она отправила Эдди и Беверли убирать второй этаж, а сама осталась с Тозиером на первом. Эдди был рад, что ближайшие несколько часов сможет отдохнуть от их обжиманий, так что на второй этаж пронёсся чуть-ли не вприпрыжку. Вооружившись тряпками, они с Беверли разделили часть комнат между собой, чтобы быстрее справиться. На втором этаже грязи было гораздо меньше, чему Эдди был рад. Хоть он и успешно избавился от фобий, внушенных его мамой, их отголоски все ещё остались и надоедливый голос, напоминающий сколько вокруг разных микробов, которые он непременно подцепит, и они будут жить внутри, разъедая все на своём пути, пока не убьют его, все ещё иногда звучал на задворках сознания. Через два часа они с Беверли встретились в коридоре и там уже начали убирать вместе. С первого этажа иногда доносился звонкий смех Стефани и громкий голос Тозиера, но они с подругой не разговаривали. У Эдди не было настроения для этого, так что он и не пытался придумать тему для разговора, а Беверли задумчиво подметала пол, изредка бросая на него заинтересованные взгляды. Она наверняка ждала, чтобы Эдди сам заговорил, но делать этого он не собирался. За столько лет дружбы он понял, что Бев рано или поздно сама спросит то, что её интересует. Иногда его подруга была чересчур любопытной и нетерпеливой. Точнее, почти всегда. Хотя сейчас ему хотелось, чтобы она как всегда завела разговор о своём парне, кажется, его звали Бен, или рассказала о прочтенной недавно книге, да о чём угодно только бы отвлекла от мыслей о Тозиере, близость которого, пусть даже он и был на первом этаже, не давала Эдди думать ни о чём другом. Всё зашло так далеко, что он теперь не позволял себе спать нигде, кроме своей комнаты, и то при этом обязательно закрывал дверь. Этот кудрявый придурок продолжал сниться Эдди с раздражающей регулярностью, и он не мог позволить, чтобы сам Тозиер или, упаси Господь, Стефани об этом узнали. Даже когда они ехали в машине и Эдди почти дремал на заднем сиденье, он яростно тёр глаза, не давая себе уснуть по тем же причинам. Несмотря на то, что на вечеринке должна быть громкая музыка, Эдди уже решил, спать он будет в самой отдаленной ото всех комнате. Если вообще сможет уснуть, конечно. Стефани всегда закатывала громкие вечеринки и в этом они с Эдди были очень непохожи. Он предпочитал провести день рождения с несколькими близкими людьми без алкоголя и лишнего народу, а сестра же наоборот считала, что чем больше спиртного и людей, тем веселее. Так что на вечеринке Эдди побудет несколько часов, чтобы не обидеть Стефани, а потом поднимется в одну из комнат, закроется там и всю ночь будет пытаться уснуть, не думая о парне своей сестры, которая, тем временем, будет праздновать свой день рождения с ним же. Эдди подумал, что это чертовски смешно. Смеяться только почему-то не хотелось. — Эдди? Он растерянно моргнул и поднял глаза на Беверли, которая обеспокоенно смотрела на него. — Что такое, Бев? — Ты уже минут пять подметаешь одно и то же место. Он взглянул вниз: и правда пол под ногами уже давно был чист. — Ты в порядке? В порядке? Зависело от того, что значит это «в порядке». Как это понять? Быть в порядке это когда ты счастлив больше одного дня? Или может, когда тебе не хочется убиться несколько часов подряд? Эдди не знал, что значило это пресловутое «в порядке». Он перестал понимать, что чувствует к Тозиеру, перестал понимать, что происходит с ним самим, перестал понимать, почему расцарапать кожу рук хочется все сильнее и сильнее, чем