***
Эдди любил школьную библиотеку. Там всегда было пусто (за исключением школьников, что шли туда добровольно — готовиться к занятиям или наоборот, их прогуливали) и тихо. Если раньше он использовал это место, как прикрытие, чтобы не ходить в столовую, теперь же с нетерпением ждал момента, когда сможет вновь переступить порог и спрятаться от шумных школьных коридоров за дверью этого всегда тихого, точно волшебного места. Даже мисс Бинс прекратила на него коситься и, более того, стала улыбаться (улыбку это мало напоминало, но Эдди радовался мелочам). Она стала ещё приветливее, когда Эдди с искренним рвением согласился помочь навести порядок в огромной библиотеке. Вот и в этот раз после уроков, он не пошёл сразу домой, а остался в школе — разносил книги по полкам. Занятие было монотонным и скучным, но требовало сосредоточенности — книги нужно было расставить по жанру, а потом и по алфавиту. Эдди не хотел отвлекаться на постоянные мысли о Ричи, Стефани и собственной никчёмности, поэтому усиленно прогонял их прочь. Он как раз сортировал книги Стивена Кинга (серьёзно, у него их столько. Он вообще успевает, ну, дышать?), как относительный покой нарушил громкий хлопок дверей. Эдди поморщился, заранее пожалел вошедшего — мисс Бинс сегодня была не в духе, — но отвлекаться от дела не стал. Закончив, Эдди взял очередную стопку книг, в этот раз, Рэя Бредбери, чтобы отнести в отдел фантастики, но не успел — к нему заговорили: — Помочь? Эдди едва не выронил книги (хорошо, что едва не, а то отдавил бы себе ноги), когда встретился взглядом с Ричи. Тот стоял напротив, спрятав руки в задние карманы джинсов и перекатывался с пяток на носки, с ухмылкой разглядывая Каспбрака. Эдди понял, что пялится, да ещё и с открытым ртом и тут же его захлопнул, мотнул головой и ответил так холодно, как мог: — Не нужно, спасибо. — Жаль, потому что помочь придётся. — Ричи взял у него несколько книг. — Меня оставили после уроков, — нехотя объяснил, — математичка сказала, что время в компании книг должно пойти мне на пользу. Так куда это нести? Эдди пожалел, что не уронил книги. Перспектива отдавить себе ноги казалась сейчас как никогда заманчивой.***
— Ну так… как Стефани? Она в порядке? — Ты ей сердце разбил, как думаешь, она в порядке? Руки Ричи со стопкой книг вздрогнули и Эдди тут же устыдился своей резкости. — Прости, — пробормотал он, стараясь не смотреть на Ричи, — она будет в порядке. — Эдди взял у него очередную книгу, поставил на её новое место, проделал это ещё с несколькими уже на автомате. Потом не выдержал — спросил все-таки: — Почему ты ей не рассказал? Ну, о том с кем целовался. — С тобой, — ответил Ричи, будто Эдди этого не знал, потом спешно забормотал, зачем-то опустив взгляд на стопку книг в своих руках, — да это ведь очевидно, что с тобой… короче, я подумал, что тебе самому решать говорить ей или нет. А мне надоело обманывать и притворяться. Стефани такого не заслужила. Да и никто не заслужил. Вот я и… сказал. — Это… очень не похоже на тебя, — выдавил Эдди. — Почему это — не похоже? — Ну, — растерялся Эдди, — слишком зрелый поступок? Ричи фыркнул. — Иди нахер, Каспрбак. Я зрелый. — Разве что в своих мечтах. Разговаривать с Ричи вот так — словно они закадычные друзья было… странно. Эдди не понимал, почему между ними всё так сложно и запутанно. Отношения всегда представлялись ему чем-то вроде обыкновенного, простейшего организма — той же инфузории туфельки. Встретил, познакомился, влюбился — всё, вы встречаетесь. Их же с Ричи