Катарсис

— По-моему, это смотрится не очень, — Беверли скептически оглядела себя в зеркале. На ней было надето зелёное до колен платье. Эдди считал, что оно ей очень шло, как в принципе и все платья, примеренные до этого, но знал, что его мнение в этой ситуации не учитывалось, потому что Беверли все равно выбрала бы то, что посчитала бы наиболее подходящим. Поэтому он просто пожал плечами и сказал стандартное «тебе идёт», на что подруга одарила его раздраженным взглядом. — Ты даже не пытаешься помочь, — посетовала она, но в голосе не слышалась настоящая обида. Бев не была одной из тех девушек, которые проводили часы перед зеркалом, выбирая наряд, только чтобы пойти выкинуть мусор, но сейчас одну из них очень напоминала. Эдди знал, что она делала это из-за Бена, который, судя по всему, очень уж ей нравился. За всю их дружбу он не мог вспомнить ни одного раза, когда Беверли так долго выбирала платье для парня. Или выбирала платье вообще. Беверли, на самом деле, осталась бы красивой даже если напялить на неё мешок из-под картошки, и она об этом знала.       Она остановилась на зелёном, после того, как Эдди подметил, что оно шло её глазам, и теперь легла на кровать, положив голову ему на ноги. Она молча смотрела на него некоторое время. Эдди ждал. Беверли продолжала смотреть. Эдди продолжал молчать. В конце концов она не выдержала: — Там в кладовке что-то произошло, да?       Эдди был готов к этому вопросу, так что ответил сразу: — Не-а.       Беверли сощурилась, что ясно давало понять — она не верила. Эдди мог бы рассказать ей, вот только это вновь убедил бы её в том, что Эдди к Тозиеру не безразличен, чего ему не хотелось. Он так же не желал придавать поведению Тозиера хоть какое-то значение. Он был странным. Долбанутым идиотом, не знающим, как держать дистанцию. Может, он находил забавным то, как Эдди постоянно злился на него. Или, возможно, причина была в чем-то другом. Эдди не хотел в этом разбираться и думать о том, что произошло вообще. Наверное, впервые за весь день он обрадовался сегодняшней вечеринке, на которой, как он надеялся, громкая музыка и толпа незнакомых подростков в его доме, помогли бы отвлечься от назойливых мыслей. — Ладно, не хочешь — не говори, — сказала Беверли. Эдди видел, что его скрытность её задевала, но просто не мог заставить себя рассказать. В таком случае он бы дал понять, что действия и слова Тозиера имели для него значение, раз он так задумчив, а такого он не хотел. Беверли только-только перестала донимать его вечными разговорами о чувствах, и он не хотел рушить это подобие покоя. Так что Эдди поднялся и подал подруге руку, давая понять, что разговор окончен. Она скептически взглянула на протянутую ладонь, но, в конце концов, вложила свою руку в его. Они вышли из комнаты, и Эдди глубоко вздохнул: впереди была долгая ночь.