дольше он находится рядом с этим кудрявым придурком. Он перестал понимать, почему не мог смотреть своей сестре в глаза без голоса, звучащего на задворках сознания. Голос, который издевательски шипел о том, что Эдди её предавал. Она доверяла ему, любила, заботилась. А он предавал её. Чем предавал? На этот вопрос голос отвечал красноречивым молчанием, потому что Эдди и так знал ответ. Признавать просто не хотел. Потому что тогда все стало бы в тысячу раз хуже. Как бы отреагировала Беверли, скажи он ей это все? Наверное, обняла, сказала бы что-то вроде: «Тебе просто надо подождать, Эдди. Отвлечься. Найти какое-то хобби. Не думать обо всем этом каждую секунду.» Да, скорее всего что-то вроде этого. Эдди любил Беверли, но рассказать ей об этом не мог. С другой стороны, обычно, когда люди спрашивали в порядке ли ты, они рассчитывали на позитивный ответ. Никто не думал, что ты ответишь: «Нет, все плохо». Потому что это никого не волновало. Так уж заведено — делать вид, будто тебе есть дело, когда на самом деле глубоко плевать. Глупо это все. — Конечно, Бев. Я в порядке, — он даже выдавил улыбку для убедительности, но Беверли только нахмурилась ещё сильнее, — серьёзно, я в порядке. Давай побыстрее закончим с этим, потому что я хочу как можно скорее принять душ. Эдди не стал ждать ответа. Он продолжил подметать то же место, совсем забыв, что там уже было чисто. Беверли не стала ему напоминать.***
— А я говорю тебе, что мы не будем слушать Дэвида Боуи, Рич! Он отстойный! Эдди поморщился от громкого голоса Стефани. Они уже десять минут спорили, какой плейлист составить для вечеринки, и все бы ничего, но при этом Тозиер делал шоты на кухне вместе с Беверли, пока Стефани в гостиной пыталась подключить колонки. — Сама ты отстойная! — последовал возмущенный крик с кухни, — он вообще-то легенда! — Для тебя может быть, но мы будем слушать мою музыку на моём дне рождения, так что завались нахрен! Эдди, не выдержав, захохотал. Такое общение его сестры с её парнем ему нравилось больше, чем их обжимания. — Чего смеёшься, медвежонок Эдди? Стефани упала на диван рядом и положила голову Эдди на плечо. Эдди бегло чмокнул её в макушку. Сестра взяла его руку в свою и начала подкидывать вверх своей ладонью. Она часто так делала, когда они были младше и Эдди радовало, что, несмотря на возраст, его сестра оставалась всё той же. Он боялся, что после её отъезда в колледж он покажется Стефани слишком занудным и надоедливым младшим братом, но до этого ещё было время, а пока она вела себя как раньше, что придавало ощущение стабильности и отвлекало от постоянных мыслей о том, о ком Эдди определено не стоило думать так часто. Точнее, не стоило думать вообще. — Ричи такой придурок, — пробормотала Стефани куда-то ему в ключицу. Её ладонь была тёплой, и она продолжала играть с рукой Эдди, подкидывая вверх-вниз, — Дэвид Боуи? Его сейчас вообще кто-то слушает? — Такие придурки как он, слушают. Ты же знала, с кем встречаешься, Стефани, — он понизил голос до шёпота, — ещё не поздно сбежать. Стефани не больно стукнула его кулаком об колено. Её голова все ещё лежала у Эдди на плече. Он съехал немного вниз, чтобы ей было удобнее, потому что не хотел, чтобы она отодвигалась. От сестры пахло персиками, немного пылью и чем-то, что Эдди не мог разобрать. — Эй, он может и придурок, но он мой придурок и сбегать я не собираюсь. — Почему придурок он, а бьёшь ты меня? — Потому что, медвежонок Эдди, ты мой младший брат, а кто-то ведь должен готовить тебя к жестокой