напоминали что-то вроде лорициферов*. С самой первой встречи у них все не заладилось. Даже в школе в те редкие моменты, когда Эдди обращал внимание на одноклассника, тот казался надоедливым, бестолковым болваном, который за глупыми шутками пытается скрыть неуверенность в себе. Скажи кто-то тому Эдди, что через несколько месяцев их с Тозиером будет столько всего связывать — он бы не поверил. Эдди отвлёкся и не заметил, что книг в руках Ричи больше нет, пока тот не дёрнул его за штанину брюк: — Слезай уже, Нил Армстронг. Эдди спрыгнул со стула, неловко отряхнул одежду от пыли, которой там не было и уставился на Ричи. Тот смотрел в ответ — как всегда по-идиотски улыбался. У него были огромные мешки под глазами, словно он не спал несколько ночей, если не недель, а лицо бледное и осунувшееся. Странно, что Эдди не заметил этого сразу же. Впрочем, улыбка и по-странному сияющие глаза от этого отвлекали. Рука Ричи поднялась — он резко поправил очки, вернув их на переносицу, и открыл рот: — Я хотел… — Эдди! — между стеллажамм появилась чья-то светлая макушка и Эдди с непонятной грустью понял, что это Бетти. Он хотел узнать, что именно собирался сказать Ричи, но стоило девушке появиться, как тот сразу же стушевался — взлохматил волосы и отступил от Эдди на шаг. — Эдди, я… — Бетти перевёла взгляд от него к Ричи, смекнула, что помешала чему-то и тут же виновато нахмурилась. — Привет, Ричи… Простите, что помешала, — извинилась девушка, — но я хотела спросить. Эдди, мы сегодня будем заниматься? — О. Точно, да, занятие, — Эдди совсем забыл об очередной встрече с Бетти и учебником химии. Он покосился на Ричи — улыбка у него теперь была совсем неискренней — такой, какую Эдди привык видеть раньше, — ну, тогда пошли. Пока, Ричи. Ричи не ответил, всего лишь отсалютовал Эдди двумя пальцами, провожая взглядом, который Эдди не смог растолковать. Бетти во время занятия его почти не тревожила, молча решала уравнения, будто знала, что ему надо подумать. Эдди и думал — о том, что хотел сказать Ричи, а ещё об его странном взгляде, который он, Эдди, так и не смог расшифровать.***
Сон был беспокойным. Сначала перед глазами стояла полнейшая тьма, слышались только чьи-то всхлипы и неразборчивый шёпот. Потом Эдди понял, что идёт по коридору — тёмному и холодному. В одном из поворотов он увидел Стефани — она сидела на полу, прижимала к себе маленького мальчика. Подойдя ближе, он заметил, что мальчик плачет, а Стефани, едва сдерживая слезы, поглаживает его по взъерошенным волосам, что-то шепчет. — Все хорошо, медвежонок. Все будет хорошо, я обещаю. Она закрыла рот рукой, подавив всхлип, а потом зарылась лицом в волосы маленького Эдди. Настоящий Эдди наблюдал, пытаясь вспомнить, когда именно это случилось и было ли вообще. Он сам выглядел очень маленьким, одет он был в чёрный костюм. Он вспомнил — это был день смерти отца. Они вернулись после похорон, вот почему Стефани одета в чёрное платье и почему плачет — это был последний раз, когда он видел её в слезах. Маленький Эдди тем временем поднял голову, заглянул сестре в глаза и спросил: — Обещаешь? Стефани из прошлого поцеловала брата в лоб и, старательно скрывая дрожь в голосе, выдавила: — Обещаю. У меня есть ты, у тебя есть я. Мы справимся. Эдди не узнал, что ответил тогда — видение исчезло. Он вскочил на кровати от громкого жужжания под ухом. На экране светился чей-то номер, подписанный как «Идиот». Эдди несколько секунд пялился на экран, пытаясь сообразить, кто такой «Идиот» и почему он звонит