***

— Может тебе уже хватит? — Не будь таким занудой, медвежонок Эдди.       Стефани потрепала его по волосам и Эдди, засопев, оттолкнул её руку. Сестра только пьяно захихикала, опрокинула в рот очередной, сделанный Беверли, шот. Вскоре из толпы вынырнул ещё более пьяный Тозиер (это Эдди понял по тому, как его шатало), и утащил девушку танцевать. Так Эдди хотелось думать. Со своего места он не мог видеть, куда именно они направились и решил, что это к лучшему.       Он устало потёр глаза рукой, размышляя, можно ли уже пойти в свою комнату, или стоило остаться ещё, чтобы проследить за Стефани. Она никогда не напивалась слишком сильно и всегда могла о себе позаботиться, но, с другой стороны, у неё никогда раньше не было постоянного парня, так что Эдди не знал, чего ему ждать. Он решил остаться ещё на полчаса, чтобы убедиться, что его сестра не захлебнётся где-то в луже собственной рвоты, а никто из гостей ничего не разнесёт. — П-привет, Эдди.       Эдди отсалютовал своим стаканом с водой Биллу Денбро, который сел рядом. Они не были близко знакомы, но Билл где-то год назад встречался с Беверли, так что иногда они с Эдди тусовались вместе. После их расставания (довольно мирного, стоит заметить) Эдди с ним не виделся, ну, потому что он был лучшим другом Беверли и это было бы очень странно — дружить с её бывшим. Они иногда пересекались в школьном коридоре: Билл каждый раз приветствовал Эдди милой улыбкой, да и вообще был на редкость хорошим парнем. Почему Стефани не могла начать встречаться с ним? В таком случае жизнь Эдди бы значительно упростилась. — П-почему т-ты ничего не пьешь? — он кивнул на стакан, который Эдди сжимал в руке. — Кому-то же надо проследить, чтобы никто не разнес дом. — И почему я н-не удивлён, что этот к-к-кто-то — ты?       Эдди пожал плечами, в очередной раз проходясь глазами по танцующей толпе, выискивая свою сестру или хотя бы её долбанутого парня. Он пожалел, что не пошёл за ними, убедиться, что не натворят дел, потому что искать их среди толпы пьяных старшеклассников ему не улыбалось. — К-кого ищешь?       Эдди только сейчас понял, что это, наверное, не вежливо, разговаривая с кем-то, даже не пытаться сделать вид, что заинтересован. Пора бы привыкнуть, что не каждый парень это Тозиер, а это значит не со всеми надо быть таким грубым. —Боюсь, чтобы долбанутый парень Стефани не натворил дел, —доверительно поделился Эдди. Билл, судя по всему, был действительно отличным парнем, потому что засмеялся. Эдди проникся к нему симпатией. — Д-д-до сих пор удивлён, что она встречается с Р-Ричи. И что он встречается с ней. Два самых гулящих человека школы в-вместе. Кто бы мог подумать.       Эдди был как никогда согласен. Если бы ещё месяц назад ему сообщили, что его сестра, которая никогда не встречалась ни с кем дольше недели, влюбится в Тозиера, который особо от неё ничем не отличался, Эдди бы покрутил пальцем у виска. С другой стороны, он бы так же не поверил, что будет испытывать что-то к кому-то вроде Тозиера, но вот как все обернулось. Жизнь, однако, штука непредсказуемая, пришёл он к выводу, разглядывая свой стакан. Эдди жалел, что не может выпить чего-то покрепче. Напиться сейчас было бы очень кстати. Но он не мог, так что пил воду, разговаривал с Биллом Денбро, с которым никогда бы не заговорил в школе, и все думал и думал о том, что произошло в кладовке, хотя не должен был, потому что знал — то, что там было ничего не означало. — Похоже, Ричи т-тебе не очень нравится, да? — А он хоть кому-то нравится? — Туше, — засмеялся Билл.       Эдди был благодарен ему, что сел рядом и завёл разговор, но то, что они говорили о Тозиере, совсем ему не нравилось. Он решил сменить тему: — Насколько я помню, ты увлекаешься писательством?       Они проговорили минут десять (Эдди, кстати, заметил, что Билл стал меньше заикаться, что было хорошо, потому что раньше его это бесило), как вдруг из толпы вышла Беверли. Она направилась прямо к ним, держа за руку пухловатого парня. Кажется, он и был Беном. Девушка улыбнулась Биллу, потом наклонилась к самому уху Эдди, чтобы он услышал: — Стефани тебя ищет. Вроде бы что-то с Тозиером.       Эдди жестами показал Биллу, что ему надо отлучиться, на что тот кивнул, мол, без проблем. Беверли и Бен остались там, похоже, у них с Биллом намечалась интересная беседа, а сам Эдди, глубоко вздохнув, нырнул в танцующую толпу. Он старался не думать о количестве микробов, обитающих между этими потными телами, но все равно думал, и почувствовал, как лёгкие привычно сжались. Ингалятор был где-то в комнате на втором этаже, среди вороха платьев Беверли. Эдди перестал носить его с собой в кармане, как делал раньше, ведь теперь он знал — астма психосоматическая, а значит не смогла бы его убить. Так что он приказал себе успокоиться и сосредоточился на другом — Стефани нужна была его помощь.       Он продвигался сквозь толпу, пытаясь касаться тел вокруг как можно меньше и думал о том, что Тозиер успел натворить. Эдди решил, что если что-то серьёзное, то даже тот факт, что этот придурок — парень его сестры, не спасёт его от смерти. Он потеряно оглядел толпу подростков, пытаясь найти белокурую макушку Стефани или торчащие во все стороны кудри Тозиера, но никого из них не заметил. Один из танцующих подростков, Эдди не знал имени парня, хотя тот, кажется, учился с ним в классе биологии, прокричал ему в лицо, что видел, как Стефани пошла на кухню.       И правда — она оказалась там, не одна, а с Тозиером, который, судя по всему, был прилично пьян. Он сидел за стойкой, хотя сидел — не совсем подходящее описание его позы, решил Эдди. Скорее, полулежал на ней, а Стефани пыталась помочь ему встать. Она сама заметно протрезвела. Эдди поспешил ей помочь: подхватил Тозиера под другую руку и вместе они смогли поднять его.