жизни там, в большом мире, вне зоны твоего комфорта. Эдди фыркнул. Стефани отпустила его ладонь, чтобы добродушно щёлкнуть указательным пальцем по носу. Она была в отличном настроении, и это не могло не радовать Эдди. Его сестра была все равно что маленькое солнце (ну, не совсем маленькое. Она была немного выше, чем он сам и, о Боже, как же часто она шутила на эту тему). Когда у неё было хорошее настроение — оно было хорошим и у Эдди тоже. Глядя на её счастливое лицо, ему самому хотелось улыбаться. Так было всегда, несмотря на то, как обстояли дела в их семье. После смерти отца, прежде чем мама обратила свою гиперопеку на маленького Эдди, Стефани была рядом с ним. Она водила его в школу, смотрела с ним мультики по вечерам, даже кормила кашей. Эдди ел всю, хотя она и была практически несъедобной. Он знал, что Стефани старалась, как могла. Видел, что ей тоже сложно, хоть она никогда не жаловалась и продолжала улыбаться ему с обычным позитивом. Эдди, даже будучи маленьким, понимал, что ей больно, поэтому съедал почти всё, а потом наслаждался нежной улыбкой, которую дарила ему Стефани. Она всегда легко трепала его по волосам, нарушая идеальную укладку, и он притворно злился. И хотя Эдди плохо помнил те дни, он отчётливо запомнил фразу сказанную сестрой одним из вечеров, когда мама в очередной раз после смерти отца не сказав и слова, заперлась в своей комнате: «Несмотря ни на что мы есть друг у друга, медвежонок Эдди. Не забывай об этом». Эдди не забыл. Хоть он и запутался в своих чувствах, он отчётливо знал одно — что бы ни случилось, Стефани будет для него приоритетом. Как и он для неё. Эдди хотел быть хорошим братом и он собирался им быть, несмотря ни на что. — Бевви, посмотри, они обнимаются. Как мило, — в мысли Эдди ворвался громкий голос Тозиера. Он скосил взгляд на подушку рядом с собой и подумал, как хорошо было бы его ею задушить, — надо щёлкнуть вас для нашего семейного альбома. — Отъебись, Рич, — пробормотала Стефани. Кажется, она засыпала, потому что её голова съехала с плеча Эдди, и носом она уткнулась в его пыльную футболку. Стефани степень загрязнения его одежды не волновала. Судя по всему, грязь не волновала её вообще. — Вымыть бы вам рот с мылом, мисс Каспбрак. И как не стыдно, вы ведь целуете им свою мамочку. У Эдди даже не было сил, чтобы закатить глаза, так что он сосредоточился на мыслях об удушении Тозиера подушкой. Они приносили какое-то изощренное удовольствие. — Бип-бип, Ричи, — вмешалась Беверли. В руке она держала бутылку из-под пива. Она, улыбаясь, шутливо дала Тозиеру подзатыльник и села в кресло. — Шоты готовы, кстати, — сообщила она. Тозиер сел возле неё на подлокотник, и Беверли устало прислонилась головой к его тощей руке. Тозиер вообще не выглядел уставшим. Наоборот, он буквально излучал энергию и не прекращал улыбаться. Эдди вдруг обнаружил, что пялился и растерянно моргнул, тут же отводя взгляд. Смотри на ковёр, Эдди. На ковёр. Он подумал, сможет ли пересчитать все ворсинки на нем, и отвлечет ли это его. — Зачем тебе бутылка? — спросил он у Беверли. — О, Эдди-спагетти, как хорошо, что ты спросил! — Я не у тебя спрашивал. — Мы будем играть в бутылочку! И не просто, а в «семь минут в раю»! — жизнерадостно сообщил Тозиер. Эдди всё ещё хотел его придушить. — Кто это — мы? Лично я играть не собираюсь. — Ну ты и зануда. В кого только такой? По-моему, мама у тебя та ещё- — Бип-бип, Ричи, — прервала его Беверли. Тозиер возмущённо засопел, но отвечать не стал, и Эдди подумал, что стоит