в три часа ночи. Сонный мозг плохо соображал, поэтому ему потребовалось время, чтобы осознать, что звонит Ричи. Эдди откинулся на подушку, закрыл глаза. Телефон не переставал звонить. Эдди раздражённо выдохнул и в конце концов приложил его к уху: — Эдди! — послышалось оттуда. — Ты не спишь? — Уже нет, — ответил Эдди. По ту сторону что-то зашуршало, но Ричи молчал. — Чего хотел? — Ты можешь меня отсюда забрать? Я немного выпил и… — Ричи глубоко вздохнул, — просто можешь приехать? Эдди взглянул в окно — улицу освещала лишь луна. Он знал, что это ужасно, просто ужасно, плохая идея, но, тем не менее, ответил: — Где ты?***
Ричи сидел на качелях. Эдди подсознательно ожидал худшего: например, найти его без сознания в луже собственной рвоты. Но парень выглядел достаточно трезвым для того, чтобы отталкиваться ногой от земли, раскачиваясь, и не свалиться с качели при этом. Он почему-то не спешил подходить: наблюдал за Ричи издалека, стоя у машины Стефани. Тозиер не смотрел на него, а может, даже и не слышал, как подъехала машина. Его голова была задрана вверх — смотрел на звезды. В руках Ричи держал бутылку, Эдди не мог разглядеть чего именно, но вряд ли настойки пустырника. Когда Ричи поднес её ко рту и сделал глоток, Эдди наконец отмер и решительного зашагал вверх по небольшому, покрытому травой, холму. Сев рядом, он растерялся. Он хотел отчитать Ричи за такую безответственность. Или обнять. Или дать затрещину такую, чтобы зашипел от боли. Вместо этого он взялся отталкиваться от земли ногами, раскачиваясь, как Ричи, только в разы сильнее. Эдди не катался на качелях, казалось, целую вечность. Раньше, возвращаясь со школы вместе со Стефани, они заходили на игровую площадку, чтобы по очереди покатать друг друга (Стефани, конечно, катала дольше), а потом вдруг прекратили туда наведываться. Эдди задумался: на месте ли ещё та детская площадка? Он надеялся, что да. Качели поскрипывали, а ветер раздувал Эдди волосы, что взбесило бы его раньше, зато сейчас не тронуло вообще. Ричи, кажется, смотрел на него — Эдди не был уверен. В конце концов он позволил качелям замедлиться, чтобы иметь возможность посмотреть на Ричи в ответ. Его волосы курчавились ещё больше, чем раньше и торчали, словно Ричи не расчёсывал их неделю (что, скорее всего, было правдой). Сияние луны очерчивало его скулы, и Эдди вдруг понял, с поразительной, непробиваемой ясностью, насколько сильно он влюблён. Возможность чувствовать к кому-то что-то подобное чертовски пугала. Он не знал, сколько вот так пялился на Ричи в ответ, поэтому откашлялся и тут же отвел взгляд, опустив его на свои колени. Ричи рядом задвигался — качели заскрипели — и практически перед самым носом Эдди появилась бутылка. В нос ему ударил запах виски. — Будешь? — спросил Ричи. Голос у Ричи был хриплый, будто он несколько дней не говорил. У Эдди от него на спине появились мурашки. Тем не менее, он покачал головой. — Не хочу. — Кто бы сомневался, — хмыкнул Ричи. — Мамина детка. Эдди настолько быстро выхватил бутылку, что Ричи едва успел моргнуть. Виски на вкус было отвратительным. Оно обожгло Эдди горло, а потом и пищевод. Он закашлялся и вернул спиртное Ричи, который заботливо похлопал его по спине, тут же отдёрнув руку. — Дилетант, — вынес вердикт он, а потом сам сделал глоток. В отличие от Эдди, Ричи даже не поморщился, словно пил воду. Впервые Эдди задумался, насколько часто Ричи вот так катается на качелях в компании с виски. — Я сказал своим родителям, — вдруг произнес Ричи. — Я просто