***

— Спасибо за помощь.       Они со Стефани стояли над кроватью и смотрели на почти отключившегося Тозиера сверху вниз. Тот что-то неразборчиво бормотал и, кажется, дремал. — Для чего же ещё нужны младшие братья, как не для того, чтобы помогать тащить придурковатого пьяного парня своей сестры в комнату, чтобы он не облевал ковёр в гостиной. — Он бы не стал блевать, — вступилась за возлюбленного Стефани. Эдди бросил на неё один из своих «да что ты говоришь» взглядов (стоит заметить, ими он очень гордился), и сестра сдалась. — Ладно, стал бы, — согласилась она.       Эдди представил, как наконец уйдет в свою комнату, подальше от этой суеты и поспит часов так десять, раз уж свои обязанности младшего брата он выполнил, но Стефани резко развернула его к себе и взяла его ладони в свои. Он понял, что сестра будет о чем-то просить сразу же, как только посмотрел ей в глаза: — Побудешь с ним немного? Я прослежу, чтобы никого действительно не стошнило на ковёр в гостиной.       Эдди собирался отказаться, действительно собирался, но Стефани смотрела на него своими этими голубыми, сияющими в полутьме, глазами, заискивающе улыбалась, и Эдди уже знал, что проиграл. — Всю неделю я выбираю, что мы будем есть на ужин, — заявил он ее спине. Стефани только фыркнула и вышла из комнаты, а Эдди перевёл взгляд на Тозиера, дремлющего на кровати. Тот присутствовал в его жизни всего лишь месяц, но Эдди уже устал от того, насколько его было много. Буквально везде, даже в снах и мыслях. Эдди подумал, что знай Тозиер об этом, наверняка счёл бы все это чертовски забавным. Оно и было забавным, но не для Эдди. Он чувствовал себя героем бульварного романа, который, стоит признать, вряд ли сыскал бы популярность у читающей публики, с таким-то унылым сюжетом.       Он пододвинул табуретку к кровати и сел, стараясь не смотреть на спящего парня, который казался совсем уж беззащитным, пока был без сознания. Он спал с открытым ртом, мило подложив кулак себе под щеку, и постоянно крутил носом, будто хотел чихнуть. Точь-в-точь ребёнок, даже и не скажешь, что дьявол во плоти.       Эдди все смотрел и смотрел на него, пока мысли медленно плавали в сознании. Он подумал, что мог бы лечь рядом с Тозиером, где-то на самом краю кровати, может, выстроить между ними стену из подушек, только бы лечь, потому что спать хотелось просто ужасно. Он ещё раз оценивающе осмотрел спящего и пришёл к выводу, что выворачивать на пол его не будет, а значит он с чистой совестью мог уйти. Эдди не успел даже подняться, как увидел, что Тозиер уже не спал. Он заворочался и глубоко вздохнул, словно долго был под водой и только что вынырнул. — Эдс? — Шепнул он в темноту. Эдди замер и пожалел, что не решил уйти минутой раньше. — Не называй меня так, — шепнул он в ответ фразу, которую Тозиеру говорил чаще, чем что-либо другое.       Тозиер пьяно засмеялся и что-то пробормотал. Он резко сел, повернулся к Эдди, оказываясь с ним на одном уровне и заинтересованно склонил голову набок. Прямо как в кладовке, подметил Эдди. — Почему ты здесь сидишь, Эдс? — Всё так же шёпотом, словно их кто-то мог подслушать. — Потому что твоя девушка приставила меня к тебе, как няньку, — шепнул он в ответ.       Тозиер многозначительно хмыкнул, хотя Эдди сомневался, что тот разобрал хотя бы одно слово. Слишком он был пьян.       Они сидели друг напротив друга и Эдди пришлось опустить взгляд в пол, потому что сидеть с Тозиером в темной, пустой комнате казалось неправильным. То, что они не делали ничего, за что Эдди мог себя винить, не значило, что он не будет. Чувствовал он себя виноватым так же часто, как и дышал. Особенно, если дышал рядом с Тозиером.       