взять эту фразу себе на вооружение. Хотя, Тозиер скорее начал бы говорить только больше. Враждебность Эдди, похоже, была взаимной, потому что другого оправдания его поведению Эдди найти не мог. Стефани потёрлась носом о его футболку и наконец отодвинулась. Волосы с одной стороны забавно торчали, а на щеке остались следы от ткани. Она была заметно уставшей, но при упоминании об игре тут же оживилась. — Предательница, — сказал Эдди. Стефани виновато пожала плечами: — До вечеринки всё равно ещё полтора часа. Надо же как-то скоротать время. Под обречённый стон Эдди Тозиер поставил бутылку на пол.***
— Я не пойду туда с ним! — Медвежонок Эдди, такие правила. — Сказал же: не пойду! — Ты ведёшь себя, как ребёнок. Эдди хотел ответить «И что?» и, может, даже топнуть ногой, что выглядело бы точно по-детски, так что вместо этого он перевёл гневный взгляд на злосчастную бутылку, будто надеясь, что та вдруг поменяет направление и вместо Тозиера покажет кого-то другого. Не то чтобы тут было из кого выбирать, но Эдди в данный момент такие мелочи не волновали. Он ведь надеялся, что повезёт. Что ему не придётся целых семь минут сидеть с Тозиером в одной комнате. Это ведь был уже последний ход и Эдди позволил себе облегчённо выдохнуть. Как оказалось зря. — Да ладно тебе, Эдс, не бойся так. Клянусь, я не кусаюсь. Только если ты сам не захочешь, конечно. — Подойдёшь ко мне ближе, чем на пять метров и это я укушу тебя, придурок. Тозиер на это только подмигнул, Беверли сочувствующе улыбнулась Эдди, только Стефани сидела с серьёзным выражением лица и с лёгким прищуром смотрела на Эдди. — У вас ровно семь минут. Я засекаю, — сказала она. Эдди поднялся с пола. Ноги затекли от долго сидения, и он пожалел, что они не затекли настолько, чтобы он не смог ходить.***
В комнатке под лестницей не было так грязно, как Эдди ожидал (Стефани, наверное, специально прибралась, зная, что ему будет сложно сидеть здесь в обратном случае и Эдди стало стыдно, что он разозлил её своим недавним поведением) и главное — пространства определённо хватало на двоих человек. Он сел в самом углу, между швабрами и полкой со средствами для уборки, подальше от Тозиера, сидевшего возле двери. Лампа под потолком мигала, и Эдди вдруг абсурдно подумалось, что у Тозиера с ней много общего. Раздражали они его они почти одинаково. От этой мысли он, не удержавшись, пропустил смешок, и Тозиер бросил на него заинтересованный взгляд. — Надо же, я даже рта не открыл ещё, а ты уже смеёшься. Эдди устало откинул голову назад, упершись затылком в стену, и закрыл глаза. — Давай ты просто заткнёшься на эти семь минут, чтобы впоследствии выйти отсюда живым? — А что ты мне сделаешь, спагетти? Задушишь своими маленькими, детскими ручками? Эдди возмущённо засопел и перевёл взгляд на Тозиера: — Вовсе они не… знаешь что?! — он зло сощурился, — я не собираюсь разговаривать с тобой, я не собираюсь спорить с тобой или хоть как-то контактировать. Просто дай мне отсидеть эти семь минут в тишине, придурок. Ты способен молчать так долго, или тебе рот скотчем заклеить? — Стоило нам посидеть вместе две минуты в закрытом помещении, а ты уже готов продемонстрировать свои странные кинки. Не перестаёшь удивлять, принцесса. «Как же ты меня бесишь» — подумал Эдди. «Как же ты, блять, меня бесишь.» Вслух он говорить не стал ничего, решив, что Тозиеру надоест говорить в пустоту и вскоре он заткнется, что было весьма наивно со стороны Эдди. Он понял это после того, как этот кудрявый идиот, видимо, чтобы