взял и выдал: «мам, пап, я гей». Их лица, — Ричи фальшиво смеется, — их лица были как в том шоу, где, знаешь, разыгрывают звёзд. — Подстава*? — Да! — Ричи кивает, словно болванчик. — Я думал, мать начнет рыдать, а отец отчитывать, что шутка совсем не смешная. — И что… как они отреагировали? Ричи сделал глоток, потом ещё два, вновь поднял голову, чтобы посмотреть на звёзды, и только потом ответил: — А никак, Эдс. Никак. Просто сделали вид, что не слышали. — Ну, они не стали кричать. Это же… хорошо? — спросил Эдди, чувствуя острую необходимость подбодрить Ричи. Ричи пожал плечами и то, как он это сделал: резко и дёрганно, заставило Эдди заволноваться ещё сильнее. — Иногда мне хочется, чтобы они кричали на меня, — произнёс Ричи. — Хоть какое-то внимание. — Ричи… — Как часто ты смотришь на звёзды, а, Эдс? Эдди вздохнул, но давить не стал. Тема ориентации и родителей была ему знакома — он ведь до сих пор ничего не рассказал маме. Эдди догадывался, что она отреагирует примерно как родители Ричи. Скажет что-то вроде: «это подростковое, перерастёшь» или «любые отклонения можно вылечить», а потом продолжит его игнорировать. — Не очень часто. — очнулся наконец Эдди. Ричи кивнул, будто не был удивлён и поднялся. Его немного шатало, но он смог наклониться к Эдди, чтобы схватить за руку. Ладонь у Ричи была холодной и шершавой. Он крепко сжал Эддину руку и улыбнулся, надломленно, словно его улыбка треснула по бокам, и сказал: — Пошли посмотрим? И в этот момент Эдди вдруг ясно понял, что пошёл бы куда угодно, если бы Ричи Тозиер держал его за руку.***
Ричи снял кожанку, оставшись в одной рубашке, и плюхнулся на неё, утянув Эдди за собой. Звёзды ярко сияли, а облаков почти не было видно, поэтому Ричи с лёгкостью мог показывать созвездия. Эдди удивился — Ричи не был похож на того, кто интересуется астрономией. — Вот это, — дыхание Ричи обожгло Эдди ухо, — созвездие овна. Не понимаю, в каком месте это нечто похоже на овна, но выглядит красиво. Эдди вдруг понял, что на созвездия Ричи указывает правой рукой, а левой всё ещё сжимает его, эддину, руку. Поддавшись непонятному порыву, он сжал руку Ричи в ответ, провёл большим пальцем по внешней стороне. Ричи на секунду глянул на него, но Эдди преувеличенно заинтересованно уставился в ночное небо. Щёки его горели. — А вот это, — Ричи повел указательным пальцем в сторону, указывая на два соседние созвездия, — Кассиопея и Андромеда. Знаешь, почему они рядом? — Нет. — Кассиопея была царицей какого-то там острова, названия не помню, и однажды похвасталась, что красивее нереид (то были подружки Посейдона). Когда бог об этом узнал, он наслал на остров монстра, который жрал всех подряд. Знаешь что сделала Кассиопея, чтобы задобрить бога? Привязала свою дочь к скале, как жертву монстру. Эдди слушал краем уха: он был сосредоточен на ладони Ричи, точнее на том, как пальцем выводил на её внешней стороне незамысловатые узоры. — Даже в Древней Греции родители были полный отстой, — произнёс Ричи, заставив Эдди хмыкнуть. — А это что? — он поднял левую руку, указывая на созвездие. Ричи наклонился ближе, чтобы проследить за его пальцем. Дыхание у него пахло виски, но почему-то это не казалось отвратительным. — Это, — Ричи задумался, — кажется, козерог. Там тоже забавный миф, но я его не могу вспомнить почему-то. — Ничего страшного, — успокоил его Эдди. Они продолжили сидеть в тишине. Эдди не чувствовал себя неловко, как ожидал. Он не знал почему, но сидеть вот так рядом друг с другом, соприкасаясь