Эдди думал — кажется ему или нет, что Тозиер не сводил с него взгляда. Лоб покалывало, словно парень сидел близко-близко, и тыкал в него иголкой. В конце концов Эдди решил — хватит с него. С Тозиером, судя по всему, всё было в порядке, так что он с чистой совестью может идти спать в свою комнату, где никакие Тозиеры (реальные, по крайне мере) не будут на него глазеть. — Я смотрю, ты уже в норме, — сказал он, поднимаясь, — значит, я могу идти.       Вот только уйти не получилось — его резко дернули за запястье, так сильно, что Эдди едва не повалился на Тозиера. Ему пришлось упереться двумя руками в кровать, чтобы не упасть. Парень смотрел на него изучающе, глаза в глаза, и ухмылялся. От него пахло водкой и, возможно, травкой. — Ч-что ты делаешь? — Я до сих пор не знаю, как ты пахнешь, — буднично объяснил Тозиер, касаясь носом Эддиной шеи. Тот замер, его сердце, кажется, забыло, как перекачивать кровь: дышать стало совсем тяжело. И совсем не как во время приступа астмы. Тогда лёгкие будто сдавливало гигантской рукой, но сейчас ощущение были совсем другими. Как бы странно ни звучало, это даже было приятно. Во всяком случае, приятнее астмы. — От тебя пахнет корицей, — сообщил Тозиер, — я люблю корицу.       Он наконец отодвинулся от Эдди, чтобы опять заглянуть ему в глаза. Тозиер был без очков, и Эдди безумно захотелось закрыть свои собственные глаза, чтобы не смотреть в чужие, без дополнительной защиты кажущиеся совсем голыми. Они смотрели друг на друга, и время вокруг будто замерло. Громкая музыка, вопли подростков снизу — все это словно исчезло, стало всего лишь фоновым шумом для Эдди. Мир сузился до глаз Тозиера, которые в полутьме комнаты казались совсем чёрными. Будто заглядывали Эдди в чёртову душу. Тозиер медленно моргнул и его взгляд переместился ниже по лицу Эдди, остановившись на его губах. Эдди понял, что Тозиер собирался сделать раньше его самого, наверное, поэтому успел упереться ладонями тому в грудь. — Как ты думаешь, что ты собираешься сейчас сделать? — Тихо спросил он у парня.       Тот ответил просто, без заминки, не задумываясь и не скрывая ничего: — Собираюсь тебя поцеловать. — Ты встречаешься с моей сестрой, Тозиер, — сказал Эдди, пока кровь гулко билась где-то в висках. Стефани была последним человеком, о котором Эдди хотелось думать сейчас, но о ней он и думал. Его ладонь по-прежнему упиралась Тозиеру в грудь, и Эдди тут же убрал её, словно обжегся. Касаться парня ему не хотелось, потому что он не мог, не имел права, и прекрасно об этом знал.       Тозиер внезапно откинулся на спину, раскинувшись звездой на кровати и мечтательно уставился в потолок. Эдди зачарованно наблюдал за тем, как двигался его кадык. Вверх-вниз каждый раз, когда он глотал. Во рту вдруг пересохло, и он ущипнул себя за руку, прокручивая в голове раз за разом имя сестры, надеясь, что это вновь пробудит его чувство вины, которое, впрочем, не просыпалось. Оно должно вернуться утром, словно личный вид похмелья, чтобы поприветствовать Эдди, как делало всегда. Сейчас, ночью, он был сам по себе. Эдди давно заметил, что после полуночи всё было будто по-другому, грани дозволенного стирались и казалось, будто можно сделать все на свете, а утро, когда сожаления неизбежны, никогда не наступит. Он думал об этом, продолжая пялиться на Тозиера, пытаясь вытеснить из головы образ того, как наклоняется к нему и целует. Не обдумывая, не переживая, как делал обычно. Тозиер бы не оттолкнул, Эдди был уверен, а утром ничего бы даже не вспомнил. Но Эдди бы помнил, и это, по его мнению, было хуже всего.       