привлечь внимание, сел прямо напротив него. Эдди даже сначала не заметил этого. Он сидел так же закинув голову назад и сверлил взглядом лампу под потолком, которая не переставала мигать, как вдруг понял, что его колени определённо соприкасаются с чьими-то ещё. Тозиер сидел напротив, глаза-в-глаза смотрел на Эдди. Сегодня он был без очков, и Эдди это совсем не понравилось. Глаза у парня без них были более открытыми, как будто голыми. Эдди вдруг обнаружил, что пялится и моргнул, тут же сосредотачивая внимание на левой коленке Тозиера. Там на джинсах у него была небольшая дырка, и на ней Эдди и остановил блуждающий взгляд. — Какого черта ты делаешь, идиот? — Прошипел он, когда понял, что парень не собирался отодвигаться. — Сижу. — Тозиер, отодвинься от меня, я тебя по-хорошему прошу. Тозиер заинтересованно смотрел на него, ухмыляясь. — Что ж ты сам не отодвинешься, а, принцесса? — Так мне некуда! Словно доказывая, он ещё сильнее упёрся лопатками в стену позади себя. Тозиер поднял брови и Эдди вдруг сообразил, что он мог бы просто пересесть или элементарно отодвинуться вправо, но почему-то этого не делал. Это все теснота в помещении. Она на него так влияла. Не колени Тозиера, соприкасающееся с его, не его глаза без очков, не тупая ухмылка. Теснота. Только она. Эдди попытался подняться, упершись руками об пол для поддержки, но Тозиер резко накрыл его колени руками и прижал к полу. Не то чтобы Эдди не мог освободиться, но внезапное прикосновение так его обескуражило, что он остался сидеть на месте, потерянно уставившись на чужие ладони у себя на ногах. Он хотел что-то гневно прошипеть, возможно, даже толкнуть, но обнаружил, что ничего из этого сделать не мог, потому что его мозг, видимо, окончательно отключился. — Я тебе не нравлюсь, — прямо сказал Тозиер. Его глаза в полумраке помещения казались совсем чёрными, и Эдди внезапно подумал, что Тозиер выглядел намного красивее без очков, — почему? Эдди даже не сразу сообразил, что его что-то спрашивали: ладони Тозиера будто прожигали дыры в тех местах, где соприкасались с кожей. Как же он жалел, что надел эти чёртовы шорты. Надо было надеть спортивные штаны. Пар пять сразу. — Потому что ты… — Вот только не надо говорить, что это из-за того, что я парень твоей сестры и ты, как брат, должен за неё волноваться, я не настолько тупой, принцесса. Я вижу, что дело в чем-то другом. Ты ведёшь себя так, будто я совсем уебок какой-то. Он склонил голову набок, так как делали собаки, когда чего-то не понимали, и это почему-то показалось Эдди невыносимо очаровательным. Ему захотелось приложиться затылком о стену позади. Раз так сто. «Почему эти семь минут такие долгие?!» — отчаянно подумалось ему, когда лицо Тозиера вдруг оказалось совсем-совсем близко. Его взгляд перебегал от глаз Эдди до его щёк и так по всему лицу. Эдди же изо всех сил старался не пялиться ниже его носа. — Так в чем дело, спагетти? — прошептал Тозиер. Эдди сглотнул и как раз в момент, когда Тозиер наклонился ещё ближе, по-прежнему не отпуская его колен, дверь комнаты открылась. В дверном проеме стояла Стефани. Она держала в руках ключ и заинтересованно смотрела на них сверху-вниз. Лицо Тозиера уже не было так близко, но руки все ещё сжимали чужие колени и Эдди, осознав это, тут же смахнул их, вскочил с пола, и протиснулся мимо Стефани к выходу. — Больше никогда я не буду играть в эту игру, — сказал он ей. Оглядываться Эдди не стал, но мог поклясться что спиной чувствовал чей-то взгляд. Наверняка, это была Стефани.