плечами, держась за руки, казалось чем-то настолько правильным, что в груди от этого теплело. Впервые за долгое время Эдди чувствовал умиротворение. Он помнил, что должен поговорить со Стефани, потому что чувство вины всё ещё сидело где-то там, на задворках сознания, не давая забыть о том, что он сделал. Но, похоже, расставание его сестры и Ричи намного облегчило его жизнь. Казалось, даже дышать стало легче. Эдди посмотрел на Ричи, надеясь, что сделает это незаметно, но тот, как оказалось, тоже смотрел на него. Эдди захотелось отвести взгляд, но он не смог — из-за полутьмы глаза Ричи казались тёмными, почти чёрными, словно нефть. Эдди слышал, что глаза — зеркало души, но никогда прежде в это не верил. До встречи с Ричи. Глаза у него постоянно меняли цвет в зависимости от освещения. Их настоящий цвет уловить было практически невозможно, и таким же был и Ричи — подстраивался под обстоятельства, не давая никому узнать себя настоящего. Эдди заметил, что Ричи смотрел на его губы, но не спешил наклоняться, даже немного, словно боялся, что Эдди его оттолкнет. Эдди сам не заметил, как придвинулся ближе. Он не знал, собирается ли поцеловать Ричи, но сделать это определённо хотелось. Настолько, что сбивалось дыхание. Прежде чем он успел это сделать, на ум пришел Генри Бауэрс — как он избивал Эдди в той подворотне, потому что он, Эдди, сам это позволил. И за этим тут же вспомнились собственные мысли: «вот что будет, если поцелуй вновь повторится». Внезапно вся атмосфера момента куда-то делась. Эдди отвёл взгляд, неловко откашлявшись, а потом, не подумав, выпалил: — Кто такой Джейк? Ричи рядом громко выдохнул. Его пальцы на ладони Эдди расслабились и дёрнулись, словно он хотел убрать руку, но в последний момент передумал. Эдди тут же пожалел, что спросил. В конце концов, они с Ричи не настолько близки, чтобы свободно рассказывать о личных вещах. Наверняка с Джейком они были близки, — неожиданно горько подумал Эдди и тут же себя одёрнул — он не имел права ревновать Ричи к кому-то, кто умер и, похоже, был ему очень дорог. — Он мой… был моим лучшим другом, — тихо ответил Ричи. Он больше не смотрел на Эдди, а вновь перевёл взгляд на ночное небо, усеянное звёздами. — Ты мне его иногда очень напоминаешь. Вы бы подружились, — добавил Ричи. По голосу было слышно, что он улыбается. — Оба пассивно-агрессивные задницы, — он откашлялся и продолжил: — Джейк умер два года назад. Он… в общем, Джейк был не из тех, кто молча терпит издевательства, и его избили. Сильно. Его слишком поздно привезли в больницу, потому что в той… той подворотне он пролежал без сознания несколько часов, истекая кровью, и его не смогли спасти. Не то чтобы они пытались. Он ведь был геем. Ты ведь знаешь, как к таким, как в… мы, тут относятся. Эдди знал это очень хорошо. Конечно, в двадцать первом веке гомофобия в Дерри была почти искоренена, но люди старой закалки все равно не изменили своих взглядов. Его поразило, что он не слышал о Джейке раньше. Или может не обратил внимания? Слышал в новостях или в случайном разговоре в магазине, но просто пропустил мимо ушей, как делают большинство местных жителей? Выходит, всё это время Ричи приходилось переживать смерть лучшего друга в одиночку? Он ведь наверняка винил себя во всём, Эдди был уверен. Ему внезапно захотелось заключить Ричи в крепкие объятия и яростно отрицать его вину в смерти лучшего друга, но он знал, что Ричи вряд ли это оценит. Тем не менее, попытался: — В его смерти нет твоей вины, Ричи, ты ведь знаешь? Ричи