Он встал, взял из шкафа плед. Тот, возможно, был колючим и наверняка вонял старостью, но другого тут не было, так что им он Тозиера и укрыл. Парень уже почти уснул: грудная клетка размеренно вздымалась, и, думалось Эдди, он мог бы укрыть его чем угодно, Тозиер бы даже внимания не обратил.       Когда Эдди, поправив плед, собрался уходить, чужие пальцы крепко обхватили его запястье. Он замер. — Жаль, что ты не дал себя поцеловать, — пробормотал Тозиер. Его глаза уже закрывались, чему Эдди был рад, иначе, если бы он смотрел на Эдди так, как минуту назад, он не смог бы уйти. А так он легко выдернул руку из захвата тозиеровских пальцев и вышел, прикрыв за собой дверь. Спускаясь по лестнице, пересекая гостиную по направлению к улице, всё, о чем Каспбрак мог думать — это последние слова Тозиера. Действительно ли он имел это в виду? Эдди не знал и не был уверен, хотел ли.

***

      Ему снился один из тех дней, которые Эдди называл «днями, когда у меня была семья». Она у него и сейчас была, само собой, но в те дни она была полной. Здоровый отец, счастливая мать (тогда она много улыбалась), улыбчивая Стефани и сам Эдди, без его на тот момент ещё не появившихся астмы и гермофобии. Это был день, когда они ходили на каток, который только открылся в Дерри и тут же заинтересовал всех местных жителей. Эдди плохо помнил всё, что тогда случилось (ему было шесть лет), но в его сне это не было приоритетом. Главным был коктейль ощущений: счастья, воодушевленности и совсем немного страха, который он ощущал, пока ехал на коньках, а отцовская тёплая большая ладонь сжимала его — ещё совсем детскую и хрупкую. Где-то рядом визжала Стефани, которую мама точно так же держала за руку и учила кататься.       Эдди проснулся внезапно, будто вынырнул из-под толщи воды: хватая ртом воздух и не понимая, где находился. Он лишь знал, что отчаянно желал вернуться в сон, который, к сожалению, уже ускользал, словно песок сквозь пальцы.       В комнате, где он проснулся, было тихо и пусто. Солнце пробивалось сквозь закрытые шторы, и Эдди с ужасом понял, что проспал до часов одиннадцати, как минимум. Он поздно лёг, всё из-за того, что Тозиер опять повёл себя, ну, как обычно, вёл. После того, что случилось в комнате, Эдди пошёл на улицу, желая проветриться и сам не заметил, как простоял на крыльце почти час, сверля взглядом ночное небо. Стоял бы ещё, только Беверли, случайно нашедшая его, утащила внутрь, не желая ничего слушать.       Эдди не помнил, как уснул. Он думал, что так и пролежит всю ночь, пялясь в потолок, ведь мысли гудели, словно рой пчёл, но, как это обычно бывало, провалился в сон сразу же, как только голова коснулась подушки.       От воспоминаний о вчерашнем разболелась голова и вставать совершенно не хотелось: перспектива пролежать в кровати весь день была заманчивее, чем встреча с Тозиером, который наверняка уже проснулся и крутился внизу возле своей девушки. Насколько Эдди помнил по рассказам Стефани, похмелья у парня никогда сильного не было, так что долго спать он точно не будет. Эдди напоследок застонал в подушку, выражая степень своей боли. Если бы подушка могла говорить, наверняка, пожалела бы его, подумал Эдди. А потом встал, поняв, что от долгого лежания у него едет крыша. Он обнаружил, что уснул полностью одетым и решил: сначала душ, потом всё остальное.

***

      Когда он спустился вниз, там уже убирались Стефани и Беверли: в руках у них были мусорные пакеты. — Марш, ты только посмотри кто проснулся. Медвежонок наконец вышел из спячки.       Стефани привычно взлохматила ему волосы, и Эдди раздражённо оттолкнул её руку. В гостиной было намного чище, чем вчера, да и во всем доме тоже, как он успел заметить. Девушки со всем справились быстро, так что Эдди было поручено прибраться на кухне, где и грязи-то почти не было, чему он был очень рад, потому что, ну, голос в голове, подозрительно похожий на мамин, напоминать о микробах не переставал.       Как раз, когда он задумчиво подметал пол, механически повторяя недавно выученные аксиомы стереометрии, из гостиной послышался чей-то громкий голос. Эдди не нужно было даже видеть его обладателя, он и так понял, кто это был. Эдди абсурдно подумал, сможет ли влезть в холодильник, чтобы спрятаться от Тозиера и едва не засмеялся в голос, представив, как тот открывает дверцу и видит Эдди, сжавшегося в комочек между полок. М-да, с его головой точно происходило что-то не то.       Тозиер вошёл на кухню вместе со Стефани, которая, видимо, закончила свою часть работы в гостиной. Он выглядел помятым: кудри торчали во все стороны ещё больше обычного, мятая футболка съехала с одного плеча, а на лице все ещё остались следы от подушки. Эдди подумал, что нельзя, выглядеть таким невыносимо очаровательным после ночной пьянки, но, тем не менее, Тозиеру это как-то удавалось. Ну кто бы, мать его, сомневался.       Он опустил глаза, сосредоточиваясь на подметании пола, пытаясь не краснеть под взглядом парня. Он почти наверняка ничего не помнил, Эдди был уверен, но все равно не мог перестать. Чёртовы капилляры, как же он их сейчас ненавидел. — Ты хоть помнишь, что вчера было-то? — Спросила Стефани посмеиваясь.       Тозиер прошёл мимо Эдди к холодильнику и что-то оттуда взял. Эдди подметал, продолжая делать вид, что они с метлой единое целое. — Помню, что мы танцевали, потом пошли на кухню, я вырубился на столешнице, а потом — штиль.       Конечно, было очевидно, что он ничего не вспомнит. И это же хорошо, ведь так? Если бы помнил, было бы очень, очень, плохо. Эдди знал. Но почему-то внутри все как будто оборвалось. Это было ещё хуже, чем привычное ему чувство вины и это Эдди не нравилось. Он не любил незнакомые ощущения, которые не понимал. Может, на вечеринке съел что-то не то? Скорее всего. То, что он практически ничего там не ел, он во внимание не брал. — Тогда я заполню пробелы для тебя, дорогой мой, — сказала Стефани. Она все ещё улыбалась. Эдди был рад, что она счастлива. Был, ведь так? — Ты напился просто в хламину, Рич, так что мне пришлось просить моего дорогого братца помочь мне вытащить тебя наверх. Так что благодари его, что тебе не пришлось отмывать собственную рвоту с ковра.       Эдди почувствовал, что Тозиер стоял рядом — от того по-прежнему несло травкой, сигаретами и почему-то апельсинами. Наверное, это сок он доставал из холодильника. Тозиер обнял Эдди за плечи и звонко чмокнул куда-то в растрепанные после душа волосы. — Спасибо от всей души, Эдс! Ты настоящий друг! — Отвали! — Буркнул Эдди, столкнув его руку с плеча, — и не называй меня так, придурок.       Тозиер не успел ничего ответить (а Эдди был уверен, что собирался): Стефани подошла к нему, взяла лицо в ладони и поцеловала. — Не лезь к моему брату, Рич, — шепнула она ему в губы.       У Эдди вдруг пересохло в горле, и он чертовски сильно захотел оказаться подальше отсюда. Оставив метлу у стены, он вышел из комнаты, пытаясь не думать о том месте, где тозиеровские пальцы коснулись его кожи. Прикосновение обожгло. Оно жгло до сих пор, словно тозиеровская ладонь все ещё была там. Эдди это ощущение не нравилось. Или нравилось. Он, если честно, уже ничего не понимал.