саркастично хмыкнул. — Знал бы ты, Эдс, сколько я себе это повторял. Как мантру, каждое утро, каждую ночь, каждый день, но чувство вины, оно ведь не пропадёт из-за этого. Подсознательно я знаю, что виноват. Что если бы я тогда провёл его домой? Что если бы пошёл его искать, когда он не ответил на мой третий звонок? Эдди вздохнул. Он ненавидел, когда не мог подобрать правильных слов, чтобы помочь. Он знал, что Ричи вряд ли помогло бы хоть что-то сказанное им, но всё равно пожалел, что тут нет Беверли — она всегда знала, что нужно сказать. — Мой отец умер, когда мне было девять лет, — начал Эдди, — у него был рак лёгких, и, очевидно, в том не было моей или чьей-либо вины. Болезнь — дело случая. Смерть — дело случая. Жизнь это одно сплошное «а что, если?», Ричи. Если бы мы спрашивали это у себя каждый раз, когда теряем кого-то, наша жизнь превратилась бы в ад. Мне жаль твоего друга, но будь ты там, это вряд ли что-то изменило бы. Ричи ничего не ответил, но крепко сжал ладонь Эдди своей, что говорило больше любых слов.***
Эдди хотел подвезти Ричи домой, но тот решительно отказался. Эдди знал почему, поэтому решил не настаивать. Дома всё равно никого не было — Стефани была у Эда, а мама у одной из своих двоюродных сестёр. Поэтому, когда он помог Ричи зайти внутрь (того всё ещё немного шатало от выпитого), в доме было тихо и темно. Эдди совесть не позволила уложить Ричи на диван (он сам не раз там засыпал, когда допоздна смотрел ромкомы, и пробуждения всегда сопровождала боль в спине, шее и пояснице), поэтому он привёл Тозиера к себе в комнату. Идея оставить кого-то спать на его чистых простынях Эдди совсем не нравилась, пусть это был Ричи, но выбора не было. Не вести же его спать в комнату Стефани или мамы. Он помог Ричи снять рубашку, под которой оказалась футболка (серьёзно, почему бы не надеть обычный свитер, вместо трех шаров бесполезной, несогревающей одежды? Нет, Эдди никогда не поймёт Ричи Тозиера), к джинсам он решил не притрагиваться — слишком смущающе. Ричи отключился практически сразу же, как его голова коснулась подушки, так что Эдди накрыл его одеялом и, поддавшись порыву, запустил руку в растрёпанные кудри. Те были вовсе не мягкими, как Эдди представлял, а оказались жёсткими и запутанными. Эдди поймал себя на мысли, что хотел бы иметь возможность вот так внезапно прикасаться к Ричи, когда вздумается, и, желательно, чтобы сам Ричи при этом был в сознании. Эдди, пересилив себя, отошёл от Ричи, чтобы взять пижаму. Он собирался уйти спать в комнату к сестре, но брошенный напоследок взгляд на спящего Ричи стал его ошибкой — он не смог уйти. Перспектива спать в холодной пустой кровати, когда в его собственной спал Ричи Тозиер, в которого он был так давно влюблён, не прельщала. Эдди боролся с собой, пытался убедить, что спать вместе с Ричи просто ужасная, нет, ужаснейшая идея, но в итоге сдался и обречённо поплёлся обратно. Кровать была узкой, но Эдди мог уместиться, если лежал боком, прижавшись при этом к Ричи. Он думал разместить между ними подушку, чтобы утром избежать неловкости, но стоило залезть под одеяло, опустить голову на подушку, как тозиеровские руки тут же обвились вокруг (для такого худющего парня, Ричи был чертовски силён) и прижали Эдди к себе. Он замер, уставился куда-то в непроглядную темноту комнаты, боясь даже дышать, пока Ричи тихо не выдохнул ему куда-то в затылок: — Прекрати… думать. Эдди усмехнулся, но послушался. Он не заметил, как уснул, раслабившись от тепла тела Ричи рядом с собой.